Ночь в Порту

Покинуть номер незамеченным оказалось вовсе не трудно. Маунт терял сознание, едва сталкиваясь с подушкой, а минут через пятнадцать начинал храпеть до кучи. И ведь каждый раз не верил Чилуэллу, протестовал и шутливо-мнительно подозревал в клевете. Бен ширил огромные глаза и клятвенно обещал сделать запись. Стоит ли говорить, что ни Бен не обелил свое имя, ни Мейсон Маунт не прослушал саундтрек выездных матчей своих сокомандников. В неправдоподобно длинном и узком коридоре отеля в Порту, куда Челси заехал заранее, были кремовые плотные ковры, ванильные стены и приглушенный свет лампочек, горевших через одну. И всё же Бен поморщился: с полутьмы номера, где Мейс, однако, отказывался выключать ночник, свет в глаза все равно бил. Защитник оправил пожеванную серую футболку: британец не любил спать голым, да и в отеле не отапливали, почти лето же, хотя ночью поднялся ветер и упали градусы, как в пустыне, и под тонкой простыней стало зябко. Маунт вот с рукой поперек груди и одной ногой, вывалившейся из кровати, холода хоть убей не почувствует. Только сходит утром украдкой до номера Оливье, как пить дать, с горячей от смущения и чувства собственного достоинства просьбой не палить, но дать тоналку – замазать простуду, которая почти наверняка выскочит где-нибудь на лбу или подбородке. Это случалось с ним не так уж часто, но если прыщ и выскакивал, то сразу в самом пикантном месте, и "ооо, кто-то в тебя влюбился" Мейсона отчего-то совсем не ободряли. Бенджамин подумал, что стоило подоткнуть ему одеяло или, на худой конец, кинуть на время отсутствия свое сверху. Задним умом. Возвращаться в номер к, хоть и природнившемуся и привычному, Маунту не хотелось. По ногам подуло, и Чилуэлл оценил, что бессознательно не забыл влезть в шлепки. По правде говоря, как они легли час назад, он так и не засыпал. Это не было похоже на бессонницу, просто будто не время и не место спать, но Мейс был другого мнения, а приставать к нему – внезапно – не было желания. Так что защитник дождался, когда друг мерно засопит, периодически становясь громче, оттого что ещё и уснул на высокой отельной подушке. Обвыкло услышал, минут пятнадцать спустя, вжик на маунтовом телефоне и загоревшийся экран – без малейшего ажиотажа перевёл взгляд на потолок: они финалисты Лиги Чемпионов, у полузащитника завтра матч жизни, а они делили номер в разъездах так часто, что Чилуэлл перестал даже ради подкола задавать ставший со временем несуразным вопрос "кто тебе пишет?". Кто-кто – друг сердечный. Ветер по низу стал каким-то больно навязчивым, Чилуэлл остро стрельнул большими и уже немного оклемавшимися голубыми глазами в сторону тюля, невесомо и мерно взметавшего вверх в конце коридора. Там было то ли панорамное окно, то ли маленький балкончик для персонала, чтобы выйти покурить. Ноги уже несли Бена решать в полночь загадку гуляющего ветра, потому что что-то очень интуитивное, прозорливое и внутреннее подсказывало ему: в канун финала ЛЧ все случайности не случайны. Пройдя кошачьей, упругой поступью метров двадцать, парень замер, едва успев протянуть пытливую руку к тюлю. Всё стало прозрачно – и не только благодаря струящейся жёсткой органзе. Скажи ему кто девять месяцев назад, Бенджамин бы не поверил, рассмеялся и, глядишь, просто-напросто не понял бы. Что чуть наклоненную вперёд, к сонным улицам ночного Порту, голову с выбритым блондинисто-рыжим затылком, широкую шею и какие-то особенные, деликатные и нежные по своей грации крепкие