New Generation

Месяц — так мало, и так много одновременно. Дженсен взял со столика полупустой стакан виски и выпил залпом все содержимое. Холодно и темно. Как обычно. Пусто, нет, не тоскливо, не грустно — просто пусто. Нет никого и ничего, что согрело, разогнало бы кровь по венам, или хотя бы заставило желать тепла. Неуютное, мрачное помещение, которое он больше не сможет назвать домом. Здесь не осталось искр, цветов, запахов, ощущений — все ушло. Он выронил стакан из руки и откинувшись на спинку дивана, смял в руке два небольших клочка бумаги. Дженсен бездумно откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. Он хотел просто помнить, пока алкоголь снова не превратит образы и лица в серые пятна, а события не смешает в не разборчивый калейдоскоп картинок без времени и смысла.

***

Когда он забирал Дэннил из клиники: слабую, разбитую — в голову не могло придти, что все будет именно так. Она старалась улыбаться, получалось измученно и натянуто, но она старалась. И он отвечал улыбкой, больше походившие на растянутую на лице гримасу и это не то, что не грело, вызывало жалость к самому себе. Время. Именно время и терпение. Она вернется. Ради него, ради них. Дженсена поглотило острое чувство безысходности, самобичевание стало неотъемлемой частью его существования, нормой, он не мог снова смотреть ей в глаза, все было не так. Те слова, которые она произнесла в больнице, больше не слетали с ее губ. Казалось покинув больничную палату, они снова вошли в свое странное, но такое привычное состояние чужих, посторонних людей. Чего-то катастрофически не хватало, легкость с которой они могли говорить осталась в приемном отделении клиники, и только сев в машину, ощутимо похолодало со всех сторон. Дженсен ожидал, что Дэннил будет нервничать, он знал, ее не до конца отпустило, и на фоне ее состояния, было вполне вероятно, что чувство неопределенности породит очередной виток неприятных остаточных явлений, неизбежная реальность захватит как ни крути, но ему казалось там, в чертовой больнице они расставили все на свои места. Беременность сделала ее еще более уязвимой и слабой перед лицом предполагаемых проблем. И Дженсен понимал — его жена права в своих страхах. Джареда Падалеки еще никто не сослал на необитаемый остров, и даже не уволил из фирмы, дабы хоть как-то облегчить их существование. Дженсен банально струсил. Он избегал его настолько усердно, что Джаред не раздумывая как обычно, просто пришел к ним домой. Разговор был не из легких, но Дженсен мог гордится собой — едва вспомнив, о том, что произошло не так, давно, по его же вине, все то желание, которое комом скрутилось в паху стоило Джареду переступить порог улетучилось, оставляя по себе только раздражение и сожаление. Впрочем, даже его откровенное признание об этой встрече не было встречено хоть какой-то положительной эмоцией со стороны его жены. Дэннил снова замыкалась в себе. Атмосфера между ними стала еще напряженнее, чем была до всего происшедшего. С единственной разницей — отсутствием прямых или косвенных обвинений и упреков. Формально они оба были прощены и простили. Оставив компанию на Кристиана, не без скрипа и внутреннего недовольства, он взялся восстанавливать разрушенное и разбитое, но с каждым новым днем Дженсен понимал, что все это не имеет смысла — Дэннил просто не верит ему. Она не пускает его дальше, тех барьеров, которые установила в своей голове. Все ее внимание было приковано к растущему внутри нее ребенку. Она не стесняясь пела поглаживая живот, разговаривала с ним, и так тепло улыбалась, что в такие моменты казалось что вот оно — здесь рядом. Но стоило ей поднять глаза на мужа, взгляд ее приобретал такой тусклый оттенок, что становилось тошно. Дэннил продолжала улыбаться, она тоже старалась. Но этого не хватало, всего этого было ничтожно мало. Дженсен потерял всякую надежду, хоть и продолжал тщетные попытки разбудить ее, встряхнуть, заставить верить. Тот звонок