Ещё живой

      Флок сидел в кресле напротив генеральского стола и размышлял, что смертоноснее: пистолет или ручка?       Генерал сжимал в хилых пальцах перьевую ручку и ставил росчерки на бумагах с именами тех, кто отказался бескорыстно служить стране, распахнуть для народа закрома, признать власть военного правительства и неоспоримый авторитет самого Закклая.       Во время войны все законы морали отменяются. Обязанность каждого — перестроиться на военный лад, отказаться от индивидуальности и стать безжалостным к врагам. Все несогласные удаляются из общества — уничтожаются, объявляются предателями или сумасшедшими. Опуская детали, перед зачисткой происходят всего две вещи: подписывается бумажка с приказом и заряжается пистолет.       Без бумажки казнь предателей или подрыв домов врагов считается постыдным преступлением, а не актом самозащиты и вот курьёз: тот, кто подписывает приказ, не видит всех последствий своего решения. Он сидит слишком высоко и отдаляется от источников точной информации, его можно обмануть и получить разрешение направить пистолет в другую сторону.       Завершая философские измышления, Флок решил, что, выбирая между ручкой и пистолетом, предпочтёт пистолет. Выстрел — это как точка в конце предложения или отпечаток губ на любовном письме. Целую, ваш Флок Форстер. Скольких он так поцеловал в висок или сердце? Уже перестал считать.       Ещё пистолет — оружие честное, всяко лучше яда, но ведь война, будь она неладна. Закклай всё возился с документами, а Флок гасил тревогу от предвкушения момента, когда сможет незаметно подлить генералу яд в чашку с чаем.       Формула с ядом, вызывающим остановку сердца, — один из сувениров, который прихватил с собой архивариус Феликс Штейн при роспуске центрального отдела полиции во время революции и спустя несколько лет подарил Флоку на благо дела по возрождению величия элдийского народа.       Можно было подговорить отравить генерала его адъютанту, но Флок считал, что Симон Зальцман не способен на подобные поступки — он наверняка занервничает, оставит следы, просто струсит. Симон хорош только в качестве информатора: славный мальчик оперативно донёс планы генерала передать силу Эрена другому непроверенному кандидату, а не самому Флоку.       Флок ощутил лёгкий кисловатый привкус во рту, сглотнул.       Он устранил всех, на кого указал генерал, участвовал в похищениях, пытках, врал, шантажировал, притворялся. Несколько раз его одолевали сомнения в здравости рассудка — ведь невозможно спокойно относиться ко всему насилию и крови, в которых он купался, начиная с Шиганшины и заканчивая недавними событиями, когда он устроил пристрастный допрос Елене.       Жестокость превратилась в рутинную работу, вызывала только равнодушие, и потому Флок даже обрадовался вскипающему в нём гневу — значит рука точно не дрогнет.       В момент смерти генерала начнётся хаос, казнь Эрена ненадолго отложат, Симон успеет подменить приказ, где будет указано имя нового Атакующего — Флока Форстера, выжившего героя Шиганшины, который спасёт Элдию, покарает её врагов, покончит наконец с эпохой позора и приблизит конец войны.       Генерал замер и упёрся взглядом в написанное. Флок молча ждал, но пауза затягивалась до неприличия.       — Командующий Закклай?       Закклай не ответил и даже не моргнул. Флок хотел встать, но его тело парализовало.       За окном дул ветер, колыхая ветви деревьев, летали птицы. В кабинете тикали часы, из чайной чашки поднимался горячий пар. По щеке Флока со лба скатилась капля пота. С невероятным усилием он моргнул, и кабинет исчез.       Флок тяжело плюхнулся на песок, сразу же вскочил, в панике озираясь по сторонам.       Он оказался один посреди ночной пустыни. Вокруг не было никого и ничего, кроме странного скопления света, по форме похожего на ствол гигантского дерева, ярких, как россыпь мелких разноцветных кристаллов на черном полотне, звёзд и моря песка.       — Эй, есть здесь кто? Кто-нибудь отзовитесь!       Флок лихорадочно перебирал варианты, что с ним случилось: он спит, он умер, сошёл с ума, а потом пришла догадка, от которой он содрогнулся от ужаса.       — Эрен! Это твоих рук дело? Эрен! Покажись немедленно!       Флок побежал вперёд. Повсюду песок, безмолвие и холодный свет звёзд.       — Покажись, трус!       Тишина и шорох перекатывающихся песчинок под ногами.       — Мы здесь, Флок, — шепнули ему несколько голосов одновременно. Флок повертелся вокруг.       — Где здесь?       — Мы здесь.       Он посмотрел себе под ноги, опустился на колени и стал копать.       — Здесь.       Он неустанно загребал песок, рыл вглубь, пока не выкопал небольшую яму. Голоса становились чётче.        — Мы здесь.       Флок отшатнулся, упал на спину, отполз подальше. Из песка вырвалась рука с изломанными ногтями и схватила его за ногу. Он стряхнул руку, приподнялся, но сразу ещё десяток рук — в кровоподтеках на серой коже, некоторые пальцы без фаланг, — возникли из ниоткуда и вцепились в него.       — Все, кого ты убил.       Из ямы медленно, по одному выползали мертвецы. Песок скатывался с белых безжизненных лиц — почти все изуродованные, с простреленными лбами, тёмными сгустками крови вместо глаз.       Флок заорал. Покойники обступали его, руки из песка крепко держали, одна из ладоней закрыла ему рот. Из ямы показался новый распухший от трупных газов мертвец без головы. По оборванному платью горничной Флок узнал Баера фон Гайсера. Он и остальные мертвецы навалились на Флока, пачкая его форму слизью и несвежей кровью, заставляя задыхаться от ужаса и запаха разложения.       Флок зажмурился, а когда вновь открыл глаза, обнаружил, что смрадная масса трупов превратилась в песок, в котором он барахтался и орал пустые проклятья.       — Видел бы ты себя сейчас со стороны, ничтожество, — раздался эхом голос Эрена.       — Эрен! Ублюдок! Что ты наделал?! — взревел Флок, встав на четвереньки.       Невидимый Эрен мрачно усмехнулся.       — Тебе конец, Флок, и всем твоим планам захватить власть на острове тоже конец.       — Утешьтесь тем, лейтенант Форстер, — услышал Флок голос Зика Йегера, – что Вы хотя бы останетесь живы. Генерал Закклай планировал избавиться от Вас.       — Что? Это ложь! Генерал мне доверяет!       — Оппозиционеры мертвы или сидят в тюрьме, неэффективных командоров заменили на новых — всё не без вашей помощи, конечно. Вы выполнили грязную работу и больше не нужны.       — Симон Зальцман, которого ты так расхваливал Закклаю в качестве адъютанта, давно сдал тебя и всех твоих подручных, — поведал уже Эрен с презрительным смешком. — Закклай в курсе всего, что происходит на ваших тайных встречах элдийских патриотов. Ты хотел его отравить, а он собирался бросить тебя в тюрьму. Там, на пороге штаба, уже стоит Жан, Закклай вызвал его для беседы.       — Это всё чушь! Если он всё знал, почему тогда не помешал избавиться от Пиксиса? Он же ведь давние друзья.       — У генералов нет друзей, — разошёлся по пустыне голос Зика. — Есть лишь временные союзники и подчиненные, а такими эмоциональными молодыми людьми, вроде Вас, они легко манипулируют. Вы хотели стать лидером, проявить мужественность, разрушить старые порядки, в чём преуспели, но пора создавать новый строй, поэтому Вас как агента распада надо срочно убрать, иначе Вы создадите вокруг себя хаос.       Нравоучительный тон Зика вызвал бы у Флока ярость, но он оказался беспомощным зрителем в театре кошмара, и оставалось только наблюдать за тем, как решается его судьба.       — Разве нужно оставлять его в живых? Ты же видел, что он сделал с Еленой.       — Елена справится, она очень сильная. Мы должны исправить ситуацию с минимальным вмешательством, не стоит проливать лишнюю кровь.       — Крови не будет.       В неуловимое глазу мгновение Эрен возник прямо перед ним.       — Эрен, постой, не надо!       Флок хотел напасть на Эрена, но обнаружил, что опять потерял контроль над своим телом. Правая рука скользнула в карман и вытащила пузырёк с ядом. Губы приоткрылись. Он услышал гневный презрительный шепот:       — Зря ты решил мне угрожать. Пей свой яд сам, гнида.       Пустой пузырек упал на пол и хрустнул под подошвой сапога. Флок вновь стоял в генеральском кабинет, держась за горло и перхая, безуспешно пытался вызвать рвоту.       Закклай за столом оставался молчалив и безучастен. Сквозь слабость и головокружение с отчаянным воплем Флок выскочил из кабинета прочь. Как слепой мчался по коридору, натыкаясь на живые статуи штабных служащих и караульных — никто не реагировал на него.       Сердце сжимало от тупой боли, когда он добрался до главного входа и увидел в вестибюле Жана вместе с адъютантом.       Флок сделал несколько судорожных вздохов и упал. Жан бросился к нему, приподнял Флоку голову, рявкнул адъютанту:       — Врача сюда! Быстрее!        Флок едва шевелил губами. Жан наклонился ниже, подставляя ухо.       — Наш дом, наш остров, всё пропало… — в глазах темнело, пульс замедлялся. Смерть окутывала его прохладным саваном. — Эрен… останови его.       Жан не услышал его: как и для остальных миллионов элдийцев во всех уголках мира, время для него замерло.

