Крис
Мы с Фионой разругались. В пух и прах. В тот вечер та самая крепкая, последняя капля моего терпения иссякла. Терпение ко всем и всему закончилось. А ведь оно было таким пуленепробиваемым весь этот месяц. Я сорвалась, мы с сестрой почти подрались, — с такой силой она пыталась меня скрутить, а я вырывалась и собирала вещи. За мной сорвалась Фиона, кричала, била меня по рукам, открывая их от чемодана и вещей, устраивая беспорядок. Как же она была недовольна моим поведением и решением, к которому я пришла. Что я намеревалась уйти. Закончилось всё тем, что Фиона в слезах вылетела из моей спальни, выкрикивая, что тоже устала, разбудила сыновей и стала собирать вещи. Так она выразила свой протест: не выслушала, не поняла, не помогла собрать вещи, поддерживая любое моё решение, как я бы хотела, чтобы она поступила, ведь она моя единственная сестра. Фиона быстрее меня собрала вещи, что вполне ожидаемо. И уехала к себе домой, забрав сыновей. Ладно. Пускай. Может она хотела так меня переубедить. Но у неё не получилось. К вечеру и Кетрин, и Ненси знали, что мы уезжаем в таунхаус. Причиной я обозвала вторжение в наш дом, и что не чувствую здесь безопасности, если уже так много тех бандитов знали, где мы живём. Больше я не намеревалась кого-либо слушать. Советы подождать, быть терпеливой, не делать выводы раньше времени. А к чему меня привели эти наставления? Что я сидела и надеялась на лучшее. Так вот это «лучшее» не произошло, и мне пришлось всё брать в свои руки. К тому же я не собиралась кого-то винить. Клои, что оказалась дерьмовой подругой, эгоисткой и лицемеркой, утонувшей в зависти и желании видеть всех вокруг такими же неудачниками. Наверное, жить с мыслью, что ты не одна такая несчастная, легче. Я не собиралась дуться на сестру, что вот так просто взяла и уехала, собрав вещи и оставив меня с больным плечом и ногой, беременную, собирать вещи самой. Она устала сама, так ещё и я добавляла ей проблем своей чёрной полосой в жизни. Я не собиралась тратить нервы, обдумывая, к чему привели действия Клинков в Оштене, в их борьбе за власть и деньги. Я не собиралась думать об Эдриане. Совсем. Винить его, ждать, надеяться, что у нас всё хорошо. Своим отъездом он оставил меня в тяжёлом положении, добавил в итак непростую жизнь ещё несколько сложностей, обязательств и настоящих испытаний на стойкость. Образ Эдриана, каким я его знала, темнел в моей голове, преображался в не самом красивом цвете. Неужели это правда происходит? Как это вообще возможно?! И если уж за его исчезновением был какой-то смысл для нас, для нашего конца, а он сам мне прямо ничего не дал понять, то я приняла, как захотела и начала действовать в угоду себе вместо того, чтобы продолжать ждать чего-то неизвестного. Я никого не собиралась винить, чего-то ожидать от других — отнимает силы, которых у меня не осталось. Откуда они ещё оставались всё это время — большой вопрос. И ещё ожидание в итоге всегда больше вгоняло в отчаяние, разочарование. Зачем мне чего-то от кого-то ждать? Итог уже был мною проанализирован и оказался у меня на глазах: произошедшее за последний месяц — результат моих глупых ожиданий. Не винила никого. Винила только себя, от чего пока не могла избавиться. Злилась на себя за собственный характер. Вроде я пыталась стать храбрее и, может быть, всё-таки набралась этой храбрости — старая, трусливая я при нападении забилась бы в угол, чего я, настоящая, не сделала, и поставила свою жизнь и ребёнка под сердцем на то, лишь бы выгнать Клинков. Но какая же я наивная оказалась, до сих пор. Глупо верила в окружающих людей и до последнего пыталась каждого оправдать. Оправдать Клои, что, по моему мнению, переживала хоть и тяжёлые, но временные трудности. Оправдывала Фиону, когда она заставляла меня не злиться на Эдриана, унять свой эмоциональный настрой. Я не буду больше оправдывать Эдриана за его отсутствие дома за последние полгода и исчезновение с конца июня. Если он не ставил в приоритет наш покой, то и его обстоятельства и положение я тоже не собиралась ставить в приоритет. Теперь окончательно моим приоритетом была я и моя дочь, наше с ней будущее, не зависящее от мужчины, которого мы обе любили, и который разбил нам сердце. Где-то я вычитала советы женщин, переживших многое с мужчинами, что какой бы любовь ни была, может произойти всякое и никогда не надо рассчитывать на вас двоих. Нужно думать о себе, в первую очередь. Обезопасить себя, каким бы безоблачным ваше яркое небо бы ни было. Когда-то и его настигнут тучи, а проблемы могут оказаться нерешаемыми. В итоге из-за неподготовленности, с отсутствующей «подушкой безопасности» любая девушка может оказаться на улице, стирая слёзы разочарования и держа только одну сумку вещей. Клои тому прекрасный пример. Этот совет в данный момент был единственным, к чему я прислушалась. Рассчитывать только на себя. Во всех смыслах. Но было бы удобнее, если эти отношения оказались бы немного «проще». Если бы не сгущало обстановку несколько обстоятельств, как, например, наличие дочери. Нет, моя дочь ни в коем случае не проблема, чем-то меня обременяющая. Совсем нет. Просто другая, не имеющая детей женщина на моём месте могла бы взять билет в один конец и скрыться за горизонтом, начиная так просто новую жизнь с началом следующего дня. Но у меня была дочка, с которой я не могла всё бросить и уехать в один день куда подальше. Я не хотела прощаться с Оштеном, который так любила. У нас же здесь вся жизнь «прижилась». У нас был таунхаус, шесть котов и две собаки, одна из которых была ещё средней по размерам, а второй пёс болен, стар. Я не могла их всех взять «под мышку» и умчать. Ненси оставалось чуть больше месяца до школы, все документы готовы, мы с начала августа собирались покупать ей форму, на середину месяца было назначено собрание, знакомство, выдача учебников. Полная подготовка! Когда я переезжала из Барбадеса в Оштен, это заняло у меня не меньше полугода: собрать документы, выбрать город, недвижимость, подготовиться, собрать вещи. Это всё было так долго и сложно, что у меня до сих пор восхищение самой собой пробегало по телу мурашками. Как же я это всё сделала?! Сама, совсем