Холода всегда приходили резко и незаметно. Их визит не могли предсказать ни современные научные методы, ни проверенные временем приметы. Они без предупреждения обрушивлись на мир заморозками и погружали все живое в таинственную полудрему на несколько месяцев.
На улице могла стоять замечательная погода, обещавшая держаться еще минимум неделю, но, как только такая мысль появлялась у кого-то в голове, все тут же менялось до неузнаваемости. За ночь природа так сильно преображалась, что на следующий день всем казалось, что наступил апокалипсис. Еще вчера зеленая трава жухла и покрывалась инеем, а деревья, недавно усыпанные разноцветными листьями, стояли совсем голые. Мир терял последние краски, накопленные за лето, и становился неприветливым и унылым.
Вместе с природой менялись и жители долины. Они были какими-то хмурыми, сонливыми и грустными, под стать окружению. Ходили туда-сюда, собирая последние съедобные дары леса или хворост на растопку, и молчали, думая о чем-то своем. Некоторые, конечно, пытались веселиться и делать вид, что ничего не изменилось, но это не сильно помогало. Смотря на вечно улыбающегося Кроша, остальные лишь с грустью вспоминали ласковые лучи солнца и шли дальше, даже не слушая очередную безумную идею, которую придумал мальчишка.
К счастью, друзья давно нашли лекарство от осенней хандры и каждый год с охотой лечились им, иногда даже слегка перебарщивая до коликов в животе. Горячий ягодный чай с парой ложек меда, малиновое варенье на тонком ломтике слегка зачерствевшего хлеба и кусочек вкуснейшего пирога по особому рецепту — вот и весь секрет хорошего настроения в унылые деньки. Совунья всегда выписывала его чувствительным творческим натурам, которые приходили к ней в поисках свежих мыслей и идей (или чтобы просто поесть вкусностей), и остальным, как только видела на их лицах намеки на грусть.
Увы, все рано или поздно заканчивалось, и их чудотворное лекарство не было исключением. Именно поэтому каждый год в домике женщины творился настоящий кавардак. Пустые банки стояли на полу, столах и даже полках вперемешку с тазами, в которых хранились ягоды, фрукты и овощи для заготовок, а за окном, на кроне старого дуба, висели бусы из засушенных листьев и трав для чая.
Несколько дней подряд на всю округу разносился сладкий аромат варенья и кислый запах маринада, которые так и манили проходящих мимо жителей заглянуть к подруге на огонек. Но все знали, что это чревато последвиями, и старались обойти домик на дереве стороной. Каждый, кто заглядывал туда в этот период, оставался в гостях до самого вечера. И причина была не в хорошей компании и многообразии вкусностей, а в умении женщины запрячь любого так, что руки потом отваливались еще недели две.
Нет, все, конечно, понимали, что это тоже важная часть подготовки к зиме и что одна их хозяюшка не справится. И они, разумеется, помогали ей, когда было время, но обычно все просто уговаривали Лосяша заменить их. И тот соглашался. Каждый раз. Льстивые речи Кар-Карыча и жалобные уговоры Кроша и Ёжика были слишком невыносимым испытанием для его самолюбия, поэтому он всегда сдавался и шел к Совунье, отложив все свои занятия. А чтобы не обидеть и себя любимого, уходя домой, он прихватывал пару баночек свежего варенья, иногда даже не спрашивая разрешения.
Разумеется женщина знала о том, что у нее из-под носа нагло воруют продукты, и ее это, мягко говоря, не радовало. Однако она всегда старательно делала вид, что все в порядке, надеясь на чужую сознательность. И обычно это срабатывало: ученый признавался ей во всем, а она ласково трепала его за щеку, приговаривая, что он всегда может просто попросить ее о награде за тяжелый труд. Правда, через некоторое время она забывала об этом разговоре и возмущалась, что от нее чего-то требуют, но все равно отдавала несколько банок варенья своему любимому помощнику.