руки он будет узнавать за версту. Голая бледная спина, на которую насмотрелся в душе и раздевалке ... – Тимо-о, – будто боясь, что его вся Португалия услышит, излишне осторожно позвал Бен. Кто угодно другой не отозвался бы на этот отголосок, и хотя Вернер очевидно ушёл в себя, но обернулся в тот же момент. Для начала, Чилуэлл не знал, почему нападающий не спит, полуночничает полуголый на балконе. Это и будет первый ход, подумал британец, стараясь оживить внутреннего шахматиста и мыслить последовательно, здраво. Попытки. – Перекур? – нежно улыбнулся, ступив ему за спину. Тимо чертыхнулся и полусмущенно что-то пробормотал, щурясь в улыбке так, что ветер пробирал сильнее, влезая под самую футболку. – Вышел покурить? – за полгода плюс общения в коллективе и особенно интенсивной практики, которую ему устраивал Чилли, немец сильно продвинулся. Но до сих пор приходилось пояснять и переформулировать. – Иди ты, – хохотнул Тимо, фыркнув. Но Бен замер. С остаточным призраком улыбки на губах, лаская полураздетую фигуру обеспокоенно – глазами. – Не надо так, – без упрёка, слегка покачал головой, не отрывая глаз от Вернера, который всё ещё смотрел на него сбоку, не повернувшись корпусом. – Тебе не надо играть. Что... Что-то случилось? В последний момент стало головокружительно и почти захотелось отступить, но Бен Чилуэлл слишком долго шёл к этому. Шёл к нему. Кончики тёплых пальцев притронулись к лопаткам немца, оставляя между ними расстояние вытянутой руки. Хотя Тимо опять отвернулся, британцу не нужно было видеть это лицо, чтобы понять – возможно, это было дерзко; может быть, не его дело; совершенно точно, улыбка померкла. Чистейшие, прямые голубые глаза зазвенели в португальской темноте: Бен не хотел унизить Вернера или поставить его дух под сомнение. Блондин чуть вздрогнул, сполна прочувствовав весь контраст горячих подушечек британца и своей остывшей кожи. Еле заметно свёл лопатки, но заговорил путанно, вворачивая сорное "i don't know" через раз. – Спасибо, Чилли, – Бенджамин выдохнул негромко, как будто в солнышко получив, – я не знаю, что бы я без тебя... Ты рядом. Ты всегда, почему-то, рядом. – Тимо, – за все их совместное время в Челси улыбка или, по крайней мере, покорное принятие не покидало добрые черты Вернера, и он никогда не жаловался. Он и теперь не жаловался, но слышать от него так откровенно и благодарно, что ему кто-то нужен... Сердце Бена галопировало и сжималось, и он стал чувствовать, что соображает всё нервознее и туже. – Я рядом, потому что хочу этого, а не потому что ты не справляешься, – Чилуэлл склонил голову набок, убедительно и просяще взирая на немца слегка снизу. – Чёрт, может, надо бы говорить это Каю, – как пропустив признание, про себя растерянно усмехнулся Тимо. – Он тоже рядом, такая поддержка, свой человек, родная речь... Пока Вернер перечислял, у Бена, кажется, кровь по венам пошла вспять. Он и забыл, растаяв здесь, на португальском ветру, при одном виде задумчивого немца, что шёл не в первую очередь. Но крепко держался, как и всегда, одного – не быть эгоистом. – Но ты, Бен, – это другое, – вопреки бьющей на поражение характеристике Хаверца, последние слова прозвучали интимно и обнадеживающе. Чилуэлл поднял взгляд. – Я очень ценю, что ты есть в Челси, – Вернер подавился странной паузой и подбором слов, – у меня. Невымываемый оптимизм и блеск в глазах британца давно сменились теплым огоньком тревоги, почти болезненным желанием защитить Тимо и не дать ему сказать