одна почти, если не учитывать, что дочь в мои поездки в Оштен оставалась с Фионой. И тогда мы переехали, взяв только вещи в нескольких чемоданах. Мне помогала сестра. Всё было намного проще, нежели сейчас с нажитым в Оштене. А ещё Кетрин. Как же я без неё?! Как же я с ней распрощаюсь, если она не согласиться уехать с нами? Я не могу вот так взять и бросить её одну. Что мне делать с цветочным магазином? С моей «лавочкой». Тоже много времени заберёт для закрытия. У меня был старый пёс, привязанный к здешнему ветеринару. Как мне перевозить больного Каприза? Теперь я не рассчитывала на помощь сестры. А ещё самым главным вопросом были финансы. Ни копейки от Эдриана я не собиралась брать. Собирая вещи, я не думала о том, чтобы хоть что-то взять из совместно нажитого, денег из сейфа. Я собирала только одежду, документы, мелкие мои личные вещи. Вся мебель оставалась дома, будто никто его и не покидал. Что всё по-прежнему. Да вот в доме останется звенящая чем-то печальным тишина. Если заглянуть в ящики, шкафы, можно будет увидеть, что дома больше никто не живёт. Я оставила вещи Эдриана нетронутыми. Это его дом, пусть и построен для нас. Мне ничего не надо больше от него. Я всё обдумала, чего бы он ни хотел донести до меня своей пропажей. Всё же, я не стала думать наперёд, ибо не имела на это ни времени, ни нужных к тому обстоятельств. Я не собиралась торопиться, загадывать сильно наперёд, но и не сомневалась в своём решении. Первой остановкой был таунхаус, и только потом, как мы бы перевезли туда вещи, я собиралась думать дальше, как поступать. А если точнее, как идти к следующему пункту своего плана: продолжать жить в Оштене или покинуть его. Второй вариант легко не дастся, но и Оштен — теперь уже к сожалению, — был напичкан «Клинками» и владениями Эдриана. Если он решил и сделал, что сделал, я не была готова ему дать шанс так просто потом снова явиться, как только мы привыкнем, смиримся и уже будем готовы жить дальше, без него. Мы с Ненси будем уязвимы, под риском от связи с таким человеком, как Эдриан Святых, Капо этого города. Наша связь уже не была секретом для ещё большего числа его подчинённых, — Бульдог привёз в мой дом тех, кто ничего не знал, но потом похоже поняли, к кому пришли, и каким образом я была связана с их боссом. Даже если мы с Эдрианом будем больше не вместе, то какова вероятность, что всё равно ко мне не заявятся, чтобы как-нибудь насолить ему или выведать из его «бывшей» информацию, которой я даже не обладала? Правильно, никакой вероятности. Есть риски, и очень большие. Это был первый и последний раз, когда я так наивно полагалась на выстроенную Эдрианом мнимую безопасность. Последний раз, когда Ненси такое переживёт. Больше она такого никогда не увидит. Я сделаю для этого всё собственными руками, а не веря обещаниям Эдриана. Эх… Как же это всё сложно! Как же моя решимость угасала, когда я думала о нём. Я до сих пор в сомнениях. Кого я обманываю?! Как можно быть уверенной в своём решении всё, что было между нами, закончить?! Вот так просто взять и обрушить?!.. Даже если я была на пути к этому и доберусь, перешагну последний шаг, полностью всё обрубив, то полностью приму я это всё нескоро. Собирая вещи, обдумывая всё наперёд, я уже знала, как мучительно будет мне потом полностью принять такой исход. Любое моё уверенное решение не починит разбитое, кровоточащее сердце. Оставаясь снова одной, с дочерью на руках и теперь ещё и с животными, я буду страдать, погибать, оплакивать, что закончилось. Я буду скучать, очень сильно. Я буду до безумия тосковать по Эдриану, потому что всё равно ужасно слабею перед ним. Так было всегда и до сих пор, за что я на себя так злилась. Ненавидела ту часть себя, что до сих пор была верна ему, любила. Я так злилась на него! Собралась переезжать из нашего дома! Но половина действий говорила о моей слабости: я ждала его до сих пор, хоть и вру себе до последнего, защищала его перед Клои, не отдала печать, хотя это был самый лёгкий путь для того, чтобы Клинки ушли из моего дома. Больше никому никогда не поверю… Когда мы с Эдрианом разлучились в прошлом, я горевала так долго. Так сильно мучилась и постоянно плакала, когда думала, что всё погубила своими руками. Всё началось с меня, с моего доверия секрета отношений сестре, а она разболтала маме, а та — папе. Весь этот снежный ком начался с моего ещё наивного склада мышления и желания поделиться с близкими, найти поддержки и совета. На что имела право та девочка, ещё совсем подросток. Ей нужен был совет старшей сестры, наставления от матери о первом сексуальном опыте и рассказы нужной мне информации. Я ведь была девочкой, а знала меньше, чем Эдриан, которому о близости всё рассказала сестра. А потом всё обрушилось, и я поняла, кто меня окружал. Но больше всего страдала не от потери лживого образа моей семьи, а от того, что предала Эдриана и потеряла его. Наше расставание — самый ужасный и больной период моей жизни, о котором я до сих пор вспоминала, печалясь. В долгой разлуке закрыла своё сердце навсегда, не собираясь подпускать к себе кого-то другого. После наши отношения начались снова, стали намного лучше. Лучше, чем мы даже ожидали и строили планы. Теперь это снова разбивается, и как мне это пережить? Как я вообще выдержу такой удар по своему сердцу, что сгниёт от преданной любви, оставшейся в ней и отравляющей меня воспоминаниями. В прошлый раз мне было так плохо, а наши отношения даже близко не были настолько серьёзными, как сейчас. Как теперь я это переживу? У меня родится ребёнок от Эдриана! Я не жалею. Нисколечко. Я уже знала, что он или она будет так прекрасен. Наш малыш. Это ещё одна причина, по которой я винила себя и не могла так нестись вперёд со своими планами. Мои дети из-за моих ошибок будут расти без отцов?! Как же это ужасно! И это полностью моя вина. Как же мне тяжело от обстановки с родным отцом Ненси, а что будет с моим вторым ребёнком? А вдруг это будет мальчик, который будет настойчиво с взрослением требовать от меня объяснений, кто его отец? Если уж отец Ненси мёртв, тогда что я скажу этому ребёнку, ведь его отец жив? Сколько обстоятельств… И вот ещё одно: я не дам Эдриану знать, что я беременна. Он будет требовать этого ребёнка себе. Будет желать видеться с ним (хотя в это мало верится, учитывая, что Эдриан говорил, как не хочет больше детей). Это сильнее сделает нас уязвимыми, свяжет с Эдрианом. Может, я эгоистка, но самому ребёнку будет тяжело — разрываться между двумя родителями так мучительно. Я не хотела такого испытания для своего ребёнка. Да и я не была уверена, что этот ребёнок нужен Эдриану. Боже, я ни в чём не уверена! Ни в чём! Совершенно! Я ни черта не понимаю, терпеть не могу, что всё будущее стоит под вуалью полной неизвестности, а тысяча обстоятельств так отягощают! Я ведь беременна, многое в моих планах не требует спешки, нужно время, чтобы всё сделать, переехать. Но именно беременность воображаемо бьёт по моим ушам тиканьем таймера и таким же воображаемым криком: «Быстрее, Крис! Надо поспешить. Время идёт, иначе потом ты ничего не сможешь сделать!». Я была на тринадцатой неделе, и если моим решением будет переезд из Оштена, то я должна успеть это сделать до родов. Потом я точно не смогу сделать это в одиночку. С грудным ребёнком, дочерью-первоклашкой, животными, с Кетрин это просто нереально! Первый триместр закончился. Вот-вот у меня начнёт расти живот. Я уже многое из физических нагрузок не могла себе позволить… Что мне делать? ЧТО МНЕ ДЕЛАТЬ?! Я ничего не понимаю. Я так этого всего не хочу. Мне не нравится, во что моя жизнь превратилась. Сколько всего я пережила, но ещё больше меня ждёт впереди, и я это прекрасно понимала. Да только не была готова. Всего этого я не хочу. Я не хочу, чтобы это всё заканчивалось, и что-то другое начиналось. Хочу, как раньше. Безмятежно, нежно, ярко. Солнечно на нашем голубом небе, без грозовых туч, тянущихся с горизонта. Я так скучала по Эдриану, и теперь так яро ненавидела себя за эту слабость. Раньше любовь к нему была моим спасением, нежным трепетом, разливающимся по телу спокойствием. А теперь это была самая что ни на есть слабость, тянущая меня, замедляющая, хотя я должна перестать думать о нас с ним, и начать думать о себе, чтобы выжить в условиях будущих, наступающих реалий. Мне страшно. Очень страшно. Я чувствую себя брошенной, одинокой. Мечусь, не уверена на все сто процентов в чём-либо из своих решений. Но надеюсь, что, прочитав это когда-нибудь потом, я буду улыбаться и думать, что всё эти проблемы пройдены, а финал окажется самый прекрасным, счастливым. Что всё не просто так, и мои мучения сейчас окупят себя будущим счастьем. Всякое бывает. Я разгоню тучи со своего неба собственными руками. Ведь так, Крис? Капля. Прямо на листок упала. Слезинка пропитала уголок, и я стёрла её пальцем, пока она не приобрела границы. Изложить на бумагу оказалось куда легче. Мне очень хотелось как-то выговориться, может выписать свой план вот так, чем держать всё в уме. А потом сверяться с написанным, напоминая себе цели, мотивируя, и в периоды слабости находить силы. Я таким образом выговорилась, принимая себя и за рассказчика, и за слушателя. Горьким опытом научена не делиться с кем-то таким личным, тревожащим. Никто мне не даст ненужный совет после облегчения с высказанным. Выпустила. Мне полегчало. Свернула листок несколько раз, вложила в дневник с учётом беременности, ведь уже заполнила его. Так не хотелось оборачиваться. Видеть ящики с вещами. Я собиралась буквально из того, что было. Чемоданов не так много, а коробки и ящики, которые мы использовали для переезда в этот дом, отдали Вилсон ещё год назад, когда они этим занимались, умчав сюда, в Оштен. В моём большом шкафу в рабочем кабинете были ящики, что я собиралась использовать только для горшков с цветами. И они пришлись как нельзя вовремя. Я не собирала всё и сразу. Поэтапно. Сначала я думала найти работников на грузоперевозке, но этим утром Джексон вернулся с командировки, видя, что его жена с сыновьями уехали. Я рассказала ему о случившемся прошлым днём, что собиралась переезжать обратно в таунхаус, что его жена обозлилась на меня из-за этого, а он настоял, чтобы я пока не бралась за перевозку. Что он поможет. Я не хотела добавлять им с Фионой проблем, почву для ссор, — сестра определённо бы разозлилась на мужа, если он будет помогать мне с тем, против чего она была. Но Джексон настоял, ответив, что разберётся с Фионой сам. Он уехал домой, перед этим предупредив, чтобы я ждала его к вечеру следующего дня. Сегодня я собрала половину своих вещей, упаковала всё из ванной. Бродила по дому призраком, будто ворующим с полок несколько вещей. Брала своё, оставляя наше общее. И сняла все фотографии. Все до единой, убирая в кладовку и накрывая рамки тканью. На неё же обронила слёзы, а после удрала, лишь бы не бросить всё, достать, повесить обратно. Растерять свою уверенность в желаемом, повытаскивать все вещи из сумок да оставить себя ждать ещё. Чего ждать? Кого?! Эдриана?! Да пропади он пропадом… Надоело. Встала со стула с уже пустующим туалетным столиком — всё выгребла из него час назад. Сунула дневник в одну из сумок. Ступила медленным шагом по спальне, проходя к кровати. Нужно было открыть эту чёртову тумбочку. Мужайся, Крис, давай. Сглатывая ком в горле, присела перед тумбочкой. Провернула ручку, оттянула ящик на себя. Мне не хотелось смотреть, я почти зажмурила глаза, нащупывая, вытаскивая всё оттуда. Все наши секс-игрушки, быстро закидывая в тканевую сумочку, заворачивая и закидывая в корзину того самого личного между нами, что найдёт своё место в кладовке. С хлопком закрыла, выдохнула. Но впереди ждала моя тумбочка. Книги, расчёски, массажёры, заколки. Всё стала выгребать, да только наткнулась на маленькую записку. «Моё сердце я оставил в твоих руках. Прости, что так ушёл. Невыносимо с тобой прощаться» Мысль о том самом посыле, ином, какого я не разглядела сначала, засверлила мне виски тяжёлым, забившимся пульсом. У меня закончились слёзы, эту ночь я прорыдала в своей постели, пытаясь принять свои запланированные действия. Так надо, Крис, так будет лучше. Поболит и пройдёт. Расставания по любви с одной хотя бы стороны по-другому не проходят. Надо-надо, давай, решайся. Смяла записку в сжатом кулаке, швырнула в небольшую