«Наверное, так люди становятся близкими — они залечивают друг другу раны.» Лорен Оливер
Одинаковые дни сменяли друг друга, и если бы не уроки, Гермиона уже давно потерялась во времени. Отсутствие в Хогвартсе Гарри и Рона остро чувствовалось и ею, и Джинни. Словно кто-то отрезал жизненно важный орган. Последнее время они не то, чтобы проводили много времени вместе, Гермиона чаще пропадала в библиотеке, но она всегда знала, что её лучшие друзья рядом. Обедали вместе с ней в Большом зале или делали доклады по чарам или трансфигурации, сидя у камина. Она всегда могла присматривать за ними, исправлять, если они где-то ошибались, давать советы, помогать. Теперь же Гермиона чувствовала, словно осталась одна. И ей казалось, что приходить на смотровую площадку Астрономической башни — это лучшая из её идей. Даже несмотря на то, что она постоянно сталкивалась там с Малфоем. Девушка понимала, почему он продолжал приходить снова и снова. Это было единственное, до недавних пор, место, где слизеринец мог насладиться тишиной. На смотровой площадке всегда было относительно спокойно, лишь ветер гулял вокруг. Драко по большей части молчал, а если у них и начинался разговор, то о чём-то совсем неважном, незначительном. Ей нравилось читать, сидя на полукруглой скамье, изредка поглядывая на одинокую фигуру Малфоя, сидящего на краю выступа. Первые несколько раз он даже гнал её прочь, они ругались, потому что Гермиона была не согласна с тем, как он присвоил себе эту башню. В один из таких вечеров, пока вся школа отмечала Хэллоуин в Большом зале, Гермиона сбежала из-под чуткого надзора Джинни, и ноги сами привели её к слизеринцу. Драко был одним из немногих, кто не поддался общей суматохе праздника, а старался остаться в стороне. Он выглядел вполне обычно в своей школьной мантии, ничем не выделялся на фоне остальных слизеринцев. Каким-то невероятным образом Малфой слился с толпой, словно это не он всегда хотел быть впереди всех. Понятно, что ему удалось улизнуть быстрее. — Нотт тебя уже обыскался, — Гермиона устроилась на скамье, которую этот раз облюбовал Драко, улёгся на ней почти полностью, лишь одну ногу спустил на пол. — Он сказал, что у тебя есть то, что ему нужно. Слизеринец молча поднял свою руку вверх, показывая девушке бутылку с пестрящей огненной этикеткой. Ей не нужно было вглядываться в название, чтобы понять содержимое. Малфой даже не подвинулся, чтобы освободить гриффиндорке чуть больше места, и она едва не касалась его головы своим бедром. Гермиона даже не заметила того момента, когда её перестало так сильно беспокоить присутствие Драко. — Зачем ты пьёшь? — она поинтересовалась этим, потому что действительно не могла понять причину. Алкоголь дарил определённую лёгкость мыслей на весьма короткий срок, после чего начинались жуткие головные боли и тошнота. Благо, наличие специальных зелий спасало от этих неприятных ощущений. В ответ на вопрос гриффиндорки Малфой лишь пожал плечами. По всей видимости, он выпил лишь несколько глотков, бутылка оставалась практически полной. — А зачем ты продолжаешь сюда приходить, Грейнджер? — голос Драко был груб, девушка знала, что он уже придумывал план, как выдворить её из своего, так называемого, убежища. — Ты всё никак не уймёшься? Таскаешься за мной по пятам, думаешь, что поймаешь на чём-то отвратительном? Будь это кто-либо другой, Гермиона уже давно бы послала его куда-подальше, пожаловалась Макгонагалл за нарушение школьных правил о запрете подниматься на Астрономическую башню без сопровождения преподавателя и жила бы себе дальше со спокойной душой и совестью. Но это был Малфой, который просто искал место, чтобы спрятаться от осуждающих взглядов однокурсников