В этом году все было как обычно. Лосяш сидел на полу и закручивал банки, тихо жалуясь на усталость, а Совунья бегала от плиты к столу за тазами с промытыми ягодами и обратно, подгоняя горемыку и добавляя ему работы. Но было и кое-что новое. В этот раз женщина решила не мелочиться и позвать кого-то еще, выбрав на роль еще одного «мученика» Пина. Конечно же ее выбор пал на него неслучайно. Она ведь обещала ему серьезный разговор, а значит, он точно должен был состояться. Только вот никто не спешил начинать его, видимо, ожидая подходящего момента.
Вылив, казалось, бесконечный маринад в очередную банку с овощами и с легкостью закрутив ее, изобретатель посмотрел на раскрасневшегося от жары астронома и перевел взгляд на приоткрытое окно. На улице стояла на редкость мерзкая погодка. Дождь то моросил, то прекращался, холодный ветер каждую секунду менял направление, обязательно неся мелкие капли воды в лица прохожих, в какую бы сторону они не шли, а в воздухе стоял неприятный запах гниющей листвы и слякоти. В общем, выходить наружу сегодня совсем не хотелось, даже несмотря на то, что в помещении было невыносимо душно.
— Не клюем носом, мальчики. У нас еще много работы, — женщина ловко расставила перед ученым несколько полуторолитровых банок и разлила по ним горячее варенье. Подойдя к Пину, она посмотрела на то, как он медленно заливает маринад, и нахмурилась. — Да ну чего ты мелочишься! Лей не жалеючи! Ну-ка, дай сюда.
Выхватив у изобретателя кастрюлю, она быстро разлила остатки маринада по банкам. Где-то жидкости было слишком много и она полилась через края на стол, а где-то, наоборот, ее было слишком мало. Посмотрев на этот кошмар перфекциониста, немец недовольно скривился. Именно поэтому он и не любил работать под чьим-то надзором. Люди обожали лезть под руку и давать советы, не понимая, что у него свои методы и темп работы.
— Ну вот. Резче надо быть в таких делах, дружочек. Мы тут не детали выпиливаем, — Совунья посмотрела на друга. — Чего такой хмурый? Устал что ли?
— Nein, — безнадежно выдохнул тот, закручивая банку и отставляя ее в сторону.
— А может, сделаем перерыв, любезные? — Лосяш жалобно посмотрел на повернувшуюся к нему подругу. — У меня уже руки отваливаются...
— Какой перерыв?! У меня на плите третья кастрюля выкипает из-за того, что ты возишься! Вот докрутишь все, тогда и отдохнешь. А чем быстрее управишься, — Совунья хитро прищурилась, — тем быстрее сядем пить чай с вишневым пирогом.
Ученый мечтательно заулыбался, облизывая пересохшие от жары губы, и вернулся к работе. Видимо, при упоминании фирменного вишневого пирога подруги у него открылось второе дыхание, потому что вскоре все пустые банки были заполнены вареньем и намертво закручены. Руки у него, конечно, болели знатно, но зато он наконец мог расслабиться и просто ждать, когда его накормят. Было бы лучше это делать на крыльце, чтобы немного остыть, но ему совершенно не хотелось вставать с насиженного места. Тем более, на улице, кажется, опять начинался дождь.
Посмотрев на все еще возящегося с соленьями друга, он улыбнулся. Видеть Пина, работающего не с чертежами и механизмами, а с закруточной машинкой, было очень необычно. Вроде ничего сверхественного, но, если задуматься, он никогда не помогал им с чем-то таким, так как не очень любил домашние хлопоты. Ему было проще сделать робота-уборщика, чем поднять несколько бумажек с пола или помыть посуду, не говоря уже о зимних заготовках, которые он толком и не ел.
Странно, что он вообще согласился отложить все свои дела и помочь им. Наверняка на это была какая-то веская причина. Неужели Совунья что-то пообещала ему? Или пригрозила чем-то. Напугала прививкой от гриппа? Посмеявшись, астроном тихо зевнул и прикрыл начавшие слипаться глаза. Запах валерьяны и других успокаивающих трав, въевшийся в стены этого дома, кажется, еще когда его только начали строить, чувствовался даже сквозь сладкий ягодный аромат варенья и слегка дурманил. А жара и духота лишь усугубляли положение дел, усыпляя уставшего мужчину.