лишнего. В первую очередь про себя. Потом – про себя. – Тимо Вернер, – впервые за всю их беседу Бен перешёл с шёпота, и его низкий голос зазвучал знакомее, – ты прекрасен. Ты... – Я делаю, что могу, – защитник увидел из-за спины, как к немцу вернулись пока неуверенные, старательно, но не искренне радостные мимические морщинки. – Ты – что не можешь. Это ты прекрасен, Бен Чилуэлл. И хотя он калькированно повторил его фразу, – очевидно, чтобы не искать собственных слов, – а "w" и "l" от волнения окончательно растерялись в его произношении по всей фамилии, Бен стоял завороженный, купленный. Пьянила ли так Лига Чемпионов или Португалия с эфирами портвейна в мнимо освежающем воздухе? Пальцы британца заскользили по гладкой холодной коже вверх, ладонь целиком легла между лопаток Вернера. Немец приложил очевидные по движению мыщц под кожей усилия, чтобы не отстраниться, не вжаться в перила. – Это наш первый раз, – понимая, что творит несусветное и совершает, может быть, непозволительное, прижался грудью к его спине Чилуэлл, окутав крепкими жаркими руками торс Вернера. Тимо едва заметно простонал или протяжно охнул, чуть запрокинул голову назад. Бенджамин устроил подбородок на обнаженном плече, почти осознавая, что все его слова оставят горячее клеймо на шее нападающего. В конце концов, даже Вернер делал вид, что этого не происходит или оно в порядке вещей, покуда смелость и непошлая интимность сцены на балконе входила в терминальную стадию. – Наш первый финал, – поспешно и несколько наигранно воодушевленно прибавил немец. Прикрывая, однако, глаза. Никогда, даже на самых развеселых и бесшабашных тренировках не стояли они вот так. Бен мог хлопнуть по плечу, дать подзатыльник или приобнять за плечи, но Вернер ни разу не давался так прямо, устремленно, совершенно умиротворенно. С настолько явным желанием этих касаний, контакта кожи и принятием в себя учащенного дыхания защитника. Чилли обнимал и дался самозабвенно, внезапно получив ответность и принимая как данность распекающее грудную клетку желание отдать всего себя Тимо без остатка. Дать, наконец, почувствовать, насколько же он не один и что на его стороне всегда будет тот, кто смотрит с безграничной верой. – Будь собой, – время от времени сжимая его крепче в своих руках, сетуя, что футболка не дает прочувствовать его целиком, произнёс Бен. – Мне нужен этот Тимо Вернер, который всегда там, где я его жду, что можно и не поворачиваться, и который никогда не перестаёт бороться. Мой Тимо, но? Конечно, тот не мог бы ответить Чилуэллу даже молчаливым кивком. Сколько времени ему понадобится ещё, чтобы понять, что он защитнику потрясающе нравится и прекрасно подходит на поле и вне? Бенджамин честно уяснил для себя месяцы назад – много. Но, откровенно говоря, он цеплялся за каждую возможность и не считал, что их сезон в Челси прошёл безрезультатно. Помешательство, нашедшее на них под влиянием португальской ночи, если не сошло, то ослабло. Вернер едва уловимо выгнул спину чуть колесом; вернулось осознание, в каком положении они находились – на балконе дорогого отеля, под которым проезжали машины и порой даже встречались люди. Бен отлип от него; вспотевшую от нервного напряжения грудь под футболкой холодило. Вернер вжал прямые, напряженные до проявившихся вен руки в перила балкона. Англичанин накрыл ладонями лёгкий рельеф мыщц рук, начал оглаживать, массируя сверху вниз, с заботой и благоговением, как девушка. Уловил запах тела немца – с испариной ото сна, но