корзину для мусора под туалетным столиком. В следующую ночь мы будем ночевать уже не здесь. Перевезём самое нужное, ляжем спать в таунхаусе, а к утру приедем в дом, чтобы собирать и грузить вещи дальше. Только вот мне предстоял разговор с Кетрин и Ненси об этом. И именно это я так долго откладывала. В доме повисла странная, грустная атмосфера, и ощущалась она с озвучивания моей новости во время ужина. Ненси со мной почти не разговаривала, Кетрин хотела обсудить, но я попросила её тогда дождаться следующего дня. Утро вечера мудренее. На самом деле я дала именно себе время полностью обдумать. Пока я рыдала в подушку, во мне вели войну две Крис: одна настаивала, упиралась, твёрдо стояла на моём решении, пока другая Крис пыталась голосом, подобно Фионе переубедить, чтобы я не спешила, ещё подумала, взвесила все «за» и «против». Голос разума и голос моего сердца не давали мне принять одну сторону. Тоскуя и ненавидя себя за собственное решение, я всё же была преданна ему, веря, что так будет лучше и правильнее. Ненси… Встав с места, я пошла на поиски дочери, хотя прекрасно знала, что за весь день она покинула свою комнату только два раза. Чудо держала при себе, вышла на завтрак, но ничего толком не съела. Я подошла к двери, задержав руку в воздухе. Она слышала мои шаги, внутри была тишина. Знала, что я замерла перед её дверью. Набравшись духу, я всё же постучала, приговаривая: — Ненси? Можно войти? Что-то зашуршало. По полу побродили со стуком когтей лапки Чудо. — Я… занята пока, — ответила Ненси по ту сторону, ответив так завуалированно «нет» на мою просьбу войти. — Всё хорошо? Тебе ведь нужна моя помощь. — Нет, всё нормально. Я собираю обувь. Получается. Я сама, мам… — Ладно. Но… — Ладонь примкнула к дереву двери. — Если я нужна тебе, позови меня. Обязательно, ладно? — Да… Хорошо… Я позову тебя, как понадобится. — Ладно. Я подождала. Долго ждала. Может она откроет. Всегда вспоминала своего отца, как он вламывался в мою комнату. И теперь поняла это желание, только в другом обличии. В желании не оставлять своего ребёнка, проигнорировав собственные правила о личном пространстве дочери. Всё и без того хуже некуда. Она со мной почти не говорила. И так я только всё испорчу, если войду к ней, до этого услышав своеобразный запрет. — Ненси, доброе утро. — Доброе утро… — Ненси, пора кушать! — Да, мам… — Ты начала собирать свои вещи? — Да, мам. — Тебе нужна моя помощь? — Нет, мам. Кетрин мне уже помогла. И всё. Больше мы не говорили. Трудности, которые мы проходили, полностью мне показали, что никогда и ни один родитель не будет готов ко всему. Что прочитав сотню книг, анализируя тысячу примеров вокруг о воспитании детей, имея прекрасные отношения со своим ребёнком, я не найду ответов, как мне сейчас себя вести. Как помочь дочери, но и не смягчать проблему, что нам в любом случае надо пережить. Ни один любящий всем сердцем родитель не захочет причинять своему дитя такую боль. Но именно это я сделала. Ненси со слезами на глазах наблюдала, как разъярённая Фиона собрала вещи, детей и вылетела из нашего дома, не дав детям даже попрощаться. Не дав ответ, почему наши дети до этого так много времени проводили вместе, а теперь так скоро прощаются, ибо их мамы поругались. Почему сейчас мы сами уезжаем из нашего любимого дома. Почему мы это делаем? Зачем? Ненси подозревала, конечно, подозревала, в чём дело. И от этого моя дочь стала ещё печальнее. По дому слонялось не только моё собственное, грустное привидение. Моя дочь была разбитой фарфоровой куклой, с печалью, болью, не сходившей с её прекрасного личика. А я не могу ничего сделать. Просто не знаю, как мне исправить положение! Ненси заперлась у себя. От меня. От всей этой ситуации. Я всё делаю по собственному желанию, хоть и не хочу, как бы это странно ни звучало, а ещё веду за собой дочь, что тоже не хочет и не скрывает этого. Ей было три года, когда мы переезжали в Оштен. Тот маленький ребёнок не задавал мне вопросов, я была всем её миром. А теперь её миром стали мы. Я и Эдриан. Это моя вина. Это я виновата! Полностью вина за страдания моей дочери лежит на мне, и от этого я чувствовала себя только хуже. Это я впустила Эдриана в нашу жизнь, позволила ему завоевать сердце моей дочери, а теперь делаю ей ещё больнее. Мы переезжаем, и лучик в моей вечно весёлой дочери потух. Дома стало темно и тоскливо. И я не знаю, как это исправить. Говорят, время лечит. Но я бы не доверяла этому мнению. Когда-то мне самой время не помогало, а тут такая боль разъедала мою дочь. Время только давит. Спустя недели, месяцы, время напомнит Ненси, что прошло, но ничего не изменилось. Ничего не стало лучше, а время ушло. Вот так этого работает и никак иначе. Время не излечит раны моей дочери, очень похожие на утрату, скорбь. Я стала спускаться вниз. Не хватало воздуха от волны очередной вины. Вышла через заднюю дверь, спустилась, прошла в беседку и присела. Спокойнее, Крис. Всё будет хорошо. Ты со всем справишься. Всегда в таких обстоятельствах, как у тебя, всё даётся сложно. Ты нерешительна, но это не должно тебе помешать. Не должно. И всё же ты, наверное, ошибаешься. Снова два голоса в моей голове. Мне бы так хотелось, чтобы хоть что-нибудь меня спасло от них. Лишь бы отвлечься. Спасла меня Кетрин, вышедшая за мной. Она увидела меня в беседке, медленно пошла с моей любимой, доброй, уютной улыбкой. Её по-матерински доброе выражение лица всегда успокаивало. — Ты закончила? — спросила она у меня, рукой прикрывая глаза на линии бровей от слепящего солнца. Ещё не успела дойти. — Да. Почти. Вещей удивительно много. — Как же я умело вернула непринуждённость в собственный голос. — Кажется, что у меня вещей «раз, два и обчёлся», но это далеко не так. Со шкафов четыре чемодана набрала. Ещё по мелочи две сумки. Ещё я не собрала несезонные вещи, как дублёнку, шубу, зимние сапоги… Пока то, что мы увезем в первый заход. Кетрин медленно присела рядом, немного покряхтев от скованности в движениях из-за поясницы. — У Ненси тоже много вещей. Даже очень. Сколько платьев, одежды повседневной, — сказала Кетрин. — А игрушек сколько в её игровой. Сколько художественных принадлежностей. — Не