Эту боль надо из меня выцеловывать

— Ты же будешь?       Кирилл тогда так и не отдал ему начатую пачку сигарет в руки. Крутил в руках ядовитую картонку, всё рассматривая мелкие предупреждающие надписи и рисунок с обугленными лёгкими. И наверное, он бы никогда не заинтересовался составом, дело не в этом, просто глаза щипало, и не поймёшь-то толком от чего — то ли слишком накурено было в комнате, то ли въевшаяся тоска подступала к горлу. Тереть глаза до красных пятен было сродни чему-то тупому. Лёша говорил, что глаза так выпадут, и что не надо солёную хуйню в глаза вытирать, якобы раздражения не миновать. Да и сейчас прятать глаза было бесполезно, потому что слабину давать нельзя. Взглянешь украдкой в его глаза — позорно разрыдаешься как псина, которой переломали костяшки на ногах и жухлые ребра. Позорно будешь ртом хватать воздух, в попытке подавить всякую боль. А боли в этой жизни хоть отбавляй.       Спросил, будто безнадежно выкинул фразу. Оба ведь знали, что Гречкин никогда сигаретой не поделится. И нет, не потому что не хочет видеть Лёшика с всякой хуйней во рту, конечно же нет. Убеждает себя, что он откровенный жмот, и что всякие чувства к человеку — это лишь социальный конструкт, навязанный обществом. Сам-то хоть в это верит? недавно ли гладил чужие руки, которые непозволительно привлекательно были усыпаны мелкими веснушками. Вот он всегда так шутил, что Макарова солнышко поцеловало в личико (конечно же не без подколов про то, что он был поцелован в самую жопу), а Лёша в ответ смотрел своим особенным взглядом. И во взгляде этом читалась вселенская привязанность. — Тут и так душегубка в комнате, а ты мне ещё предлагаешь закурить, — Лёша даже не повернулся лицом к Гречкину. Лежит себе на его кровати без штанов, максимально расслабленный и спокойный. Если повернется, то Кирилл в один миг совсем точно не сможет сдержать поганую тоску. Разморили его эти зелённые глаза, манили чертовски.       Стало сложно скрываться за разными масками. Лёша же его знает чертовски хорошо. Называет цирковым клоуном, а всё потому что днём Кирилл шутит от души, да так, что у однокурсников слёзы на глазах выступают от смеха, а по вечерам шароёбится по печальным кварталам, стараясь нацепить хмельное обмундирование, как можно дальше засунуть своё одиночество, да послать подальше, вместе с выпавшим ноябрьским снегом.       У Гречкина в университете репутация откровенного похуиста и тривиального прогульщика. Воровал пару раз шоколадки из магнита. Не потому что денег нет, с этим, вообще-то у него проблем не было, а потому что нравилось совершать глупые и необдуманные поступки. Приходил потом в свою "шаражку" и настойчиво пытался втюхнуть награбленное первокурснику, у которого были самые светлые глаза и самые тёплые веснушки. Вообще, Кирилл долго за ним бегал по коридорам, пару раз даже получал от него по башке. Макаров злился. Нет, ну а зачем вообще эта наглая шпала всё ходит за ним по пятам? к тому же, волосы были такими странными. Лёша всё думал, в какой такой парикмахерской ему так некрасиво осветили волосы.       Сам же потом сжимал эти волосы своими руками. Потому что Кирилл своими ладонями изучил каждый сантиметр его нетронутого тела. Гречкин наглый, улыбка у него довольная, а руки обвили талию Лёши. Макаров крепче сжимает прядь волос, потому что у Кирилла руки такие блядские, невыносимые. Сидеть на его коленях и целоваться было не совсем удобно, но жажда близости вскружила голову. Кирилл невыносимый такой, шутит про гречу-встречу, каждый день пишет в свой твиттер гневные тирады о том, как он снова опоздал на первую пару, потому что слишком долго ел свой завтрак. Постоянно ноет о том, как его никто не любит, и что он снова этим утром проснулся не целованным. Но вот теперь, когда Кирилл сидел и смотрел в лёшины глаза, он понял, что сейчас он обнимает своими руками самое дорогое, что у него есть. И когда Макарова прижали сильно-сильно к груди, то оба поняли, что не смогут друг без друга. Вот просто не переживут.       Сколько ж боли ты в себе хранил, что готов разрыдаться, уткнувшись красным носом в Лёшины колени, судорожно хвататься за его руки, целовать, целовать, целовать его пальцы, до изнеможения заламывать свою боль. У Лёши глаза травяные, он не отталкивает, наоборот — гладит так нежно по мокрым щекам, убирая солёные дорожки.       