***

      Мировое сообщество неоднократно обсуждало пути решения элдийского вопроса. Первый вариант радикальный — планомерное уничтожение всех носителей «грязной крови». Элдийцы — ошибка природы, они опасны. Второй — более гуманный, отражающий вторичные интересы разных групп, — изоляция и изучение. Элдийцы — доказательство существования высших сил, ключ к познанию мироздания и возможному бессмертию человечества.       Посреди океана, вдали от марлийских морских границ, на борту корабля семьи Азумабито вновь решалась судьба элдийского народа.       «На недавнем всемирном саммите по миру и безопасности правительство Марли в ультимативной форме принуждало Средневосточный альянс и остальных лидеров мировых держав к объединению сил и экспансии острова Парадиз. Впервые Марли публично раскрыли разведданные о населении острова, угрозе применения «гула» и полного уничтожения человечества. Мы взяли на себя смелость усомниться в риторике правительства страны, превратившей страдания народов в успешную рыночную стратегию».              — А кто «мы», господин Азумабито? — прервал чтение один из слушателей. Кёя Азумабито посмотрел поверх очков на гостей: промышленники, банкиры, политики и их доверенные лица, несколько научных деятелей — все они инвесторы проекта «План Парадиз».       — «Лига мира» или «Союз свободы». С названием ещё не определились, но об этом позже.       Кёя поправил очки и продолжил чтение.              «Долгие годы островитяне воображались ордой злобных демонов, нечестивых дикарей, но действительная опасность для мира исходит вовсе не от островных элдийцев, а от правительства Марли. Со времен марлийской революции и бегства короля Фрица на Парадиз не было ни дня, когда бы Марли не участвовали в военных конфликтах. За последние сто лет людские потери гражданского населения сравнялись по масштабу с титаническими войнами древности и не прекращаются до сих пор…»              — Так, здесь приводятся статистические данные, выдержки из докладов комитета Красного Креста, — Кёя отложил несколько листов. — Пропустим.       «"Семя дьявола" не заслуживает снисхождения, по мнению большинства населения Марли — мнения, насаждаемого пропагандой, чтобы представить акты агрессии как самозащиту. Элдийцы рассматриваются как сырой материал, используемый в качестве топлива для боевой машины, сминающей целые страны.       Первоначально элдийские гетто создавались для безопасности остальной человеческой расы, и как места, где элдийцы могут жить, работать и создавать семьи с себе подобными. Одновременно прибывающие в зону интернирования подвергались изучению. К сожалению, до сих пор не нашлось средство, способное исцелить элдийцев от их проклятья и выяснить причину недуга, заставляющего человеческое тело радикально менять свою форму. Виной тому — деспотизм и жадность марлийских лидеров.       Превращение элдийцев в оружие приобрело ужасающие формы: пример — программа по подготовке "воинов Марли". Воинская повинность позволяет элдийцам стать так называемыми "почётными марлийцами". "Почёт" выражается в доступе к медицине, образованию, пособиям — всему, что в цивилизованном мире не преподносится как благо для избранных, но для запертых в неволе рабов судьбы гибель или травма на войне — единственный шанс получить одобрение хозяев.       Восстановление исторической справедливости, очищение от грехов, благодарность государству за снисхождение и возможность жить — постулаты, которые внедряют в умы каждого элдийского ребёнка…»              Кёя опять прервался, бегло просмотрел записи.       — Дальше здесь про громкие случаи нарушения прав детей.       — Верно, без детей никак, — послышался чей-то сухой комментарий.       — Всё же пока пропустим.              «Увлекшись за многие годы ролями великодушных благодетелей марлийское руководство активно использует не только элдийцев, но и население захваченных стран и колоний в качестве солдат. Комендатуры переполнены, на каждом столбе — вербовочные плакаты и листовки, по радио – ежечасно надрываются прикормленные ораторы. Вчерашние патриоты становятся коллаборантами, чтобы обеспечить свои семьи, избежать ссылки и тюрьмы.       