знаю, как мы уместим это всё в таунхаусе… — прицыкнула я. — Ты собирала вещи вместе с ней? — Да, недавно. Потом пошла Каприза кормить и укол ставить. — Меня она не впустила… — Кивнула я на окна дома перед нами. — Только что стучалась, а Ненси сказала, что сама всё сделает… — Она спрашивала у меня, почему мы уезжаем. Много раз. Я промолчала, а Кетрин снова заговорила: — Не прими её неразговорчивость за обиду. Может это и есть в какой-то степени, но по большей части она шокирована и просто напугана. Детей такая смена обстановки пугает. — Сейчас наступают трудные времена, Кетрин. Уже наступили. Я не знаю, что делать. Как мне поступать? Тут она взяла небольшую паузу, размышляя. — У меня не было опыта с детьми, которые переживали разлад в семье. Да и одного совета на все случаи не найти — все дети разные, как и их восприятие, реакция на события в жизни. Ненси — девочка впечатлительная, не привыкшая к такой обстановке в доме. Всё время она была окружена любовью и постоянством домашнего уюта. Проблем семейных не видела. Никогда не слышала, как вы с Эдрианом ссоритесь, всегда видела только улыбки, объятия, поцелуи. Сейчас ей сложно пережить отсутствие былого. — Как мне тогда поступать, чтобы не лгать? — Не лгать во всём не получится, Крис. Будь она немного старше или младше, было бы проще. Сейчас она в том возрасте, когда замечает, что что-то не так, но и причин разглядеть не может. Это её ещё сильнее пугает. — Я не хочу ей врать. Потом придётся сознаваться. — А ты не лги. Просто недоговаривай в чём-нибудь, если появляются возможности. Как думаешь, почему она сейчас пришла с вопросами ко мне, а не к тебе? — Она обижена? Но ты сказала, что по большей части это не так… — Она не хочет тревожить свою любимую маму, Крис. — Похлопала она меня по колену. — Ненси видит твоё состояние, как ты сама не справляешься. Её это пугает. Переживает за тебя. — И что мне сделать? Только честно. — Скажи правду, что её мир не погиб. Ты ведь её мама. Без всего остального ваша связь не рухнет. Вы всегда были друг у друга. Что бы вы сейчас ни пережили, ты останешься её любимой мамочкой. Её светом и миром. Примером, Крис. Скажи, если она весёлая, энергичная, ты испытываешь то же самое? — Думаю, да. — Улыбнулась я. — Когда у меня может быть даже самый плохой день, я возвращаюсь домой, а тут моя счастливая дочка. Рассказывает что-то, рисует, танцует, обнимает меня и целует. Плохое настроение как рукой снимает. Мне становится так спокойно. Так хорошо… — А если ей грустно… — …Мне тоже становится грустно. — Так же и с Ненси. Она заряжается твоим настроем. Если её мама счастливая, Ненси перенимает настроение. Если же мама печальная, Ненси печальна тоже. Я не прошу тебя лживо улыбаться ей и делать вид, что всё в порядке. Может стоит начать с себя? — О чём ты? — Недоумевая, повернулась я к ней. — Что ты решила с переездом? Что мы будем делать? Я выпрямила спину, поджав губы. — Переезжаем в таунхаус… Здесь небезопасно, да и Эдриан пропал. Самостоятельный шаг вперёд. — А потом? — Кетрин я… Я пойму, если ты откажешься, но… я думаю в будущем покинуть Оштен. Наверное, точно ещё не знаю. Буду думать об этом, вот только если ты откажешься поехать с нами… Я… Я… Боже, я ничего не знаю! Не понимаю, что мне делать! Кетрин встретила мой взгляд своим, накрыла мою руку на бедре. — Что бы ни случилось, Крис, тебе надо понять, что жизнь не заканчивается. Я пережила столько трудностей, что казались нерешаемыми. Всё прошло, и ты пройдёшь это… Мой взгляд опустился в доски пола. Нежелание обсуждать эту тему было прочитано Кетрин и её зорким, мудрым глазом. — Я тебе не советчик для ситуации, в которую вы с Эдрианом попали. Ничего не знаю, хоть и видела, конечно, многое о вас со стороны. Я видела счастье Ненси, твоё. Как Эдриан был с вами счастлив, любил. Но что-то явно случилось, что-то странное, раз ты на таком судьбоносном распутье оказалась. Последний месяц принёс много разочарований, я видела, но ничего не говорила о том, как ты старалась сдержать пришедшие испытания… Я закивала, соглашаясь с ней. Глаза высохли, но я забыла об этом, как пальцы Кетрин коснулись моего подбородка, заставляя поднять голову навстречу её теплому взгляду. — Ты девушка ещё молодая, но повидавшая уже очень много. Ты справишься. А станет легче, когда ты обретёшь душевный покой и полную уверенность в своих решениях. Это сложно. Первая наша реакция на проблемы — страх от неизвестности. У тебя есть дочка, обязанности… Фиона вчера ушла, но она одумается. Я слышала, как много гадостей тебе выговорила Клои… Но ещё у тебя есть я, моя дорогая. Ты не одна, даже если тебе так кажется. Бывает в жизни, я сама переживала ссоры с подругами и, как можешь заметить, сейчас у меня их почти не осталось. Судьба так решила, и я сама… Тебе не нужно ничего говорить — я всё понимаю. У вас с Эдрианом сейчас всё очень сложно, я не знаю, в чём проблема и спрашивать не стану, если ты сама не захочешь рассказать. Но поддержу в любом твоём решении. Не бойся, Крис. Твоя жизнь сейчас не кончается. Всё пройдёт. А я буду рядом, потому что знаю, как это важно, чтобы рядом был человек, всегда готовый протянуть руку помощи. Мужья уходят, подруги, друзья… Я всегда буду на твоей стороне, Крис. Ты ведь мне как дочь, о которой я всегда мечтала. Ты мне уже как родна-ая. И если уж стоит вопрос о том, что ты переезжаешь и переживаешь обо мне, хочешь, чтобы я поехала с тобой — я отправлюсь за тобой куда угодно. Я поеду за тобой в таунхаус, поеду в другой город. Вы с Ненси — моя семья, а будет ли в ней ещё Эдриан, это уже решать только тебе. — Это будет сложно… — И мы справимся, Крис. Вместе. Я буду с тобой, моя дорогая. Ты не одна. — Ох, Кетрин… В глазах зажгло от подступающей влаги, ибо веки уже не могли терпеть столько моих слёз. Я упала лицом в плечо Кетрин, и она тут же обняла меня, похлопывая и гладя по спине. — Всё хорошо, моя родная… Всё хорошо… — Продолжала она поглаживать меня, опуская щёку на мою макушку. — Ты не одна. И жизнь не заканчивается… — Спасибо, Кетрин…***