и профессоров, а она была его компаньоном в этом маленьком преступлении. Потому что ей нравилось приходить на эту площадку. Нравилось вдыхать морозный воздух, от которого щипало в носу, смотреть на красоты уже слегка заснеженных вершин гор, пить сладкие дымящиеся напитки без кофеина и знать, что она не одна в своём одиночестве. Поэтому гриффиндорка перестала реагировать на подобные выпады с его стороны. В те случаи, когда он действительно переступал грань, она отвечала ему также мерзко, желая принести такую же боль от своих слов. Ранить Драко, напоминая ему о его прошлом, было даже весело. Он начинал злиться, и маска, которую слизеринец так отчаянно старался держать, трещала под натиском разрушающих его изнутри эмоций. А ей самой это давало толчок к собственным всплескам гнева, позволяющим отпустить себя и снова почувствовать живой. — Ты жалкая, — еле слышно произнёс Малфой и сделал глоток обжигающего горло напитка, едва не пролив часть содержимого на собственную идеально-белую рубашку. — Кто бы говорил, — хмыкнула Гермиона. — Посмотри на себя, куда делась твоя уверенность в себе? Ещё на первом уроке зельеварения ты дерзил, показывая своё превосходство надо мной, а что теперь? Прячешься здесь ото всех. Неужели самому Драко Малфою стало стыдно смотреть в глаза своим друзьям? Где они, кстати, почему не с тобой? — Твоих я что-то тоже здесь не вижу, Грейнджер. Слизеринец поднялся, принял сидячее положение и развернулся лицом к Гермионе. Он тоже хотел видеть, как она страдала. Не потому что ненавидел её, а потому что понимал. Они били друг друга словами похлеще всяких заклинаний, и им даже не нужны были для этого взаимные оскорбления. Стоило просто сказать правду, как боль медленно и тягуче расходилась по венам, подбираясь к сердцу и заставляя его биться сильнее. Её волосы были собраны в косу, но отдельные прядки всё равно торчали в разные стороны, дуновением ветра застилая ими глаза. Гермиона постоянно поправляла свои неукротимые кудри, но те возвращались обратно, стоило ей даже слегка повернуть голову в сторону. Драко бесило то, что его руки норовили сами заправить выбившиеся из причёски локоны девушке за ухо. Он буквально чувствовал этот зуд в пальцах, появляющийся, когда отчаянно хотелось сделать что-то, чего нельзя. — Если ты хотел задеть меня, у тебя получилось. Мне действительно не хватает Гарри и Рона, хоть они и присылают письма каждую неделю. Я скучаю по своим друзьям, но могу признаться в том, что рада за них. Они там, где всегда хотели быть, а чем можешь похвастаться ты? — этот разговор явно был совершенно пустым. Не тем, о чём им обоим на самом деле хотелось поговорить. Малфой снова надпил из бутылки и аккуратно поставил её на дощатом полу возле ноги так, чтобы случайно не столкнуть, но и чтобы не пришлось за ней тянуться. Гриффиндорка всматривалась в выражение лица Драко, освещаемое лишь тусклым светом от зажжённых магией свечей в канделябрах, висящих на стенах. Слизеринец совершенно точно не был злым, иначе она бы уже это почувствовала. Но девушка видела лишь безграничную усталость. Они не ругались в тот вечер, как и в большинство тех, которые последовали за ним.***