Лёша это сбитый режим, ириски в кармане куртки(сестре их постоянно покупает), шершавые мысли, пятирублёвые жвачки из ларька, слёзы на завтрак и на обед. Он постоянно скачивает видео из тиктока, которые пропитаны дёшевой эстетикой и при возможности показывает их Кириллу, когда они едут в полуразваленной электричке. У них были деньги и на дорогое такси, но а что ж поделаешь — романтика крылась в простых вещах. Так странно и необъяснимо кололи кончики пальцев, когда Лёша пытался незаметно взять Кирилла за руку в общественном транспорте. Старался шёпотом рассказать всё, что с ним произошло за этот день, но срывался голос, потому что Гречкин смотрел в ответ с какой-то вселенской любовью. Лёша никогда не видал такого — даже во всяких мелодрамах партнёры смотрят друг на друга не так привязанно. Но у Кирилла взгляд особенный, он смотрит п о-с в о е м у.       Лёша не прятал свою душу за оградой профнастила. С ним было намного проще.       Это был январь двадцать первого года. У Кирилла было стрёмное подгоревшее состояние, разгар сессии и неоправданное желание выкупить все энергетики в магазине, который находится напротив дома. Лёша сжимал лямку рюкзака, шел по коридору и записывал Кириллу голосовые о том, что им срочно нужно уехать в Москву, подальше от давящей тоски. О том, что больше не может ходить на учебу, и что от скуки он закинул себе в рюкзак томик Мариенгофа, потому что откровенно скучно без Гречкина в этой шараге.       Кирилл прослушает это сообщение ближе к вечеру, когда будет идти через дворы, сокращая расстояние, чтобы встретить Лёшу, который утомленно возвращался с учёбы.       Гречкин перехватит его по пути, заберёт к себе домой, чтобы провести эту ночь в спокойствии. В спокойствии ли? Он не был ценителем дешёвых драм, но Лёшика у самого подъезда целует впопыхах, обещает, что они обязательно уедут хоть куда, лишь бы только вместе быть и не задумываться о череде событий завтрашнего дня.       А потом целовались в подъезде. Легли там же, плавно скатились по потрескавшейся зелёной стеночке. Самая трогательные подростковая влюблённость – в родном подъезде. Стянули шапки, распахнули куртки, вцепились друг другу в плечи – Лёша гладил его взмокшие волосы, кусал мягкие, вздёрнутые губы. К квартире брели разгорячённые и смущённые. И взбудораженные, как дети.       В эту ночь Кирилл аккуратно целует мягкую ладонь Макарова, безбожно водит своими огрубевшими пальцами по его груди, а у Лёши в душе была сладкая неразбериха, блаженно-бредовая, скорбно-восторженная. Да так, что в предвкушении приходилось задерживать дыхание, а где-то в районе груди волнительно билось сердце.       Простыни смяты. Окно было закрыто, но из всех возможных щелей тянуло тихой прохладой. В универ вставать через четыре часа, а на улице всё по-прежнему стоит голая темнота, даже редкие фонари не горели. Душа угасла вместе с фитилем свечи. Где-то под рёбрами закололо. Курить тянуло невыносимо. И скорее, не по привычке это всё, просто смысла засыпать уже не было. Кирилл любил курить в спальне до утренних сумерек, стряхивая пепел на обшарпанный пол. Макаров знал это ещё с первого дня их знакомства.       В какой-то момент всё снова вернётся на свои места. Кирилл заснёт беспокойным сном ближе к семи. Лёша оставит на кухне грязную сковородку и убежит на пары, не разбудив никого. но пока Гречкин не улавливал, с какого момента всё превратилось в рутину, которая разбавлялась поцелуями, томными размышлениями и смазанными ночами. — Какие планы на завтра? — Не хотелось отпускать его. Просто, наверное, тишина давит на мозг. Холод притупляет сознание. Вот бы взять мальчишку в охапку, сесть на совершенно незнакомый автобус, доехать до конечной станции, и, наконец, раствориться в бессильной любви. — Может ты хотел сказать "На сегодня"? — Ну, может. — На сегодня только один план: не умереть бы от холода январским утром в твоей халупе, — Лёша зевнул, поворачиваясь лицом к кислой роже Гречкина — а сейчас я хочу попить чай и лечь спать, прям так, без штанов! – Я тебе свои пижамные штаны выдал специально, чтоб жопа твоя не замёрзла. – А я, может быть, стесняюсь ходить в твоих вещах! – А сидеть голым в моей кровати ты не стесняешься? – Спать в твоей одежде– это слишком интимное, Кирюш       И Кирилл было заржал, довольный таким ответом.       Лёша точно нуждался в нем: постоянно говорил, что любит Гречкина — и любил, по-своему, открыто. А Кирилл никогда не говорил об этом. Не привык, не приспособился. Но, наверное, он никогда бы не забыл, как ночью в своей промозглой квартире обнимал дрожащие тело мальчишки.