Между прошлым и настоящим | Ничья

Крис

      Пинок моей ноги — и дверь закрылась за спиной, за неимением у меня свободы рук.       — Фух… Дома… Я дома…       Тяжёлые горшки поставила в сторону, на столик. Туда же отправились ключи, звякнув друг о друга, за ними — сумка. Я сбрасывала всё, лишь бы в теле чуточку снять напряжение. Очень устала, до безумства и бега трусцой до ванной.       Дома никого не оказалось, потому и дверь мне кое-как пришлось открывать самой.       Все разбежались по своим делам: Ненси гуляла, Вилсон по своим делам умчали, Кетрин гостила у соседки Франчески. Ни-ко-го.       Но почему-то я нашла мужскую, до боли знакомую обувь на входе. Чёрные, кожаные, начищенные до блеска туфли стояли рядом, где должны стоять тапочки Эдриана. Их я тоже не увидела на месте.       — Кто-нибудь есть? — крикнула я. Эхо наших длинных коридоров с большим отсутствием дверей из помещения в помещение подхватило мой голос.       Меня встретил Пушок. Король нашего дома показался в темноте коридора, ленивой походкой выходя из гостиной, и потягивался, не спеша ко мне. От его сонного вида я посмеялась, сняла неудобную обувь и прошла навстречу моему котику.       — Ты спал, мой мальчик?       Подняла его на руки.       Котик потёрся мордочкой о моё плечо, но уже не был так ласков, как раньше — стал оглядываться в поисках спасения от моих рук. Всё же я его спустила. Котик пошёл на кухню, как бы намекая, что его ласки — призыв покормить.       «Корми меня быстрее, прислуга», — говорил мне Пушок, проходя в кухню.       Но я не пошла за ним, он итак накормлен, их миски никогда не пустовали. Подняла голову наверх через лестницу, слыша шум.       Хлоп-хлоп…       Кто-то дома. Точно кто-то есть.       Я стала подниматься по лестнице на ноющих ногах. День был тяжёлый, я провела его в цветочном, но настроение оставалось на высочайшем уровне. Во всём преуспела: выручка хорошая, девчонки справлялись, заказы отданы, продажи идут, цветы в прекрасном состоянии. Мои труды окупаются — лучшая мотивация.       Я хороша!       Почти припрыгивая по ступенькам, поднялась наверх, но бесшумно, как бы подыгрывая игре, о которой догадывалась. Что-то тут не так. Кто-то затаился, ждёт меня. Лёгкой походкой пошла по коридору, продляя путь до спальни, так и не найдя источника шума в зале или где-либо ещё. Что-то внутри меня приятно закололо от предчувствия чего-то радостного, ждущего меня здесь.       Дверь оказалась открытой, как я видела, ступая ближе по неосвещённому коридору из-за закрытых от жары штор на окнах. Источник шума был внутри. В спальне.       Почему-то мне стало тревожно, шаги замедлились, а шум ускорялся. Мысль о том, что кто-то затаился, покинула меня. Но предположение, что что-то тут не так, укреплялось, давило мне на череп изнутри волнением.       Как только я медленно приблизилась к щели двери в спальню, появился и голос.       — Так?..       Меня парализовало в самом конце, — как я стала заглядывать за дверь, а мои веки расширялись так же медленно, как я двигалась.       Я увидела спину Эдриана, не веря до конца. Дверь раскрылась шире от касания моей ладони, открывая для меня всю спальню. Всего Эдриана. На нашей постели.       — Да-а… Вот так… М-м…       Я видела Эдриана, застыв в ужасе. Как он нависал над матрасом с застеленным, но скомканным бельём. Как его руки сжимали в кулаки простынь, как его тёмная, моего любимого шоколадного цвета, влажная кожа прилипала к ткани. И как под ней скользила кто-то, кто не я.       Её волосы рассыпались по нашим подушкам. Они… русые… Нет, слишком тёмные…       Я зажмурилась, кусая губы до крови, но они не болели. Даже ног своих не чувствовала, рук, тела, лица. Кровь отхлынула куда-то вниз, в каменеющие ноги, от сердца, гулко и быстро забившегося в груди. Лучше бы оно остановилось прямо там, на пороге в нашу осквернённую спальню.       Я зажмурилась. Надолго не вышло.       Раскрыв глаза с ещё одним женским стоном, что не принадлежал мне, теперь я видела белокурые волосы. Или всё же они рыжие?.. Какого они цвета я не могла разглядеть. Зрение предавало, прямо как ноги. Незнакомка на нашей постели извивалась, вздрагивала от каждого толчка Эдриана в ней, и эти же движения изменяли её. Её черты лица, волосы. Тень бросалась на неё, но не скрывала от моего жалкого взора, наблюдающего за ними.       Я не могла в это поверить.       