Не такой

Братишкин долго собирался с мыслями, надо было разобраться в себе, понять, чего он хочет, а всё о чём он мог думать это, как не допустить потерю Хесуса в его жизни. Так упрямо и эгоистично, но только это ему нужно и ничего другого. Вова не решается даже подойти к нему на дне рождения Кати. А Хесус пьёт и всячески его игнорирует. Без шансов. Он всё ещё злится. Вова снова проёбывает шанс поговорить с ним на дне рождения Дианы. Боится заговорить и только смотрит издалека, большими несчастными глазами. Хес заговаривать первым с ним не собирается и выражает полное к нему безразличие. Вове становится обидно, вот вроде же Хесус в него влюблён, так почему ничего не делает? И никогда не делал. А где все эти ухаживания и добивательства? Значит ли это что на самом деле Хесу от него нужен был только секс? Злиться на него Вове нравится куда больше, чем чувствовать вину. Что это за любовь, которую хуй разглядишь? А потом Хесус снова доказывает насколько он долбанутый и приезжает к Жожо на новую хату, на стрим, где бухает. Хотя Вова его столько раз пытался развести на алкострим, но ведь Вова особенный с ним нихуя нельзя, а вот под Жожо лечь — это вообще запросто. Вова смотрит стрим лишь кусками, но этого достаточно, чтобы сгореть. Чтобы потонуть в воспоминаниях. Вот он так же сжимал его в руках, так же, даже горячее целовал. Как вообще смеет какой-то ебучий Серёга так откровенно трогать его Хесуса? Хесуса, который вообще-то влюблён в него, а не в какого-то Жожо, который трётся тут членом об его задницу и мнёт спину, который утыкается носом в длинную шею и прижимается к нему так крепко, которого Хесус так послушно целует, будто ему ничего это не стоит. Бесит. Так нереально бесит, что невозможно описать словами. Как смеет Хесус после этого говорить о каких-то чувствах? Будто у него с Жожо ничего не было, и Вова был у него первым. Хес сам ничего не предложил, что им теперь делать после той ночи, а теперь он, не скрываясь, реально чуть не ебётся с Серёжей. Короче, претензий набирается так много, что пора бы список составлять. Только осталось выбрать время, чтобы всё высказать. Вова не выбирает время, он звонит, как только видит, что Хес выехал домой. Хесус сбрасывает, ровно два раза, а третий уже приходится взять. — Надеюсь, это что-то срочное. Это связано со стримами? — спрашивает без приветствия Хес. — Нет. — спокойно отвечает Вова, но нервно дёргает коленкой, а потом и вовсе начинает мерить комнату шагами. — По поводу рекламы? — Нет. — Ну тогда из-за чьего-то очередного др? — Не угадал. — Тогда иди нахуй. — фыркает Хесус и уже отрывает телефон от уха. — Стой! — останавливает его Братишкин. — Ты слушаешь? — Ну? — Ты соврал. Ты не любишь меня, а я ведь так и знал. — О чём ты? Я никогда тебе не врал. — Ага! И поэтому ты тут же ушёл к Жожо? Такая твоя любовь? — Блять, ты конченный, я кладу трубку. — Что? Сложно признать правду? Хесус бросает взгляд на водителя и отворачивается к окну. — Ты идиот? Это ебучая игра была, контент для стрима. — Это со мной у тебя игра была, а с ним у тебя всё открыто, на виду у всех. — Вова уже и сам начинает в это верить, чем больше доказывает, что его обманули, тем сильнее это кажется правдой. — Совсем не палишься, Хес. — У меня слов нет. Вов, ты реально конч. Это же просто шутки, ничего не значит, ни для меня, ни для него. Чего ты как наивный придурок мыслишь, тебе сколько, десять? — Да? То есть он знает о тебе? И ему нормально? Если я ему скажу, что ты ебёшься в задницу, то он и Костя не перестанут с тобой общаться таким образом? — И как же ты им расскажешь? Чем докажешь? Расскажешь, что сам это и сделал? Скажи сразу, это угрозы? — Хес сжимает телефон до хруста пальцев, такого он точно не ожидал. — Нет! Я… Я не об этом. Блять, Хес. Не общайся с ним, мне это не нравится. — Ах, вот как? Не нравится ему. Мне похуй на то, как ты к Серёже относишься, моя с ним дружба ваши отношения никоим образом не касается, а знаешь почему? — Но ты ведь любишь меня и даже не попытаешься? — А зачем, если ты уже сказал: «Нет»? Я не собираюсь за тобой как верная дворняга таскаться. — Но… — Вова, ты своё чсв поумерь. — Так ты не спишь с ним? Только честно ответь. — Нет. — Хес устало вздыхает, прижимаясь лбом к стеклу, за окном уже начинают появляться московские дворики. — И, если тебе так интересно, я отвечу, у меня уже давно ни с кем не было, а как с тобой, было только с тобой. Хесус бросает трубку, прежде чем Вова успевает что-то ответить. И Братишкин беспомощно смотрит на список контактов. Если поторопиться, сможет приехать раньше него и подловить до того, как тот поднимется? Иначе точно встретиться лично не позволит. Уже видит, что не успевает, а на звонки ему не отвечают. Вове неловко, он мнётся у двери и всё представляет, что всё сейчас будет как в какой-нибудь мелодраме и конец для него не будет хорошим. Сейчас Хес в последний момент передумает его выслушать и не откроет. Но замок тихо щёлкает, и дверь медленно открывается. — Прости меня! — выпаливает Братишкин, выставляет вперёд огромный букет цветов и боится посмотреть в сторону Хесуса, пока с его стороны не начинает звучать смех. — Что это за хуйня? — сквозь ржач спрашивает Хес, которому едва не досталось букетом по лицу, еле успел увернуться. — Я не знаю. А что я должен был привезти? Тем более времени не было. — Зачем вообще что-то привозить? И извиняешься за что? Блять, давай сейчас всё решим? Заходи. Вове его тон не кажется каким-то обнадёживающим, ничего хорошего из этого разговора не выйдет. Он плетётся следом, они садятся на диван, и Вова скидывает букет ему на коленки. Хесус не возражает, задумчиво гладит пальцами лепестки и вдыхает яркий запах цветов. — Знаешь… — начинает Хес, первым, потому что Братишкин никак слов подобрать не может, хотя сам и пришёл. — Ты запутался, я понимаю. Мы можем делать вид, будто ничего не было, нет никакой проблемы. Потерпеть несколько месяцев, а потом я уйду тихо из сквада и всё будет выглядеть логично. — В смысле уйдёшь из сквада, зачем? — Вова и мысли