Веская причина любить тебя

      Незнакомка заворочалась под плотным слоем одеяла, и затрепетав, замерла: в полумраке уютной комнаты прозвучал протяжный стон преисполненный сладострастия и нежности. Рядом лежащая женщина приподнялась в постели и смахнула выбившуюся прядку волос со лба покрытого испариной. Поцеловала партнёршу в висок. Расстегнув ремешки, сбросила кожаные трусики: страпон с зычным гулом полетел на пол. Приступила напевать материнским голоском колыбельную. Прозвучал всхлипывающий вздох. Партнёрша погрузилась в забвение, а женщина напевающая незатейливую песенку, грустно улыбнулась. Нахмурила лобик и заботливо, поплотнее укутала одеялом спящую. Тихонько, чтобы не разбудить партнёршу, приподнялась с койки и подошла к письменному столу. Щелкнула по выключателю настольной лампы: мягкий, чуть приглушённый свет, бьющий из-под изумрудного абажура, залил поверхность стола. Женщина отодвинула кресло в сторону, плюхнулась в него: кожаная обивка заскрипела под весом тела. Расположившись у стола, она включила лэптоп и принялась что-то печатать, изредка бросая взгляд на спящую… … Здравствуй дорогой дневник! Я знаю, что это звучит глупо и по-детски, но я больше не могу всё это сдерживать в себе. Я долго думала и анализировала. Пыталась разобраться в себе и понять, когда я стала такой? Такой странной и чуждой для этого мира. Хм?.. Чуждая и чужая звучит почти что одинаково, но нет! Я не стала чужой! Я всегда была такой. Только осознание пришло с возрастом, с жизненным опытом. Пройдя через череду тяжёлых испытаний, я могу с уверенностью сказать, что «это» всегда было частью меня, точнее это и есть я. Я — бисексуалка. Да, да, я смогла произнести это слово вслух, точнее написать не дрожа от страха и стыда. Конечно, в юном возрасте ещё толком не осознаёшь таких вещей, да ещё если растёшь в семье со строгими пуританскими нравами. Вот попробуй скажи своим родителям что ты бисексуал. В твой адрес тут же польются проклятия в стиле: это же грех! Это ненормально! А что люди скажут? Нет, нет, и ещё раз нет! Выброси эту блажь из головы, или я из тебя её вышибу в миг! (Тень улыбки проскользнула по моему лицу и я кончиком языка провела по выемке зубного импланта) Ты закрываешься в своём уютном мирке, где нет места злобе и жестокости. И вот однажды, возведённая тобой стена невозмутимости и покорности рушится. И на свет божий выходишь ты настоящая, а эта безэмоциональная бледная тень, вечно потакающая прихотям родителей, сливается в неизвестном направлении. Ты словно пробуждаешься от многолетней спячки. Мои первые чувства, мой первый поцелуй, мой первый… Я очень хорошо запомнила тот день. До сих пор помню те пережитые эмоции что она мне подарила! Чувства, которые пробудились во мне в тот день: удивление и страх. Я не думала что с девушкой мне будет так приятно, ведь они говорили, что это неправильно! А что если обо всём узнают родители? Этому не должно было случиться! Всего лишь маленькая девичья шалость на протяжении долгого времени вгоняющая меня в краску. В тот период я оказалась на перепутье двух дорог. Меня разрывало на части: на одной чаше весов — Нюта, на другой — семья. И я не могла с этим ничего поделать… Ах да, о той судьбоносной встрече и первом поцелуе!

***

В то знойное лето, я — шестнадцатилетний тихий подросток, впервые покинула родные пенаты и отправилась в летний лагерь. Ага, мать квочка-наседка соизволила выпустить своё ненаглядное чадо из-под родительского крыла. Наконец-то отпустила в этот огромный мир полный удивительных вещей. По приезду в новое место, первое что я ощутила — это запах. Аромат моря впивался мне в обоняние и солёным привкусом оседал на искусанных губах. Ещё раз прикусив нижнюю губу, я покатила свой чемодан по петлявшей среди сосен дорожке прям к административному корпусу. Благо таблички с указателями были расположены через каждые десять метров. Мне интроверту и человечку никогда не бывшему за пределами своего провинциального городка, с легкостью удалось отыскать нужное строение. Под полосатым козырьком навеса, у стола сидела моложавая женщина с ярким маникюром и перебирала бумажки. Вдруг она гортанным голосом прокричала вслед удаляющейся пары: — Ностоятельно прошу, вещи в номерах не забывать. Администрация ответственности за