В гостях у Совуньи всегда было тепло и уютно, из-за чего ее гостям вечно хотелось спать или заниматься чем-то спокойным и расслабляющим. Любой, кто заходил к ней на огонек, невольно представлял объятия горячо любимых бабушек и их добрый, наполненный любовью взгляд. По сути она и была для них всех бабушкой, той самой, которая могла ободрить, дать совет, утешить в трудную минуту и вылечить от всех болезней.
Может, поэтому именно к ней в первую очередь все и обращались, когда дело касалось отношений с самим собой и окружающими? Раньше Пин как-то не задумывался об этом, предполагая, что верный совет он сможет получить от каждого. Но сейчас, стоя перед горой закрученных банок и слушая тихие напевания женщины, он неожиданно вспомнил, что именно она помогла ему сдружиться с остальными, когда он только-только начал обживаться в долине. Вряд ли кто-то смог бы помочь ему в той ситуации так же, как это сделала она. Ему с самого начала стоило вспомнить об этом и обратиться к ней.
Тихий всхрап прервал его размышления, заставив повернуться назад. Представшая перед ним картина вызвала у него невольную улыбку и развеяла все недавние переживания, оставив лишь приятное чувство покоя. Его друг мирно дремал на полу, облокотившись на банку варенья, и тихо шептал что-то невнятное, видимо, видя очень интересный и приятный сон.
Отойдя от стола, изобретатель осторожно присел рядом с астрономом и положил голову ему на плечо. Он тоже немного утомился от этой однообразной работы, хотя обычно весь его день и состоял из нее. Отличие было лишь в том, что закручивание гаек интересовало его больше, чем закатка огурцов и помидоров.
— Ай, молодца! Со всем на сегодня управились, хорошие мои! — Совунья осмотрела заставленную заготовками комнату, останавливая взгляд на друзьях, сидящих на полу, среди всего этого беспорядка. — Что, совсем утомились, голубчики?
— Ein bisschen (Немного), — тихо ответил немец и зевнул. — Я ничего толком и не сделайт, а уставайт так, словно работайт без перерыва несколько дней.
— Достаточно ты сделал. А усталость с непривычки. Да и погода вон какая непонятная! То солнце светит, то дождь, то еще что-то. Конечно уставать будешь быстро, — женщина присела в старое кресло и достала из стоящей на подлокотнике коробки вязание. — Ну ничего. Скоро пирог будет готов. Скушаете по кусочку с горячим чаем и будете как новенькие! Это я вам гарантирую.
— Какой удивительный лекарства, — Пин задумчиво посмотрел на работающую духовку. — А оно помогайт справиться с другими проблемами?
— От того, о чем ты думаешь, оно не помогает, — недовольно проворчала женщина, распуская неудавшийся носок. — Это печально, но не все наши проблемы можно решить вкусной едой. Если бы все было так просто — все бы давно были сыты и счастливы. Но нам всегда приходится искать разные способы, устраивающие и нас, и окружающих. Из этих поисков и состоит почти вся наша жизнь. И хорошо тем, кто быстро находит свой путь. Некоторым ведь не хватает и ста лет на это.
— Schrecklich (Ужасно)... Но если все так сложно, как же одни люди могут помогайт другим находить правильный путь? Особенно если они сами никогда не сталкивайтся с похожий проблема.
— У всех свои методы, дружочек. Кто-то работает по чужим советам, — Совунья указала на небольшую полочку, на которой стояло несколько книг по медицине, педагогике и психологии. — Кто-то основывается на своем личном опыте, — она с гордостью посмотрела на свою гигантскую записную книжку с рецептами на все случаи жизни. — А кому-то проще импровизировать. Эксперименты важны не только в науке, но и в жизни. Ты никогда не узнаешь, что лучше класть в борщ, не сделав перед этим несколько ошибок. Понимаешь?