Мадам Трюк сказала, что к началу декабря стадион будет снова готов к соревнованиям по Квиддичу, и Джинни загорелась идеей в новом семестре провести несколько дружественных, как она их назвала, матчей. Поэтому младшая Уизли всё больше пропадала на поле, и только к вечеру она приходила в спальню, садилась у изголовья кровати Гермионы, и они часами могли разговаривать о всякой ерунде. — Как думаешь, у меня есть шанс попасть в какую-нибудь команду по квиддичу? — спросила её однажды Джинни, когда подруги, уставшие после занятий, лежали на мягком диване в гостиной Гриффиндора, укутавшись в любимый плед Гермионы. — Не то, чтобы я собиралась на самом деле пробовать, но всё же смогла бы? — Почему нет? Ты не склонна проигрывать или отступать. — Да, но одно дело школьная команда, а профессиональный спорт уже совсем другое. Это постоянные тренировки, чемпионаты, путешествия. Разве это для меня? Гермиона знала, почему Джинни спрашивала её об этом. Уизли выросла в семье, где мама была сосредоточением домашнего уюта и заботы. Она была единственной девочкой среди кучки несносных мальчишек, и Молли всегда хотела, чтобы Джинни была похожа на неё. Но вышло совсем иначе. — Тебе необязательно становиться домохозяйкой, Джинни, — попыталась успокоить подругу Гермиона, обнимая её за плечи. — Это не плохо, но совершенно не в твоём духе. Просто не представляю, чтобы ты часами торчала на кухне или убиралась в доме. — А разве я говорила что-то об этом? — возмутилась Уизли и нахмурилась. — Я не боюсь, что стану своей матерью. Мне страшно, что не оправдаю собственных надежд. — Что ж, — вздохнула Грейнджер, подняла взгляд на Джинни и улыбнулась, — у тебя ещё есть время, чтобы понять, чего на самом деле ты хочешь. А я поддержу любое твоё решение. — Спасибо, Гермиона. Как же ей хотелось, чтобы кто-то сделал подобное и для неё.***
Восстанавливать библиотеку закончили в первых числах ноября, и Грейнджер даже стало грустно, что ей больше нечем было себя занять, кроме как изучением Обливиэйта и Связующего заклинания. В один из холодных осенних дней Гермиона, сильнее кутаясь в большой гриффиндорский шарф, поднялась на Астрономическую башню, зная, что обязательно найдёт там Малфоя. И ей даже не нужно было проверять это с помощью магии, она просто знала и всё. Отчасти потому, что сама стала приходить практически регулярно. — Уходи, Грейнджер, — парень даже не обернулся, чтобы посмотреть, была ли это действительно Гермиона, чьи лёгкие шаги сзади он слышал. — Как ты узнал, что это я? — недоумённо спросила девушка, застелила скамью тёплым пледом и села, подгибая под себя ноги, как делала это уже много раз прежде. Это было так привычно: он велел ей убираться, а она упрямо поджимала губы и устраивалась поудобнее. — Твой парфюм слишком…резкий, — ответил Драко, на секунду замявшись. — Что это? Персик? — Это не парфюм, а гель для душа, — поправила слизеринца Гермиона и отставила в сторону книгу, которую собиралась читать. — Белый персик и нектарин, мой любимый, — зачем-то уточнила гриффиндорка. Малфой повернулся к ней лицом, и она не могла не заметить тени, которые залегли под его глазами. Он выглядел ещё более уставшим, чем прежде. Она поднялась со своего места, забирая тёмно-бордовый плед с собой, даже не обратив внимание на книгу, которая упала на пол. Гермиона опустилась на колени рядом со слизеринцем, не решаясь сесть, как и он, на самом краю выступа. Драко глубоко вдохнул, буквально ощущая внутри себя аромат любимого геля гриффиндорки, словно он уже въелся в его обонятельные рецепторы, и все другие запахи меркли на его фоне. — Ну почему именно эти грёбанные персики? — Малфой прикрыл глаза, раздражённо выдыхая. Он пытался не дать своему плохому настроению превратиться в настоящий гнев, иначе тогда бы начала злиться Грейнджер, и они снова стали бы ругаться. — Этот запах ассоциируется у меня с летом. И с домом. Гермиона пересилила себя и попыталась аккуратно спустить свои ноги, но запуталась в покрывале и слегка завалилась на бок, едва не падая на слизеринца. Тот вовремя схватил её за предплечье и помог сесть, не отпуская до тех пор, пока не уверился, что она не собиралась падать вниз. Но девушка и сама от страха так вцепилась в руки