***
Если бы после смерти Йоане гарантировали покой и избавление от перманентной боли, засевшей где-то в районе лопаток, она бы бросилась в объятия мрачной пустоты не раздумывая. Но в реальности, оказавшись перед лицом настоящей угрозы, каждая клеточка её тела начала протестовать против безвременной кончины. Ноги сами несли её подальше от цепких лап диких чудовищ, а сердце билось в груди с такой силой, что трещали рёбра. Горло жгло от долгого бега, словно она проглотила раскалённые угли, но если бы она замедлилась хоть на секунду – была бы мертва. В её понимании, погибнуть в попытке выжить было больше благородства и чести, чем смиренно ждать, пока твоё тело разорвут на куски. Сколько именно она так существовала, отчаянно пытаясь избежать смерти, прячась в хлипких домах или покосившихся сараях, сложно было отследить. Пару дней, а, может, недель? Чувство голода притупилось уже давно, сон, будучи почти непозволительной роскошью, уже не позволял нормально отдохнуть или перевести дух. Её тело было изможденно и работало на пределе своих возможностей. Пробуждение казалось почти физически невозможным. Отяжелевшие и слипшиеся от слез и грязи веки дрожали от бледного света, бьющего по роговицам через тонкую кожу. Тело зудело и ломило, спину и вовсе схватывало спазмами при каждом коротком вздохе. Она попыталась пошевелиться, но конечности онемели от долгого нахождения в неудобной статичной позе, и при любой попытке подняться с места кончики рук и ног начинало неприятно покалывать. В конце концов лишь голову удалось повернуть чуть на бок, чтобы снизить давление на черепную коробку и прижаться изодранной щекой к холодному металлу. Все ещё затуманенный взгляд различал лишь мутно-желтый свет от лампочек, большой металлический бак, похожий на бойлер для воды и пару стоящих рядом железных стульев. Всюду раздавался шум работающей техники, и, что удивительно, под эти убаюкивающие звуки действительно клонило в сон. Но тут идиллию прервал громкий скрежет и стук из коридора, а затем металическая дверь с грохотом ударилась об стену. Йоана замерла, по привычке задержав дыхание. Сердце рокотало в висках с такой силой, что вызывало тошноту и головокружение. Чьи-то тяжелые ботинки прошлись по комнате мимо её «бесчувственного» тела, затем послышался звон стеклянных банок и шорох ткани. Потом звук шагов вновь раздался совсем рядом и затих. — Да не тяни ты кота за яйца, твою-то мать, я вижу, что ты очнулась. Чужой басистый голос резанул по ушам, как хлыст, заставив девушку резко открыть глаза и испуганно отшатнуться. Но чья-то крепкая рука грубо держала её за лодыжку, обливая запекшиеся раны ядреным спиртом. Сдерживая крик, Йоана крепко прижала ладони ко рту, дрожа от боли, пока непрошеные слёзы скользили по щекам. — Блять, хватит дергаться, это пойло не бесконечное. Прольешь ещё хоть каплю, заставлю все с пола собирать. Девушка, все ещё лёжа на металлическом столе, не видела лица говорившего, и предпочитала стоически молчать, чем испытывать судьбу и провоцировать неизвестного. — Надо же, какая послушная. А ведь совсем недавно чуть всю рожу мне не сожгла, — бросил мужчина, мрачно усмехнувшись. — Подпаленную шляпу тебе пришлось бы долго отрабатывать. — Я-я не хотела, э-это просто… — все еще задыхаясь от боли от потревоженных ран, прошептала девушка и инстинктивно вскрикнула, когда мужчина не особо деликатно притянул её за плечо, заставляя принять сидячее положение. — Забей хер и заткнись, ради Бога, — раздраженно буркнул Гейзенберг и бесцеремонно хлестнул девушку по лицу пропитанной алкоголем тряпкой. Дезориентация от большой потери крови усилилась испарениями спирта, и Йоана начала медленно оседать обратно в горизонтальное положение. — Эй-эй, я не для того тебя откачивал, чтобы ты сейчас откинулась, — Гейзенберг резко схватил гостью за локоть, предотвратив неловкое падение. — Давай, куколка, не заставляй меня списывать тебя со счетов в самом начале игры. Не особо вникая в смысл чужих слов, Йоана постаралась сфокусировать взгляд на своём спасителе. Перед ней стоял высокий взрослый мужчина, в круглых темных очках и шляпе. Мысль о том, зачем ему эти атрибуты понадобились в помещении, возникла так же быстро, как и растворилась в потоке других. От незнакомца пахло крепким табачным дымом и металической стружкой. Или же так пахла кровь, размазанная по всей комнате? А может ей просто так казалось в лихорадочном бреду? Тело вдруг стало ненормально горячим, словно её засунули в огромную