представлявший куда большее, чем физиологию, смешанную с гелем для душа. Чилуэлл ощутил внезапную эйфорию и предупредительно положил ладонь на свой пах, сжав начавший твердеть член. Это было то, чего он совершенно никак не мог себе позволить и не хотел сейчас. Бен отстранился бедрами, часто моргая и пытаясь протрезветь умом. – Мне не по себе, – внезапно сдавшись первым, выдохнул без улыбки Тимо. Защитник улыбнулся тепло ему в затылок, ощущая подступающий мандраж, которым одноклубник почти наградил его. – Мне тоже, – Бенджамин без раздумий вжался носом Вернеру в загривок. – И это абсолютно нормально. Но ты думаешь об этом ещё и в слишком поздний час. – Да, – с готовностью кивнул немец, хмуро закусив губу, как будто вспомнил что-то. – Это у меня ещё с Лейпцига. Тренер говорил: ты начинаешь думать слишком рано. – Тимо, ты такой, какой ты есть, – с совершенно чистым энтузиазмом воскликнул защитник, чуть развернув его к себе за плечи. Вернер не пытался закрыться морально, не прятал блестящих глаз и кроткого, доверительного взгляда на Бена. – И всё-таки, мне нужен баланс, – пробормотал в улыбке нападающий. – Мне нравится с тобой, знаешь, ты меня... Уравновешиваешь. Договаривая вполголоса, на удивительно внятном английском, Вернер обернулся, оказавшись грудь грудью к Чилуэллу. Несмотря на продолжительное время, проведённое в освежающей ночи Порту, Бенджамин вовсе не ощущал, что тело его немца остыло. Оголенная грудь жгла его сквозь серую ткань футболки. Изобрёл это англичанин для себя или это была объективная реальность, но оно было волшебно, восхитительно, как в мечтах. – Давай вернёмся, – галантно предложил защитник, теряясь в догадках, сколько же они по-настоящему здесь пробыли и который теперь час. Прикрыв за собой дверь балкона, Чилуэлл прислонился обессиленно, растерянно к ней, почти опустив голову на грудь. Шоколадные пряди рассыпались, скрывая глаза; не поднимая взгляда на Вернера, он заговорил: – Ты возвращаешься в номер? Секундная заминка, и сердце защитника гулко пропустило, когда Тимо ответил безыскусно: – Видимо, да. Бен тихо рассмеялся, сам не зная чему; белоснежные клычки притягательно сверкнули в мутном свете коридорной лампы. – Мейсон начал храпеть. – Он тебя тревожит? – как-то неискренне, явно не заботятся совсем о качестве сна одноклубника, очень правильно нахмурился Тимо. – Нет, на самом деле, – не собираясь уже доводить нелепый полуночный обмен новостями погоды и природы до конца, тряхнул локонами Бенджамин. – Капнет себе что-нибудь, когда проснётся. Только бы за допинг не сошло. И вот теперь Чилуэлл смотрел – и смотрел во все глаза, – страстно и убедительно прямо на Вернера. – Не думаю, что хочу возвращаться к Мейсу, – это английская манера, тяга к литоте. – И мне кажется... – англичанин деятельно оглянулся, прошёл чуть дальше в бесконечный коридор идентичных дверей. – Мне помнится, мы заняли здесь не всё. Он обернулся порывисто со скрытой надеждой, изучая малейшее изменение в Тимо Вернере. Потому что без этой дотошности он все ещё рисковал что-то упустить. – Спущусь на ресепшен, возьму ключ от свободного, – далёкий от отчаяния, с мягкой улыбкой добавил защитник. Немец не проронил ещё ни слова. Но и не ушёл восвояси, прилежно слушая странные в ночи разглагольствования Бена. – Почему ты? – Вернер слегка неуверенно шагнул вперёд, всеми правдами и неправдами пытаясь выказать всё-таки свой энтузиазм. – Я одет теплее, – Чилуэлл подмигнул ему игриво и ласково одновременно. Нападающий