Малфоя, что наверняка оставила на его бледной коже несколько синяков. — Я говорил, что не дам тебе упасть, но для этого ты и сама должна перестать быть такой неуклюжей. Я удивлён, что с такой невезучестью ты вообще выжила, постоянно скрываясь от Пожирателей. — Да, что-то подобное я уже слышала. Гермиона отодвинулась чуть-чуть назад, чтобы не ощущать так сильно пустоту под ногами, и упёрлась ступнями во внешнюю стену башни под собой. — Ты не закончила свою мысль об ассоциациях с домом, — сказал Драко, достал свою волшебную палочку и произнёс согревающее заклинание. — Почему персики? Гермиона перестала съёживаться от холода, взмахнула собственным древком, и на полу материализовались две чашки с ароматным горячим шоколадом. Драко удивлённо повёл бровью, но взял в руки напиток и сделал большой глоток. — Когда я возвращалась домой на летние каникулы, родители покупали много разных фруктов, но больше всего в гостиной всегда пахло персиками. Я очень любила их вкус, но ненавидела вечно липкие от текущего сока руки. Гермиона вдохнула насыщенный аромат пряно-горького шоколада и погрузилась в воспоминания, рассказывая Малфою о самых родных ей людях. Она помнила, как мама каждый раз нарезала персики на дольки прямо перед её приездом и оставляла тарелку на тумбочке в комнате гриффиндорки. А девушка ещё всегда удивлялась тому, где она их брала, потому что на прилавках магазинов в основном такие фрукты появлялись уже к концу июня. Гермиона надпила из чашки и продолжила: — Волшебники могут вырастить любой фрукт, в не зависимости от сезона, но магглам такое почти что не под силу. Родители покупали для меня эти персики втридорога. Драко никогда не нуждался в средствах, не спрашивал в магазинах стоимость понравившейся вещи, не знал этой тонкой грани между «доступно» и «дорого», ведь для него это было одно и то же. И в Мэноре никогда не было персиков, потому что самому наследнику Малфоев они не нравились. Зато в их доме всегда было много винограда и зелёных яблок. Но зачем Грейнджер знать, что её любимый запах — один из тех, что не любил он? — Ты нормально спишь? — внезапно спросила гриффиндорка, попивая напиток, который из горячего очень быстро стал едва тёплым. Малфой недоумённо уставился на неё, ожидая объяснений, но их не последовало, поэтому он отставил кружку с полуостывшим шоколадом подальше и, не зная куда деть свои внезапно освободившиеся руки, не придумал ничего лучше, чем взять палочку. — Не скажу, что этой ночью я видел во сне радугу и единорогов, Грейнджер, — съязвил слизеринец, закатив глаза. Гермиона запустила руку в карман мантии, нащупав там последний бутылёк усыпляющего зелья, сильнее сжала его в своей ладони. Последние несколько недель она спала не так отвратительно, как прежде. Девушка делала себе на ночь чай, который советовала мадам Помфри, и этого было достаточно, чтобы перестать видеть сны вовсе. Но страх, что кошмары вернутся, не покидал её, поэтому она таскала с собой всюду зелье Сна без сновидений. — Это был кошмар? — тихим голосом спросила Гермиона, не выпуская драгоценную склянку из слегка трясущихся, то ли от холода, то ли от нервов, рук. — А в какую категорию снов ты бы отправила тот, где Дементор высасывает душу из твоего отца? — Наверное, в ту же, где я стираю память своим родителям. Или ту, где умирает Фред, — ответила Гермиона шепотом, допила уже совсем холодный напиток и взмахнула своей волшебной палочкой, заставляя обе кружки исчезнуть. Она всегда всё делала совершенно спокойно, словно ничто не способно было заставить её потерять контроль над собой. Но Малфой знал, какая она бывала, когда злилась, когда нервничала и когда смеялась. Любая эмоция на лице гриффиндорки