их сохранность не несёт. Счастливого отдыха! — Помахала им вслед рукой, но её разглагольствования никто уже не слушал. От всего этого жуткого крика я впала в ступор и замерла чуть в сторонке. Она расплывшись в голливудской улыбке, протянула в мою сторону руку и располагающим жестом подозвала к себе. Я подкатила чемодан к столу и вцепившись с остервенением в ручку клади, округлившимися глазами уставилась на вздымающийся пышный бюст мадамочки: на нём располагался бейджик с витиеватой надписью Администрация. Она своей наманикюренной клешнёй шустро вцепилась в сопроводительный лист и ловко выхватила его из моих разжавшихся пальцев. — Значит ты у нас Варвара Чайковская? Хм… Хм… — наморщив лоб, принялась что-то записывать в путёвке. — Твой возраст? — задала она вопрос отрывая взгляд от писанины и оценивающе оглядывая меня. — Шестнадцать, — почему-то неуверено промямлила я. — Да? А по тебе и не скажешь, — хмыкнула администратор, и её нарисованные брови вытянулись в недоумении. — Ладно. Зачислим тебя в шестой отряд. На, держи, — протянула исписанный корявым почерком талончик. — Иди в четвёртый корпус, там тебя встретят.  — Ааа, где это? — забегав расстерянным взглядом, пролепетала я. — Вон видишь четырёхэтажное строение с вывеской «Сосновый»? — позади раздался чуть хрипловатый голос. Встрепенувшись, я обернулась и увидела пожилого мужчину сжимавшего в руке метлу. Как он так незаметно и тихо подошёл? Моему изумлению нет предела! — Спасибо, — поблагодарила я и покатила чемодан к дорожке что вела к строению «Сосновый». — Не за что, дочка, — ответил старик, обрывая с куста розы пожухлые лепестки. Едва подкатив чемодан к многоэтажному зданию, до моего слуха долетел визг с игровой площадки. Звуки детских голосов в миг окутали меня с ног до головы. Я немного растерялась, ведь в моей семье не приветствовалось такое шумное поведение. Моя родня с презрением и брезгливостью поглядывала на чумазую ребятню, что сломя голову носилась по двору и горланила во всё луженое горло. «Фу, какой моветон», — каждый раз говорила мать, проходя мимо детской площадки. Взрощенная в такой среде, я и сама со временем стала как-то косо поглядывать на все эти дикие игрища «неадертальцев». Мимо меня пронёсся молодой мужчина и чуть ли не сбил с ног. Я вцепившись с остервенением в подол юбки, охнула. Запыхавшийся и раскрасневшийся, он догнал какого-то мальца, легонько пристукнув того по плечу, с задором выпалил: — Ты вода! — Принялся поправлять свои разметавшиеся во все стороны кудри. Подошёл ко мне. Я хлопая своими серыми глазёнками, в смятении посматривала на всю эту вакханалию творящуюся перед моим взором. Просто мне ещё не доводилось видеть стольких детей в одном месте, да к тому же, чтобы взрослый мужик вот так просто играл в салочки с мелочью. Мужчина тихонько схватился за талончик и вытянул его из моей руки. Прочел моё имя: у него на щечках проступили ямочки и он протянув могучую пятерню, представился: — Александр Сергеевич. — Пушкин что ли? — замечтавшаяся, заскользила взглядом по его всклокоченой шевелюре. — Пушкин? — недоумённо переспросил он, и хихикнув, закачал башкой. — Нет, я Вяземский. Вяземский Александр Сергеевич. Я буду твоим вожатым, — указал в сторону лавочек, где в тени раскидистой липы сидела молоденькая девушка ловко перебирающая изящными пальчиками петли на спицах. — Карелия Павловна. Моя помощница. Если что можешь обращаться к ней. — ещё раз заглянув в бумажку, — а ты значит у нас Чайковская? Музыкантша? — Простите, нет, — покраснев до корней волос, тихонько ответила я. Залившись безудержным смехом и привлёкши к себе внимание подростков, вожатый приобнял меня и лукаво подмигнул. — Один один. Его поведение! Оно показалось мне слишком вызывающим: как так, взрослый дядька полез обниматься к молоденькой девчонке? Даже мать в мой адрес не позволяла себе таких вольностей. Обнимашки в нашей семье считались блажью и мне сейчас стало как-то не по себе. Вырвав меня из мира размышлений, Александр Сергеевич указал на дверь ведущую в корпуса. — Значит так, идёшь к шестой палате. Тебя там встретят девочки и помогут заселиться. — Шестая палата? Прям по-Чехову, — съязвила я и покатила чемодан в сторону входа. Педагог вслед прокричал: — Пушкин. Чехов. Значит ты у нас литераторшей