Прошло ещё два дня. Неделя вперёд — наступит август. Джексон вчера приехал, как и обещал. Но ничего ожидаемого мною не сказал. Только переступил за порог, удивлённо охнув от количества сумок, что мы сложили в коридоре первого этажа. Хлопнул ладонями друг о друга, приговаривая: «Ну что, начнём». И начал поднимать несколько, вынося из дома. Хосе я впустила в дом, как он заступил на смену после Марка. Марк. Ещё одна вина пронзала мне сердце, как я думала о нём. Герой. Настоящий герой. Если бы не он, «Клинки» бы ворвались в дом в считанные секунды. Он спас нас, несмотря на то, как я поступила с ними. Я выгнала их, наговорила столько всего, а они по собственному желанию всё равно выходили на смены, стоя в летнюю жару под куском крыши за гаражом. Сутками там они стояли, сменялись. Если он был бы на территории дома, могло выйти лучше. Его бы не избили толпой, успел бы зайти в дом за дополнительным оружием, закрыть ворота, спастись. Хосе рассказал, что Марк в тяжёлом состоянии. Ему переломали кости, лицо. Наш герой прошёл уже три операции. Большего Хосе не знал, так как в больницу к Марку не впускали, а он не собирался покидать смены даже при том, что его друга, товарища положили в больницу в таком состоянии. Хосе помогал Джексону с вещами, я была уже в таунхаусе с дочерью и Чудо. Кетрин сказала, что будет пока дома, контролировать передачу вещей, следить за животными. А я в таунхаусе стала принимать мужчин с сумками вещей и разбирала их между «поставками». Ненси помогала мне, я ничего тяжёлого не таскала — мужчины заносили всё тяжёлое и оставляли их в нужных комнатах, куда я указывала. Днём ранее успели сделать уборку в спальнях, и между делом вымывали всю кухню. Стояла страшная духота, окна, двери нараспашку. И чтобы пыль выветривалась. Стоя на табуретке и подавая дочери разные старые баночки, которые она вытирала и расставляла на столе, я услышала, как кто-то вошёл в открытую в дом дверь, перед этим постучав. — Тук-тук. Криста? — Я здесь! Секунду. Быстро я спустилась с табуретки, убрала тряпку в таз. Дочка покосилась на арку в зал, как я вытерла руки и поцеловала её в макушку. — Отдохни пока, Ненси. Сейчас вернусь. Дочка только кивнула и отошла к графину, наливая себе воды. Я не успела выйти в зал, а потом — в коридор, — как столкнулась с Бобби, оглядывающим обстановку, уже пустые и ещё нетронутые ящики. — Бобби, добрый день. — Здравствуйте, Криста. — Тут же он перевёл глаза на меня, неловко сунув руки в карманы. С того самого дня он не появлялся в нашем доме, но встречался с Хосе, как я узнала. Похоже, и его что-то тревожило, очень похожее на вину. Ведь это его битва с Бульдогом привела к вторжению в наш дом. — Хосе передал, что Вы бы хотели меня видеть. Я приехал в дом, но Вас там не обнаружил, и ещё узнал, что вы переезжаете. Как это понимать? — Бобби, это моё решение. Оно не обсуждается, хотя ты должен понять, почему я так поступаю. И тебя я позвала не для этого. Тут он сконфуженно отвёл глаза в сторону из-за моего ярко выраженного настроя не объясняться перед ним. — Что-то случилось? — спросил он. Я подошла ближе, чуть понижая тон. — Как там Марк? Хосе сказал, что к нему не впускают, сам он мало знает, но может ты мне что-нибудь расскажешь… Как он? Ему лучше стало? Хотя бы немного… Бобби преступил с ноги на ногу, закусывая губу изнутри. — У него сломана рука, несколько переломанных рёбер травмировали мягкие ткани. И завтра он пройдёт повторную операцию на глаз. Большая вероятность, что им он больше не увидит и его не спасти — удалят, ибо может привести к заражению. Я отступила назад, накрывая губы парой пальцев. — Какой кошмар… Мне так жаль… Описать не могу, как мне жаль. — С ним рядом жена и сыновья… Криста, Марк поправится. Обязательно. Он телохранитель, и знал, на какую работу заступал. И, если вам станет легче, я немного поговорил с ним, когда удалось. Он не жалеет и только обрадовался, когда узнал, что никто в доме кроме него не пострадал. В больнице он часто спрашивал, как вы и дети, что с вами случилось… Это только моя вина, я полностью оплачиваю его лечение и понесу наказание за случившееся, как получу ответ от Главы обо всём случившемся. Вам не стоит винить себя за произошедшее с Марком. — Хорошо… Но я бы хотела навестить его, как появится возможность. — Я дам вам знать, обязательно устрою это. Мой взгляд поднялся к потолку, и я попросила: — У меня есть ещё кое-что для тебя и ради чего позвала. Бобби только кивнул, я ушла по лестнице наверх и спустилась к нему с маленькой коробкой в руках, которую он сразу узнал. Печать. Я протянула её ему, и Бобби осторожно поднял к ней руку, до последнего не коснувшись. — Возьми. Я отдаю её. Мне она больше не нужна. Тебе наверное, нужнее, раз столько всего на тебя обвалилось. — Криста… Я вложила печать в его руку, отступив. — Только скажи мне сразу, есть ли что-то в том доме или здесь, за чем могут прийти. Эдриан что-нибудь ещё оставлял из ценного в доме? — Не знаю. — С выдохом опустил он руку, сунув коробку в карман. — Но думаю, что нет. Всё остальное, важное для меня я могу найти в офисе. — Хорошо, Бобби. Это всё, ради чего я тебя хотела видеть…***
Примирение. Хотя и не назвать то, что произошло у нас Фионой в тот же вечер. Мы сёстры, которые почти не умеют друг у друга просить прощения за те ссоры, как эта. И она просто пришла, заговорив со мной с порога, как ни в чём не бывало. У нас с ней так было с самого детства. Могли что-нибудь не поделить, рассориться, а на следующий день говорить так, будто ничего не было. — Есть будешь? — так она начинала всегда со мной разговор, намекающий, что никаких обид она не держит. Стучала в дверь, открывала и спрашивала. А я отвечала: — Буду. — И всё становилось на свои места. Так оказалось и в этот раз. Пришедших гостей услышала Ненси, а точнее — крик её братика, Робина, как он вбежал в дом и стал звать её. Мы с Ненси заканчивали с её шкафом, как она встрепенулась и выбежала из комнаты, подзывая Робина: — Я здесь! Я здесь, Робин! Я пошла за ней, наблюдая, как и моя старшая сестра с противоположной стороны коридора, что наши дети встретились у лестницы и крепко обнялись, говоря друг другу, как скучали. Франки вёл себя неспокойно в руках сестры. Она прошла глубже в коридор, как дети забежали в гостиную. И я замерла