не допускал, что может потерять его настолько глобально, что это может коснуться не только их личных отношений, но и как стримеров. — Уеду в Америку и уже не будет смысла состоять в скваде. — Снова ты об этом? — Это дело времени. — отвечает Хесус и грустно ему улыбается, а потом снова опускает взгляд на букет. — Чёрт ты упрямый, но сейчас не об этом. Говоря о том, чтобы делать вид будто ничего не случилось, ты имеешь в виду… — Что мы делаем вид, будто ничего не случилось, каждый занят своими делами, и мы никак не пересекаемся. — Я не согласен. — Как будто я твоё мнение спрашиваю, я перед фактом ставлю. Уж не знаю, как ты, но я с тобой общаться не хочу, мне тяжело и… — Хес качает головой и ещё пристальнее рассматривает букет. — В общем, ты понял. — Нет. — Блять, Вова! — Я говорю — нет! — Братишкин хватает его за плечи, разворачивая на себя, и заглядывает в глаза. — Это вообще не вариант! — Почему ты меня не отпускаешь? Я же не какой-то охуеть незаменимый друг. Нечестно держать меня рядом, когда ты прекрасно знаешь о моих чувствах. — Хес опускает голову, букет с его коленей падает на пол, а он и не пытается его поймать. — Незаменимый, ты и есть незаменимый, Хес. — Тебе ведь не нравится, что я общаюсь с Серёжей? — спрашивает Хесус, скидывая его руки со своих плеч. — А как думаешь, я чувствую себя, когда ты счастлив со своей девушкой? И по-настоящему, а не как я. Каково мне смотреть на вас и хотеть тебя? И знать, что этого никогда не будет? Что бы у вас там не происходило, ты всегда возвращаешься к ней. Хес понимает, что наговорил лишнего, встаёт, но ему и идти некуда в его же доме, не в комнате же запираться. Вова молчит, ему в голову не приходило, как всё серьёзно и давно. — И ты даже не веришь, не можешь представить, потому что для тебя мои чувства это что-то несуществующее. — бормочет Хес, пиная от себя несчастный букет. — Невозможно же одному парню влюбиться в другого, такого ведь, блять, никогда не бывало… Было бы легче, если бы мне нечего было вспоминать. И как бы ты не хотел, я не смогу быть рядом и просто ждать, когда чувства пройдут. Ведь ты так это себе представляешь? — Я никак не представляю. — отвечает Вова, крепко сжимая его руку. — Я просто не знаю, как буду без тебя. — Зачем я тебе нужен? — Ты… Я не могу объяснить. — Я не понимаю, на что ты рассчитываешь. Считаешь, что если спал со мной, то имеешь на меня какие-то права? Можешь выбирать с кем мне общаться? Ты эгоист и собственник. Не хочешь меня никому отдавать или только ему? Если это будет не Серёжа, то можно? Вова так и не отпускает его руку, чтобы он никуда от него не ушёл. Судорожно перекатывающиеся в голове мысли орут, что никому не отдаст, что никому не позволит видеть то, что видел он. Но это неправильно, ведь он не такой как Хес, он натурал, и даже если один раз по пьяни он и смог, то не захочет снова. И пусть даже хочет, только не станет, потому что это ненормально. Что же он наделал? Ведь Хесус ради него старался, когда не позволял к себе прикасаться, чтобы не было между ними вот этой неловкости. И наверняка думал, что узнай Вова правду, именно он прекратит их дружбу. А теперь Братишкин не может ничего сделать с тем, что хочет его, хочет себе полностью, но так, чтобы и дальше считаться натуралом. — Жожо тут не при чём. — говорит Вова и дёргает Хеса на себя, и тот теряет равновесие, опускается коленками на диван и нависает над ним. — Кто бы это ни был, парень или девушка, неважно. Хесус упирается руками в спинку дивана по обе стороны от его головы, сжимает коленками его бёдра, но держится, хотя губы манят, и стальной блеск в глазах убивает. Хес облизывается и задыхается, его до такой степени возбуждает одна лишь близость Братишкина, как никогда не возбуждали ничьи объятия и поцелуи, и это так плохо. Ещё секунда и принципы пойдут нахуй, всё что нужно — это ещё разок кончить в его руках. — Вов… М… — стон вместе со словами вылетает неосознанно. — Хочешь меня? Я могу быть только твоим, если ты будешь моим. Никто об этом не узнает, это будет лишь между нами. — Ты будешь знать, что я хочу парня. — качает головой Вова, хватает его за задницу, заставляя наконец её опустить к себе на ноги, и притягивает ближе, соскальзывая по дивану ниже. — Что я сплю с парнем. — Не буду, я ничего не узнаю. — горячо обещает Хес, тормоза сорвало, и теперь он готов обещать и разрешать что угодно, и просить, умолять. — О, блять, Вов, давай, всего один поцелуй. — Один поцелуй и я не смогу остановиться. — И не нужно. Хесус наклоняется к его лицу, так близко, всего миллиметр между губ, и ждёт, Вова должен решить сам, хотя в таком положении, в которое он себя сам загнал, как будто много вариантов. Братишкин тонет в голубых глазах и крепче сжимает руки на соблазнительной заднице. Но тянет, ещё держится за остатки самообладания. Хес изгибается, прижимается тёплыми губами к его шее, проводит языком, целует и спускается вниз, развратно и горячо, сползает на пол, оказывается у него между ног и утыкается носом в пах. — Блять! Сука! Ты сумасшедший? — возмущается Вова, вздрагивая, хватает его за кофту и мычит, когда Хес трётся об стояк щекой и так смотрит прямо оттуда. — Что ж ты делаешь, изверг? — Один раз не… Так? А если два? А если сверху, то вообще нет? — спрашивает Хесус, и от вибрации его голоса дёргается чужой член под его губами. — Вов, Вова, я хочу тебя. Вова зажимает себе рот, глаза лихорадочно блестят, а щёки краснеют, его трясёт, а Хес просто подцепляет носом край футболки и целует обнажённую кожу, прикрывая глаза. Смотреть на это нельзя, но взгляд отвести невозможно. Братишкин вымучено стонет, дёргает его за плечи, сам же сползает к нему на пол и прижимается к припухшим губам поцелуем. Так хорошо помнит какой мягкий у Хеса язык, как легко его всасывать в рот. Хесус прижимает его к дивану, задирает футболку, снимая её на мгновение прервав поцелуй, оглаживает голую спину, впиваясь пальцами в мягкую кожу. Вова плавится даже совершенно трезвый, думает, вот ещё секунда и он прекратит, прекратит целовать сладкие