Нет…       Незнакомка выгибалась в спине, приоткрывала свои припухшие губы. И на них же опустились губы Эдриана, что целовал её так страстно, жадно. Ускорился, вонзаясь грубыми толчками. Мышцы на его спине сокращались, пульсировали, сверкали испариной.       — Да!.. — прокричала она, оставляя миллиметры между их губами с сорванным поцелуем.       Тогда Эдриан засмеялся.       Тихо, грудным смехом он выстрелил мне в сердце пушечным ядром, разбивая меня на части и оставляя наблюдателем его предательства. Его измены, на нашей же постели, в нашем доме. В нашем коконе любви, тайного счастья.       Он трахал её сильно, на моих глазах. Не видя меня в дверях, ловил каждый её стон.       Я хотела убежать, но большая вероятность, что упала бы там же замертво.       Ткань из-за силы их страстных движений стекала с его спины, обнажая полностью до самых ягодиц. Его и её, показывая мне, как каждую секунду их тела соприкасались, и эти же мгновения они вместе встречали, блаженно постанывая.       Эдриан опустился ниже, встав на локти, расставив их у её головы, и принялся целовать. Всё её лицо.       Он целовал её, как целовал меня. Находил прилипшие к лицу пряди, и смахивал их губами, следом оставляя россыпь поцелуев, как делал со мной, наилюбимейшим образом поглощая мою любовь к нему. Глаза впивались в её, ловя каждую искорку блаженства. Его янтарные глаза находили её и не отпускали, как он делал со мной. Каждый раз, каждые наши счастливые мгновения вместе, наедине. Но это были не мои глаза. Принадлежали они не мне, а незнакомке, распластавшейся на нашей постели под телом моего изменщика.       Как ещё один жёсткий шлепок закружил мне голову, девушка выкрикнула его имя:       — Эдриан! Да! Да-да-да!..       По губам ударила моя же ладонь. Заглушая мой вопль, полный страданий от предательства. Глаза заболели, не веки не прикрывались, мучительно заставляя наблюдать.       — Тебе нравится?.. — прошептал он не мне.       — Очень… — ответила она, закивав и приоткрывая свои губы для поцелуя, который он ей подарил. Как же он вкушал её губы, сжимая своими так яростно, так красиво для кого-то со стороны и отвратительно для меня.       Одна его рука опустилась к её плечу, пальцы огладили мягкими подушечками, как он делал со мной, собирая мурашки, доказательства, насколько я она была восхищена, как наслаждалась его любовью, ласками. Как отзывалось её тело на его. Его губы опустились к её шее. Расцеловали, прикусывали зубами, слизывали. Рука сжала её на талии, ускользнула под спину.       Крис, что ты стоишь? Зачем ты смотришь на них?..       Я ждала, когда он меня заметит, ужаснётся, спрыгнет с постели, отталкивая девушку в постель, а сам побежит за мной, выкрикивая: «Крис! Это не то, что ты подумала!». Или что-то такое. Но ему было плевать. Всё его внимание поглотила она… Не я…       Эдриан выпрямился. И потянул её за собой, поднимая с наших подушек.       Девушка взвыла от изменившейся глубины проникновения, но он держал её в обеих руках, усаживая на свои бёдра. Обнимая, хватаясь так, как хватался за меня. Как нравилось мне и нравилось ей.       Сидели теперь они боком ко мне, до сих пор не замечая. И продолжали.       Меня затошнило.       Он «любил» её таковым образом так жарко, что шлепки их кожи резали мои уши, а ноги не слушались. Она опускалась на его член, полностью пропадающий в ней. Твёрдый, поблёскивающий от влаги их похоти. Отвратительно. А он хватал её за бока, каждый раз взаимно опуская на себя, этими же действиями прося не останавливаться. Так он делал со мной. Зубы сверкнули в лучах солнца из нашего окна, вонзились в её груди. Девушка снова закричала, надрывисто охнув. Взялась за его плечи обеими руками.       И на одном пальце я увидела то кольцо. С жёлтым, ярким камнем, а металл идеально огибал её палец.       Эдриан поднял её руку, замедлился. Она тоже остановилась, наблюдая и наслаждаясь тем, как Эдриан посмотрел на неё влюблённым взглядом, что всегда был обращён только ко мне. А потом его губы поцеловали рядом с кольцом.       Он прошептал:       — Я люблю тебя, моя тайна…       А она ответила:       — И я тебя люблю, Эдриан…       Я не могла молчать, закричала во всё горло:       — Прекратите! Хватит!       Но они не слышали, издевались, продолжали.       — Ты будешь моей женой?       — Конечно. Я только твоя…       Эдриан просиял, женская рука убрала его свисающие на глаза тёмные локоны, как делала всегда только я.       — Тогда и я — твой.       — Нет! — вновь закричала я, не имея возможности двинуться с места. — Ты лжёшь! Зачем ты так делаешь?! Как же ты можешь любить её?!       