— Ну, часть до борща я понимайт. Ты думайт, что это все действительно помогайт?
— Не знаю, голубчик. Мой взгляд на жизнь и накопленный за столько лет опыт сильно отличаются от твоих. Но, может, это поможет тебе больше, чем сухие советы Копатыча и опасные методы Карыча. Ты, главное, не сдавайся на полпути. И старайся слушать того, кому помогаешь — это очень важная часть помощи, — Совунья посмотрела на изобретателя и улыбнулась. — Ладно. Буди нашего засоню. Будем накрывать на стол.
Немец кивнул и посмотрел на друга, который успел прижаться к нему и теперь тихо сопел в плечо. Интересно, он просто притворялся или действительно спал? Потрепав его за плечо, мужчина услышал в ответ недовольное мычание и улыбнулся. Ученый очень не любил, когда его кто-то будил, да и в принципе просыпался с неохотой, всегда ворча на всех вокруг.
К счастью, это очень просто решалось. Нежный поцелуй и чашка сладкого кофе с молоком — вот и все, что было нужно для самого лучшего пробуждения. Второго у Пина, к сожалению, сейчас не нашлось под рукой. Но легкого поцелуя в щеку хватило, чтобы Лосяш наконец открыл глаза и посмотрел на него, слегка краснея то ли от жары, то ли от смущения.
Хорошо, что Совунья была слишком занята и не заметила этого.
***
И все же к вечеру погода наконец улучшилась, хотя вид за окном от этого не сильно изменился. Голые деревья, черная от воды земля и странная пелена, забравшая все теплые краски, все так же наводили тоску и совсем не радовали глаз. Однако кое-что все же поменялось. Небо. Грозные тучи медленно рассеялись и открыли взору прекрасный закат, окрасивший небосвод в яркие цвета, которых так не хватало жителям долины. Нежные оттенки постепенно становились все холоднее и темнее, а когда солнце почти скрылось за горизонтом, показались первые звезды и бледная луна.
Сидя на крыльце, Лосяш и Пин рассматривали далекий космос, тихо обсуждая, где сейчас может находиться Биби, и говоря о теориях параллельных вселенных и многом другом. Совунья качалась рядом в кресле-качалке, давно заснув и совсем позабыв о начатом вязании, которое в один момент чуть ли не упало, но друзья успели спасти недовязанный носок и положили его на небольшой столик рядом с остывшим чайником.
— Прекрасный вечер, — Лосяш прикрыл глаза и вдохнул посвежевший после дождя воздух, тут же икая и стыдливо прикрывая рот рукой.
— Ja, — довольно выдохнул изобретатель и посмотрел на икающего друга. — Может, воды?
— Не стоит, друг мой. Ик! Все же третий кусок был лишним... Ну ничего, скоро пройдет.
— Во всем нужен мера.
— Вам ли это говорить. Ик! Ой... — ученый положил голову на колени собеседника и начал глубоко дышать. — Зато было вкусно.
Пин лишь тихо посмеялся и погладил друга по голове, видимо, пытаясь так помочь избавиться ему от надоедливой икоты. Конечно же это не сработало, астроном, кажется, начал икать еще сильнее, пока наконец не согласился на стакан воды, недовольно бурча что-то о глупой физиологии и икая буквально после каждого слова. От этого в груди появилась неприятная боль, а дышать стало в разы сложнее, чем до этого.
К счастью, помощь подоспела быстро.
Взяв из руки изобретателя стакан с прохладной водой, мужчина стал медленно пить, чувствуя, как приступ икоты постепенно утихает. Тяжесть в груди сошла на нет, а дышать стало вновь легко и приятно, словно он впервые за неделю вышел из душного помещения на улицу. В меру насладившись спокойно входящим в легкие свежим воздухом, он благодарно посмотрел на присевшего на свое место друга.
— Danke, mein aufmerksamer Freund (Спасибо, мой заботливый друг), — тихо проговорил Лосяш и улыбнулся.