напротив. — Упёртая, — заговорила сестра с сжатой челюстью, — какая же ты глупая, придушила бы. — Взаимно. Чего пришла? — Ступила я к ней, скрестив руки на груди, вздохнула. — Дети по Ненси скучали… — М-м. Понятно. — …А у меня сердце из-за тебя болит, коза. Раздражаешь ты меня, но ничего поделать не могу. — Приподняла она сползающего с рук Франклина. — Ты сама ушла. — Потому что хочу, как лучше, а ты всё равно не слышишь меня. Я не Клои, — знаю больше и ты должна слушать свою старшую сестру. — Проехали. Каждая останется при своём мнении. — Я только махнула рукой и указала наверх. — Меня дела ждут. Хочешь — оставайся. Пригляди за детьми. Сестра оказалась не согласна, догнала меня на лестнице и пошла следом, попутно доставая из сумки через плечо большой плед для Франклина. — Так не пойдёт. Пускай Робин с Ненси отдыхают. Я постелю Франки коврик. С чем надо помочь?.. И всё стало хоть и немного, но лучше. Фиона помогала мне со всем, что осталось сделать. А сделать надо было самое сложное. Вещи уже лежали в шкафах, но на кухне и в остальных частях дома был хаос, за который я не бралась до последнего. Вчера мы взялись за это, но не успели. А сегодня Хосе и Джексон должны были перевезти всё оставшееся из моего кабинета, а потом — животных. И всё. Теперь мы окончательно вернулись в таунхаус. Рано утром Джексон заехал к нам, завёз будку, собрав её на заднем дворе, и сказал, что начнут с Хосе перевозить после обеда. Кетрин оставалась в доме до сегодняшнего дня и должна была въехать к нам вечером с остатками вещей. Завтра я собиралась последний раз войти в дом, закрыть его и гараж, с оставшейся машиной. Просмотрела бы все углы и попрощалась, оставив ключ в раме окна при входе. Как мне этого не хотелось. Возможно, я делала всё так медленно, не торопила мужчин, говоря, чтобы они не перегружались, только ради себя. Мне так хотелось оттянуть момент прощания. Последний шаг, и моя жизнь начнётся заново. — Опять все двери открыты! — возмущался голос сестры на первом этаже. Пришла. Она пообещала прийти, помочь с расстановкой на кухне. Сестра не давала мне поднимать тяжёлое из коробок: большие банки, шкатулки, стопки тяжёлой несезонной одежды. Ты беременна, напоминала она мне своим беспокойным взглядом, заботой, и давала что-то лёгкое в руки. Ненси уже встретила гостей внизу, как я услышала по голосам. Но я только вышла из душа, оделась. Стояла перед зеркалом, и не опустила край блузки вниз, как по коридору ко мне направлялись шаги. — Крис? Ты тут? — спросила сестра, открывая дверь. По лицу я поняла, что Фиона хотела опять о чём-то повозмущаться. Но как она увидела, что я стою боком к зеркалу, с приподнятой блузкой, оголяющей живот, моя сестра сразу улыбнулась. Вместе со мной, как наши глаза встретились. — Ещё не вырос, — хмыкнула я, огладив свой живот. — Но скоро начнёт. — Ты ходила к мистеру Келли сегодня? — Приблизилась ко мне сестра, уже протягивая руку ко мне. — Да. Всё хорошо… — Я кивнула и накрыла руку сестры на моём животе своей. — Знаешь, у меня внутри боец. Сильный воин, прошедший столько всего вместе со мной. Я каждый день думаю, как он или она там справляется со всем, что его или её мама переживает. Это же такой стресс… А малыш всё равно растёт, живёт под моим сердцем. Не отказывается от своей непутёвой матери, вечно переживающей и плачущей. Перед сном я с ним или с ней разговариваю. — О чём? Я тоже с моими мальчиками разговаривала. — Мало говорю… — Пожала я плечами, глядя на своё отражение. — Но всегда напоминаю, что уже люблю. Очень сильно… Очень жду, когда он начнёт расти, развиваться, а потом появится на свет… Мои глаза стали влажными, сестра поцеловала моё плечо, гладя вместе со мной живот. — Я так люблю этого малыша, Фиона. Он был для меня новостью, но всё равно это не делает его нежеланным. Плевать, как думает о детях Эдриан. Для меня малыш желанный, насколько это возможно. Я чувствую, как внутри меня таится что-то очень хорошее и вечно нашёптывающее, что всё будет хорошо. Нет, конечно, это не малыш. Он ещё мал, даже не слышит. Но ни одной матери никто не запретит думать, как я. Да? — Да, — шепнула Фиона, кивнув мне в отражении. — Мой малыш будет прекрасным. Красивым. Мальчиком или девочкой. У него будет прекрасная сестра, которой я скоро расскажу, что скоро к нам прилетит аист. — Ну ты и врушка, Крис. Мы обе затряслись от тихого смеха. — Ну, пока ей рано говорить подробности, — заулыбалась я. — В двенадцать лет уже можно будет углубиться в биологию, как я знаю. Пока для неё дети рождаются от любви. И я скажу, что в случае, как и с ней, ребёнок родится от моей любви. — Ты будешь хорошей мамой, Крис. — Похлопала меня по спине Фиона. — Отличной мамой. Честно говоря, я каждый раз думаю, что это я старшая сестра, и должна знать больше, быть тебе подмогой, наставлять тебя. Но что-что, а в материнстве ты намного лучше меня. Я гляжу на тебя, и обидно становится, что я сама в чём-то не справляюсь, срываюсь, а у тебя с Ненси всё под контролем. — Со стороны так кажется. На самом деле, я сейчас не знаю, что мне делать с Ненси и как облегчить её подавленное состояние. Кетрин сказала, что Ненси будет заряжаться моим настроением, я сама пытаюсь выглядеть позитивно, но Ненси, похоже, видит обман. — Она тоже справится, Крис. Это ты может считаешь, что она не справится, слишком глупа. Но Ненси уже не тот неспособный ребёнок. Она уже учится принимать жизнь, какая она есть. Я ничего не ответила, а сестра отошла в сторону, убирая руку с моего живота. — И кстати! — резко обернулась она. — Животик у тебя есть уже. Посмотри. Подошла ко мне, придержала блузку и повернула меня боком к себе. — Вот. — Огладила низ живота. — Нет. — Покачала я головой. — Да тебе не видно! А вот я вижу. Погляди. Маленький бугорок есть, внизу живота. — Тебе кажется. Я же никогда не была тощей. — Нет, Крис! — Она повернула меня к зеркалу боком. Снова огладила низ живота. — Кажется, что это жир. Но это уже твой проявляющийся живот. Сама вспомни, он всегда сначала появляется снизу больше, а потом начинает выпирать по всей области. У тебя сейчас такой живот, будто ты недавно плотно поела… Или у тебя просто вздутие. Но это же не так. Это твой малыш растёт. Тебе со своей колокольни не видно, а я вот вижу-у. Малыш наш растёт!..***