будешь? — А что, любить книги это плохо? — взбираясь по пандусу, ощетинилась я. Покатив этот неудобный чемодан по длинному коридору, я начала изучать нумерацию. Пытаясь не запутаться, тихонько приговаривала:  — Один…два…три… — и курсировала взглядом от двери к двери. Заприметив цифру шесть, я оторопела: дикие завывания вырывались наружу. Собираясь постучать в дверь, приободрилась и взяла себя в руки. Но в голове с назойливостью пронеслось: О Боже, только не о таких соседях я мечтала! Настроившись на самое худшее, я постучала… ноль реакции. Вновь с настойчивостью постучала. Дверь широко распахнулась и эта жутковатая какафония ещё явственнее начала врезаться в мой слух. — Ну и? — недружелюбным тоном поинтересовалась девчонка стоя в пороге, — Чего тебе надо? — С наглостью скрещивая руки у себя на груди, она ухмылялась. Или это мне так казалось? Её пристальный взгляд сверлил меня, но я тоже не пасовала — вытаращившись серыми глазёшками, с неприкрытым любопытством изучала свою будущую соседку. Высокая, долговязая деваха с жуткой копной пережженных краской волос, разметавшихся по заострённым плечикам. Она ухмылялась мне, это не показалось, и нервно прокручивала пальчиками браслеты и фенечки нанизанные на изящные запястья. Я заметила в её жгучем взгляде тоску, которую она прятала за напускной враждёбностью. Улыбка обнажилась в отталкивающем оскале и у меня по спине побежали мурашки. Зябко повёв плечиками, я приступила к разъяснениям: — Александр Сергеевич сказал, что я могу остановиться здесь. — С какой такой стати?! — приподняв надломленную бровь, завозмущалась девушка. — Он сказал, что я могу расположиться в шестой палате, — уже без какого-либо энтузиазма в голосе выпалила я. — Хм?.. Шестой? — нахмурила лобик и задалась вопросами. — Ага… — оттолкнув меня в сторону, вышла в коридор. Поддев пальцем болтающийся на одном шурупе номерок, начала его крутить. Покосившись в сторону соседней двери, громко выругалась: — Я знаю, что это вы сделали, прошмандовки малолетние! — из соседнего номера стал доноситься смех, затем кто-то зашикал. — Я ещё с вами разберусь, — долговязая девчонка грозно помахала кулаком и обратилась ко мне: — Ладно, заходи. Нечего отсвечивать тут у всех на виду своей смазливой мордашкой. Я без задней мысли, молча переступила порог и попросила: — А ты не могла бы сделать музыку тише? — и тут же, смутившись, добавила: — Если конечно тебя это не напрягает. Девица пожав костлявыми плечами, молча выполнила мою просьбу. Присев на кровать, сложила ноги по-турецки и указала на койку напротив. — Распологайся. Конечно я хотела б провести эти оставшиеся две недели в гордом одиночестве. Ну да ладно, — взмахнув ладошкой, с тоской вздохнула. Продолжила наш разговор: — Откуда? Как тебя звать? Ну раз мы будем соседками, то как бы надо познакомиться, — прихлопнув себя по ляжкам, протянула руку и уставилась своими проницательными глазками. —  Ана... нас... ммм... Анна… — отрицательно закачав своей копной, — … Анюта, а ты называй меня просто Нюта, мне так будет привычней. От этого дикого взгляда у меня затряслись конечности и внутри всё напряглось и заклокотало. На свинцовых ногах я подошла к соседней кровати и присев на краешек казенного покрывала, протянула свою взмокшую дрожащую ладошку. Она меня заинтриговала! — Я из Воскресенска, но я думаю ты о таком и не слыхала. А зовут меня Чайковская… — я не окончила представляться, в пространстве комнатки зазвучало насвистывание темы из оперы «Лебединое озеро». — Чо Ильич? — ехидненько хихикнула Анюта. — Композитор твой предок, ага? Ну вот этого ещё и в лагере не хватало! — … Чайковская Варвара. — с напусканным безразличием закончила я представляться, но внутри уже бушевало пламя. Понимая что из-за фамилии у меня уже имеются проблемы дома, а теперь появятся и здесь, и на долго, с невозмутимостью выдала: — Нет! Мы не родственники, просто однофамильцы. — Пламя негодования вырвалось наружу и я съязвила: — А ты, как я погляжу, непревзойдённый меломан, так хорошо разбираешься в классике, — и злобно зыркнув на её потёртую футболку с принтом NIRVANA, добавила: — да и в современной музыке непрофан. — А ты не промах, детка, хотя на первый взгляд дура дурой, — заявила насупившаяся девушка и резко отключила свой магнитофон. В моих