губы, прекратит сжимать пальцами волосы на чужом затылке, прекратит тереться ноющим членом о его живот. Ещё немного и завалит Хеса на кофейный столик, так и позвоночник сломать можно, поэтому сжимает его в объятиях, прижимая крепче к себе, и упирается рукой в стол, пытаясь его сдвинуть, чтобы уложить парня на мягкий коврик, но руки не слушаются. Вова хватает воздух ртом, пока Хесус вылизывает ямочки на ключицах, цепочка стукается об зубы. Они дёргают друг друга вверх, встают, чуть не рухнув в объятиях на диван, но Хес настойчиво тянет Вову за собой в спальню. Хесус отталкивается от него, опускаясь на кровать, облизывается, смотрит внимательно снизу-вверх. — Раздевайся. — А? — Братишкин от возбуждения соображает туго, но, стоя прям перед ним, быстро понимает. — Стриптиз тебе подавай? — Да. Вова закусывает губу, подсовывает большие пальцы под пояс штанов, тянет медленно вниз. — Хес, я… Взгляд у Хеса такой, что Вова чувствует себя невъебически желанным. — Смазка в верхнем ящике. — Сука. — Ты не передумаешь. — самоуверенно подсказывает Хесус, скидывает с себя кофту и подтягивает к себе коленки, разводя их в стороны, упирается руками в простыню за спиной, откидывает голову чуть назад, открывая вид на ещё не помеченную шею. — Ты хочешь снять с меня штаны. Стриптиз откладывается, сомнения идут в жопу, Вова стаскивает быстро с себя одежду и заваливает Хеса на спину, тянет с него штаны вместе с трусами, не разрывая поцелуй. А Хесус выгибается, помогая, но случайно или нет трётся их обнажёнными членами, и смеётся в поцелуй. — Ты мой нетерпеливый, так горит? Смазка, Вов. Сверкнув глазами, Вова мстительно оставляет болючий засос у ключицы, прикусывая чувствительную кожу зубами, а потом уже открывает ящик, чуть не выдрав его из прикроватной тумбы. — Хранишь смазку на самом видном месте в верхнем ящике? — от нервов руки подрагивают, и флакончик так и норовит выпасть. — А хули? Я один живу, никто тут не шарится, захочу и прямо по всему полу секс-игрушки раскидаю. — У тебя и секс-игрушки есть? — Вова едва не проливает смазку ему на живот от неожиданности. — А то! Показать? — Хесус приподнимается, хитрая ухмылка ничего хорошего не предвещает, кончик языка скользит между губ, а его ладонь обхватывает Вовин член, и он трётся об его нос носом, и ловит рваные вздохи губами. — Вот, например, самая любимая. Братишкин пачкает одеяло, вцепляясь в него смазанными пальцами, готов ему его идеальный нос откусить, но вместо этого утыкается своим в его шею и прижимает к постели. Хес гладит его по голове, целует в висок, в щёку, зарывается пальцами в волосы на затылке. — Хочешь, я снова себя сам подготовлю? — ласково предлагает, щекоча шёпотом ухо. — Нет. — отказывается упрямо Вова и пропихивает руку между ними. — Вов… Ах! — Больно? — Нет, просто непривычно. — А когда свои запихиваешь по-другому? — Ещё бы, хочешь сам сравнить? — Нихуя. Хес хихикает, отвлекаясь от всего этого неловкого, слишком интимного, чужие тёплые пальцы внутри. Вова действовал на энтузиазме, а теперь своими собственными руками чувствует, насколько горячо и узко внутри Хеса, как он сжимается вокруг него, и пальцами это ощущается совсем иначе. — Ты чего так громко сопишь? — интересуется Хесус, которому самому впору так громко взволнованно дышать. Вова поднимает голову с его плеча, и сердце бешено стучит при взгляде глаза в глаза, он толкается глубже двумя пальцами, и Хес резко дёргает носом, вдыхая, и сильнее впивается пальцами в его бока, но ещё молчит. — И что? Ты этого хотел? Моих пальцев в тебе, мне трахнуть тебя ими? — Как будто ты не знаешь, что я отвечу. — бормочет Хесус и гладит ладонью его по лицу, улыбаясь. — Сукин сын. — Эх, а моей маме ты нравишься. — Реально? — от неожиданности Вова даже забывает, что грубый и неприступный. — Да откуда ей о тебе знать, идиот? — Хес хлопает его по лбу и притягивает к себе. Поцелуи сводят с ума, не дают сосредоточиться, но так хорошо, что можно и зависнуть в этом моменте. Вова с трудом отрывается, орудуя внутри него уже тремя пальцами. — Хес, ты готов? А то ведь я не знаю, как должно быть. — Да, Вов, готов. Помня установки прошлого раза, Братишкин действует осторожно, а ещё боится, что его тут же унесёт, если он будет как сумасшедший вколачиваться. В этот раз Хесус контролирует себя лучше, но и все ощущения острее. Толчки размеренные и глубокие, Вова горячий, его член пиздец твёрдый, и Хес подаётся ему навстречу, обнимает за плечи и старается дышать ровно. — Блять, пиздец ты сегодня тихий. — не выдерживает Братишкин и сбивается. — А ты хочешь, чтобы я кричал? — интересуется Хесус, его концентрация от разговоров тоже ломается. — Мы тут как будто каждый своим делом занят. — Долбаёб, нахуй. — Хеса пробивает на смех, что в его положении не особо подходящая идея, его трясёт, и он прижимается сильнее, и стонет сквозь сжатые губы. Вова резко выходит из него почти полностью, перехватывает удобнее ноги, толкается яростнее, заполняя полностью, и умудряется поймать стон от этого своим ртом. — Ещё. — просит Хесус. — Вов. Хес всхлипывает и утыкается носом ему в макушку, когда он делает это движение снова. Он так сильно выгибается, что позвоночник хрустит. — Быстрее. Быстрее, Вова! Да! Блять, я сейчас… Вова успевает сжать его член у основания, и Хес хнычет, нечаянно царапает ему плечи ногтями, впиваясь в них пальцами. — Сука, блять. — бормочет Хесус, у него перед глазами начинает всё плыть, внутри электрический ток с вибрацией, а Братишкин стал, кажется, ещё горячее. — Пожалуйста, Вов, я… Но Вова на своей волне, сам вот-вот кончит, но ещё держится, широко мажет языком по его груди, облизывая соски, всасывает один, кусает. И Хеса от этого переёбывает окончательно, даже глаза намокают, и губу он прокусывает зубами, и кончает, стоит Вове немного ослабить хватку. Братишкин падает набок и не может никак отдышаться, а Хесус поворачивается к нему спиной, утирает руками лицо и собирает в кучу одеяло утыкаясь в него носом. Не меньше минуты они пытаются прийти в себя после крышесносного