Во всей этой деятельности лежит стремление Марли чувствовать себя государством с нацией победителей, для чего нужны беспомощные люди. С точки зрения марлийского чиновника, немарлийцы едва ли лучше элдийцев, а в чём-то и хуже, ведь на подавление сопротивления требуется гораздо больше затрат.       Вспомним громкое дело логрийских лётчиков — брата и сестры Зербо, когда отряд марлийской военной полиции ликвидировали целый промышленный посёлок в поисках дезертиров, или массовые бунты рабочих на текстильных фабриках в Батморе…»       — Статистика преступности, депортации, отчёты, статистика, цифры, цифры, цифры… — несколько страниц с шелестом упали на пол.       «Допускаем, что Марли долгие годы вело скрытую войну с Парадизом, а не ограничивалось сдерживанием попадания титанов на материк. Доказательство тому — масштабные разрушения в Либерио. За секунды Марли лишились большей части своего флота и репутации защитников мира от титанической угрозы. Каким образом островные элдийцы смогли завладеть силой Колоссального? Или это был один из титанов, что замурован в стенах королевства Карла Фрица и переправлен на материк? Предсмертная речь Вилли Тайбера — бред больного разума или правдивая исповедь? Что мы в сущности знаем о дьявольском острове, кроме ежегодных заявлений Марли об "успешной" обороне материка от проникновения чудовищ?       Почему мировое сообщество должно потакать марлийским властям — воплощение порабощения и притеснения, в оправдании собственного варварства и финансировать очередной боевой поход, где союзная армия даже не будет достоверно знать с кем имеет дело?»       — Ну, и завершается всё воззваниями к памяти погибших, цитатами из речей глав благотворительных фондов, солдатских матерей и религиозных лидеров. Кёя со вздохом отложил бумаги в сторону.       — Как вам, господа?       Господа задумчиво курили, обдумывали услышанное.       — Очень трогательно и возвышенно, — отозвался один из слушателей, неспешно барабаня толстыми пальцами по столу. — Сами сочиняли под впечатлением от общения с «невинными рабами судьбы»?       — Что Вы, для этого есть специальные люди. Это только один из текстов.       — Признайтесь, Кёя-сан, Вы влюбились в островную дьяволицу и продали ей душу.       Кёя легко улыбнулся на этот комментарий.       — Моя душа стоит дорого, — с хлопком он опустил обе ладони на стол, встал. — Перерыв, господа, а после я представлю для рассмотрения оценку открытых на острове месторождений полезных ископаемых.       Кёя вышел из зала и поднялся на палубу.       — Почему ты не осталась, дорогая сестра?       — Хотела посмотреть на китов.       Киёми, опершись на фальшборт, бесстрастно смотрела на горизонт. Ветер украшал барашками волны, они бились о судна — посреди океана встали на якорь дюжина торговых лайнеров и трампов, и даже один огромный контейнеровоз. Прибывшие на тайную встречу лица старались сделать так, чтобы их передвижения было сложно отследить.       Кёя встал плечом к плечу с сестрой.       — Мы делаем важное дело, Киёми. Помогаем миллионам людей обрести покой и процветание. Никто до нас прежде не решался и помыслить ни о чём подобном.       — А как же Карл Фриц?       — Нет-нет, не то. Фриц был душевнобольным фаталистом со сверхъестественной силой — ужасное сочетание. В этот раз всё будет совсем по-другому.       — Я беспокоюсь за Микасу, — призналась Киёми.       — Отчего же? Эрен не даст её в обиду. В отличие от Фрица, он молод, здоров и готов стать хозяином своей судьбы, а не смиренно ждать расправы.       — Ты веришь ему?       Кёя коснулся плеча Киёми и всмотрелся в её лицо.       — Что с тобой, сестра? Мы ведь столько раз проговаривали каждую деталь нашего плана. Понимаю, риски существенные, но если не попробуем — пожалеем. «План Парадиз» — это наш путь к владению миром, — путь, который мы проложили вместе. Мы прославимся и вновь сделаем Хизуру великой.       Киёми положила ладонь поверх руки брата.       — Тебя ждут наши гости.       Кёя кивнул и оставил её дальше любоваться пейзажем. Океан был спокоен, волны золотило солнце. До ближайшей земли несколько дней пути — нет ни намека на очертания береговой линии.       За много миль от временной стоянки торговых суден, с марлийской стороны над поверхностью воды вырастала труба перископа подводной лодки.