шла ей больше, чем та отрешённость, которую он видел сейчас. Драко по-настоящему ощущал горечь от осознания того, что её жизнь была ничем не лучше его собственной. И от того, что ему почему-то хотелось, чтобы он ошибался. Гермиона протянула Малфою зелье, не сомневаясь в своём решении ни секунды, но слизеринец не спешил забирать у неё бутылёк. — Бери, — девушка сама вложила снадобье в тёплые руки Драко, — оно мне больше не нужно. Бегать вечно от своих проблем не получится, так что мне пора уже прекратить пытаться. А тебе это поможет хотя бы немного отдохнуть. Он хотел что-то сказать ей, возможно, даже поблагодарить, но не знал, был ли в этом смысл. Малфой был уверен, что она и так чувствовала всё без слов. Даже у такой непонятной и опасной магии были свои преимущества. И Драко начинал всё чаще обращать на них внимание больше, чем на недостатки. Гермиона протянула слизеринцу сложенный вдвое конверт, который обнаружила в своём кармане рядом с зельем. — Ты слишком быстро сбежал с завтрака. Прямо перед тем, как совы принесли почту. Драко недоуменно уставился на знакомый мелкий почерк Нарциссы, которым она ровно вывела его имя на бумаге синими чернилами. Он не понимал, почему филин Малфоев не прилетел сразу к нему. Видимо, Грейнджер поняла его смятение, потому что тут же принялась объясняться. — Это была обычная почтовая птица, не ваша семейная сова. И она несколько минут летала туда-сюда по залу, пока поняла, что тебя в нём не было. В конце-концов письмо попало к Макгонагалл, но я сказала, что передам его тебе, как только увижу. Драко знал, что никто не читал, о чём ему писала мать, ведь конверт был нетронут. И ему стало легче от осознания того, что оно не попало к кому-нибудь не столь добросовестному, как Гермиона. Пусть она и была занудой, но никогда не врала ему ради собственной выгоды. Пока гриффиндорка сильнее куталась в плед и обновляла согревающие чары, Малфой раскрыл конверт и ознакомился с его содержимым. Он хмурил брови всё больше с каждой новой прочитанной строчкой, и Гермиона поняла, что ничего хорошего там, похоже, не было. Драко откидывал мешающуюся отросшую чёлку со лба, другой рукой сжимая в ладони пергамент. Девушке очень хотелось поинтересоваться, в чём дело, но она не была уверена, что слизеринец стал бы делиться с ней какой-либо информацией. Спрятав письмо в карман своего пальто, Малфой сильнее сжал в руках древко волшебной палочки, пытаясь сдержать желание что-то разрушить. Его снова поставили перед выбором, который подразумевал под собой лишь один правильный вариант — тот, который не нравился ему самому. Одно дело провести в Мэноре рождественские праздники в компании Нарциссы, а вот организация благотворительного вечера — совершенно другое. Но и мать, и защитник были уверены, что его присутствие и полная поддержка такого мероприятия станет отличным заголовком для специального выпуска Ежедневного Пророка. «Бывший Пожиратель Смерти Драко Малфой устраивает рождественский благотворительный бал с целью сбора средств на восстановление магической деревни в пригороде Лондона». До этого Рождества было ещё больше месяца, а он уже возненавидел его всей душой. — Ещё не передумала сопроводить меня на рождественские праздники в Мэнор? — лицо слизеринца окрасила хитрая ухмылка, ведь он понял, что не сможет исполнить задуманное его мамой, если кое-кто откажется там присутствовать. Гермиона непонимающе нахмурила брови, удивившись такому резкому изменению в настроении Малфоя. Она вспомнила, как он точно так же ухмылялся перед тем, как сделать какую-нибудь гадость в угоду своим эгоистичным желаниям. И девушка не собиралась идти у него на поводу. — Я обещала отвести тебя к поместью, но