— Мама! Время! Ненси ворвалась к нам, указывая большим пальчиком себе за спину, намекая на настенные часы. Я подорвалась с места, отставляя чашку, и проходя в зал, попутно вытирая руки полотенцем. — Ах! Точно! Ты собрала сумку? — Опустила глаза к дочери. — Да! — Хорошо, сейчас оденусь и пойдём. Ненси кивнула и помчала в коридор, чтобы забрать из комнаты свой рюкзак. — Что там? — Поднялась из-за стола Фиона, убирая тарелки в раковину. — Сегодня у неё кружок. Забыла? — Торопясь, убирала я всё со стола после нашего перекуса. — А их не закрыли пока на лето? — Не всех. У них же фестиваль на носу. Ненси взялась помогать. Приходят на час и вместе всё готовят. — Так. — Фиона подошла ко мне, забирая тряпку из рук. — У меня Франклин наверху спит. Ты пока будешь опять всё убирать, пригляди за ним. Мы с Робином проводим Ненси, сами пока сходим ему сандалии купим, а то эти рвутся уже. А там через час уже Франки проснётся, одень его, бери коляску и выходи к парку. Мы Ненси встретим как раз после кружка, и всё вместе сходим погулять. Дети улицы не видят с вашим переездом. Лето на дворе. Робин гулять просит второй день. — Ладно. На самом деле, мне так даже легче. Дел дома — полно. Сегодня был последний день, а я ещё ничего не подготовила: не нашла мест, куда всё из своего кабинета суну в этом узком таунхаусе. С кухней ещё не закончили, а сегодня ещё всех животных привезут, и мне не видеть покоя. Да ещё и Бобби должен был подъехать в этом промежутке времени. Настоял, чтобы снова привести продуктов. Я не противилась. Ненси спустилась вниз, где мы её встретили. Робин и Фиона уже обулись. Ненси с вопросом оглядела меня, видя, что я не переоделась. — Фиона и Робин проводят тебя, а потом мы с Франки подойдём. Гулять в парк пойдём все вместе. — Ура-а-а! — Ура-а! — Тише, дети! — шикнула Фиона, указав пальцем в потолок. — Франки спит. Сейчас разбудите. Ненси захихикала, накрывая рот руками, прошла в прихожую и стала надевать свои лодочки. Фиона и Робин стали выходить за дверь, ибо прихожая в таунхаусе всегда была узкой для троих. Как дочка оделась, я присела перед ней, взяла за голову и поцеловала в обе щёчки. — Аккуратней там. Все правила дорожного движения знаешь, держи за руку Фиону и смотри по сторонам. Ладно? — Да! Хорошо. — Закивала дочка, улыбаясь мне моей самой любимой улыбкой. Если она улыбалась, то и я буду улыбаться. — Удачи в кружке. Твори, моя девочка. — Хорошо. Дочка поцеловала меня в щёку и ушла на крыльцо. Фиона придерживала дверь, проследила со мной глазами, как Ненси и Робин спустились по ступенькам, и обратилась ко мне: — Дверь опять открытой не держи. Пыль уже вся выветрилась. — Хватит тебе. — Прильнула к арке я. — Я держала её, если Хосе и Джексон приедут. Им неудобно дверь самим открывать, когда руки заняты. — Всё равно. Сейчас ты дома одна с моим сыном. Хосе и Джексон по времени уже заканчивают обед, скоро будут у тебя. Сама услышишь, как они приедут, и откроешь. Успеешь. Учись на произошедшем, дверь на ключ закрой. — Бобби придёт. — Постучится. Давай. И Фиона закрыла дверь, уходя с детьми. Не знаю, почему она вообще решила, что я оставлю дверь открытой. После произошедшего я два раза держала дверь открытой для Хосе и Джексона, и всегда приходила она, ругая меня за это. Паранойя была моим лучшим другом, я закрыла дверь на замок. Но не успела дойти до кухни, как в дверь постучали. Развернулась на пятках, пошла обратно в прихожую, открывая дверь. — Сумку забыла, — фыркнула сестра, проскочила мимо и подняла сумку с вешалки. — Молодец. Дверь закрыла. Хвалю. — Ты думала, что я не закрою? — возмутилась я, провожая её обратно до двери. — Ты никогда меня не слушаешь. — Иди-ка отсюда. Я закрыла дверь у сестры за спиной. Пошла на кухню. Опять стук в дверь. — Да что ж такое? — выругалась я, твёрдо ступая обратно и рывком оттягивая замок и открывая дверь. — Ты издеваешься? Фиона распахнула сумку. — Воду забыла. Жарко. Робин пить захочет. Там на кухне стоит бутылка. Принеси. Цыкнув так, что стены должны были задрожать, я пошла на кухню, нашла ту бутылку и понесла сестре на входе. — На, идите уже, а то опоздаете. — Всё, хорошо. Я бы конечно зашла и сыночка ещё поцеловала. Но ты красная, как помидор. Злюка. — Иди отсюда. Дверь снова закрылась перед сестрой, не успевшей показать мне язык. И опять. Только я успела дойти до кухни, включить воду и начать мыть посуду, как в дверь постучали. — Фиона-а-а, — зарычала я, очень желая перейти на мат. Вышла с кухни, прошла к окну, удостовериться, что это она. Но это была не Фиона. Чёрная машина стояла под окном, с буквой «К», обведённой золотым кругом. Бобби. Да. Его номера на машине. — Бегу, Бобби! — побежала я, слыша, как постучали в третий раз. Взялась за замок, отдёрнула и распахнула дверь. — Бо… Я замерла, не веря глазам и не досказав. — Не Бобби. Рука в мгновение сильно сжала ручку двери от моего шока. Меня не ударили, но весь воздух покинул лёгкие, оставляя меня задержать дыхание от ступора. Это был не Бобби. Совсем не он. Этого человека, от вида которого на пороге моего дома, по спине пошли мурашки, я не ждала. «Не Бобби», — сказал он голосом, похожим на далёкий, мой внутренний. Тот, с которым я читала письма у Ненси. Тот, с которым я в печальные вечера зачитывала свои письма, перечитывала до дыр ту записку. Я слышала его во снах, не видела наяву. И вот увидела. Эдриан замер за порогом, бросая на меня тень. Его янтарные глаза глянули в мои распахнутые карие, и я почти погибла… Удивительно… Когда-то мы стояли здесь же, напротив друг друга. Я открыла ему дверь, не ожидая, а после открыла рот, глупо прося ущипнуть меня. Ущипните меня и в этот раз, потому что я моргнула раз и два, а мираж перед глазами не рассеивался. Но в прошлый раз я открыла ему дверь, впустила в дом. А в этот, пока она глядел в мои глаза с немым вопросом, с беспокойством, я отступила. И толкнула дверь, закрывая перед ним и замечая в последний момент, как его глаза удивлённо расширились. — Крис? Крис, что происходит?.. Эй!.. Крис, что ты делаешь? Стараюсь сохранить рассудок.