вспыхнул так явственно, опустив понуро голову в осознании, что торчит почти голый посреди коридора отеля, что Бен снова вспомнил про свои боксеры и всё, что может его подвести. Не дожидаясь ответа, он развернулся и поспешил лёгкими прыжками к лифту. Чилуэлл вернулся скоро. Скорее, чем они оба ожидали. Да, кажется, он так и не сказал, зачем берёт этот ключ, да и при чем тут немец. Немец, к безумной радости Бена и теплу, разлившемуся в его груди, по умолчанию ожидавший его, присев на толстый ковер. – Хэй, гляди, – не вдруг сообразив, почти в голос позвал англичанин. Он повертел ключ-карту, зажатую между кончиков пальцев, чтобы Вернер не уловил, как тряслись его руки. – Который? – с беспрецедентным доверием, лишь это спросил, очаровательно щурясь, Тимо и поднялся вверх по стенке. – Четыреста двенадцатый свободен, – уже вытаскивал ключ, услышав характерный писк открывшейся двери, сосредоточенный на чем-то Чилуэлл. Тимо не задал и так и не задает ни одного вопроса по существу: "что ты такое, Бен Чилуэлл ? Куда мы идём? На кой черт я там тебе? Зачем мне сдался ты? " И это мандражило, ударяя в голову ирландским виски. Вернер прямой как палка и не маскирует свои мысли, честный и простой. Он не спрашивал, только потому что не хотел услышать ответ. Войдя первым, англичанин огладил рукой стену по привычек в поисках выключателя. Но одернул, передумав. Окна были зашторены, но через прореху в середине между двумя портьерами попадала тонкая бледно-голубая полоса света. Бен провел ладонью по груди, оставляя лёгкий влажный след от вспотевшей ладони. В номере было свежо. Вернер прошёл к балкону и отрегулировал кондиционер, в итоге выключив совсем. – Я у стены тогда, – очень деликатно, тихо отозвался защитник, улыбнувшись приветливо и чуть виновато, – если ты не против, конечно. – Нет, – четко и коротко отрапортовал Тимо, качнув головой. Приблизился к кровати, рассматривая вдумчиво, и оттянул простынь. – Люблю у окна. У Чилуэлла от сердца отлегло. Нападающий опять оказался в лучшей из возможных позиции, как недостающий кусочек пазла. Он с готовностью последовал примеру немца, нырнув под тонкую-тонкую простынь, – искать в шкафу одеяло было безумной тратой драгоценного времени и просто не пришло в голову: всё же заполночь, а мысли защитника совсем-совсем не о том. Наверняка ничего не подразумевая под этим, Вернер лёг на бок лицом к окну. И от Бена. Англичанин, поджав колени к груди, какое-то время пялился на его обнаженную белую спину как на стену, которую им, возможно, никогда на их веку не преодолеть. Спустя пару минут, Чилуэлл решился. Это стоило – Тимо стоил – того, чтобы попытаться. А если нет, он всё объяснит. Выкрутится. Не впервой. Придвинувшись на кровати поближе, прошуршав на простыне, Бен аккуратно и трепетно просунул руку у Вернера под мышкой, чуть приобняв и уложив ладонь ему на грудь. Немец едва не вздрогнул в первый момент – от вторжения и приятно, неизменно тёплых ладоней Бена на коже, покрытой мурашками. Но грудь Чилуэлла, оберегающе обтянутая футболкой и пышущая невесть откуда берущимся жаром была так близко. И он потянулся: подался назад, чтобы вжаться покрепче в уютное тепло. Колени защитника были под его поджатыми коленями. Сомневающийся, честно ли это до сих пор и не вторгается ли он туда, куда парню не хотелось бы, Бенджамин всё же предпринял попытку и ткнулся носом в крепкую шею. То, как Тимо – без толики пошлости – выгнуло, как он вытянул шею, подставляясь и, главное, не отдаляясь, сказало