не говорила, что проведу там все каникулы… У меня есть другие планы, — добавила гриффиндорка после секундной заминки. — Уверена, действие заклинания не подразумевает, что я обязана быть рядом с тобой круглые сутки. Наши вылазки в Хогсмид тому самое яркое доказательство. — Что, если у этого есть какие-то последствия? — Малфой, что Нарцисса написала тебе в этом письме? — спросила Гермиона, ведь она чувствовала, дело именно в словах его матери. Он не стал бы даже спрашивать об этом, если бы на это не было необходимости. За всё время, пока Грейнджер пыталась найти нужную им информацию о Связующем заклинании, Драко ни разу не выявил желания ей помочь, даже ни разу не спросил об успехах в поисках. Словно ему было всё равно, что они могут пострадать. — Говорит, что собирается устроить благотворительное мероприятие. И хочет, чтобы Золотое трио героев войны на нём присутствовали. Малфой совершенно бессовестно врал, но разве ей нужно было об этом знать? — Что? — воскликнула Гермиона и выпустила из своих рук плед, позволяя тому упасть вниз и оставить девушку беззащитной перед порывами ветра. — Я никуда не пойду. Она выглядела так, словно ребёнок, которого заставили идти на праздник к друзьям родителей, где ей гарантированно было бы скучно. И отчего-то ему так сильно захотелось смеяться. Он вспомнил, как отец приносил ему дорогую парадную мантию и ставил перед фактом, что вечером они должны посетить очередного важного волшебника, который собирался поддержать интересы их семьи. Так продолжалось годами, и если первые несколько подобных ужинов приносили удовольствие Драко, то с каждым следующим парень начинал всё больше их ненавидеть. — Никто тебя и не заставляет. Я пойму, если ты захочешь оставить меня в Хогвартсе, — он рассчитывал на то, что Гермиона точно психанёт и уедет на каникулы без него. — Нет, почему же, я привезу тебя в Мэнор, как и обещала, оставлю за воротами вашего жуткого замка и просто уйду. А когда придёт время возвращаться в школу, я за тобой вернусь. — Чёрт, Грейнджер, ну почему, когда не нужно, ты обязательно должна поступить правильно? — лёгкая улыбка исчезла, сменившись едва заметным раздражением, когда Драко понял, что его план не сработал. — Я больше не хочу домой на праздники. Тебе не нужно никуда меня сопровождать. — Так вот оно что, — Гермиона почти полностью повернулась лицом к Малфою, подгибая под себя ногу, чтобы было удобнее сидеть на твёрдом полу. — Ты просто сам не хочешь посещать это мероприятие. А как же Нарцисса? Ветер становился всё сильнее, он трепал волосы девушки, отчего отдельные короткие пряди ещё больше выбились из косы. Причёска Драко тоже не осталась нетронутой, они оба были слишком похожи и, одновременно, отличались так сильно, что не укладывалось в голове. Слизеринец думал о матери постоянно. Каждый день он порывался написать ей, спросить, навещает ли кто-то её или, может, она страдает от одиночества. Драко не хотел этого для неё и чувствовал себя ответственным. — Поверь, вечеринки — это её стихия. Так она, скорее всего, отвлекается от бессмысленного существования в четырёх стенах, запертая в собственном доме. — Так говоришь, будто это моя вина, — Малфой знал, что упрямая гриффиндорка пыталась помочь Нарциссе, когда выступала в её защиту перед Визенгамотом, поэтому он сдержал свои едкие комментарии. — Пусть она и любит светские вечера, но я не думаю, что сейчас многие будут счастливы стать её гостями. Слишком мало времени прошло, чтобы простить, Драко. — Если это действительно так, тогда почему ты простила? Они никогда не произносили этого вслух, избегали этой темы любыми возможными способами. Гермиона потому, что не хотела признавать это, а Малфой