Девушка впилась в его усыпанные тёмными веснушками плечи, оставляя следы ногтей, и стала снова раскачиваться на нём, как змея. Пачкать нашу постель своим присутствием. А Эдриан теперь не трахал её, а нежно занимался любовью, подтверждая своим шёпотом, признаваясь в любви с каждым движением в ней.       — Я люблю тебя… Люблю тебя… — говорил он ей, прижимаясь лицом в изгиб шеи, пропадая за беспорядком неправильного цвета волос. Они были не моими, и всё это было неправильно! Но он целовал её, занимаясь с ней медленным, чувственным сексом.       Предавая меня. Целуя её. Жаждая её, даря каждый свой тихий, грубый стон наслаждения ей. Убивая меня. Уничтожая и разбивая.       Глаза девушки закатывались, после бегая по потолку, будто снова желая закрыться. Но после распахнулись. Нашли меня в дверном проёме.       Губы приблизились к его уху, пока она продолжала глядеть на меня.       — Ты любишь меня? — спросила она.       — Да… — промычал Эдриан, шлёпнув её по заднице, что девушка взвизгнула и засмеялась.       — И никого больше?       — Никого… Только тебя…       — Мерзавец, — рыдала я, слыша его искренний голос.       — Я хочу от тебя ребёнка… Ты подаришь мне малыша?       Эдриан держал её за ягодицы, продолжая дышать запахом её кожи у шеи, оставив там лицо.       — Конечно…       — Хочу, чтобы ты родила мне детей… Я хочу кричать всему миру, как счастлив с тобой.       Тогда девушка остановилась, меняясь в лице. Кивнула на меня.       — А что тогда… с ней?       Эдриан застыл и медленно повернул голову ко мне. Он даже не дрогнул в мою сторону.       — Её… — смотрел на меня оценивающе, холодно, почти брезгливо, — её я не люблю…       — Как у тебя только язык поворачивается? — прошипела я сквозь зубы, сжимая кулаки.       — Посмотри на неё. Похоже, она в положении.       Их глаза, мои опустились на выпуклый живот под моим платьем.       Эдриан безразлично сказал, напрягая нижнюю челюсть от накатывающей неприязни:       — Это не мой ребёнок. Я его не приму. И никогда не полюблю. Он мне не нужен.       — Что ты говоришь! — кричала я, хватаясь за свой живот.       Что-то будто потянуло за него, вниз, больно. На жёлтой ткани моего платья начало образовываться пятно, кроваво-чёрное. Оно увеличивалось, пропитывало моё платье.       — Нет-нет! Нет! Помогите!..       — Мне не нужен этот чёртов ребёнок! — повысил голос Эдриан, как я подняла голову к ним, пока держалась за свой окровавленный живот. — Как ты не понимаешь! Я не люблю тебя! — кричал он на меня.       — Нет! Эдриан! Не делай этого! — умоляла, падала я на колени в проёме. — Уходи… Не люби … Но не забирай моего малыша! Пожалуйста. Не поступай так со мной! Почему ты изменяешь мне?       — Ты что, так ничего и не поняла? — засмеялась девушка, начав медленно двигаться на Эдриане.       — Ч…       — Он тебе не изменял… Просто никогда не любил, а ты этого не видела. Он всегда любил меня, изменял мне с тобой. И все это знали… Он не любит твою дочь, с трудом переваривал эту соплячку, вечно висящую у него на шее.       — Не смей… так говорить о Ненси… Он любит её. С первой встречи полюбил! Эдриан, скажи, что это так! Это же твои слова! Ненси твоя дочь! Твоя!       Эдриан уже ничего не говорил, кроме как любовался девушкой, придерживая её за бока и поддерживая ритм.       — Он не любил вас, признай это, Крис… Обманывал… А про меня все знали. И Европа знала, Грант, Ли. Я была там, в Сугане, и пока тебя он увозил, оставался со мной, показывая всему их миру. Не тебя, пойми. Так что убей этого малыша, он всё равно не нужен своему отцу. И никогда он больше не придёт…       — Нет!       Я наблюдала, как мой живот сдувался, подобно шарику. Пропадал, капая кровью на наш ковёр при входе. Малыш пропадал, потому что Эдриан его не хотел. Мой самый худший кошмар стал моим мучением, предчувствие — правдой.       — Ты же знала, что Эдриан не хотел детей от тебя, — продолжала она. — Тогда зачем оставила его? Он хотел детей. Просто не от тебя!       — Нет! Эдриан, я знаю, что это неправда! Ты не мог так поступить!..       Я заметалась по полу, последний раз видя, как они ускорились, крича от удовольствия, клялись друг другу в любви. И убили меня.       — Нет!.. Ты не мог!       И тут я почувствовала, как мои губы зашевелились по-настоящему:       — Не мог…       Глаза распахнулись, но темнота не давала полностью понять, где я. Окружённая тканью, полностью утонувшая в воображении, вспотевшая.       