Сначала немец и не заметил эту странность, кивая и переводя взгляд на звездное небо, но потом неожиданно понял, что что-то не так. Неужели ему не послышалось? Нет, это не могло быть правдой, он просто слишком устал, вот ему и начало мерещиться всякое. Или же...
— Лосяш, ты... — он никак не мог подобрать нужные слова, смотря на все еще улыбающегося друга. А тот молчал, не смея прерывать его. — Ты только что заговорийт на мой родной язык?
— Вы сегодня очень внимательны, коллега, — ответил ученый и засмеялся. — Не ожидали, да? Я умею удивлять не только своими широкими познаниями в различных науках и эрудицией!
— Но как?
— Ну, не буду вдаваться в подробности. Скажу лишь, что это было довольно сложно. Но Ваше желание помочь придало мне сил. Знаете, мне даже как-то обидно, что много лет назад у меня не было друга, который бы так же позаботился обо мне. И я невероятно благодарен судьбе, что в моей жизни появились Вы, — он смущенно отвел взгляд, улыбаясь. — Попробовать самому, спросить совета у окружающих, потерпеть несколько неудач, но все равно упорно продолжать пытаться — сделать столько всего ради одного человека. Все же Вы удивительный представитель «Homo sapiens».
— Я готов и на большее ради тебя, meine Liebe, — прохрипел Пин. Он все никак не мог отойти от шока.
— Я знаю, дорогой. Прости, что я пока не в силах отплатить тебе и сделать для тебя что-то большее, чем сказать одну фразу на твоём языке. Этого недостаточно, чтобы оправдать весь твой труд.
— Nein, — мужчина осторожно положил свою руку на руку друга и крепко сжал ее. — Ты сделайт намного больше, чем сказайт одна фраза. И я очень гордиться тобой, — он посмотрел на совсем раскрасневшегося астронома и заулыбался. — А еще я кое-что поняйт и придумайт. Не без помощи, но способ полностью mein! Ты же уже давно догадывайтся, что до этого я просил помощи у других, ja?
Лосяш лишь усмехнулся на это и посмотрел наверх, на совсем потемневшее небо.
Яркие звезды причудливо мерцали, переговариваясь на своем, непонятном людям языке. Однажды ученый шутки ради попытался перевести их мерцание в Морзянку и расшифровать, но вышла какая-то белеберда из букв и цифр. На большее он и не рассчитывал, но в голову тогда закралась странная мысль, достойная целого научно-фантастического романа: может, они еще не были готовы понять язык звезд? Ведь иногда люди не понимали не то что друг друга, а даже самих себя. Стоило ли лезть в космические дела, когда ты не знал, что тебе съесть на завтрак и чем заняться днем? Навряд ли.
Пусть этим займутся их потомки, а им пока нужно разобраться со своими проблемами.
***
— Der apfel, — Пин подбросил в воздух спелое яблоко и ловко словил его, надкусывая. — Давайт теперь вместе.
— Друг мой, этот способ, конечно, хороший. Я бы даже сказал — самый лучший из всех, что мы пробовали, но Вам не кажется, что он слегка... Ну...
— Слегка какойт?
— Детский! — Лосяш поджал губу, походя на обиженного мальчишку. — Не хочу показаться высокомерным, но подобный уровень подходит дошкольникам, а не ученому с Нобелевской премией в кармане и многолетним багажом знаний в различных науках.
— Но ведь это работайт, — изобретатель посмотрел на все еще колеблющегося друга и хитро прищурился. — Значит, точно подходийт и очень умный, интеллигентный, а главное, скромный ученый. Ja?
— Ну, — тот заулыбался, краснея и отводя взгляд, — пожалуй, Вы в чем-то правы. В конце концов, нельзя не брать во внимание, что это действительно рабочий метод.
— Тогда давай продолжайт и больше не отвлекаться, mein Freund.
— Да-да, конечно, — ученый глубоко вдохнул, собираясь с мыслями, и кивнул Пину в знак готовности.