вырвал его из пелены отчаяния. И на время вырвал в реальность. Почему жизнь вне стен их дома казалась ему куда более настоящей, он даже не желал анализировать. Джеффри Дин Морган снова плел интриги, и играть начал по-крупному. Он весьма успешно распространял слухи о болезни жены мистера Эклза, о его многочисленных изменах, бисексуальности Дженсена и страданиях бедной женщины, которая не смотря ни на что терпит все это, видимо, слепо продолжая любить своего мужа. Естественно, в этом бизнесе такая информация мало кого могла удивить, но Дженсен слишком долго выстраивал свою репутацию, чтобы стать одним из тех, кого через номер со смаком пережевывают и склоняют на страницах желтой прессы. Такие выбросы со стороны Джеффри были привычными и ожидаемыми. Регулярность с которой он поливал грязью неугодных или мешающих ему людей, не вызывала сомнений в том, что и Дженсена сия участь не обойдет стороной. Но вот если бы Морган говорил лишь об одном только Дженсене, возможно тот и не среагировал так остро на явную провокацию. Но он задел то, что сейчас было приоритетно важным в списке вещей и людей. И самое страшное заключалось именно в том, что удар достиг цели — Морган, возможно впервые сказал правду, ту которую Дженсен, который день безуспешно гнал от себя собирая по кускам то хрупкое, что он разрушил. - Тебе нужно вернуться, – Дэннил стояла в дверном проеме, и теребила пояс халата. – Дженсен все нормально, правда. Ты не должен сидеть со мной сутками. Я беременная, а не больная, - она медленно подошла к стоящему у окна Дженсену и положила ладони ему на плечи. - Я буду в порядке. - Когда ты успела стать героиней дневного шоу? Дженсен посмотрел на нее и улыбнулся. Впервые после возвращения из клиники, ее взгляд был открытым и теплым, направленным на него. - Ты уверена? – Дженсен понимал, что вернуться нужно, взять все в свои руки и поставить точку в истории с Морганом, но оставить ее одну в пустой квартире... Паронойя набирала обороты, внутри росло иррациональное чувство страха, но вот чего, он боялся Дженсен и сам понять не мог. - Эклз, если тебе станет легче – найми мне няньку, – без сарказма или злости пошутила она. - Стоит? – в тон ей ответил Дженсен. - Иди уже. Скоро приедет София. Я буду не одна, если тебе от этого легче. - Хорошо, – Дженсен не двинулся с места, даже когда она сняла руки с его плеч, и сделала шаг назад. - Поужинаем где-то? Дэннил подняла голову и не смогла скрыть не малое удивление во взгляде. Казалось, что Дженсен сообщил о начале государственного переворота, а не пригласил ее на ужин. - Эм… - Не помню, когда в последний раз видел тебя такой, – он рассмеялся. – И даже, если ты откажешь – только ради вот такого выражения на твоем лице, оно того стоило. - Придурок ты все таки. И я согласна. - Я буду в восемь. Закажи столик сама. - Да ты романтик Эклз! - Ушел, – Дженсен подошел к жене и на мгновение коснулся ее щеки губами. – До вечера. Пропустив мимо ушей, все же сорвавшееся с ее губ ехидное замечание о не особо подходящей ему роли примерного семьянина, Дженсен вышел за дверь и выдохнул. Они не перестали играть. Они просто выбрали новые роли. Это понимание прошило все тело судорогой, и сейчас он уже был уверен, что изменения в их жизни, далеко не настолько хороши, как ему ошибочно померещилось во время пребывания Дэннил в больнице. Да и произошли ли они внутри них самих, так же, как упорно они оба пытались продемонстрировать тогда друг другу. Телефон в кармане завибрировал и заставил Дженсена вздрогнуть. Пройдя к лифту, он достал сотовый и взглянул на дисплей. Странное сочетание нездоровой радости и кипящего раздражения от высветившегося на сенсоре – «JP» - снова нещадно и неумолимо, почти неконтролируемо возрождали недавно похороненные, как ему казалось навсегда, чувства. Но в этот раз ему нечем было себя защитить, не было куда бежать, не было чем вытеснить . Дженсен вошел в лифт и нажал на кнопку приема вызова на телефоне.