Я была дома. В своей спальне, замершая на боку и приподнимающая голову с подушки, как вырвала в реальность свои последние слова из сна: «Не мог». Было так темно, кошмар полностью завладел моим сном, что я не до конца отличала реальность от собственного вымысла.       Ещё не проснулась. Голова была тяжёлая, в спальне стоял жаркий, душный, летний воздух. Я перелегла на спину, одной рукой нащупывая свой плоский живот, а другой находя рядом выключатель светильника. Дёрнула его.       Всё хорошо…       Всё хорошо, Крис, это просто кошмар…       Моё вспотевшее тело облепила ткань тонкого одеяла. Бокал воды стоял рядом, пальцы ног касались тёплой шерсти Рассвета, лежавшего на краю.       А рядом, в середине постели лежала дочка.       Ужас пропал с лица, улыбка дрогнула на щеках, как только я оглядела мирно спящую рядом Ненси. Она лежала на животе, одну ножку подгибая. Как всегда спал Эдриан. В этой позе.       Моя ладонь огладила её спинку, тоже влажную. Вспотела моя девочка. Её бровки сразу поджались, губки закрылись, под ртом скопилась лужица слюны, что я посмеялась, заметив это. Если же меня тревожили ужасные сновидения, то уж пусть будет так, только бы Ненси снились самые добрые картинки и весёлые приключения. И пускай она никогда в жизни не просыпается с таким осадком на душе, как проснулась я посреди ночи.       Жутко хотелось умыться, поэтому я как можно тише поднялась, переступила скрипучие половицы и вошла в ванную, зажигая свет. В темноте мне совсем не хотелось умываться.       Набирая воды в ладони, умывая ею лицо, я почувствовала облегчение. Но ещё оставшиеся при мне вспышки воспоминаний о сне не давали это просто так оставить.       Просто кошмар, созданный моими переживаниями. Издевательство собственного разума. Говорят, что во снах мозг избавляется от того, что ему не нужно — освобождает память. И уж лучше пусть будет так.       Жгучая злоба, одна из самых сильных обид разъедали меня изнутри, не давая оставить саму себя в покое. И пришли в мои сны.       Хватаясь за края раковины и погружаясь в собственные мысли, я бы очень хотела, чтобы ладони сжимали не холодный камень, а горло Эдриана за то, что он заставлял меня пережить, что даже во снах он приходил ко мне в таком обличие. Изменщиком.       За что это мне?       Зачем он так издевается надо мной?       Ответов у меня по-прежнему нет, но были догадки. Самые противные, получившие лицо незнакомки во сне, что носила пропавшее кольцо, идеального для неё размера, и целовала моего любимого. Которую он любил так, как запомнил мой мозг, когда Эдриан любил меня. Он это делал со мной, а мозг заставил глядеть во сне, как Эдриан отдавал всё то же самое уже не мне, а той девушке, не имеющей точной внешности: лица, волос, фигуры.       Сейчас он с ней? Где-то там…       Нет, быть такого не может. Просто не может. Эдриан, что клялся мне в любви, целовал меня, улыбался мне, не мог так поступить. Человек, что любил мою дочь так же сильно, как это делала я, не мог быть вот таким. Как во сне. Он не такой, что бы сейчас меня ни настраивало против облика моего Эдриана, каким я его знаю. Какой он и есть.       Эдриан бы мне не изменял. Ведь так? Так? Конечно так, да?       Мой Эдриан не такой. Он бы так не поступил.       С такими мыслями, и никак иначе, я вышла из ванной, освежившись и угоняя сон, откуда пришёл.       Не я одна проснулась, а точнее своим отсутствием в постели заставила проснуться Ненси.       Она сидела посередине постели, натирая ладонями глаза и зевая.       — Мама?..       — Я разбудила тебя?       Я присела на край кровати, приглаживая её взъерошенные волосы моего цвета. Огладила плечи, поддевая лямки её майки и спускаясь к животику, погладив. Ненси раскрыла свои зелёные глаза, сонно глядя на меня.       — Жарко… — вздохнула она, вытирая вспотевшие ладони о майку, а после потерев им голые ноги.       — Попить? — Протянула я ей стакан.       Ненси кивнула, взяла его обеими руками и стала громкими глотками пить воду, будто жара высосала из неё всю жидкость. На самом деле почти так и было, раз мы обе вспотели.       Ненси с выдохом отдала мне пустой стакан.       — Пасибо, — причмокнула она, провожая мою руку до тумбы глазками.       — Не за что. — Я набрала в стакан ещё воды из графина рядом, повернулась к дочке, поглаживая согнутые в коленях ноги. — Можешь снять майку, если так жарко.       