оргазма. — Отлично, теперь можешь валить. — заявляет Хесус, хотя ему тошно от своих же слов. — Всё-таки мне нравится, когда ты кричишь. — отвечает Вова на давно забытый вопрос, прижимается к его спине и целует между лопаток, полностью игнорируя, что его пытаются прогнать. — Пошёл нахуй. — У меня сил нет идти. — Тогда ползи. Ты был прав, секс помогает избавиться от чувств. Поебёшься с человеком и больше не кажется, что он всё что нужно в жизни. — Правда? Конечно, неправда, но эта неправда единственное, что у Хеса есть. Он кивает, закусывая кровоточащую губу, и сильнее зарывается лицом в одеяло. — Хес… — После всего, мы с тобой не подружимся, ясно? Так что можешь валить и забыть обо мне нахуй. — звучит слишком истерично, хоть и приглушенно. — Я больше подставляться не буду. — Блять, поговори со мной нормально, какого хуя я с затылком разговариваю? — ворчит Вова и резко дёргает его за плечо, разворачивая к себе, и опешивает, у Хесуса глаза так и блестят от слёз. — Это не из-за этого, а потому что ты был очень глубоко. — оправдывается Хес, шмыгая носом, и садится, пряча лицо в ладонях. — Я серьёзно, можешь идти. Если тебе нужно в душ, ты знаешь где он. — Послушай, не веди себя так, словно мы попользовались друг другом. — возмущается Вова, тоже садясь. — А это не так? Я хотел переспать с тобой и соблазнил тебя, в этот раз именно так и было. А ты просто поебался без обязательств, что тебя вдруг не устраивает? — Потому что это неправильно. Ты испытываешь ко мне чувства, с которыми я ничего не могу поделать. — Вот именно, и это не твоя проблема, а моя. Я хочу, чтобы ты ушёл и никогда не возвращался. — Я не могу забыть о тебе, Хес. Ты мне дорог. — Вова осторожно касается его плеча, но его ладонь тут же скидывают. — И что ты хочешь от меня? Чтобы я в лепёшку расшибся, но был рядом с тобой? А я хочу быть с тобой, Вов, но не просто как друг. — Мне было хорошо с тобой, только я не могу встречаться с парнем. — А я не могу заставлять тебя спать со мной, зная, что тебя это будет тревожить, что у тебя не будет ко мне ответных чувств. — И ты собираешься уехать? Уйти из сквада? — Вова чувствует, как у него внутри всё сжимается. Почему он такой уебан и не может просто ответить на чувства? — Когда отношения не складываются именно так и поступают. Мне нужно как-то жить дальше, а не перебиваться случайным сексом с тобой, оставаясь на месте. — Почему это так сложно? Я не понимаю. — Просто прими это. Я не могу носиться с тобой как с ребёнком, который не хочет любимую игрушку отдавать, играть он с ней не будет, но и другим не даст. Я не вещь, у меня есть эмоции и чувства, и мне больно, когда ты так поступаешь. Вова сглатывает ком, обвивает его руками и утыкается лицом ему в шею. — Я люблю тебя, Хес, правда, но не могу дать тебе того, чего ты заслуживаешь. Прости. — Твои извинения мне… Не нужны. — шепчет Хесус, его слова откатили все старания, теперь ему хочется лишь вцепиться в него и никуда не отпускать, умолять полюбить по-настоящему. — Можешь ты просто отстать от меня? Вове страшно, но он разрывает объятия, Хес на него не смотрит, и он просто должен собрать свои вещи и уйти. Нихуя не так просто, как звучит. Братишкин как в тумане добирается до лифта и скатывается по стенке на пол, едва волосы на голове не выдирает. Что же он наделал? Ведь будь это не парень, а какая-нибудь девчонка, то ничего бы этого не случилось. Его всего лишь переклинило, он просто переспал с лучшим другом по пьяни и ему понравилось, и он сделал это снова. И даже это не было бы так плохо, если бы у этого друга не было таких сильных чувств к нему. У Вовы рушится мир, так легко, словно сделанный из песка, высох под палящим солнцем и развеялся по ветру. Вова пытается убедить себя, что ничего страшного не случилось, разве так редко люди перестают общаться? Но почему-то потеря именно этого человека убивает его. Хесус отвлекает себя своими методами, проводит всё свободное время с кем-то или где-то. Чаще с Жожо, почему-то. С ним легко, он как будто вечно заведённая машина, переполнен энергией. Отвлекает. Вова ничего не может поделать, Хес не послушал его, а теперь ему с ним даже не поговорить. Братишкин старается, ему должно быть похуй, но не похуй. Поэтому что-то делать нужно, решать проблемы. А какие у него проблемы? Он не знает, почему не может отпустить Хесуса, не может отпустить Хесуса, и не может допустить, чтобы он ушёл к кому-то другому. Только что делать, он всё равно не знает. Хесус смеётся рядом с Жожо, и это жутко бесит. Вова смотрит на Бустера прямо перед собой, тянется вперёд и целует в щёку, мир не рухнул, Слава ему улыбается, дарит букет. Вова вспоминает, что пытался подарить один Хесусу, что там интересно с ним случилось? Отправился в помойку? Мог бы Вова так же сейчас чмокнуть Хеса на глазах у всех, зная то что знает? Наверное, нет. И даже не столько потому, что боится показаться каким-то не таким, а скорее потому, что захотел бы большего.

***

Хесус наблюдает за Вовой, радуется за его победу и счастлив, когда видит его улыбку. Он старался, он молодец. Жаль Хес не может ему это сказать лично. Как мазохист, приходит на его стримы, не может иначе, смотрит, слушает. Идиот. Шипперы сводят его с Жожо, и Хес не против, пусть лучше это, чем постоянные упоминания Братишкина. Хесус поддерживает эту теорию, теперь он пишет в названии «стрим с парнем» и рядом сидит Жожо, а не Вова. Это удобно. А Вова не выдерживает, его это бесит. Даже хуже, он ненавидит Серёжу, люто ненавидит, даже зная, что у них ничего не будет, всё равно ненавидит. Хесус как будто за секунду нашёл себе другого, как будто так просто живёт дальше. Хоть это и не так. Вова понимает, что творит хуйню, но просит Жожо о встрече, о которой если Хесус узнает, то его убьёт. Точно убьёт, когда узнает, что он собирается ему говорить. — Вообще не ожидал, что ты захочешь со мной встретиться. — хмыкает Жожо. — Поговорить нужно. — Вова вообще не знает, как сделать так, чтобы Жожо больше не общался с Хесом. Даже звучит по-уебански. — Великому шефу с