лучше слов. – О-ох, – и всё-таки слова имели место. Немец едва слышно простонал, – без единого сомнения, –совсем не собираясь раскрывать эту реакцию. Бенджамин не комментировал и не задавал вопросов. Даже если они и были – да всё сплошь такие наивные, окрыленные: это подорвало бы доверие Вернера и разрушило бы португальскую ночь. – Ты тёплый, Чилли, – с зажмуренными глазами, внезапно и обожающе-чистосердечно пробормотал в подушку Тимо. – Как всегда. Ответ не последовал тут же, но и долго раздумывать англичанин не стал. У него так мало шансов и времени сказать сегодня что-то нужное и верное. – Спи, Тимо, – и от нежности на губах, как при взгляде на ребёнка, счастливо закололо, защемило под футболкой. – Мой Тимо. Завтра, – через паузу, с большой надеждой. – Обещай. – Я сделаю всё, – с уверенностью кивнул Вернер, понял англичанин, глядя на рыжеватый затылок. Тимо никогда не филонил и никогда не бил кулаком в грудь, роняя пышные и пустые фразы. Не обещал золотые горы, но отдавал всё, что имел дать. Его обещание – это и часть ответственности Бена. Прекрасной, великой и воодушевляющей ответственности. – Ты чудо, Тимо Вернер, – умиротворенно, покоренно прошептал "wunder" Чилуэлл с сияющими в ночи – как жаль, что немец не мог их видеть, – глазами. Ладони крепче обвили голую грудь и сошлись на ней в замок. – И куда ты испарился? – само собой разумеется, был первый вопрос Маунта, обычно на выезде встававшего с Беном одновременно. И уже десять минут назад проснувшегося. – Ходил попить, – защитник провел ладонью по лицу, снимая особый сорт похмелья и забытия прошедшей ночи. Молодой англичанин, сделав скептический взгляд, без лишних слов обвел ладонью номер, остановившись на трех непочатых приветственных бутылках воды у зеркала. – Да ладно, Мейсон, – вздохнул – насколько же сейчас было не до него – Чилуэлл. – Спросонья не сообразил. Хотел только пить и ещё чуть-чуть поспать. – И ночью уходил куда-то, – по-детски вредно сморщил нос, внезапно продолжив атаковать, полузащитник. – Н-неправда, – с лёгкой заминкой решился соврать Бен, ставя, что это блеф. – Я просыпался, – безнадёжно махнул на него рукой Маунт, даже не собираясь слушать оправдания. – Почувствовал, что ты больше не греешь меня под боком, – англичанин шутливо надул губы бантиком, заклюлюкав в адрес защитника. – Я не грею тебя "под боком", – усмехнулся Чилуэлл, с облегчением поняв, что Мейсон вовсе не станет допытываться правды. Для наглядности развел руками, отмеряя расстояние между их кроватями. – Телефон тебя греет, на самом сердце, – хохотнул Бенджамин, выдавая своё давнее наблюдение. – Э-э, нет, что за ерунду... – принялся неловко, чуть высоким голосом, отнекиваться англичанин. – Серьёзно, Мейс, ты вечно засыпаешь с телефоном, – восторженно развивая не понравившуюся Маунту тему и уводя его от сути разговора, улыбнулся Чилуэлл. – Так облучился, скоро светиться в ночи будешь. Мейсон, уже взявший себя в руки, бойко улыбнулся, плюхнулся обратно на кровать и замотал ногами. – Не-не-не, всё не так! – радостно опроверг им обоим известную правду: после телефонных разговоров перед важными матчами Мейсон Маунт вырубается с телефоном под мышкой. – Так чего ты уходил-то? Наверное, Бен выдал слишком открытое удивление, на грани с замешательством, в искрящихся от утренеего солнца глазах. Или причина была иной, чем его неоправданная пауза и растерянная полуулыбка с вечно приподнятыми уголками рта, но полузащитник вдруг виновато, медленно поднял