***
— Томико, остановись! — Кричал пепельноволосый джонин, но девушка, которую он преследовал, похоже, даже не слушала его. — Чего тебе, Какаши? Я уже сказала, что не вернусь обратно в Коноху. — Отвечала она, ловко перепрыгивая с ветки на ветку прочь. — После того, что было между нами, ты говоришь такое? — Его голос был каким-то шершавым, с ноткой грусти и безысходности. Несмотря на обиду Хатаке продолжал упорно идти вперёд. Они всё больше отдалялись от родной для обоих деревни. Джонин, несмотря на многочисленные ранения, всё равно двигался достаточно быстро. Девушке это, конечно же, начало надоедать. — Ты и в правду думаешь, что я любила тебя? — Она быстро достала из сумки кунай и бросила в мужчину, тот увернулся. — То есть… — Чувства было слишком сложно утаить. Они, терзали разум и всё-таки выбивались всё-таки наружу. — Да. — Она остановилась и развернулась к нему лицом. Хатаке тоже притормозил. — Я не люблю повторять по сто раз. Я не вернусь в Коноху. Слышишь? Не вер-нусь! — Ты не понимаешь куда катишься! Зачем тебе это?! Зачем столько жертв?! Такаши, Рюмару, джонин и, к тому же, три АНБУ! Ког… — Четыре, — перебила она абсолютно спокойным голосом, в котором разве что усталость можно было заметить. Усталость от наличия преследователя. — И моей следующей жертвой станешь ты. — Когда ты такой стала? — Более спокойно спросил он. — Сколько я себя помню, ты была другой. — Ну что ж… Начнём. Зрачки Томико стали кровавыми и слились с радужкой. Девушка достала свиток, раскрыла его — в пепельноволосого полетели ножи, но мужчина смог увернуться. — Что? — Вскрикнул парень, когда девушка исчезла из его поля зрения, что не могло не насторожить. — Чёртова Уцу… — Чёртова Уцуна? Ты казался мне более вежливым… — Она стояла за джонином, лежащим на животе с кучей сюрикенов в спине. — Ещё и друг… Н-да уж. — Она, как понятно, специально унижала Хатаке. Воткнув в спину Какаши уйму холодного оружия, тем более, поглощающего чакру, она не сомневалась в своей победе. — Что ты?... — Сюрикены впились в спину ещё сильнее под напором ноги куноичи. Раздались хрипы. Кровь хлынула в разные стороны мелкими каплями. — Ну ладно, я устала. — Протянула Томико, — а стала я такой тогда, когда поняла что Конохе не нужна — нужны мои силы. Я не собираюсь умирать в боях ради какого-то жалкого места в земле возле поминальной скульптуры. Я не собираюсь умирать в боях ради жалкой могилки! Воля Огня, да? Третий хокаге - ужасное тряпло. Девушка достала четыре куная из сумки и пригвоздила руки и ноги своего «возлюбленного» к земле. Теперь он не мог двигаться совсем. Нежно взяв подбородок Хатаке, она так зафиксировала его лицо, что он мог смотреть только прямо. Других движений сделать было невозможно. Взяв лежавший неподалёку нож, брошенный не так давно, Уцуна встала в перед мужчиной и демонстративно перечеркнула символ деревни, находящийся на защитной повязке. — Прощай. — она мило улыбнулась и побежала по веткам дальше.***
Через некоторое время глаза начали ныть и слезиться. Логично было предположить, что это неприятные отголоски от приобретения новой стадии глаз. Об этих отголосках рассказывал один из старейшин Уцун, причём, очень подробно. Спустя минут десять Томико нашла реку и глянула в своё отражение. Её догадки оказались верны — икимоган улучшен. Теперь она может наводить хорошее гендзюцу и легко ощущать чужую чакру, как и скрывать свою. Если сравнивать её новые глаза с шаринганом, они сильнее обычного, но слабее мангекё.