обычным мной? — Не выёбывайся. Мне с тобой о Хесусе поговорить нужно. — А? А что Хесус? — Он тебе не расскажет, но я думаю, что ты должен знать. — Вова чувствует себя одновременно и как мудак последний, и как придурок. — Тебе не стоит общаться с ним… Знаешь, слишком близко. — Чо? Ты о чём вообще? — Ну, все эти типа поцелуи и обжимания, пошлые шутки. Гейство, короче. — А. Да мне похуй. Ты не в курсе? Мне вообще поебать на такое. — отмахивается Серёжа. — Блять, если тебе похуй, это не значит, что другим тоже. — злится Вова. — Каким другим? Тебе? — Н-нет! Я о Хесе. — Да он вроде не против. Ты типа его адвокат? — В том-то и дело, что он очень не против. — сболтнул лишнего, но может Серёжа не поймёт, что он имеет в виду? Хотя шанса скрыть это всё равно особо нет, придётся в лоб говорить. — Чего?! В каком смысле? Тип ему по кайфу, что ему внимание уделяют? — Жожо хмурится и звание дурака держит упорно. — Да, охуеть какое чсв старый. Просто обожает внимание, особенно мужское. — Вов, ты хочешь обозвать его геем? Это ещё актуально? — Так он им и является, блять. Не тупи. Зазеваешься и он тебя выебет. — Да? А тебя я так понимаю уже? — и ржёт. — Серёж, блять, я не шучу. Ты не замечал, что он смотрит на тебя как-то не так или прикасается чаще нужного? — Вова уже и не понимает для кого эти вопросы вообще. — Да вроде… — Жожо призадумывается, а потом его осеняет, он пялится на Вову во все глаза и пытается не заржать. — Так Хесу парни нравятся? — О, аллилуйя, этот придурок допёр! Раз ты понял, теперь перестанешь с ним общаться? — Нет. — Что? — Раз Хес по парням, и вроде я ему нравлюсь, да? Иначе бы ты за меня так не волновался. Тогда я не против, я хочу быть с ним. — Сука, хули ты хуйню несёшь? — Братишкин такого поворота событий не ожидал совсем. — Ой, а что? Он красавчик с деньгами, и, если я ему нравлюсь, то. Да Хес в принципе пиздатый чел. Я бы попробовал. — Ты… Блять, ты же рофлишь? — Нет. Спасибо, что рассказал, так бы я вряд ли решился попробовать с парнем, но с таким как Хес не замутить, такое упущение. Вова растерянно наблюдает, как довольный Жожо вприпрыжку уходит. Как такое вообще могло случиться? Где Вова ошибся, с каких пор, ты говоришь человеку, что его знакомый гей, и он решает с ним замутить? Мы ещё в России? Наебалово какое-то. И всё стало ещё хуже. Если Жожо предложит Хесу встречаться, а тот согласится? Вова будет в этом виноват, прям как в тупой романтической комедии, а всё потому что Жожо безбашенный ебучий подросток, которому только дай повод побыть не как все. А ещё потому что Вова полнейший придурок, которому придётся это как-то останавливать. Он ещё не готов к тому, что Хес будет с кем-то другим, если вообще будет когда-нибудь готов. Хесус смеётся, когда Жожо гнёт линию с их отношениями, называет его своим парнем в тг и на стримах, пока его всё устраивает. — Хес ещё не знает, но я собираюсь сделать его своим парнем на самом деле. — заявляет Жожо с довольной улыбкой. — Пиздец, он пиздатый, да? Любой бы захотел его к себе в постель. И я не шучу, у меня это серьёзно. Хесус фыркает, смотря этот клип, желает удачи. И искренне негодует, когда в следующую коллабу Серёжа виснет у него на шее при любом удобном и не очень случае, дышит тяжело на ухо и бесстыдно запускает руку в штаны, спасибо, хоть не в трусы. Всё заходит слишком далеко, Хесус иногда думает, что ещё мгновение и Жожо реально практиковать на нём французские поцелуи начнёт. Все эти глупости с лапаньем и обнимашками, поцелуями в щёки, ещё ладно, но в губы слишком. Хес решает всё же поговорить с Серёжей до того, как случится хрень, которую он не сможет контролировать. — Ты не думаешь, что заходишь слишком далеко? — Нет. — Прекрати это. — Думаешь тактика не та? Чем в лоб, мне лучше начать больше ухаживать за тобой? — Блять, ты и так заваливаешь меня комплиментами. Это уже кринж ебаный. — Хесус устал от этого, какого-то сумасшествия, которое происходит в его жизни. — Хес… — Жожо заглядывает в глаза, впервые выглядит таким серьёзным. — Я знаю один твой маленький секретик. Хес холодеет, руки даже дрожать начинают. Нет, он же не об этом? — Ой, ты чего так побледнел? — смеётся Серёжа и хлопает его по плечу, тот чуть не оседает на пол. — Мне Братишкин проболтался. — Вот же мудак. — Я помогу тебе. — А? С чем? — Ты бы его видел, Хес. Просто невозможно было не подыграть, когда он с таким лицом, доказывает, что ты спишь с парнями, что ты там чуть ли не маньяк. А я, нахуй, по его морде читаю, как его бесит, что ты не с ним спишь. — Ты ему не поверил? — уточняет Хесус осторожно. — Почему же? — ухмыляется Жожо, плюхается на кресло и закидывает ногу на ногу, аки злой гений. — Уж не знаю про «парней», но один конкретный, да? Было? — Ну… Есть ли смысл врать? Мне уже похуй. — Этот придурок собирается отгонять парней от тебя, рассказывая всем, что ты с ним спал? — Он же прямо так не сказал? — Ты спал с ним? — глаза у Жожо заинтересованно загораются. — А ты пытаешься вызвать в нём ревность, делая вид, будто добиваешься меня? — Вова бесит меня, пусть пострадает, самоуверенный гандон. Если его бесит, что я тебя целую, то мне похуй, я могу и штаны с тебя снять у него на глазах. — Не надо с меня штаны снимать, вообще. — просит Хесус и садится на стул, заставить Вову действовать таким дурацким способом, используя конкурента, кажется ему гнусным, хотя мысль о том, что его ревнуют всё равно греет. — Заканчивай это. — Ты что не хочешь? Чтобы он приполз к тебе на коленях, прося, чтобы ты его взял и не отпускал? — Это не твоё дело, Серёж. — Как хочешь, теперь это дело принципа, я добьюсь того, что ты забудешь о нём. — Но ты ведь не серьёзно? — Почему? Очень даже серьёзно. Если ты стоишь между нами, то выбирай меня, я хороший. Хесус смеётся в ладошку, Жожо такой искренний идиот, это подкупает. Забыть Вову идея вообще отличная. Но всё не так просто. Хесус подыгрывает Серёже, снимает с ним ванильные сторисы в инстаграм, как какая-нибудь девочка фоткается с подаренным букетом. Это весело, уж лучше всяких страданий по Вове.