потому, что не желал её прощения. Она всё ещё помнила, как он едко и самодовольно называл её грязнокровкой, а Драко всё также слышал её крики в своих воспоминаниях. Казалось, что им никогда не удастся переступить через это и идти дальше. Время не лечило, но оно давало возможность многое переосмыслить. — Я никогда не говорила, что это так, — девушку задела такая прямолинейность слизеринца, она поднялась с пола и пошла к брошенным у скамьи вещам, собираясь поднять их и уйти. И Малфой готов был оставить всё так, как есть. Он и не думал ворошить прошлое, словно улей с только успокоившимися пчёлами. Но понял, что в другой раз может и не получить ответ на свой вопрос. А слизеринец действительно хотел понять, почему Гермиона стала относиться к нему иначе. Драко подорвался с места, едва не оступившись, и встал прямо на пути к лестнице, ведущей вниз. — Отойди, — девушка сделала шаг в сторону, попытавшись обойти Малфоя слева, но тот тут же оказался перед ней, не давая пройти. — Ответь на мой вопрос и можешь идти, куда хочешь, — Гермиона собиралась проскочить справа, но Драко был явно ловчее её, сразу возникая впереди. — Я и так уйду, ты не можешь меня удерживать. Грейнджер начинала злиться, сильнее сжимать свою палочку в руке, другой прижимая к себе плед и маленькую вышитую бисером сумочку. — Просто ответь, и я забуду о том, что ты плохая девочка и нарушаешь правила школы, засиживаясь здесь со мной, — только ей начинало казаться, что в нём есть что-то большее, чем самодовольство и нахальство, как слизеринец начинал делать что-то подобное. — Что ты хочешь услышать, Малфой? Что я не держу на тебя зла за то, что ты издевался надо мной все эти годы? Или за то, что ты стал Пожирателем Смерти, когда в твоём доме поселился Волдеморт и не оставил иного выбора? Или, может, за то, что твоя тётка едва не свела меня с ума своими пытками? Я научилась видеть разницу в том, когда тебе по-настоящему желают зла, а когда просто потому, что так легче жить. Твоя совесть сама уничтожит тебя без остатка, если ты ей позволишь. Так на что мне злиться? Драко молча слушал тираду Гермионы, обдумывая каждое слово. — У меня был выбор — принять метку или нет, никто не заставлял меня делать это, — никогда прежде ему не приходилось говорить этого вслух. Драко всегда был уверен, что, окончив школу, он займётся семейным бизнесом Малфоев, в двадцать шесть женится на очаровательной чистокровке с не менее очаровательными родителями, в тридцать у него появится наследник, а в сорок один он снова будет стоять на платформе девять и три четверти, провожая своего сына в Хогвартс. Вся его жизнь была заранее продумана до мелочей строгими родителями, а он и не собирался им в чём-то перечить. Юного волшебника устраивало сложившееся положение вещей — богатство, аристократическое общество известных и влиятельных волшебников, собственная свита из немного туповатых, но преданных друзей, внимание прекрасных девушек и определённо успешное будущее. Он даже подумать не мог, что все планы рухнут, когда на пороге его дома объявится Волдеморт и возложит на всё ещё мальчишеские плечи самоубийственную миссию. Пустить в школу Пожирателей смерти и убить Дамблдора? Если первое, теоретически, можно было провернуть, то второе — абсолютно неосуществимо. Убить одного из величайших волшебников всех времён? Первой мыслью Драко была уверенность в том, что Темный Лорд, должно быть, решил над ним подшутить. Но никто не смеялся. Даже безумная сестра его матери, Беллатриса, стояла, опершись о колонну в главном зале поместья, и молча перебирала в руках изогнутую, как серп, волшебную палочку. Абсолютная тишина становилась давящей, удушающей, заставляющей мысли в голове