духовку. — Ох, кто-то все ещё не хочет впускать эту мерзотную тварь в своё тело? Понимаю, но у тебя нет выбора, дорогуша. Либо ты позволяешь этому сраному грибу прорасти, либо умираешь. Ну, это в лучшем случае. Девушка, тяжело дыша, до противного хруста выгнулась в пояснице, по инерции цепляясь тонкими пальцами за мятое пальто Гейзенберга. Хриплый крик на секунду вырвался наружу, но этого хватило, чтобы раздражённое лицо Карла скривилось в пренебрежении ещё больше. — Если не справишься с этим сейчас, значит бесполезно держать тебя здесь дальше. Риски того не стоят, — его голос стал пугающе холодным и он грубо отцепил чужие руки от своего тела, добела сжимая хрупкие запястья. — Ещё один писк – вернёшься к своим старым голодным друзьям. Они по тебе истосковались. Услышав про жутких тварей, рыскающих снаружи, девушка похолодела и замерла. Словно кровь загустела, перестав циркулировать по венам. Воспоминания, как в сломанной пленочной камере начали представать перед глазами, возрождая в душе перманентный ужас. Автомобиль, старая карта с криво отмеченным маршрутом, дневник в синем переплете, скрип скользящих по дороге шин, пугающее онемение в позвоночнике, холод, чей-то гортанный жесткий смех, а дальше боль, боль и только боль... Треск ломающихся костей и рвущихся мышц, чувство, как раздирают и вновь сращивают сосуды и вены, как тело, разодранное на куски, собирается воедино и так снова, снова и снова, пока обезумевший от боли мозг не начал воспринимать это как данность. Чей-то женский голос, доселе нежный, почти материнский, вдруг стал ледяным и безразличным. Затем долгая, бесконечная пустота, гнилая вонь и сырость, ощущение, что внутри расползается нечто инородное, будто червь, выедающий внутренности. — П-пожалуйста, хватит, я-я умоляю... остановите это, — задыхаясь, прошептала Йоана в попытке разглядеть хотя бы намёк на эмпатию за тёмными стёклами очков. Но глаза за ними были злыми, разочарованными и полными брезгливости. — Ты ведь хочешь жить, не так ли? — Гейзенберг небрежно встряхнул её, заставляя сфокусировать взгляд на себе. — Хочешь же, ну? Тебе больно, верно? Что ещё?! Говори! — Б-больно, я-я... — хрипя от недостатка кислорода в пылающих огнём лёгких, простонала девушка, — Я хочу остановить, это… пожалуйста… — Неправильный ответ, — как приговор прозвучали слова Гейзенберга. Он схватил девушку за шкирку и как мешок протащил через всю комнату, остановившись у небольшого люка в полу. — Последний шанс. Что именно ты хочешь? Йоана беспомощно пыталась уцепится за стену или руку Карла, что предупредительно держала её прямо над зияющей пустотой. Одно неверное слово и она полетит вниз... — Говори, черт бы тебя побрал! — его громогласный рёв, помимо оцепеняющего ужаса, разбудил в голове у девушки какие-то совсем иные эмоции. Не страх, но... — Я н-ненавижу, — сквозь слёзы ответила девушка, — Я ненавижу это... п-почему я должна была... почему я...? — Уже лучше, дорогуша, давай, — оскалился Гейзенберг, притянул Йоану к себе ближе и шепнул ей на ухо, — Что ты хочешь? На самом деле. Говори! — Я хочу... хочу чтобы ей было так же больно... в сотню раз больнее… Гейзенберг расхохотался и небрежно бросил её слабое тело на пол. Она же, ошеломлённая и все ещё бьющаяся в агонии, уперлась ладонями в пол, истекая потом и слезами. Из горла рвались хрипы и стоны, похожие на животные. Ей казалось, что от человека в ней не осталось даже облика. Все ещё смеясь, Карл подошёл к ней и неожиданно нежно поднял на руки, словно она была хрупкой, как хрустальный бокал. Спазмы не уменьшились, но тревога в груди от подобного обращения определено снизилась. Йоана в надежде прижалась к чужой груди, вдыхая терпкий сигаретный дым. — Значит, хочешь сделать ей больно? — весело спросил Гейзенберг и деликатно, как дикого зверька, погладил девушку по спутанным волосам. — Так докажи мне это, куколка.Часть 1
8 июня 2021 г. в 16:39
Он нашёл её случайно, в едва опустившихся сумерках, среди своры беснующихся тварей и полыхающей сухой травы. Столпы густого смога застилали темнеющее небо и, оседая, ядовитым дымом расползались по земле среди камней и обломков ржавых пластин.
Гейзенберг привык, что единственным источником дыма на сотни миль вокруг этой забытой богом деревеньки были лишь трубы его фабрики, покидать которую он предпочитал лишь в самых крайних случаях. И выходить в холодные потемки сегодня, оставляя прогретые и защищённые стены своего укрытия позади, у него не было причин. Ни единой.