Ненси посмотрела за спину, видя, что открытая форточка уже оттягивала штору. После её нерешительный взгляд опустился на противоположную часть постели, пустующую, холодную и напоминающую, кого нам обеим не хватало. А ведь мы специально заказывали большую кровать. Чтобы растущей Ненси не было тесно, когда она приходила поспать к нам. Теперь простор давил на нас обеих, напоминал.       Ладошка дочери огладила простынь без единого следа, что кто-то спал с нами, вот совсем недавно лежал здесь и скоро вернётся. Обнимет нас, сгребёт к себе. Поцелует сначала одну, потом — другую. Прошепчет, как любит и пора спать дальше.       Глаза дочери оторвались от постели, поднялись на меня, всё так же молчащую рядом. Ненси кивнула, взялась за края майки и стянула её с себя, оставаясь в трусиках. Всё равно ей некого стесняться, а жару терпеть так не хотелось.       — Иди ко мне…       Я легла на своё место, убрала её майку, кинув на стульчик подальше, и протянула руки, чтобы обнять дочку. Сонно она опустилась ко мне, утягивая за собой наше тонкое одеяло, — без него спать неуютно, странно даже летом. Я прижала её к себе, чувствуя, как ручка дочери сжала в кулак мою ночнушку. Но на самом деле ей бы очень хотелось сжать край майки Эдриана, как она делала всегда и даже неосознанно во сне.       — Мне обидно, что Эдриан не приезжает… — заговорила Ненси в моих объятиях. — Я злюсь на него, очень сильно. Это разве хорошо, правильно?       — Ты можешь обижаться и злиться на него. На то есть причины.       — А ты?       — Что?       Ненси подняла голову к моему лицу.       — Злишься на него?       Я ответила честно:       — Да, злюсь. Меня это его отсутствие тоже огорчает, очень сильно.       Ответ дочери поразил меня.       — Ты много плачешь… Это из-за него?       — Я не плакала. Почему ты так думаешь? — Зачем ты лжёшь, Крис?! Хватит защищать его!       — Подслушала… Прости…       Мне осталось только вздохнуть и мысленно возненавидеть себя за неосторожность. Ненси не должна была это услышать…       — Давай спать, Ненси.       Я крепче прижала к себе дочь, перед этим дёрнув выключатель светильника на тумбе.       Раньше мы часто говорили об Эдриане, каждый день вместе отмечали день в календаре, приближаясь к назначенным датам его возвращения. В этот же раз чаще об Эдриане спрашивала Ненси, пока я старалась вовсе не говорить о нём. Мне нечего ей сказать, нечем утешить. А теперь Ненси не говорила о нём, совсем. Но носила его старый подарок в виде браслета со звёздочками.       Этот разговор оказался первым за последнее время, с моей встречи с Бобби в «Щите Льва».       В её глазах всегда горела тоска, неопределённое желание заговорить, но она этого всё равно не делала, беззвучно закрывая рот, что только открылся, а желание оказывалось поверженным.       Честно говоря, теперь я из неё ничего не вытягивала, не просила поведать мне свои переживания. Причина её печали ясна, но в этот тяжёлый период у меня не было сил ей пояснять. Мне искренне хотелось, чтобы все выводы она теперь делала сама.       Зачем мне давать ей надежды, которые могут не оправдаться?       Раньше я верила Эдриану, могла объяснить дочери, поддержать, порадовать словами, что он скоро вернётся. Сейчас же я не была уверена абсолютно ни в чём, что касалось Эдриана.       Теперь, если я вспоминала об Эдриане, то сразу злилась без возврата к желанию понять его. Как я могу понять его, если ничего не знаю? Совсем ничего! Как я могу всё это терпеть после того, что прошла за всё ожидание его дома, а после, как решила поехать к нему, узнать, что происходит, меня выгнали.       Когда рассказывала дочери о её родном отце, старалась не транслировать своё отношение к нему, чтобы дочь сама всё понимала. С Эдрианом сейчас было то же самое.       Ненси у меня неглупая девочка. Надежды хоть и умирают последними, но мне казалось, что к смерти самой последней мы были близки. Может я даже чуточку ближе. Когда-нибудь надежда потухнет на нашем звёздном небе, усыпанном яркими воспоминаниями об Эдриане. И пусть дочь примет это, осознает, как бы больно это ни было, нежели будет страдать.       Как бы я ни старалась оставить то самое детство на подольше для Ненси, иногда детским наивным ожиданиям не сбыться. И Ненси растёт, потому должна проживать на себе такие испытания, ибо в будущем ей будет очень тяжело привыкать к реальному миру, когда она окунётся в него с головой. Когда повзрослеет.       Но как же не хотелось, чтобы Эдриан оказался тем испытанием, а после — разочарованием.       Повторюсь, надежда умирает последней. И мы близки к её смерти. Как никогда.       