***

Дым от кальяна доходит до самого потолка, Хесус бездумно смотрит, как он там наверху развеивается. — Хес, ты со многими парнями сосался? — спрашивает Жожо, передавая ему трубку. — Нет, не твоё дело. — Ну расскажи, мне интересно. А каково это? У них, нас же щетина, вся хуйня. — У него… — Хесус замолкает до того, как спизданул какую-то хуйню, и качает головой. — Не у всех же бороды, и девушки нас же как-то целуют. — Наверняка вечно пилят: «Ой побрейся, колешься», сама, блять, нахуй, побрейся. — Мне волосы на теле не нравятся. А лицо это другое, типа. Короче хуй знает. — М… Поэтому ты с Вовой? — подкалывает Жожо, не может пропустить такой шанс. — А я, блять, и не с ним. — злится Хесус и бьёт его несильно по носу трубкой кальяна. — И кто лучше целуется? Твоя бывшая или бывший? — Тот, с кем по любви. — Фу, что за сопли? — фыркает Жожо и возвращает себе трубку. — Что за вопросы? — Такой ты ворчун, я хуею. — Это ещё не настолько забыто, чтобы я это так легко обсуждал. — Любовь хуйня. Если на лицо норм, ебаться классно и поболтать есть о чём, этого достаточно. А остальное лишь повод пострадать. — Тебе один раз сердце разбили, и ты уже не веришь в любовь? — Я верю в мозги! — У тебя они есть вообще, школьник? — Конечно, поэтому теперь никакая блядь меня не наебёт. — Ну охуеть… Заебала меня сраная жизнь. — Аналогично. Хесус выпускает клубы пара в потолок и забывает о проблемах лишь на затяге, поэтому затягивается так, что голова кружится. С Серёжей удобно, а с Вовой хорошо, и с этим не получается бороться. Хесус растрачивается в настоящих отношениях на публику с Жожо. Хочет может однажды действительно полюбить его, хоть немного, относиться к этому так же легко как Серёжа. Жожо весело рассказывает в истории инстаграма, в какое крутое место они ходили и как сейчас охуенно сидят на берегу озера в парке. Хесус искренне смеётся, утыкаясь носом ему в висок, и падает спиной прямо на траву. Серёжа ложится на его руку и очень сосредоточено подбирает фильтр. По небу плывут жёлтые облака только-только рассвело, вокруг тихо, никого нет. Охуенно. — Серёж, пора заканчивать со всем этим. — Но ведь так круто? Мы как будто парочка. — Как будто счастливы. — А счастливы вообще-то по-настоящему! Разве это не весело? — Уж точно не скучно. — Снова ты бурчишь. — Жожо вскакивает на ноги и пинает пару камней в воду. — Сиди тут, я скоро приду. — А? Ты куда? — Поссать схожу. Хесус кивает и садится, обнимает свои коленки и пялится в спокойную гладь озера. Пару минут так проходит, и он слышит шаги за спиной. — Быстро ты, надеюсь ты не в кусты сходил, а до туалета дошёл. — Хес оборачивается и застывает. — Ты не Жожо. — Не Жожо. — соглашается Вова, разводя руки, и криво улыбается. — Что ты тут делаешь? — Ну… Знаешь… — Ты нихуя не случайно сюда пришёл. — Хесус встаёт и уже угрожающе приближается, как Вова поднимает на него свои глаза. — Вов, чего ты хочешь? Мы уже всё решили. — У тебя с ним серьёзно? — Это тебя не касается. — Я волнуюсь за тебя. — С чего бы? — Это я виноват. — Вова подходит ближе и протягивает к нему руки, но не решается коснуться. — Хватит уже. Я со своей жизнью сам разберусь. — Хес, он тебя обманывает, ты ему нужен только из-за денег. — Откуда тебе знать зачем я ему нужен? Ты, блять, в чужие головы залезать умеешь? Со своей для начала разберись. — Хес ужасно злится на него, Вова как всегда, не сам, а кто-то. Это Хес опасен для Жожо, это Жожо обманывает Хеса, а вовсе не Вова сходит с ума и не может сказать, чего на самом деле хочет. — Даже если и так, это не твоё дело. Я сам разберусь. — Да блять, ты ведь в таком состоянии, что нихуя не понимаешь, а он этим пользуется. — Я всё прекрасно понимаю! И отлично понимаю, что ты идёшь нахуй со своими предъявами. — Почему ты меня не слушаешь? Я же хочу помочь тебе. — Помочь? А может ты перестанешь каждый раз врываться в мою жизнь, когда я только начинаю снова дышать? — взрывается Хес, ему так хочется сделать Вове больно, чтобы он хоть немного почувствовал то, в чём он живёт. — Отношения — это всегда взаимовыгодное сотрудничество, мы делаем друг для друга что-то, так это и работает. — Ты спишь с ним? — Да! Братишкин меняется в лице, и Хес уже хочет взять все слова назад, нельзя его обманывать, врать о Жожо, это неправильно. Но он отвлекается всего на мгновение, заметив за его спиной Серёжу. Вова оборачивается, сжимая кулаки. А дальше продолжение уёбищного фильма. Жожо хитро улыбается и машет им рукой, почти здоровается с Вовой, но тут же получает от него в лицо. Удар, ещё один и он, не устояв на ногах, падает на землю, Братишкин, и не думая останавливаться, наваливается сверху и бьёт ещё. — Блять. — Хесус даже не сразу понимает, что происходит, срывается с места и пытается оттащить Братишкина, да только куда ему, тогда он прикрывает Серёжу собой. — Прости, прости меня! Я соврал, это всё была ложь! Кулак Вовы останавливается в сантиметре от его лица, он и сам от себя такого не ожидал, отскакивает от них назад, смотрит на свои дрожащие руки. Хес бросает взгляд на охуевшего, но живого Жожо и вздыхает, его трясёт всего. Он так виноват, стравил их друг на друга, потому что слабак безвольный. — Простите меня. Я уёбок. — извиняется Хесус, закрывает лицо руками, ему так хуёво, что эмоции бьют через край. — Это я во всём виноват. — Хес… — Вова вообще не представляет, что должен говорить, он переглядывается с Жожо, который сидит и утирает стекающую по лицу кровь. — Хес, послушай… — Думаешь я без денег кому-то вообще нужен? Я знаю, знаю, что я никому нахуй не нужен с деньгами или без. Не нужно меня в это носом тыкать. — Хес, не слушай его, какого бы дерьма он тебе ни наговорил, это неправда. — говорит Жожо, морщится от боли, но тянет к нему руки и заключает в объятия. — Не недооценивай себя, стал бы он так суетиться, если бы ты был таким, каким себя считаешь? Вова снова переглядывается с Серёжей и тушуется под его строгим взрослым взглядом. — Ну? Что ты молчишь? Скажи уже ему правду! — прикрикивает на него Жожо, и Вова ещё больше сжимается в комок, пристыженно опуская голову. — Господи, ты невозможен! А как кулаками махать, так мужик, да? Хесус выпутывается из объятий, пока тут снова драка не заспавнилась, пора взять себя в руки. Он осматривает