***

      Леви выпил уже третий по счёту флакон болеутоляющего, но изматывающая боль в висках не унималась. Не помог ни душ, ни холодный компресс. Любой шорох давил на уши. Он буквально слышал стук собственного сердца.       Пролежав какое-то время в кровати, долго раздумывая идти ли посреди ночи в медчасть, вышел из комнаты. На пути встретился комендант, неподвижно стоявший у стены с закрытыми глазами. Устроить ему взбучку за сон во время дежурства не было сил. Леви не мог припомнить, чувствовал ли себя когда-нибудь так плохо.       Вместо медчасти он пришёл в лабораторию Ханджи. Было время, когда Разведкорпус выполнял заказы для факультета естественных наук королевской академии и привозил из экспедиций редкие растения, семена и грибы. Копаясь на полках стеллажа со стеклянными дверцами в коробочках и пакетиках, он нашёл порошок из высушенных грибов, который глушил любую боль, но притуплял реакции, вызывал сонливость и проблемы с желудком.       Когда он возвращался обратно, комендант всё ещё спал. Леви задел его плечом, но он никак не отреагировал.       Закрывшись в своей комнате, растворил порошок в стакане воды, выпил залпом, сел в кресло и стал ждать. Череп ломило изнутри, боль острой спицей пронзала виски. Он слышал, что в мозгу могут вырасти опухоли и это приводит к медленной мучительной смерти. Может, ему правда нужно посетить доктора?       Много раз он рисковал жизнью в бою, оказывался на пороге смерти и не боялся. А теперь одна мысль о перспективе умереть от болезни в постели, захлебываясь от боли и бессилия, заставила испытать липкий ужас. Вот бы всё оказалось очередным кошмаром.       Он не запомнил как уснул. Разбудил его стук в дверь того самого засони-коменданта, возвестившего, что его ждёт командор. Только внезапный и нестерпимый позыв в животе у Леви вновь спас коменданта от выговора.       Спустя десять минут, проведённых в уборной, Леви был в полном порядке. Голова больше не болела, он даже ругнулся сам на себя, вспомнив приступ уныния, овладевший им накануне.       Их с Ханджи опять вызывали в главный штаб на срочное собрание. Пока они молча ехали в карете, Леви пялился на своего командора — что-то в ней было не так, что-то подозрительное и непривычное.       — Что? — недружелюбно вопросила она, заметив его взгляд в упор.       — Ты трезвая, — его слова прозвучали как обвинение.       — А, это. Да, я завязала. Сегодня утром решила, что больше ни капли в рот. Леви, ты что творишь?       Леви пересел к ней на сидение и бесцеремонно полез под китель — проверить внутренний нагрудный карман.       — Где фляжка?       — Нет у меня никакой фляжки, — Ханджи отпихнула его руки. — Говорю же, больше не пью. И прекрати меня лапать, ты женатый человек. Прошли времена, когда ты мог затащить меня в душевую, раздеть и воспользоваться моей беззащитностью.       — Это было один раз, я отмыл тебя от блевотины, а беззащитная ты была оттого, что нажралась как свинья. Она в сапоге?       Он схватил её за ногу. Ханджи дернулась, нахмурилась и громко топнула каблуком.       — Леви, прекрати!       Ханджи поправила форму и обиженно отвернулась от него к окну. Какое-то время они, оба скрестив руки на груди, сидели молча.       — Ты помирился с Петрой? — нарушила тишину Ханджи.       — Мы не ссорились.       — Ага, конечно, — она посмотрела на него с осуждением. — Всё-таки добился своего, что она написала рапорт на перевод в учебную часть.       Леви приподнял бровь.       — Ты не в курсе?       — Теперь в курсе.       — Она подсунула его мне с раннего утра. Как твой друг я рада за вас. Хотя Петру мне немного жаль — вот ведь угораздило среди всех мужчин Стен выбрать самого…сильнейшего. А как командиру мне бы следовало разжаловать тебя до капрала за твои выходки.       Леви промолчал.       Женщины порой хуже титанов. Титанов хотя бы можно убить, если не найдёшь с ними общий язык. Ну, почти всех.       Зик — завсегдатай военных совещаний двух последних месяцев — вежливо улыбнулся ему через зал. Он весь излучал благодушие и спокойствие, несмотря на плохие новости.       В начале собрания объявили о серьёзном инциденте: прошлой ночью группа вооруженных людей, скандируя лозунги о свободе от заморских интервентов, устроила погром в гостевых домах, где жили добровольцы, избили охранников и самих добровольцев. Большая часть нападавших скрылась, среди них имелись и военные, что было особенно скверно.       — Это абсолютно недопустимо. Мы сделаем всё возможное, чтобы загладить вину перед нашими союзниками. Елене и остальным пострадавшим оказана помощь. Преступников ищут, некоторых уже нашли и подвергли допросу, — с серьёзным и озабоченным видом говорил Закклай глядя на Зика, заверившего генерала, что всё понимает и доверяет командованию.       «Сдаёт старик», — Леви коротко переглянулся с Ханджи. Невиданное зрелище: генерал в присутствии подчиненных отчитывается перед чужаком. Может, в прошлом он и вынужден был расшаркиваться перед королём и министрами, но чтобы делать это на глазах у офицеров — никогда.       Зик Йегер — исключение из всех правил, традиций и законов. Враг и благодетель. Убийца и спаситель. Мессия, ступивший на дикие земли Парадиза, чтобы дать его обитателям духовные наставления и указать путь к светлому будущему.       — Отпустите всех пленных, за исключением тех, кто добровольно хочет остаться на острове, посадите на один из разоруженных кораблей и отправьте домой, — вещал для зала светоч мудрости и надежды в теле уставшего бородатого мужчины. — Пусть такой жест и не растрогает марлийское командование, но наглядно продемонстрирует наши намерения: мир и сотрудничество или тотальное уничтожение. Пусть пленные передадут властям Марли наше послание.       Признание Новой Элдии как государства, заключение пакта о ненападении, передача части прибрежных территорий Марли, включая Либерио, выплата контрибуции в течении следующих двадцати лет, отмена всех дискриминирующих элдийцев законов, их освобождение из гетто, помощь в переселении на остров и подконтрольные Элдии территории — такими были основные, но не исчерпывающие условия неприменения «гула».       В зале зашептались, заерзали.       — Марли ни за что не пойдёт на такое.       — Значит будут раздавлены «гулом», если не отреагируют на наши требования к определенному сроку. Придётся пожертвовать стеной Мария и эвакуировать оттуда всё население перед тем, как освободить колоссов.       — Что если узнав, что нам есть дело до материковых элдийцев, марлийцы просто убьют всех заложников?       — Жертвы не исключены, но всех убить не получится. Они лишат себя части опытных солдат, которые поднимут бунт, если с их родственниками что-то случится. Бронированный, Перевозчик и Зубастый тоже могут восстать, если увидят перевес сил больше не на стороне Марли. Не исключено, что они уже сейчас подумывают о чём-то подобном. Остается ещё Молотоборец, если он всё же жив, — Зик на секунду задумался. — Посадите на корабль ещё двух младших сыновей Тайбера.       — Ну хорошо, но как мы узнаем, что все, кто попадёт на остров, элдийцы, а не марлийские шпионы?       — Ни времени, ни условий для забора и анализа крови у нас нет, поэтому только с помощью сил Прародителя.       — Как мы узнаем, что эти элдийцы сами не захотят устроить диверсию, оказавшись здесь? Вряд ли они будут рады жить рядом с теми, кого долгие годы считали дьяволами.       — Будет непросто, понадобится время и проведение просветительской работы. Но можно сделать им внушение, опять же с помощью Прародителя.       — Внушение? — немедленно отреагировал Леви. — Залезть к элдийцам в мозги? К нам тоже?       В зале повисло задумчивое молчание. Зик с невозмутимым видом произнёс:       — Понимаю ваши опасения. Можете скормить меня королеве или кому-то ещё. Всё-равно это неизбежно.       — Господин Зик, мы не собираемся этого делать, — вмешался Закклай. — По крайней мере, пока не наступит критический момент. Вы столько для нас сделали, мы в неоплатном долгу и всё же у нас будет ещё одна просьба.       На повестке был ещё один важный вопрос: возрождение элдийской королевской династии.       — Понимаю, что вопрос деликатный, но по-другому никак. В наших рядах нашлось несколько женщин, готовых исполнить материнский долг.       Слушатели в зале одновременно повернули головы в сторону пятерых военных: трое — из главного штаба, одна из Гарнизона, ещё одна — из полиции. Все пятеро молодые и привлекательные, под строгой формой вырисовывались очертания соблазнительных фигур. Они держались с похвальной невозмутимостью: на лицах — ни намёка на смущение происходящим. Похоже, Закклай отобрал самых рьяных патриоток, при этом не лишенных амбиций и осознающих выгоду от шанса стать матерью королевского отпрыска.       — Кхм, раз от этого зависит выживание элдийцев, я готов, — несколько сконфужено сказал Зик.       Леви несколько раз моргнул. Прислушался к себе: нет, это не очередной странный сон.       — У меня предложение, командующий, — привлек к себе внимание Леви, под удивленным взглядом Ханджи привстал с места. — Меня взволновали новости о нападении на добровольцев. Похоже, на острове появились группировки с непонятными мотивами, ничего хорошего ждать не стоит. Предлагаю усилить охрану носителя Звероподобного. Я готов взяться за дело лично.       Ханджи, не говоря ни слова, замерла рядом, как и все остальные военные.       — Предложение дельное, майор, — отозвался Закклай. — Обсудим этот вопрос отдельно. Рассмотрим план эвакуации гражданских с территории Марии. Командор Брженска, вам слово…       Через час собрание закончилось. Генерал задержал Ханджи.       — Командор Зоэ, на пару слов.       Ханджи быстро глянула на Леви через плечо и ушла вслед за генералом.       — Леви! — окликнул его Зик. — Можем мы поговорить? Может, снаружи.       За Зиком присматривали охранники, но препятствовать разговору никто не стал. Они вышли во внутренний двор штаба, присели на скамью. Охранники Зика отошли, оставаясь в поле зрения.       — Не против, если я закурю?       — Против. Говори, что хотел.       — Что ж, ладно, — Зик убрал пачку обратно в карман. — Проклятье Имир разъедает моё тело изнутри, с каждым днём всё хуже и хуже, поэтому я много размышляю обо всём подряд. Мало мне доводилось видеть тех, кто был способен на настоящий подвиг. Там, за морем, рыцарство и честь не в почёте, людей интересует лишь прибыль. Армия нужна не чтобы защищать народ, её предназначение — убить как можно больше людей с минимальными затратами. Здесь на острове живут последние в мире благородные воины, настоящие, не марлийские, — Зик грустно усмехнулся. — И ты один из них, Леви. Как бы ты ко мне не относился, я уважаю тебя за бойцовский талант и самоотверженность. Даже не стыдно было быть избитым и расчлененным твоей рукой. Хотя за яйца всё равно немного обидно.       Зик легко и громко рассмеялся, затем вновь стал серьёзным.       — У тебя есть причины ненавидеть меня, но всё же хочу попросить прощения за всю боль, которую невольно причинил тебе, за смерть товарищей, за то, что из-за меня твоя жизнь превратилась в вечное ожидание момента, когда твоё обещание будет выполнено.       Леви напрягся.       — Что ты сказал?       — Прости меня за всё, Леви.       — Нет, что ты сказал про обещание?       — Моя смерть — это завершение бойни в Шиганшине, последний приказ твоего командира, так ведь? Твой долг перед товарищами будет исполнен, и ты будешь свободен. Надеюсь, твоя жизнь будет долгой и счастливой, и проклятье Аккерманов тебя не коснётся.       — Что ещё за проклятье?       — Не знаю, стоит ли об этом говорить, — замялся Зик. — Архивные данные, которые мне попадались, были неполные…       — Раз начал — говори.       Зик всё-таки вытащил сигареты и зажигалку. Прикурил, сделал глубокую затяжку.       — Твоя впечатляющая сила и скорость — безусловно результат упорного труда, но лишь отчасти. Вероятно, ты и сам об этом догадывался. Твой род раньше служил королям Элдии, твои предки были их друзьями и правой рукой. Кстати, не находишь ироничным, что спустя много веков последний Фриц и один из последних Аккерманов встретились?       — Не особо.       Зик дернул плечом, затянулся ещё.       — В записях, сохранившихся до наших дней, говорилось, что короли держали Аккерманов при себе, как личную охрану и доверенных лиц, стремились сблизиться с ними. Фрицы делали это с расчётом, что могут стать для них избранными — людьми, которых Аккерманы признают лучше себя, принимают их идеологию и приносят клятву следовать за ними, поддерживать и защищать. Когда возникает такая связь, Аккерман обретает необычную силу, становится почти непобедим и вместе с тем полностью зависит от чужой воли.       Должно быть дело в их происхождении. Женщина, положившая начало роду Аккерманов, была рождена рабыней от элдийца; с раннего детства у неё проявились необычные способности, «сильная, как титан, и глухая к гласу Прародителя» — как-то так её описывали. В возрасте двенадцати лет её подарили элдийскому императору Раймунду Фрицу и позже она стала его охранницей, участвовала в битвах, под именем Олимпия развлекала публику на гладиаторских боях. Она забеременела от императора, но их ребенок родился мёртвым — подобное считалось дурным знаком, а мать мёртвого дитя полагалось казнить, но Раймунд оставил Олимпию в живых. Позже он отдал её в жены одному из своих воинов и она родила нескольких сыновей. Когда Раймунд умер, она лишилась рассудка. Писали, что она сбежала из дворца; её муж долго искал её по всей столице, он нашёл её в лупанарии, где и убил.       