***

      Я пожалела, что рассказала Фионе о своей беременности. Ну, чуть-чуть. В те моменты, когда её взгляд в наших разговорах был направлен мне не в глаза, а на живот.       — Хватит, — предупредила её я, пока она намывала посуду, а я вытирала. — Он не растёт, пока ты не смотришь. Уж точно не пропустишь, как он будет увеличиваться.       Мы дома были не одни, гостила Клои, и я ждала до последнего, пока напомню сестре о секрете.       — Жду не дождусь. — Подняла она глаза вверх, к моим глазам, и передала последнюю тарелку, став вытирать руки.       Прошла к выходу в коридор, пока я дотирала посуду, и спросила:       — Как думаешь, он ещё там?       — Да, — прицыкнула я, косясь на неё и переводя взгляд на открытую в дом для сквозняка и свежести дверь.       — И надолго?       — Не знаю…       Честно, я не знала, откуда во мне столько сил пережить это всё.       И в довесок ко всему раздражало, что мои слова были пустым звуком для всех: для Фионы, для Бобби и для телохранителей. Фиона до сих пор не принимала мой решительный настрой и просила быть более терпимой к отсутствию Эдриана. Клои часто намекала, в какую сторону я должна думать, но «пальцем не тыкала» в сторону Эдриана, так сказать, говоря мне прямо, что она думает по всему этому поводу. Единственным человеком, кто меня порадовал, была Кетрин. Она не задавала вопросов, не говорила с намёками, и была всегда первым человеком, кто возвращал в дом атмосферу «всё нормально, продолжаем жить, как жили, и всё наладится». Может быть, до этого я хотела услышать советы от сестры и подруг, но теперь, уже видя отношение Клои и Фионы, что стояли по разные стороны баррикад, я вовсе не хотела поднимать тему отсутствия Эдриана. Ничего не решится, никто из нас не знал точных ответов. И потому их мнение не имело смысла.       А вот Бобби продолжал следить. Телохранители проигнорировали приказ покинуть дом и больше здесь не появляться.       Хотя чего я должна была ожидать? Что кто-то из них будет уважать моё слово?..       Два дня назад я слышала шум за воротами, пока убирала вольер Каприза. Вышла, думая, что это или Клои, или Эдриан явился. Но никого не увидела. Однако к вечеру приехал Джексон и сказал, что заметил, как за гаражом стоял Хосе. Между нашим гаражом и забором соседей был уголок, где можно было спрятаться, если кто-то выходил из наших ворот. Именно, как я и сделала.       Быстрее ветра, злее, чем когда-либо я вышла из дома, направилась за ворота и заметила, как тень тут же улизнула за угол. Хосе не был удивлён, предполагал, что Джексон, проезжающий к дому и заметивший его, расскажет мне.       Мой крик не сдвинул его с места. Телохранитель, приставленный к нашему дому, смерил меня странным взглядом и твёрдым тоном объявил, что даже если я их выгнала, они будут стеречь дом за его пределами. И закончил разговор со мной, сказав, что ничего из моих слов их решения не изменит. Они так же продолжат выходить на смены с Марком поочерёдно.       Казалось, я была краснее помидора от злости. Мимо проходили соседи, косясь на меня, кричащую на Хосе. А потом я хлопнула воротами, вошла в дом и продолжила готовить ужин, представляя вместо мяса под ножом голову Хосе.       Марк и Хосе до сих пор сменялись, не слышали моих просьб, но и впускать я их не собиралась. Девочки на сменах в лавочке работали в том же режиме, наведывалась я к ним по вечерам, и старалась дом не покидать. Уж очень сильно меня напрягала слежка, как кто-то постоянно пристраивался за моей машиной в дороге.       Всё это полный абсурд! Бессмыслица!       Как я докатилась до такого положения? Когда моя жизнь сошла не в ту сторону?       Я всегда стремилась к собственному контролю над жизнью, в которой мало что менялось, — да в том же самом режиме дня, — а исключениями были события, связанные с Эдрианом: спонтанные поездки куда-нибудь, его неожиданные возвращения, что было редкостью и не тревожащим, неопределённым событием, а настоящим праздником. Я была успешной матерью своего ребёнка, хорошей хозяйкой, девушкой, вырвавшейся из травящей семьи. Всё было хорошо и шло так, как бы я этого сама хотела. А что теперь?       