лицо Серёжи: подбитая губа, синяк на щеке, кровоточащий нос, но в целом живой. — Ты как? Поехали в больницу? — Хес осторожно касается его виска, рассматривая особенно жутко выглядящий фингал под глазом. — Если поцелуешь, у меня сразу всё пройдёт. — заявляет Жожо с улыбкой, но рассечённая губа болит и выходит улыбка не очень широкой. — Придурок. — хмыкает Хесус и неуверенно поворачивается к притихшему Вове, и сердце кровью обливается, как ему хочется целовать его побитые костяшки, но он сдерживается, несчастной мордашкой его не пронять. — Вставайте, поехали в больницу. — Этот тоже? — фыркает Серёжа, бросая брезгливый взгляд на Братишкина, и крепко хватается за протянутую руку. — Хватит ссориться… — Хес выдёргивает свою руку и проводит с ним спор глазами, а потом подходит к Вове. — Вов? Братишкин поднимает на него большие несчастные серые глаза, а потом снова опускает, тыкает в болячки на руках пальцами и дуется. Хесус садится на корточки рядом с ним под шипение Жожо и сжимает плечо. — Вова, давай, вставай. Ты же не будешь сидеть здесь вечно? — Почему ты просто не шлёшь меня нахуй? Я такое уёбище. — спрашивает Вова. — Я шлю, но это не значит, что я брошу тебя, когда тебе нужна помощь. — Но ведь я бросил тебя, когда она нужна была тебе. — Тогда это был единственный выход. — Хес поправляет его растрёпанные волосы, убирая их со лба, и еле сдерживается, чтобы не запустить в них пальцы. — Пошли. — Не единственный, Хес. — Вова всё же поднимает голову и смотрит уверенно. — Уже поздно. Хватит об этом говорить. — Поздно? Но… — Ты поедешь с нами или нет? — настойчиво спрашивает Хесус, вставая. Вова глядит на него секунду, переводит взгляд на Серёжу и обратно, у него созревает план, он теперь точно знает, что будет делать. Но сейчас ему ужасно не хочется оставлять их наедине. — Я еду. — Вот и едь домой. — ворчит Жожо. — Сам может поедешь? Или на такси денег нет? — Лучше мне уйти, а вы как-нибудь сами. — говорит Хесус, понимая, что пока они втроём, ссоры не избежать. Но он не может просто уйти с Жожо и оставить Вову, никак не может, а наоборот тем более. — Нет! — парни выкрикивают это одновременно, и Хес удивлённо на них смотрит. — Я на машине, подвезу вас до больницы. — предлагает Вова. — А сможешь руль держать? — уточняет Хесус. — А кто, кроме меня? У этого прав нет, у тебя тоже. — Можно на такси. — Да нормально, мне же не мешки таскать, уж руль сожму. — Вова выставляет одну руку вперёд и сжимает, и разжимает пальцы с небольшим усилием, но всё же. — Видал? — Болит? — Хочешь узнать, где у меня болит? — врывается между ними Жожо и тыкает себя в щёку. — Пиздец больно. — Бедняжка. — вздыхает Хес, наклоняется и чмокает его в щёку. — Лучше? — Да. — довольно лыбясь, отвечает Серёжа и хвастливо показывает Вове язык, тот в ответ ему средний палец. — Только вот не нужно из-за этого ругаться. Братишкин так и не понял, что из того, что сказал ему Хес было враньём, всё — это прям всё? Вроде он и не говорил прямо, что они мутят, или говорил? У Вовы голова раскалывается от всех этих мыслей. Он следит внимательно за их поведением, и если Жожо играет, то отыгрывает прекрасно. Сидит на заднем сидении и всё завязывает с Хесом, сидящим на переднем, какие-то пустые разговоры, тянет к нему руки. Дико бесит. И как Хесус ему улыбается, оборачиваясь. Вова врубает музыку на всю, чтобы никаких разговоров вести было невозможно, но тогда Серёжа вообще начинает что-то шептать ему на ухо, прижимаясь так близко. Братишкин резко тормозит на светофоре, и Жожо чуть не влетает лбом в приборную панель. — Серёж, ты бы пристегнулся и сидел спокойно, а то расшибёшь себе ещё и лоб. — премило улыбаясь, предостерегает Вова, сбавив громкость. Хес кидает на него подозревающий взгляд и изгибает бровь. — Действительно, Серёж, осторожно, не хочу, чтобы ты пострадал из-за плохого водителя. — Ты охуел, старый?! — Ты только что чуть пассажиром лобовое стекло не пробил, где я не прав? Жожо начинает хохотать, а Вова скрипит зубами, но молчит. В неотложке Вову быстро бинтуют, и он возвращается к Хесусу в коридор, пока Жожо там отмывают и штопают. Хес не решается заговорить первым, боится даже пошевелиться, хотя тёплое плечо Вовы непозволительно близко. — Прости, Хес. За эту драку… Я потерял голову. — извиняется Вова и снова мнёт пострадавшие ладони. — Я тоже виноват, что наговорил всякого. И то, что ты сказал про Жожо неправда, он хороший парень. — Хес… — Бля, перестань их ковырять, у тебя уже кровь снова потекла. — Хесус хватает его за руки, мешая чесать костяшки, и поправляет потемневшие бинты. — Послушай, Жожо он… — Как я и сказал, ты ничего не знаешь о нём, он мне очень многим помог, и мы не… — Народ! — его речь прерывает появившийся в коридоре Жожо, и Хес быстро отдёргивает свои руки. — Смотрите, какую хрень они мне налепили, охуеть! Я как бандит. Серёжа хвастается своими пластырями на лице и смеётся, не обращая внимания на тяжёлую атмосферу. — Всё так плохо? — интересуется Хесус, подходя к нему. — Больно? — Да мне всё лидокаином обмазали, я вообще нихуя не чувствую, даже твои поцелуи не почувствую. Давай проверим? — Не здесь же. — Вы дальше по домам? — спрашивает Вова, пока тут показательные выступления не начались. — Серёж, тебе точно домой нужно, ты сам доедешь или мне лучше с тобой? — спрашивает Хес, ещё внимательнее всматриваясь в опухшее лицо. — Да сам уж. Сотрясения нет, а дома меня Костя встретит. Ты тоже устал, мы же всю ночь не спали. — договаривая, Жожо кидает взгляд за плечо Хеса, посмотрев прям на Вову. — Ну да. Тогда сейчас такси тебе вызову. — Не нужно, я сам. — Давайте я, я же типа виноват. — предлагает Братишкин, подходя к ним ближе. — Какая щедрость. — фыркает Серёжа, но вообще не собирается отказываться. — Давай, вызывай. Братишкин так и видит, как спровадив Жожо, снова остаётся с Хесусом наедине. У Хесуса другие планы, он не хочет оставаться с Вовой наедине ни секунды. Они вызывают такси одновременно, но как назло такси Жожо приезжает раньше. — Ну, я отчаливаю, не балуйтесь. — прощается Серёжа, забираясь в машину. — До встречи. — отвечает ему Хесус, помогая закрыть дверь. — Я могу тебя подбросить до дома. — тихо предлагает Братишкин, едва такси трогается с места. — А при нём не сказал. — Тогда