Металл и пламя

      Вопрос застал врасплох, но, однако, не вызвал никаких неприятных ассоциаций. По мнению Йоаны, человек, решивший спасти её и вернуть с того света, вряд ли бы в итоге стал делать с ней что-то из ряда вон. Мужчина, пусть и вёл себя довольно резко, откровенной агрессии к ней не проявлял. Была в его действиях скорее некая неловкая грубость, связанная с банальным неумением и нежеланием держать себя в руках. Йоана не отрицала, что, безусловно, опасалась своего нового знакомого, но специально не выставляла этого напоказ, чувствуя, что подобное отношение будет только сильнее подначивать его и раздражать.       Поэтому волнение, инстинктивно, если и промелькнуло на секунду в её голове, затем все равно сменилось некой смирёной покорностью.       Гейзенберг тоже внимательно следил за её реакцией: за тем, как на мгновение расширились её зрачки, участилось дыхание и испуганно бухнуло куда-то сердце. Он видел, как напряглись плечи, чтобы затем мягко опуститься в такт размеренного дыхания. Несмотря на все её истеричные приступы, в нужный момент она умела взять себя к руки. Это подкупало.       В попытке быть максимально честным с самим собой, Гейзенберг признавал, что девчонка за пару часов принесла ему столько геморроя, сколько у него не бывало за несколько лет. Конечно, это бесило того, кто давно освоился со своей беззаботной, немудрёной жизнью отшельника. Но принятие этого факта означало бы, что изначальная идея привести её в свой дом, была ошибкой. А Гейзенберг не прощал себе ошибок. И о своих решениях жалеть тоже не привык.       — И что, совсем никакой реакции? — в итоге разочарованно спросил Карл, с кислым лицом смотря в наивно-честные глаза девушки. — Угх, так неинтересно.       Девчонка и так сильно напоминала ему побитого оленёнка, а с растерянно сведёнными вместе бровями так и вовсе вызывала какое-то нездоровое желание утешить, пригреть и отпустить обратно в заповедник. Фигурально, конечно.       — Честно говоря, не думаю, что против вас у меня были бы хоть какие-то шансы в случае чего, — откровенно ответила Йоана, явно не задумываясь о последствиях своей прямолинейности, — Захотите ли вы убить или же надругаться надо мной...       Гейзенберг раздраженно щёлкнул языком, не будучи в восторге от подобной апатичности. Его по большей части привлекали люди отчаянные, безумцы, если можно так сказать. Те, кто даже при минимальных шансах на успех будут переть напролом. По этой же причине последовательная и расчётливая Альсина своей педантичностью и напускным аристократизмом бесила его неимоверно.       — Впрочем, попытку выдрать потенциальному убийце глаза никто не отменял, — буднично продолжила девушка, вероятно, чрезмерно серьезно восприняв слова Карла. — Но, если мы будем союзниками, то вряд ли до этого дойдёт, верно?       Мужчина усмехнулся. Может и не все потеряно. Он без слов, уже привычным жестом, как нашкодившего котёнка подтянул Йоану к кушетке и жестко усадил её на стул.       — Для начала, давай-ка мы договоримся, что ты больше не станешь пытаться тут все нахрен поджечь. Но если что, то по собственной воле потопаешь отсюда до ближайшего болота и будет отмокать там, пока не потухнешь, по рукам? — грубо, но ясно выразился Гейзенберг. — Теперь к главному.       Карл легко, почти скучающе махнул рукой, и в тот же момент гибкий металлический обруч стянул тело Йоаны так, чтобы та не смогла двинуться. Девушка напряглась, испуганно глянула на мужчину, и прежде чем возмущённый крик вырвался из её горла, Гейзенберг примирительно выставил перед собой руки, пожимая плечами.       — Банальные меры предосторожности. Если не хочешь ходить в доспехе из металлолома постоянно, советую не орать.       Йоана хотела было ответить, но, почувствовав как предупредительно впились в запястья железные ленты, решила не испытывать судьбу и, насупившись, покорно замолкла.       — Вот и умничка.       Гейзенберг отошёл к столу, покопался в колбах, взял одну и вернулся к девушке со шприцем и куском бинта в руках. Под непонимающий взгляд Йоаны он туго завязал ей ткань чуть выше локтя, проверяя набухшие вены.       — Ч-что вы делаете? — все-таки рискнула спросить она, вздрогнув от неприятного холодка, пробежавшего по позвоночнику.       — Научный интерес. Хочу понять, насколько сильно мегамицелий поимел твою ДНК. С учётом того, что ты все ещё не безмозглый слюнявый урод при такой низкой совместимости с Каду, чертовски увлекательно глянуть на то, что происходит с твоим организмом, — усмехнувшись, бросил Карл, — Кто знает, может отыщу что-то полезное.       Упоминание злосчастного «Каду» инстинктивно вызвало у девушки табун ледяных мурашек по спине и какую-то тошнотворную слабость в желудке. Слишком живы были в памяти моменты его вживления.       — А разве перед уколом место не надо... обработать? — растерянно спросила Йоана при приближении иглы, но тут же стушевалась под суровым взглядом Карла. Действительно, ожидать хоть малейшие проявления санитарных норм на этой полузаброшенной фабрике было глупо.       Мужчина явно подумал о том же. Он пару секунд задумчиво пялился на переплетение тонких вен, а затем непонимающе дернул бровью.       — Ну, могу плюнуть, если хочешь.       — Обойдусь, — нервно хохотнула девушка.       — Зря. Говорят, слюна антибактериальная, — равнодушно пожал плечами Гейзенберг, вводя иглу под кожу. Йоана по привычке сжалась и отвернулась, боясь смотреть, как прозрачная емкость наполняется кровью.       Все ещё красной, как она надеялась.       — Хорошая девочка, но, прости, конфетки под рукой нет, — закончив, резюмировал Гейзенберг, щелчком распустил металические путы и внимательно, почти завороженно уставился на колбу с бардовой кровью. — Посиди пока где-нибудь тут, о жизни подумай или ещё чего…       Удивлённая, Йоана поняла, что тот буквально собирался оставить её сейчас одну. Одну, все ещё не понимающую, что с ней случилось и совершенно лишённую малейшего адекватного представления о том, что творится вокруг.       — Погодите, Карл! — Йоана резко дёрнулась к мужчине, по инерции цепляясь за край его плаща. Гейзенберг замер, то ли раздраженно, то ли непонимающе глядя на девушку. — Вы не объяснили мне... что именно здесь происходит?       В ответ Карл тяжело вздохнул, раздраженно одернул край своей одежды, и, пододвинув стул почти вплотную к девушке, недовольно присел напротив.       — А ты сама не догадываешься, куколка? Ты ведь за каким-то хером пришла сюда, — сказал мужчина и скучающе поджег сигару, выпуская изо рта клубы тяжёлого табачного дыма, — Люди из внешнего мира сюда просто так не забредают. А ты, судя по тому, что я уже успел понять, притоптала в эту дыру на своих двоих вполне осознанно. Вопрос: в таком ли ты на самом деле неведении, в каком хочешь показаться?       Йоана похолодела. Голос Гейзенберга был низким, угрожающим. Мужчина словно видел её насквозь и читал на лице каждую ложь и недосказанность. Возможно, он уже давно знал, что Йоана не была обычным туристом и её появление здесь не ограничивалось простым желанием сделать несколько фотографий и поболтать с местными. Но, вместо того, чтобы откровенно выложить все как на духу, девушка молчала, чувствуя, как резко пересохло в горле.       — Что, так и будешь вешать мне лапшу на уши? Думаешь, я поверю, что ты продела такой путь ради какой-то сраной диссертации или ещё какой херни? — Гейзенберг наблюдал за паникой в чужих глазах почти с садистким удовольствием. — Со мной такие штуки не работают.       Йоана судорожно вздохнула ставший непомерно густым воздух. Она понимала, что если хоть на секунду ослабит бдительность, то вновь не сможет сдержать слез. Подобная чрезмерная эмоциональность, не особо присущая её обычному характеру, вызывала опасения.       — «Черный Бог», — прошептала она, до хруста заламывая себе пальцы, — Прадедушка рассказывал о нем. Говорил, что он позволяет сохранить память о наших любимых и дорогих людях. Что может спасти их от смерти и забвения…       — Какой знакомый пафосный пиздёж… — злобно бросил Карл, стряхивая пепел прямо на пол, — А то, что эта же мерзота превращает людей в вонючих ходячих трупарей тебе не рассказывал? Очень зря, кучу времени и нервов бы себе сэкономила.       — Нет, об этом он не упоминал, — почти грубо ответила та, но быстро осеклась, боясь спровоцировать собеседника, — На самом деле он не хотел уходить из деревни, его заставила жена, но сама она так и не смогла сбежать с ним… не успела.       — Ставлю свою фабрику на то, что её сожрала одна засевшая в замке гигантская скотина… — пробормотал Карл, отметив, с какой брезгливостью и ужасом взглянула на него Йоана, — В любом случае, на моей памяти не было ни одного случая побега с этой сектантской вечеринки. Твоему деду подозрительно круто повезло.       — Повезло… — Йоана поникла, вспоминая его последние дни, — С возрастом у него началась деменция, он часто бредил, у него были галлюцинации и… ведения. Мог не узнать собственную семью или забыть своё имя, но всегда помнил об этом месте и своей жене. Он постоянно повторял, что только Бог позволил ему сохранить и пронести в себе память о прабабушке…       — Погоди-погоди, — заинтересованно прервал её Гейзенберг, — Сохранил в себе?       — Ну, — осеклась та, недоверчиво и испуганно смотря на мужчину, — Метафорически, я предполагаю… так ведь?       Улыбка Гейзенберга вышла почти как у маньяка. Он будто невзначай взболтнул склянку с кровью, явно видя в этом соединении плазмы и клеток нечто гораздо большее, чем казалось на первый взгляд.       — А вот и разгадка великой тайны того, почему ты до сих пор не сдохла, — в конце концов ответил Гейзенберг, — Похоже, ты изначально была заражена, с самого рождения, но так как мутация уже прошла через несколько поколений, для её активации нужен был прямой контакт с Каду. Интересно…       Всего одно слово заставило что-то щёлкнуть в голове. Сердце предупредительно сжалось в груди от обиды и боли. Йоана почувствовала внутри себя такую беспомощность, что начала злиться. С одной стороны, единственного, кого стоило винить во всей этой ситуации, это её саму. Никто ведь не заставлял её ехать к черту на куличики, ведомой слепой верой в безумные рассказы своего родственника. И все же… ощущение вселенской несправедливости не давало покоя. Почему её схватили? Ради чего? Почему она должна была пережить все те ужасные моменты, чтобы затем быть выброшенной на корм тем, кому повезло ещё меньше? Ею воспользовались. Поигрались и выкинули, искалечив тело и душу. Это чувство было… отвратительным.       — И-интересно? — непроизвольно повысив голос, спросила Йоана и вскочила со стула, раздраженно смотря на Карла сверху вниз. — Интересно?! Я стала материалом для чужих игр в Бога, а для вас это… интересно?! Я оказалась здесь, без малейшей связи с внешним миром. Моя семья не знает где я, жива ли я, моя работа, вся моя жизнь теперь разделилась до и после! У отца рак и одному только Богу ведомо, что с ним может случиться, узнай он, что я пропала! — она сорвалась на крик. Отчаянный и оглушительный. — А во мне сидит какая-то чертовая хрень, которая непонятно что сделала с моим организмом! Как я теперь вообще смогу делать вид, что все в порядке? Как мне выбраться отсюда?!       Гейзенберг, судя по всему, эмоциональной речью собеседницы был не особо впечатлён. Он даже с места не сдвинулся, лишь опустил очки пониже, чтобы видеть её красное от гнева и тяжелого дыхания лицо. От его молчаливого спокойствия веяло таким холодом и затаенным гневом, что у Йоаны, резко отошедшей от неожиданного приступа злости, непроизвольно подогнулись колени.       — А теперь слушай сюда, куколка, — Карл медленно наклонился к осевшей на землю девушке и грубо, больно сжал её лицо, перекрывая доступ к кислороду, — Во-первых, завали пасть и не смей больше никогда при мне жаловаться на несправедливость своей сраной жизни. Во-вторых, никуда ты отсюда не денешься. И не только потому, что наша всеведущая мать схватит тебя раньше, чем ты успеешь добежать до ворот, а потому что ты должна мне. Не станешь сотрудничать по собственной воле, так я с радостью пущу тебя на органы. Польза от этого, конечно, будет менее значительной, но твоё грёбанное нытьё я выслушивать здесь больше не собираюсь, поняла?       Все металлические предметны в комнате внезапно взмыли в воздух и предупредительно зависли прямо над Йоаной. Сделай она в этот момент хоть одно лишнее движение, куски железа в ту же секунду впились бы в её тело, по лоскутам разрывая плоть. Карл молчал, хладнокровно наблюдая, как девушка начала болезненно содрогаться от спазмов, лишенная возможности дышать. Но при этом она покорно сидела на месте, не пыталась освободиться или дать отпор, лишь испуганно следила глазами за левитирующими над ней острыми предметами.       — Думаешь, если мы с тобой недавно так мило болтали, то теперь ты можешь позволять себе вольности? Как бы, нахрен, не так. Я не отличаюсь кротким нравом.       В уголках её глаз, красных от лопнувших капилляров, уже скопились слезы. Гейзенберг, будто издеваясь, чуть отвёл в сторону пальцы, давая девушке возможность получить хотя бы немного воздуха: достаточно, чтобы не потерять сознание, но слишком мало, чтобы заполнить легкие.       — Хочешь знать, почему ты ещё жива? По моей милости, — мужчина прошептал это тихо, но угрожающе, почти интимно касаясь губами её уха, — Так вот когда ты в следующий раз решить повысить на меня голос, вспомни об этом.       Он пренебрежительно откинул Йоану в сторону и продолжил без каких либо эмоций смотреть на то, как та, хрипя и кашляя, старалась надышаться. От недостатка кислорода кружилась голова и двоилось в глазах, но страх так сильно будоражил мозг, что делал сознание кристально чистым. Так что да, по крайней мене одну вещь Йоана понимала удивительно ясно: Гейзенберга стоило бояться не меньше тех, кого она встречала снаружи. А может даже больше.       — Считаешь, тебе не повезло? Так вот всё совсем наоборот. Потому что пока ты дышишь, у тебя всё ещё есть шанс отомстить. Мертвым такая привилегия недоступна.       Йоана вымученно кивнула головой, держась за ноющие от боли скулы. Надежда на то, что они оба смогут поладить стала немного более призрачной, чем думалось изначально. Они не понимали друг друга, хотя находились, по факту, в одинаковом положении. Просто два незнакомца, две совершенно разные личности, что по воле судьбы оказались заложниками одной ситуации.       Затянувшееся молчание было тягостным и неловким. Оба держали рот на замке, стараясь даже не смотреть на собеседника. Гейзенберг, вероятно, ожидал хоть какой-то реакции на свои слова, но девушка как выброшенная на берег рыба глупо пялилась в пол, все ещё тяжело дыша. Да и сказать ей было особо нечего. Извиняться она, по крайней мере, точно не собиралась. То были её эмоции, настоящие, что в тот момент били через край и не давали думать ни о чем другом. Она в один миг потеряла все, что имела. Она скучала по семье и хотела как можно скорее вернуться домой. Ей все ещё было больно.       Да, она была благодарна Гейзенбергу. Вначале он выглядел в её глазах человеком честным, немного ворчливым, со специфичным юмором, но справедливым и достойным. Теперь же она вообще не видела перед собой человека. Он, впрочем, им изначально не являлся. То был хищник, зверь. Опасный и непредсказуемый.       Со стороны же Карла Йоана казалась просто обиженной на весь мир девчонкой, которой задолжал весь мир. Пока что единственное, что он слышал от неё, так это бесконечные жалобы, истерики и рыдания. И ни одной положительной черты, за которую можно было зацепиться. Тот запал в глазах, что изначально привлёк его, куда-то исчез. А может его и не было никогда.       — К черту это. Мы так ни о чем не договоримся, — в конце концов произнёс Гейзенберг, недовольно потерев переносицу. — Продолжим сейчас говорить, так я точно не сдержусь.       Он прошёл мимо сидящей на полу Йоаны и остановился у железной двери.       — Можешь гулять в пределах этажа. Сунешься дальше, я увижу и дам своим очаровательным тварям команду «Фас». Что последует после этого, надеюсь, объяснять не нужно.       Девушка не ответила, и прежде чем Гейзенберг покинул комнату, откуда-то раздался протяжный, стрекочущий звон. Звук эхом отражался от обитых металлом стен, больно раздражая барабанные перепонки.       Мужчина медленно, нехотя и с таким мучением на лице повернулся к трезвонящему телефону, что Йоана непроизвольно напряглась. У неё было просто отвратительное предчувствие.       — Она, блять, издевается, — сквозь плотно сжатые зубы прошипел он, — Они все, сука, издеваются надо мной.       Трубку он всё-таки снял, и после всего нескольких слов на том конце провода, мрачное лицо Карла стало ещё более кислым и недовольным. Он с громким стуком бросил телефон, почти что кипя от злости. Затем, глубоко выдохнув через нос, он наконец опустил взгляд на Йоану и вымучено, притворно улыбнулся.       — Что ж, видимо, пришло время проведать мою дорогую матушку.