глаза снизу вверх. – Я начал храпеть? – Да, – без раздумий выдохнул Бенджамин. – Прости-и, – искренне прикусил губу Маунт. – Я спустился на ресепшен и попросил у них ключ от любого свободного номера, – легко раскрыл карты Бен, пожав плечом. Врать, говоря правду, было удобнее; особенно учитывая, что делать это, и особенно по отношению к Мейсону, не хотелось совершенно. – Ловко! – подскочил англичанин, дружески пихнув Чилуэлла в плечо. Тот рассхохотался, не заметив, как Маунт бросил вкрадчивый взгляд искоса. По какой-то причине Бен не смог ответить на его вопрос, а в глазах отразилось прямо монументальное желание скрыть от него цель отлучки. Но Мейсон, кажется, выкрутился. Теперь Тухелю, с утра невинно попросившему выведать, зачем Бен Чилуэлл посреди ночи переселялся в другой номер (ему утром же передали на ресепшене), можно сказать почти правду. Ну и что, что Чилли замялся. Он ведь подтвердил, что дело в храпе. Маунт будет глядеть тренеру прямо в глаза и отстоит право товарища на приватность. Потихоньку игроки стекались в узкий кремовый коридор, спускаясь на завтрак. Чилуэлл вышел, захлопнув автоматическую дверь, и по привычке отдал ключ-карту Маунту, любившему все мелочи таскать с собой. Взгляд Бена непроизвольно дрогнул, когда в его поле зрения попал дылда-Кай в пяти метрах от них. С той стороны доносились размытые "ду бист", и почти сразу из открытой двери номера, в которую вещал немец, вышел Вернер. Хотя Бенджамин отвел взгляд сразу же, наверное, какая-то задержка всё же имела место. Потому что Тимо оглянулся, как будто его окликнули, и смотрел теперь прямо на английский дуэт. – О, Тимо-о-о! – и секунды не думая, едва не басом дурашливо протянул Чилуэлл. Это было необдуманно, но он допустить не мог, чтобы всё пошло не так. Он не знает Вернера. Вернее, недостаточно знает. Когда он проснулся утром в номере, парня уже не было. Хотя простынь ещё хранила тепло. Вся вчерашняя ночь казалась восхитительно близкой и возмутительной, невозможной. Тимо был податлив, ласков и скор на принятие ласк. Сейчас в длинной тренировочной голубой олимпийке с облегающими рукавами немец был привычно собран, до обидного закрыт и непривычно одет. Бену виделось – и неспроста – невероятно интимным, что с ним вчера Вернер был немного другим, не тушуясь наготы и их близости. – Бен! – у Чилуэлла глаза заискрились, едва немец с привычной кроткой улыбкой помахал ему, как на перроне. – Мейсон, – будто только сейчас заметил, добавил Тимо. – Может, позавтракаем вместе сегодня? Нападающий говорил, немного коверкая слова, а смелый энтузиазм совершенно точно дался ему нелегко. Чилуэлл отметил покрасневшую под воротом шею немца. – Кусок в горло... – неуверенно скривив губы в улыбке, забормотал Хаверц. – Ой, пошлите поскорее чем-нибудь закинемся, – сжал кулачки, засияв, как нетерпеливый щенок, Маунт. – Да, – Бенджамин не переставал улыбаться, вдобавок чувствуя постоянно обращенный к нему одному взгляд немца. – Займём место у окна, – англичанин поправил естественную волну шоколадных волос. Мейсон без промедления направился в авангард едоков. Бен остался у их номера, с приветливым и восхитительно поощряющим блеском в глазах глядя на подходящего к нему Вернера. Кай обернулся через плечо, но ничего не сказал. – В номере было очень свежо, – Тимо растрепал неуложенные волосы, не отводя взгляда. – Наверное, кондиционер долго был включён. – Да, точно. Дубак, как в Англии, – осторожно балансируя на грани темы, белозубо рассмеялся