Были ещё задокументированные случаи, когда потомки Олимпии сходили с ума. Каждый раз это случалось, когда умирал кто-то из королей или других людей, к кому Аккерман был особенно привязан. Сперва несчастные мучались от головных болей, странных видений, прекращали спать, становились подозрительными. После смерти избранного они слабели, но всё же оставались опасными — обычно их убивали собственные близкие.       Леви слушал Зика с видимым ледяным равнодушием, но в душе скреблась тревога.       — Как я сказал, не знаю, насколько всё это достоверно, — Зик выбросил окурок. Покосился на Леви, осторожно спросил: — С тобой ничего подобного не происходило?       Сколь хорошим казался Леви аромат марлийского чая, столь же сильно его отвращал запах марлийского табака. Он сделал глубокий дымный вдох, укрепляя равновесие — сохранить спокойствие важнее внешних неудобств.       — Я с детства сплю как придётся. Голова у меня болит только от шумных сопляков, твой братец, кстати, был особенно горластым. Я всегда подозрительный и всегда готов к худшему, уж такой скверный у меня характер.       — А твой избранный это ведь был покойный командир Эрв...       — Это не твоё дело, — оборвал Леви. Тон получился более резкий, чем хотелось.       — Конечно, извини, — покорно ответил Зик. Возникла недолгая пауза, охранники издалека косились на них. — Так что, Леви, мир?       Леви окинул его взглядом. Похоже, Зик говорил искренне, было бы подло ответить отказом на такой благородный порыв.       — Я тоже думал, как всё у вас в Марли устроено. Эта дерьмовая чушь про грехи предков тысячелетней давности, которой пичкают элдийских детей на материке, отвратительна. Несправедливо, что невиновных держат в неволе, убивают, обращают в титанов или отправляют на войну за любую провинность. Ужасно, что ты родился в таком месте. Никто не заслуживает подобной судьбы. И то, что твой отец добровольно отдал тебя в руки военных — неправильно. Бороться за свободу для элдийцев руками семилетнего мальчишки — просто гнусно. Мы внимательно читали дневник Гриши, не похоже, что он сильно раскаялся. Но в итоге ты всё равно справился и оправдал надежды непутевого отца. Дослужился до верхов, обдурил военных, помог Парадизу потянуть время для контратаки и свёл с союзниками.       Зик слушал, затаив дыхание. Леви смотрел ему в глаза, пытливо наблюдая за реакцией.       — Тяжело вынести подобную жизнь — добровольно стать изгоем. Ведь все вокруг знали о твоём поступке и осуждали, пусть и на словах заверяли, что всё правильно, так и должно быть. Даже марлийские ублюдки, должно быть, брезговали общением с тобой. Ты выигрывал для них битвы, улыбался, прислуживал, а они каждый раз смотрели на тебя и думали: этот выродок предал своих мать с отцом, он не человек.       Бесконечно долгие секунды они смотрели друг на друга. Без гнева, без упрека и без тени подлинного сопереживания.       — Будь спокоен, ты не смысл моей жизни и я не буду радоваться твоей смерти. Я понимаю какого это — быть обманутым будучи ещё ребенком и в одиночку карабкаться наверх.       «Я тебя понимаю, но никогда не прощу».       — Мне жаль.       Леви умолк. Зик первым отвёл взгляд.       — Знаешь, Леви, ты абсолютно прав на счёт моей охраны, — неожиданно заявил Зик. — Раз мы примирились, можем спокойно делать общее дело. Надеюсь, командующий тоже так рассудил.       Он хлопнул себя ладонями по коленям, встал, потянувшись, непринуждённо улыбнулся.       — Ну, мне пора, меня ждёт знакомство с дамами.       — Удачи. Не стреляй в холостую, все элдийцы мира надеются на тебя.       Зик ещё раз широко улыбнулся.       — Мне всегда нравилось твоё чувство юмора.       Охранники сопроводили Зика к карете. Леви остался один ждать Ханджи во дворе штаба. Голова опять начала болеть.       — Только не говори, крысёныш, что ты поверил в жалостливую брехню этого бородатого урода. Это так смешно, что я готов обмочить штаны.       Рядом на скамье сидел Кенни. Он выглядел в точности так, как Леви запомнил его в детстве: чёрная помятая шляпа, замызганный светлый плащ, несвежие светлая рубашка и брюки. Он широко улыбнулся, как полубезумный маньяк, которым отчасти и был при жизни.       — Ты сам-то ещё не обмочился от смеха? Или от страха?       Леви с минуту пялился на восставшего из мёртвых дядюшку. У него вырвался глухой нервный смешок.       И впрямь смешно.