Теперь я не была уверена в любом своём решении. Задавалась вопросом каждый день, как себя чувствуют дети, замечающие, что творится дома. Что они думают? И, откровенно говоря, я боялась ответа на этот вопрос, предполагая, какой он. И совсем не понимала, а что мне сделать, чтобы всё было иначе. Не знала, что ждёт меня на следующий день, но сердцем постоянно чуяла, что какая-то угроза стояла над моим домом серыми тучами, сгущающимися и давящими.       Моё чутьё никогда не подводило.       Мы с сестрой и подругой стали заниматься стиркой, полностью освободив себе запланированный день для этого. Дети играли во дворе под присмотром Кетрин, Джексон был в трёхдневной командировке, выезжая на новый объект в другом городе и должен был приехать ранним утром следующего дня.       Совершенно ничего не предполагало о надвигающейся беде, пока в дом не проник металлический грохот, за ним — голоса. Домашние животные сразу навострили уши, Каприз залаял в вольере. Втроём мы замерли, не понимая, что происходит. Человеческая реакция — ступор — украла у нас драгоценные секунды, которые мы должны были потратить, чтобы уже бежать к детям.       — Что это? — поднялась Фиона, вытягивая руки из тазов с мыльной водой.       Я к тому времени уже встала, вытирая руки и ступая из ванной.       А потом голоса стали громче, агрессивными, предостерегая о предстоящей схватке.       И закричала Ненси:       — Мама!       Подвернув ногу на ступенях и совершенно не чувствуя боли, я вылетела на первый этаж, за мной — Фиона и Клои. Парализующее беспокойство не помешало мне нестись как можно скорее. Дети вместе с полусогнутой от боли в спине Кетрин, что держала Франклина на руках, вбежали в дом. Младшие дети уже похныкивали, близясь к плачу от испуга. Чудо прошмыгнула между ног Кетрин, как она толкнула дверь, закрывая её за собой.       Но как только они вошли в дом, я поняла, что не их игры были источником шума, ведь он продолжался. Это не дети напакостничали. Предположения, что может кто-то ударился, поранился, не подтвердились. Поймав дочь в свои руки, я прислушалась, слыша, как совершенно незнакомые голоса, предположительно, исходили от наших ворот.       Ненси побледнела от испуга. Я крепче обняла её, спрашивая:       — Что случилось?!       Чудо стояла за спиной Кетрин, расставив широко лапы и без остановки лая на дверь.       Робин звонко заплакал за своим младшим братом, оказавшемся в руках Фионы, Ненси вжалась в меня.       Кетрин всё оглядывалась, поскорее подталкивая нас вглубь дома.       — Я тут же подхватила детей, — тихо и быстро заговорила она. — Марк, он там. Кто-то пришёл и стал требовать впустить. Я не слышала, сразу побежала…       Тут я уже не дослушала. Подавила желание взяться за сердце, предполагая, кто пришёл. Мои ватные от страха ноги потащили меня к двери, но её я только закрыла на все замки и выглянула в окошко рядом, едва выглядывая за тюль.       — О боже… — ахнула за спиной Клои, пройдя за мной.       Ворота были приоткрыты, а за ними стояли машины, бордовые костюмы. Пять. Семь? Нет! Десять мужчин, как успела насчитать в миллисекунды, но их явно было больше. О чём-то очень громко и злобно спорили с Марком, что настойчиво выгонял их прочь. Одной рукой он придерживал за собой дверь, стоя за участком, а в другой я увидела револьвер. Он бы не стал его использовать просто так…       А потом Марк пошатнулся от удара в лицо одного из них, что толкнул вместе с телом Марка ворота.       — Ах! — отпрянула я, накрывая рот ладонью.       Марк собрался, выстоял на ногах.       — Стоять! — взревел он.       И началась драка. Несколько мужчин, как по команде навалились на одного Марка, но он успел прикрыть хваткой руки за собой ворота. Он подставил себя под град ударов, но не спрятался за воротами. Он бы не успел и прекрасно это понимал.       — Ма… Мама?..       Крики, ругательства, грохот ворот от ударов дошли до моих ушей. Я замерла, не веря, что это происходит.       — Крис! Кто там? — спросила сестра взволнованно.       — Клинки… Это они…       Я тут же отступила за спину, не отрывая глаз от стекла, оттолкнула вскрикнувшую Клои. Меня затрясло, но я не имела право паниковать, хотя это был первый зов моего тела.       — Что?!       — Внутрь, подальше от окон!       Развернулась, столкнулась с сестрой и потащила их всех в зал под звуки схватки. Чудо мешалась под ногами, подхватывая переполох всех нас. Я сразу же рявкнула на неё:       — Тихо!       Детей мы усадили на диван, стараясь пока игнорировать крики. Мне нужно было подумать.       — Крис! — Клои начала паниковать ещё сильнее.       Фиона руками обхватывала всех детей, прижимая к себе. Но Ненси глядела на меня не мигающими глазами, полными страха. Я встала, расставив руки на бока, и стала ходить из стороны в сторону, думая, как нам поступать.       — Крис? — обратилась ко мне Кетрин встревожено. — Зачем они пришли? Ты знаешь?       — Нет, — покачала я головой, унимая дрожь в голосе. — Но догадываюсь.       — Какого хрена? — выругалась Клои, глядя на меня, уже открыла рот для ещё одного бессмысленного выплеска слов, которые мне ничем бы сейчас не помогли.       Я перебила её:       — Погоди, дай подумать.       — Я видела, как напали на Марка! Крис! Они вломятся сюда!       — Хватит! — закричала я, косясь на детей, которых моя никчёмная подруга напугала ещё сильнее.       — Мама? — снова обратилась ко мне Ненси дрогнувшим голосом.       О нет… Её подбородок задвигался, губы поджались, подтверждая, что дочь вот-вот заплачет от тревоги.       Думай, Крис!       Клинки пришли к моему дому не пойми зачем. Марк с ними не справлялся, и дело времени, когда они забьют его, а всё что я сделала, так это закрыла дверь! Слабачка! А что мне ещё делать?! У меня дети в доме, сестра, Кетрин. Каприз… Он остался в вольере. Чёрт возьми!       Чудо снова залаяла, когда ворота снова загрохотали.       — Тихо!       Думай живее, Крис! Сделай что-нибудь! Это твой дом!       Я не могу… Что делать? За домом был чёрный выход, Эдриан сделал дополнительный выход с участка. С него же я вышла в ту ночь, уезжая в Кайлас. Но, а что дальше? Куда нам податься? К соседям?! Чтобы они пришли и другим семьям? Вдруг «Клинкам» нужны именно мы? Моя семья… Это чёртовы бандиты, напавшие на Марка, ослушавшиеся Эдриана. Где он?! Почему это вообще происходит?! Так не должно быть! Не должно!       Они ворвутся в дом! Нападут на наших детей!       Я не дам этому произойти.       Нет. Я не дам им войти. Ни за что.       Фиона сжала челюсть, безмолвно косясь на окно, но из него вид был только на мои клумбы да забор. Марка прямо сейчас забивали за воротами. Клои почти дрожала, а если открывала рот, то сбивала меня с мыслей и пугала нас всех. Кетрин мне не помощник. Я ни за что её даже не подставлю под удар!       Зачем я вообще настояла, чтобы она переехала к нам? Какая же я дура. Трусливая дура, ни на что не способная. Идиотка!       Мои уже слезящиеся глаза бегали по моей семье. От замершей Кетрин, глядящей на меня в полном спокойствии, уняв тревогу. К детям, плачущих в руках Фионы. К моей Ненси. Одна длинная влажная дорожка блеснула на её щеке.       Слеза скользнула вниз. И упала на пол.       Вниз, пол.       Точно. У меня нет другого выхода.       Я не хотела, поверить не могла в такой единственный исход. Что когда-то такая беда придёт в наш дом. Будто оберег под моими ногами хоть и будет при нас, но останется нетронутым.       Но бежать было некуда. Обратиться не к кому. Все соседи на работе, а если кто-нибудь был дома, мне оставалось надеяться, что они вызовут полицию.       Сейчас мне нужно было действовать самой. В одиночку. Уведу семью в безопасное место и выгоню гребаных «Клинков».       — Вниз. — Заставила я свой язык отлипнуть от нёба. Быстро подошла к дивану, стала поднимать нерешительных детей, встрепенувшуюся от моего голоса подругу.       — Подвал? — выпрямилась Фиона, поднимая обоих сыновей.       — Да…