И все же он был здесь. Нечто неведомое, заставляющее сердце в ожидании чего-то... важного биться сильнее, выманило его наружу. Гейзенберг назвал бы это чистым любопытством, чертой, присущей многим гениям и изобретателям. И, несмотря на её неоспоримую полезность, в моментах, подобных этому, мужчина как никогда сильно жалел, что ни подавить, ни искоренить в себе это качество он не мог.
Запах крови он почувствовал почти сразу же, как заприметил издали бушующее кострище, танцующее в зарослях сорной травы. Он смешался с ароматом опалённой полыни, горького дыма и обожженной человеческой плоти. Непередаваемый букет.
Голодные зверюги вились у границы огненного кольца, сбивались в кучки, рычали и иступлено скулили, без возможности подобраться ближе к истощенной, но маняще живой человеческой фигуре в центре.
Очертания человека размывались и искажались за плотной пеленой пламени, но даже так Гейзенберг понимал, – ещё пару минут и несчастному конец. Задохнётся, заживо сгорит или же тупорылые твари наконец додумаются проявить чуточку усилий и перепрыгнуть раскалённую ограду – неминуемая гибель поджидала незнакомца при любом раскладе.
Мужчина со скучающим видом остановился поодаль, на пригорке, следя за развитием столь драматичного представления. Для полноты картины не хватало лишь попкорна и удобного кресла, но грех было жаловаться. В этой глуши настолько редко происходило хоть что-то, заслуживающее внимания, что даже наблюдение за трахающимися кроликами возводилось в разряд первоклассных развлечений.
Но, несмотря на все печальные прогнозы, предсказание не сбылось. Пламя, словно нечто совершенно живое, контролируемое и ведомое, задрожало, когда человек, заходясь глубоким кашлем, попытался подняться на ноги. Успехом попытка не увенчалась и слабое тело вновь завалилось на бок, глухо ударяясь об твёрдую землю. И, словно отражая его состояние, огненное кольцо вдруг дернулось, сжалось, словно раненый зверь, но очень быстро вернулось в норму одновременно с тем как человек, придя в себя, приподнялся на локтях.
Гейзенберг, сам того не заметив, интуитивно подался вперед. Ему точно не могло показаться.
Мгновение, – и от слабого веяния руки особенно борзые зверюги, решившие в момент минутной слабости добраться до жертвы, оказались в огне: он пожирал их изуродованные тела с феноменальной скоростью, намереваясь оставить от них после себя лишь кучку трухлявых костей.
— Охо-хо, да, черт возьми! — Гейзенберг позволил себе взбудораженно присвистнуть, более не собираясь оставаться в роли простого наблюдателя.
При его приближении до этого совершенно дикие твари, поглощённые слепым голодом и гневом, расступились и покорно прижались к земле, отползая в сторону. Словно ощутив это временное затишье, пламя на пару секунд ослабло, и Гейзенберг смог наконец достаточно хорошо разглядеть таинственного нарушителя границ.
Искусанная, истерзанная, девушка дрожала от непрекращающегося озноба. Грязные волосы, похожие на куски ламинарии, облепляли её покрытое слизью и копотью лицо. Изодранная одежда лоскутками свисала с изможденного тела, обнажая многочисленные глубокие раны. Зрелище, мягко говоря, не особо приятное, и только её глаза, неестественно яркие, манили, горя янтарем. Безмолвная жажда жизни в этих тлеющих угольках казалась настолько яростной и непоколебимой, что вызывала неподдельный восторг.
Гейзенберг усмехнулся и, словно издеваясь, поджег сигару о пламя, что при чересчур уверенном приближении незнакомца резко вспыхнуло, будто в него плеснули бензином. Девушка, пусть и находясь на грани обморока, настороженно следила за каждым движением Карла, готовая в любой момент дать отпор.
— Сбавь обороты и газку поменьше, мы не на кухне, малышка, — явно наслаждаясь ситуацией, бросил мужчина, — Давай, ты ведь не хочешь кого-нибудь обжечь?
Гейзенберг вновь предпринял попытку ступить ближе и за эту дерзость чуть не лишился шляпы и волос, когда озлобленное пламя угрожающие лизнуло его по лицу.
— Ох, ну так мы ничего не добьёмся. Хватит игр.
Раскиданный по всей территории завода и его окрестностям металлолом задрожал, дёрнулся и тяжелые железные пластины с громким хлопком накрыли места возгорания. Девушка даже вздрогнуть от неожиданности не успела, как Гейзенберг уже стоял рядом.
Один точный, но уверенный удар по сонной артерии — и дезориентированное тело плашмя упало на выжженную траву.
— Приятных снов, малышка.