Схема была довольно простая и действительно подходила больше для обучения детей. Они проговаривали одно и то же слово несколько раз вместе, пока Лосяш не начинал говорить громко и четко, а их голоса не сливались в одно целое. После он еще пару раз повторял данное слово без помощи друга, а в конце они выстраивали простенький диалог, задействуя в нем выбранный предмет.
В первые разы все шло не очень гладко, так как астроном сильно смущался и не мог выговорить даже одно слово, не говоря уже о каких-либо предложениях. Но уже спустя пару недель стало проще. Конечно он все еще слегка дрожал во время занятий, но ему явно стало намного комфортнее говорить на иностранном языке даже в присутствии его носителя. В большей степени повлияло то, что они с Пином были давно знакомы и тот явно не стал бы его осуждать за ошибки, но даже это было огромным шагом вперед.
Также помогало и окружение. Они выбирали тихие и мирные места, чтобы настроиться на рабочий лад и сохранить атмосферу покоя и уюта.
В этот раз их выбор пал на морской пляж, где они часто собирались, чтобы посмотреть на звездное небо. К сожалению, уже было слишком холодно, чтобы купаться и загорать, но посидеть на теплом покрывале и послушать плеск волн еще было можно.
Потускневшее солнце совсем слабо нагревало песчаный берег и поверхность воды. В эти месяцы оно служило лишь напоминаем о том, что на Земле есть день и ночь. Легкие порывы ветра, идущие со стороны моря, пахли солью и холодом и неприятно щекотали нос, заставляя вздрагивать и чихать. Погода явно не подходила для прогулок и тем более для пикника, на который Лосяш зачем-то согласился.
Пин обожал такую погоду, наслаждаясь прохладой и безмолвием моря. А ученый, которому больше по душе было тепло, кутался в его пилотную куртку и старался прижаться поближе к нему. Ответив на немецком на заданный вопрос, он прикрыл глаза и уткнулся холодным носом в плечо друга, начиная мелко дрожать. В следующий раз им стоит заниматься дома, иначе такими темпами он заболеет и не сможет говорить даже на русском.
— Кажется, дела у наших голубков пошли в гору, — Кар-Карыч посмотрел через бинокль на сидящих на берегу друзей и опустил его.
Переведя взгляд на Совунью, которая стояла у края обрыва с высоко поднятым платком в руке, он улыбнулся.
— Неужели твой совет помог?
— Не давала я им никакого совета. Просто сказала, что у всех свои методы. И не стоит опускать руки после нескольких неудач, — ответила та, не сводя глаз с беспокойного моря. — А еще не стоит пологаться на вредные советы всяких старых авантюристов.
— Дорогая моя, ну все же закончилось хорошо...
— Хо-хо! Будто ты тому причина!
— Ну, я был одним из учителей на их нелегком пути. Кто знает, что бы вышло, если бы всего этого не случилось, — мужчина осторожно присел на сухую землю и громко зевнул. — В пазле важны все кусочки.
— Пазл ты мой ненаглядный, не сидел бы ты на голой земле лучше. Простынешь же. А ну быстро вставай! — женщина подошла к другу и начала поднимать его. — Хочешь весь остаток осени пролежать в кровати?!
— Не отказался бы, — Карыч тихо засмеялся и встал.
— Ой, шутник... Пошли лучше позовем их на чай. Они там уже окоченели, небось. Додумались же сидеть у моря в такую погоду. Нет, ну ты подумай!
— Не переживай, голубушка, — старый путешественник вновь посмотрел через бинокль на ученого и изобретателя. — Им там очень даже тепло и без чая. А если он с пирогом, то им там даже жарко!
Совунья глянула на друга и безнадежно улыбнулась, качая головой. Взяв под руку, она оттащила его от края и повела к тропинке, мельком смотря вниз, на сидящих в обнимку друзей. Пожалуй, это стоило всего того, что произошло с ними за это время. Хотя они явно могли обойтись без всех этих глупостей, просто заглянув к ней.
Но Карыч был прав. Главное, что все хорошо закончилось. А большего им всем и не надо.