ушах продолжал стоять этот заунывный звон, что именовался вокалом. Покосившись, я заприметила что Анна зарделась. Обидевшись на меня, она стала ковырять заусенец на большом пальце и делать вид что ничего не произошло. Я решила немного сбавить градус накала, непринуждённым тоном поведала: — А ты знаешь, что Курт Кобейн увлекался литературой шестидесятников? — Перестав грызть ноготь, Нюта в смятении взглянула на меня. И хлопая глазками, покачала головой. — Вособености ему нравилась книга Джека Керуака «В дороге». Он даже приглашал писателя сняться в своём клипе, но что-то не заладилось. — Спохватившись, я полезла в свою дорожную сумку. — Сейчас! Достав книгу, протянула её девушке, та со скептицизмом посмотрела на меня, и казалось сейчас покрутит пальцем у виска. Заколебавшись на миг, она всё же взяла книгу. — Держи! Я её уже читала, может и тебе понравится. Анюта, погружаясь в чтение, начала листать издание. А я? А я повёв плечиками, склонилась над чемоданом. Принялась извлекать из него вещи и развешивать их в шкафу. Отвёв взгляд от страниц, Анна сказала: — Скоро позовут на обед. Думаю тебе бы не помешало с дороги ополоснуться, — критически осмотрела меня с ног до головы и застопорилась на моей измятой блузке пропитанной дорожной пылью. Указала на дверь в углу комнаты: — Ты только поспеши, а то эти клуши всё расплескают. У нас ведь здесь не отель «пять звёзд», а всего лишь отголоски советского прошлого. Душевые кабинки поделены на четыре палаты, так что не щёлкай клювом, Варюша. Моё имя в её устах прозвучало как-то непривычно. Меня никто ещё так ласково не называл, всегда всё было строго и официально — Варвара, никаких тебе сюсюканий. Разве что отец иногда позволял себе побаловать меня скромным «Варя», да ещё «Варюха», брошенное вскользь моей подругой Янкой. Быстро достав туалетные принадлежности, я отправилась в душевую комнату, чтобы успеть привести себя перед обедом в порядок… За пару дней я пообвыкла и освоилась на новом месте, и даже, как-то так непринужденно и гармонично сдружилась с Нютой. Она оказалась вовсе не такой, какой я её увидела при первой встрече. Правду ж люди говорят: встречают человека по одёжке, а провожают по уму. Оказалось, что у нас много общего. И на этой почве мы и сошлись, дни напролёт обсуждая интересующие нас темы — книги, искусство, музыку, и прочие проявления в творчестве. В отряде все нас обходили стороной и косо поглядывая, шептались за глаза, приговаривая язвительное: смотрите, смотрите, лесбухи пошли. Александр Сергеевич пресекал такие разговорчики на корню, требуя с уважением относиться друг к дружке и не распрастронять всякую чушь. Сплетен поубавилось, но а мы с Анютой продолжили ходить парой и держаться за руки. Однажды вечером собираясь на дискотеку, я извлекла из гардероба свою самую нарядную блузку и юбку. Подруга со скептицизмом взглянула на мой вечерний туалет и презрительно промолвила с ехидцей в голосе: — О боже мой, это слухом не шмотки твоей мамки-комсомолки? — и хмыкнула. — Я в последний раз такое видела по телевизору. В передаче шла речь о лохматых семидесятых. — Нахмурившись: — Нууу, слушай, так дело не пойдёт, — полезла рыться на своей стороне гардероба. — А вот это, то что надо, — извлекла из недр кроп-топ с принтом «адиддас» и кожанную мини-юбку. У меня глаза полезли на лоб. Я ж никогда не носила юбку выше колена! Казалось Анна не обращала внимания на мой огорошенный вид, и спокойно продолжала рыться на полках шкафа. Достала огромную косметичку с различными флакончиками и тюбиками. — Ох, нет-нет! — в отчаянии я завертела головой, — эту юбку я ни за что ни про что не надену! — Лады, — спокойным тоном сказала подруга и протянула мне лосины кислотного цвета. — Ну тогда бери велосипедки и… и никаких возражений, — командирским тоном добавила она. На том и сошлись. Переодевшись, Нюта усадила меня перед зеркалом и принялась наносить косметику мне на лицо. Я засмотрелась на золотое тиснение Ruby Rose нанесённое на крышку пудреницы. Вспомнила о матери и её косметичке. Однажды отец подарил ей какую-то ультрамодную водостойкую тушь Vivene Shabo. И она намарафетившись, отправилась на работу хвалиться навароченой французской косметикой перед коллегами. А когда попала под дождь и пришла домой с мордочкой