бы он хуй уехал. — Вов, не нужно всего этого. Тебе не нужно волноваться из-за него или меня. — Я хочу всё исправить. И я сделаю это. — убеждает Братишкин, хватая его за руку. — Было бы что. Какой смысл склеивать осколки? — Нужно будет, я время вспять поверну. — Дурак. — Хес улыбается мягко, чуть сжимает его пальцы и отпускает, смотрит прямо в глаза и очень хочет поцеловать, хотя бы легонько, невесомо. — Моё такси приехало. — Хес, не уезжай. — Постарайся не творить глупостей, хорошо? И води осторожно. — А вот и не буду. — Снова ты как ребёнок. — хмыкает Хес, открывая дверь машины, зависает, вцепляясь до боли в неё пальцами, внутри всё переворачивается, снова переёбывает, он разворачивается, делает шаг и быстро прижимается к его губам поцелуем. — На прощание и поздравляю с победой в турнире. Вова огромными глазами следит, как машина уезжает, пока он в шоке стоит и трогает губы пальцами. Действовать нужно срочно. К счастью, шансов явно дохуища, потому что Хес изменил Жожо с ним, да, всего лишь чмокнул в губы даже без языка, но всё равно. Вова ставит себе цель собраться с силами до вечера, иначе он никогда не решится. Он по пятьсот раз пытается сложить бардак на голове в ровную кучу, с бардаком в голове так же, безуспешно и там, и там. Вова нервничает, руки дрожат, раны щипает. Караул какой-то. В конце концов, Братишкин запускает стрим, старается вести себя как обычно, хотя заметить его волнение легче лёгкого. Он специально чекает Хеса в чате, он всегда там, от этого ещё тоскливее. Зрителей набирается уже много, а он всё пытается отвлечься всякой ерундой. Не выходит. — Чуваки, я хотел кое-что сделать. Вы, наверное, охуеете. — Вова кусает губы и показывает забинтованные руки, вопросы о которых старательно игнорировал или отшучивался. — Это последствия моих плохих поступков. Я много всякого сделал и очень сильно обидел одного человека. И самое хуёвое что даже после такого, он переживает за меня. А я мудак, редкостный мерзавец. — Братишкин треплет волосы, которые так старался уложить. — Короче, дело даже не в этом, я же всегда был уёбком. На самом деле мне было страшно признаться кое в чём. А сейчас я больше не могу это скрывать. Вова почти произносит заготовленную фразу, как его прерывает звонок на телефоне. — Хули ты звонишь в такой момент? Сиди слушай! — возмущается он, а ещё замечает сообщение от Лагоды. — И ты тоже сиди, чего вам так срочно от меня нужно? Вова знает что, но всё же хмыкает и продолжает. — Так о чём я? Я вырубил телефон, так что обломитесь. Чёрт, всё сбили, теперь это не будет звучать нормально! — Братишкин стукает себя по груди, где так бьётся сердце, что кажется, оно вот-вот остановится. — Мне… Ну, я не знаю, как вы к этому отнесётесь, перестанете меня смотреть, осудите, что я кстати осуждаю, может кто-то поддержит… — Вова пару раз вздыхает и поворачивается к камере. — Я гей… Блять, звучит как рофл? Сука. Ну я не совсем гей, да? Я бисексуал, в общем. Короче, я втюрился в парня. Вот. Блять, я даже признаюсь, как ничтожество какое-то. Вова утыкается лицом в стол и боится поднять голову, боится читать чат, умирает от тишины. Но в какой-то момент появляется донат, и он слышит: «Охуеть, поздравляю», в наушниках. И смеётся. — С чем ты поздравляешь меня? Что я счастье проебал? Братишкин всё же читает чат, но в глазах всё плывёт, зрителей стало больше, пока он умирал на столе. Донат приходит от Хеса: «Может не проебал?». — Тебе-то лучше знать. Вова пытается объяснить чату свои чувства, что он серьёзно. И чувствует себя так свободно, когда во всём признался, когда у него больше нет тайн, в первую очередь от самого себя. Вова завершает стрим и ему кажется, что он стал сразу на десять лет взрослее или наоборот, как ребёнок рад жизни и счастлив. Он включает телефон и тут же ему снова звонит Хесус. — Прости, что я сбросил… — Квартира какая? — перебивает Хес. — А? Чья? — Твоя, придурок. — Ты, что? — Добраться-то я смог, а квартиру не знаю и этаж ещё. Вова не может сдержать улыбки, оставляя все расспросы на потом, и едва он произносит номер квартиры, как звенит домофон. Братишкин не верит даже, когда видит Хесуса прямо перед собой на своём пороге. — Разве ты не должен был повыёбываться сначала? — интересуется Вова. — А я не к тебе в объятия бросаться приехал, а ругать за безмозглость. — отвечает Хес, стаскивая обувь. — А потом? После того как поругаешь? — Посмотрим. Сначала целоваться. — Что? — Ругаться, я сказал ругаться. — Не так ты сказал, пиздабол. — ухмыляется Вова, не сопротивляясь, позволяет себя к стене прижать и в шею уткнуться. — Какой же ты идиот. Зачем ты это сделал? — ворчит Хесус ему в плечо. — Чтобы ты не сомневался в том, что это правда. И чтобы я сам больше не сомневался. — Долбаёб конченный. — Хес, я не могу без тебя. Хочу быть рядом. Хочу целовать тебя. — признаётся Вова и гладит его по спине, чмокает в висок. — Я люблю тебя, поэтому не мог отпустить. — Как друга? — Вряд ли. — Придурок. — Что ты всё обзываешься? — Потому что ты идиот, мой придурошный идиот. — Хесус поднимает голову и тут же затыкает Вову поцелуем. Братишкин отстраняется и не может наглядеться на его довольное лицо, проводит пальцами по щекам, снова прижимается к губам. — Погодь, а Жожо? — вспоминает Вова. — Что Жожо? У меня с ним были прекрасные асексуальные отношения. — Хес отходит назад, достаёт телефон и показывает ему экран. Нихуя, он смог! Я в него не верил

🥰

— Не верил он, козёл. — ворчит Вова и быстро пробегается глазами по переписке выше, но не находит ничего такого. — Так у вас правда ничего не было? — Да, он всё понял, ещё во время вашего разговора и решил стать моим парнем понарошку. А ты и поверил. — Он говорил так, будто… Блять, вот же гандон. — И теперь ты… Официально? Гей? — Би, вообще-то. Вышел из шкафа или как там говорят. — Камингапнулся. — Ками-нихуя сложно. Хесус улыбается, может сколько захочет смотреть на него и улыбаться. Вова притягивает его обратно и не собирается его никому больше отдавать. — Извиняться перед Жожо я всё равно не стану. — предупреждает он. — А он хороший, он и так всё понимает. — отвечает Хес, невесомо касаясь его губ. Вова не согласен, но это уже не важно. Вова крепче сжимает Хесуса в объятиях, потому что вот это куда важнее.