Чилуэлл. – Но, знаешь, я даже не замёрз, – немец неловко усмехнулся и начал смотреть строго перед собой, поравнявшись с Беном плечом к плечу. Англичанин тронуто обернулся на него, восхищенным взглядом оглядев такие близкие сейчас широкие скулы и короткие тёмные ресницы. Тимо практически открыто говорил про них, про объятия и то, как близко Бен Чилуэлл смог к нему подобраться. И отнюдь не только физически. – Я час не мог уснуть, – защитник тюкнул его плечом, как будто намекая на что-то, только им двоим известное. – Мне было удобно, – немец потер переносицу. – Уютно. – Нет! – воскликнул Бен, привлекая внимание проходящего мимо Оливье. – Это от другого. Я наслаждался, – парень подмигнул, и на сердце сладко затянуло, потому что звучал он отборно чистосердечно. – Чилли, – Вернер вдруг позвал, потянув его за рукав на локте. – Ты сам не свой. Обычно ты... любишь касаться. – Тактильный, ты хочешь сказать? – Чилуэлл лишь сейчас заметил, что отвел руки за спину. Он вытянул их, размяв пальцы. Быть может, Бен чуть боялся совершить неверное движение в сторону нападающего после тепла, которое они так бездумно разделили вчера друг с другом. – Пугаю тебя таким? – англичанин юркнул Вернеру под руку, почти боднув макушкой в ключицы. Проскользил по груди, пристроившись куражно и бездумно, как обычно. Положил ладонь на эмблему Челси на экипировке нападающего. Теплые, как всегда, и что вчера на балконе, что в номере, пальцы. – Нет, – усмехнулся Тимо. – Я не о том. – Оу, – Бен выпрямился, взглянул чуть издалека и прямо на немца. – Ну, я к тому, что всё ведь как раньше? – Тимо не фигурально покраснел, и не только лицом, спрятав глаза за ресницами, когда произнёс это. – Ну, ты основательный парень! – Чилуэлл рассмеялся низко, хотя слова Вернера напугали, тревожно дёрнули сердечную мыщцу сперва. – Бен Чилуэлл к твоим услугам всегда. Точнее, я к услугам всех, но ты – ты и Мейс, – вы идёте первыми... Так и быть. Защитник обворожительно прямолинейно улыбнулся, демонстрируя открыто и запальчиво белые зубы. Подмигнул галантно. – Спасибо, Бен, – Тимо аккуратно уложил широкую ладонь на его пояснице, и Чилуэлл не мог засиять ярче. Мелочь ли, но немец переживал, что всё переменится или сойдёт на нет, – значит, что-то было и не один англичанин так думал. Бен понял себя относительно давно и знал, что, с его родом деятельности, просто не будет. Ему нравился этот парень, им предстояло разделить финал и мечту на двоих, а вчера Тимо Вернер недвусмысленно согласился разделить постель. Кто знает, может, через каких-то пять лет общественность под совсем другим углом посмотрит на вещи, которые ориентированный на карьеру Чилли пока держит при себе. – Эй, ну что за измена? – глядя с нижних ступеней лестницы на товарищей, отставших на добрые десять метров, Маунт наигранно поморщил носик, замахал нелепо руками. – Хах, ну, побежали! – Бенджамин сгреб ладонь Тимо и понесся вниз по лестнице. Вернер смущенно хмыкнул, но сжал его пальцы крепче. Внизу парни потолкались, прокладывая путь в ресторан. Чилуэлл повис на немце, разгульно обвив загорелыми руками крепкую шею и хохоча беспардонно, легко. Тимо осторожно обнял его за талию, будто стесняясь навязываться, но защитник прижался только крепче. Нападающий солнечно улыбался и смеялся с ним в унисон, собирая лучики мимических морщин в уголках глаз. Он ловил тихо восхищенным взглядом счастье на открытом, вдохновленном лице Чилуэлла. У Бена сложилось прекрасное утро и убедительное чувство перед финалом.