гудеть. Драко бросил взгляд на осунувшееся, постаревшее лицо мамы и увидел в её глазах шок, а затем отчаяние и, даже, страх. В глубине души он надеялся, что она что-нибудь скажет, возразит Тёмному Лорду, велит ему идти в свою комнату. Но они оба знали, что она этого не сделала бы. — Если вдруг ты думаешь, что можешь отказаться, это действительно так, — голос Волдеморта звучал, как змеиный свист, казалось бы, отовсюду. — Но смею тебе напомнить, Драко, что твоего отца заперли в Азкабане, потому что он не справился с моим поручением. Ты же не хочешь повторить его ошибку? Тёмный Лорд обошёл слизеринца по кругу, словно оценивая его физическую подготовку. Да, Малфой был неплох в квиддиче, он часто тренировался, но, видимо, Волдеморту этого было мало. — Белла, что-то он не в форме, — в тишине гостиной этот голос казался ещё громче. — Позаботься о том, чтобы Драко был готов к тому, что я ему поручил. — Да, мой Лорд, — женщина хихикнула, довольная тем, что именно ей Волдеморт доверял больше других. — И, Драко, в круг моих избранных входят только те, кто по-настоящему достойны. Ты ведь достоин? — Это честь для меня, — Малфой протянул вперёд свою руку, закатав рукав чёрной мантии. Глаза Нарциссы округлились ещё больше, когда её сын уверенно подтвердил, что примет метку и возьмётся за порученное ему дело. И именно этот момент стал точкой невозврата в его жизни. Воспоминания о том дне, когда он в агонии корчился на холодном полу гостиной своего дома, а после его предплечье украсил чёрный череп со змеёй, выползающей из раскрытого рта, накрыли Драко с головой. Картинка была такой яркой, будто произошедшее случилось всего несколькими днями ранее. Он терял контроль над порядком, который так долго выстраивал. Гермиона, увидев перемены в лице слизеринца и его отрешённость, бросила все свои вещи на пол и подошла ближе к нему, заглядывая в холодные серые глаза. Она прикоснулась к его руке, желая обратить на себя внимание, но вместо этого почувствовала невыносимую боль, сжигающую её изнутри. Девушка закричала и отпрянула, прижав ладонь к груди. Ужасное ощущение постепенно исчезло, будто и не было вовсе, но она знала, что Малфой всё ещё чувствовал его. Он был там, в своём воспоминании, которое Гермиона увидела лишь мельком, испугавшись. Вдохнув поглубже, она набралась смелости и обхватила лицо Драко ладонями, пытаясь вытащить его из болезненных воспоминаний. Грейнджер ожидала вновь ощутить пламя, расползающееся внутри и сосредотачивающееся на предплечье, но ничего не произошло. Девушка только чувствовала прохладную кожу Малфоя под своими пальцами. — Эй, Драко, — позвала она слизеринца, заставляя его взглянуть на неё. — Ну же, посмотри на меня. Это всего лишь воспоминание. Она старалась говорить тихо, чтобы не пугать его своими криками, хотя самой было невероятно страшно, но он не реагировал. Малфой стоял, словно каменное изваяние. Лишь одинокая слеза скатилась из его глаза, капая на руку девушки. — Драко, — продолжала звать его Гермиона. Не видя иного выхода, гриффиндорка опустила руки к вороту его рубашки, схватила посильнее ткань, сжав пальцами так, что побелели костяшки, и встряхнула парня. Один раз, второй, третий. — Драко, очнись! Слизеринец моргнул, наконец-то придя в себя, и Гермиона облегчённо выдохнула. — Ты меня напугал, — она всё ещё держала его за мантию, стоя всего в шаге от Малфоя. Он смотрел на неё широко распахнутыми глазами, не понимая, что произошло, но всё ещё чувствуя этот сковывающий движения ужас. Гермиона уткнулась лбом в плечо Драко, позволяя себе расслабиться. И он не заметил, как одной рукой обнял её в ответ. Они оба застыли в этом мгновении, пытаясь справиться с нахлынувшими эмоциями.