панды, то учинила скандал вселенского масштаба. Но отец в раз присёк бучу. Он с долей самоиронии изрёк: «Как говаривал Великий Комбинатор: вся контробанда разливается в Одессе на Малой Арнаутской. Прости милая, но я не спец в этих ваших женских финтифлюшках»,  — и поцеловав обескураженную мать в лоб, насвистывая мелодию себе под нос, отправился по своим делам. Боль в пояснице нарушила ход моих мыслей. От почти-то полуторачасового сидения в одной позе, у меня всё затерпло. Я сморщилась. — Потерпи, ещё немного. Осталось нанести последние штришки, — и делая начёс мне на голове, выдала: — красота требует жертв. — довольная посмотрела на свою работу. — А теперь можно идти, — схватила меня за руку и потянула прочь из палаты. Мы отправились на главную площадь пансионата, где у эстрады выполненной в форме морской раковины уже столпился народ. Подростки застенчиво сновали туда-сюда по танцполу, ожидая когда стемнеет и можно будет в полумраке спокойно потанцевать. Мы с Нютой уверенной походкой отправились поближе к диджейскому пульту и принялись пританцовывать, наблюдая за происходящим на площадке. После череды драйвовых композиций, ДиДжей решил включить медляк. Подруга посмотрела на меня с восторгом и в её янтарных глазках загорелись искорки юношеского задора. Она протянула руки, решаясь положить их мне на плечи, но тут из-за ближайших кустов вылезла шайка лагерских оболтусов и подскочила к нам. Один из молодчиков, видимо их лидер, резко вцепился мне в запястье и с хамовитостью положив другую руку мне на талию, начал тянуть в угол танцпола. Туда куда не доставал яркий свет софита. Я заартачилась и принялась вырываться из его цепких объятий. Побагровевшая Анна оттолкнула его в сторону и грозно прошипела: — Слышь, ты ушлёпок, видишь девчонка не желает идти с тобой, — черты её лица заострились и она в миг преобразилась в дикую фурию, готовую разорвать любого на части. Парнишка разжал пальцы на моём запястье и развернувшись лицом к Анюте, собрался нанести ей удар. Но тут один из его дружков, схватив его сжатую в кулак руку, сообщил: — Эй, Андрюх, нахера оно тебе надо. Это же те две лесбухи из шестого отряда. Пошли отсюда приятель, — потянул дебошира прочь с танцевальной площадки. Ноги задрожали и меня начал бить озноб. Повёв зябко плечиками, я двинулась к аллейке со скамеечками. Присев на лавку, принялась растирать пылающие щеки. — Тебе стало дурно? — раздался участливый голос над ухом. — Может пойдём в медблок? — предложила Анна. — Нет-нет, сейчас всё наладиться, — заверила я подругу. Бережно взяв меня под локоток, она доверительным тоном произнесла: — Пошли. Я знаю что тебя успокоит, — потянула меня. Воровато оглядываясь по сторонам, мы покинули территорию лагеря и отправились на пляж… Сняв обувку, я с неописуемым наслаждением прошлась по тёплому песку, приятно поскрипывающему под ногами. Мерный рокот волн накатывающих на берег, ласкал мой слух. Вприпрыжку поскакав к кромке, я погрузила ноги в воду. Прошлась мерным шагом по вспенённой прибрежной полосе. Склонилась, и зачерпнув в горсть воды, резко развернулась. Брызнула на Нюту. Задорно взвизгнув, подруга отскочила в сторону и спряталась за шеренгу лежаков, белеющих под навесом. Я на цыпочках подкралась к убежищу и она чуть ли не наелась песка. Дурачась, мы бегали по пляжу и поддевая друг друга, летели вниз, давясь от смеха. Отплёвывались, и поднимаясь, продолжали сломя голову носиться по пляжу, заливаясь безудержным смехом. Набегавшись вдоволь, раскрасневшиеся и запыхавшиеся присели на край пирса. Я довольная что паровоз, свесила ноги и стала ими бултыхать. Заворожено смотря на конечности в пенящейся воде, задумалась об этом волшебном моменте: мне хотелось, чтобы время замерло и мы навечно застряли с Анютой на берегу, который пропитан умиротворением и блаженством. Засмотревшись на чернеющий остов мола, что таял в сизоватой дымке, сгущавшейся над поверхностью воды, моя буйная фантазия вырисовывала в голове причудливые образы мифических существ. Подул легкий бриз: приятная прохлада окутала мою кожу. Ветерок с нежностью стал теребить мою всклокоченную шевелюру. Я чуть ли не замурлыкала от наслаждения. На вечернем небосклоне разошлись тучки и взошла луна в окружении россыпи мерцающих звёзд. Перед причалом растянулась серебристая дорожка, и море в миг преобразилось, став удивительно волшебным. Мне захотелось погрузиться в эту магию. Над ухом зазвенел голос Нюты: — Искупнёмся? — Она словно прочитала мои мысли. Подруга шустренько освободилась от одежды. У меня в зобу дыхание спёрло: её алебастровая кожа, в холодном мерцании луны, сияла внутренним светом. Зачарованная, я скинула с себя всю одежду, и словно сомнамбула сиганула вслед за Анной, в своей грации так похожей на русалку. Нега сотканная из воздушной нежности и эйфории, взбудоражила мою трепетную душу. Всё внутри заклокотало, а из вне, вода что парное молоко, окутала моё разомлевшее тело. Загребая по-собачьи, я подплыла к подружке и обхватив её тонкий стан своими бёдрами, начала «топить». Анюта ушла под воду, попутно потянув меня за собой. Освободившись от хитросплетения наших конечностей, я пулей вылетела из воды. Зафыркав, стала откашливаться. Вытерла стекающие по лбу капельки и проморгалась: глаза пощипывало. Нюта с трепетом поправила ниспадающую мокрую чёлку и засияв в соблазнительной улыбке, принялась цитировать Шекспира в оригинале: — My misstress' ayes are nothing like the sun. Подушечкой большого пальца приступила вытирать размазавшуюся помаду: — Coral is far more red than her lips' red, — и сглотнув судорожно комок:  — if snow be white, why then her breats her head? Поцеловав моё плечо, кончиком языка коснулась впадинки ключицы. И плавно заскользила влажной дорожкой поцелуев вниз, едва касаясь губами моей дрожащей плоти. Дотронулась груди: я ощутила влажное прерывистое дыхание каждой клеточкой кожи. Изогнувшись, принялась судорожно поглаживать её сбившуюся на голове копну. С поволокой сладострастия в глазах, засмотрелась на звёзды. Голова закружилась, до слуха донеслось довольное причмокивание. Прижав меня спиной к ряжу причала, Нюта протяжно проурчав, подцепила языком мой набухший сосок и с остервенением начала его посасывать, покусывать и облизывать. Жадная рука подруги приступила шариться по внутренней поверхности бедра. Вздрогнув, я резко отстранилась: вблизи прокатился протяжный рёв. Гудкок тоскливо зазвучал в тумане и мы заметили прогулочное судно, медленно скользящее по молочно-серебристой поверхности воды. Переливающиеся огоньки праздничной иллюминации окрашивали море во все цвета радуги. Ветер приволок обрывки фраз пассажиров, которые перекрывала задорная музыка. Я узнала композицию — это была песня Ольги Зарубиной «На теплоходе музыка играет…» Катер прошёл почти-что рядышком с пирсом. Я отогнав наваждение, встрепенулась. Оттолкнула Анюту и стремглав выскочила из воды. Дрожа подобно осеннему листу на ветру, принялась надевать вещи на голое тело. Было неудобно: я чуть не полетела в воду, когда прыгая на одной ноге, пыталась натянуть лосины. Анна подплыла к краю помоста и сверля меня своим укоризненным взглядом, выдала: — Эх ты, трусишка, — причитая, взобралась на причал, схватила свою одежду и последовала моему примеру. — Честно признайся, ведь тебе было приятно. Я почувствовала тебя, — накидывая футболку на свои худенькие плечики, косилась в мою сторону. — В том-то и дело… Понравилось, — опрометчиво вылетело из моего горла. Я прикусив язычок, понеслась к лагерю. Щёки полыхали от жара, а сердце постукивая в груди, отголоском гудело в ушах, не позволяя мне расслышать слов подруги. Глаза застлал дурман первой влюблённости и я плохо соображала, куда вообще иду. Двигаясь на негнущихся конечностях, петляла среди сосен пока не вышла на аллею у корпуса. В этот момент во мне бушевал хитросплетённый сумбур эмоций и выжигал в моей груди огромную дыру, через которую сердце пыталось найти выход наружу. Мне хотелось как можно скорее оказаться у себя в палате, забраться под одеяло с головой и унять эту бурю. Залетев в коридор, не разбирая дороги понеслась к двери. Нагнав меня, Нюта мёртвой хваткой вцепилась в моё запястье. И резко развернув, спросила: — Я что, сделала что-то не то? — янтарные глазки заблестели от слёз. Шмыгнув носом, продолжила: — Ну, не молчи! — грубо сжала мою руку. Я с трудом вырвавшись из цепких объятий, ухватилась за ручку и толкнула дверь. Мне сильно не хотелось, чтобы кто-то из отряда увидел как мы выясняем отношения. Увидав багровые разводы на моём запястье, она виновато пролепетала: — Прости, я не хотела тебе причинять боль, — потянувшись с коридора, щёлкнула по выключателю. — Не стоит извиня… Не окончив говорить, я обомлела от увиденной картины. Распахнув глазки, ошарашено скосилась на подругу — у неё челюсть отвисла не хуже чем у меня. Мы так и замерли в пороге комнаты…комнаты вожатого! Александр Сергеевич обнажённый лежал в своей койке, а его оседлала Карелия Павловна. Щурясь от яркого света, она попыталась прикрыть свою пышную грудь дрожащими ладошками. Соскочив с постели, затравленным взглядом посмотрела на нас и скрылась в углу комнатушки.  — Извините. Простите. — Синхроно промямлили мы и пулей вылетели из помещения. Обезумевшим взглядом я уставилась на побледневшее лицо Анюты: её глаза с размытой подводкой загорелись лихорадочным блеском. Она в оцепенении прижалась спиной к стенке и начала сползать вниз. Я же прикрыв ладошкой рот, не сводила с неё свой шалый взор. Тут же в коридоре появился наш вожатый, успевший натянуть исподнее. — Девочки, нам нужно серьёзно поговорить. Подождёте пару минут и зайдёте в номер. — Вернулся к себе в комнату. А мы взбудораженные продолжали стоять среди коридора и в недоумении хлопать глазками. Ни прошло и пяти минут, дверь тихонько скрипнула и из комнаты вышла вожатая. Стрельнув вороватым взглядом по сторонам, так и понад стеночкой пошла к своей палате. Отлипнув, мы постучали в дверь. Она отворилась. Спокойным тоном Александр Сергеевич предложил нам пройти в помещение. Мы беспрекословно выполнили его просьбу. Он тяжко вздохнув, приступил к сути: — Вы уже взрослые и всё прекрасно понимаете. Я вас очень слёзно прошу, никому не говорите о произошедшем инцинденте. Если это дойдёт до Божены Витольдовны, она тут же с волчьим билетом уволит нас. Ладно я. Но Карелия! Четыре года учёбы пойдут коту под хвост, ведь ей не засчитают практику. — Постучав себя по груди: — Просите чего хотите, но богом заклинаю, не губите ей карьеру! — с отчаянием изрёк педагог и затравленым взглядом закурсировал по нашим фигуркам. — Хм… хм… Александр Сергеевич, — подала голос Нюта, — а можно нам в комнату телевизор и приставку, — показала пальчиком на японскую технику… На следующее утро вожатый перенёс тумбочку с телевизором и видеоплеером в нашу комнату. Отряд был в недоумении: с чего вдруг такая щедрость? Всю последующую неделю мы безвылазно проторчали у себя в палате, лишь покидая её для приёма пищи. Нам крупно повезло: на дворе испортилась погода и зарядил ливень. Детям пришлось изнывать от скуки в комнатах. А мы? Мы сдвинув койки и развалившись словно царицы, смотрели фильмы. У Александра Сергеевича оказалась большая фильмотека и нам было из чего выбирать. Я не из бедной семьи, но даже для нас видик считался пределом роскоши. Поэтому, это было сверхблаженством — лежать вот так в постельке и таращиться на экран, где переводчик гнусавым голосом, растягивая фразы, произносил реплики главных героев. Ночью разразилась гроза и отрубили свет. Анна предложила сдвинуть койки и переждать ненастье. Мы прижались друг к дружке и поглядывали на всполохи молний, что ярким светом озаряли комнату. Обняв меня сильнее, Нюта всякий раз вздрагивала, как раздавался переливчатый раскат грома. Я надумала подшутить над подругой. — А я считала, что ты смелая, а ты трусиха ещё похлеще меня, — дурачась, запустила шелудивые пальчики ей под пижаму и начала щекотать. Взвизгнув, она ловко подмяла меня под себя. Очередной раскат озарил комнату и я увидела, как в её глазах заплясали чёртики. Расплывшись в дьявольски соблазнительной ухмылке, Нюта сверху вниз посмотрела на меня. — Это я трусиха? Дальнейшие события произошли с такой прытью. Я не… не ожидала от себя… такого! В миг освободившись от одежды, мы оказались полностью обнажёнными. Я с вожделением взглянула на плоский животик подруги, с трепетом прошлась кончиками пальцев по бархатистой коже, опустила руку ниже и погладила тонкие завитки лобковых волос. Анюта взяла мою руку и поцеловав запястье с уже прошедшими синяками. Вставила пальчики себе в рот и с упоением облизала их. — Прости… — надсадным голоском прошептала она и с трепетом провела тыльной стороной ладошки по моим зардевшимся щекам. — Ты так прекрасна, Варюшка, — простонав, оттянула губами мочку и дунула мне за ушко. Нюта заскользила кончиком языка по шее и облизав выпирающую ключицу, спустилась ещё ниже. Прерывисто вздыхая, облизала бюст. Подцепив губами сосок, принялась его посасывать и нежными круговыми движениями поглаживать другую грудь. Отстранилась и легонько подула, мои соски затвердели и я ощутила как запульсировала увлажнившаяся вагина. Исследуя все потаённые местечки моего тела, она часто сопела: я отметила, как она вся дрожит от предвкушения. Опустила пальцы на внутреннюю часть бедра и стала ими водить туда-сюда. Ласково поглаживая чувствительную кожу, кончики пальцев прошлись по промежности и замерли на моём лобке. Погладив мягкий холмик, она осторожно оттянула приятно покалывающий клитор. Другой рукой с трепетом раздвинула бархатистые складки моей вагины. Волна наслаждения прошлась по всему моему телу. Было так приятно! Но вдруг я, сжав бёдра, ойкнула. Двоякие чувства овладели мной — хотелось ей довериться, но я боялась. Моя неуверенность вперемешку со страхом передалась Анюте. Отстранившись, она с грустью посмотрела на меня, и сверкнув своей обезоруживающей улыбкой, располагающим голоском прошептала на ухо: — В жизни у каждого из нас есть свой первый раз. Первый раз влюбляемся и испытываем ранее неведомые чувства. Всё будет хорошо, просто отпусти все свои страхи… Когда я услыхала эти слова, я забыла обо всём на свете. В этом огромном мире осталось лишь два человека — я и моя Нюта. Я раздвинула ноги, но убрав руки от промежности, Анна обронила: — Потерпи, милая… не сейчас. Когда будешь готова. — Запрокинула мои ноги себе на плечи. Застонав, принялась языком ласкать меня. Ощутив язык во всех потаенных складочках своего тела, я обезумела от охватившей меня эйфории. Вознеслась от наслаждения на неимоверные высоты и тая словно воск, растеклась лужицей. Содрогнувшись обомлела: это было так прекрасно! Мне захотелось, чтобы Анна ощутила тоже самое, поэтому опустившись на корточки, с любовью облизала ей промежность: исходящий от её тела запах мускуса, обволок меня и очаровал. Кончиком языка начала водить вокруг набухшей плоти и посасывать её. Мне нравилось доставлять ей удовольствие. Облизав два пальца, я аккуратно вставила их во влагалище Нюты и принялась ласково поглаживать сжимающиеся кольцом стенки. — Давай, сладкая моя, не робей, — надсадным голосом выпалила Анна и насадилась на мои пальцы. Я поняла чего она от меня хочет. Осмелев, я завалила её на кровать и стала ритмично двигать пальцами внутри разгоряченной плоти. Не сбавляя темп, другой рукой оттянула набухшую горошинку, и подхватив её губами, принялась перекатывать солоноватую плоть на языке. Раскрасневшаяся Анюта взвизгнула, и изогнувшись, сжала бёдрами мою шею. На миг замерла, а затем покрывшись испариной, затрепетала и разметалась по смятым простыням. Измождённым голоском изрекла: — Есть ли веская причина не любить тебя, Варь? — В янтарных глазёнках стояли слёзы и щеки полыхали от багрового румянца. Насытившись вдоволь, мы отправились в душ. Там мы тщательно вымыли друг дружку и вернувшись в комнату, лягли и тут же провалились в глубокий сон… На утро тихонько постучали в дверь. Спохватившись, я набросила на обнажённое тело халатик Анюты: от наслаждения зажмурилась, вдыхая аромат своей девушки… Стоп! Девушки? Отогнав грёзы прочь, поспешила открыть дверь. На пороге стояла угрюмая горничная, сжимающая в руках швабру. — Ты Чайковская? — осматривая с ног до головы мою фигурку, спросила она. — Да. Да это я, — растерявшись ответила я. — Иди в административный корпус, там тебе звонят. — А? Что? Где? — спросонья я туго соображала, — закачав головой, добавила: — Спасибо. — Но увидела лишь спину ковыляющей по коридору женщины. Наспех накинув вещи, помчала в административный корпус. На пороге меня встретила всё та же молодящаяся дама. Дымя сигареткой, она прокричала: — Варвара Чайковская, быстрее иди в мой кабинет. Тебе мать звонит. Влетев в помещение, я не церемонясь распахнула дверь кабинета администраторши и вцепилась в трубку. На другом конце провода зазвучал безжизненный голос мамы: — Варвара, немедлено возращайся домой. Отец в больнице… — сопение. — Он…в коме. Какие-то отморозки избили его в подворотне. — Вхлипы, переходящие в завывание. Голова закружилась, в глазах потемнело и я полетела в обмороке на пол.