***
И вот… Дорогой дневник, до моего слуха доносится мерное сопение женщины лежащей на моей кровати и я по-дурацки улыбаюсь. Раздался вой сирены: по Таллиннскому шоссе промчалась машина. Может скорая, а может и полиция, сквозь часто падающие хлопья снега не разберёшь… Я отодвинула от себя клавиатуру и зябко повела плечами. Стала растирать затёкшие конечности. Вдруг мне на плечи опустилась бабушкина шаль и командирский голос грозно зазвучал над ухом: — Заболеешь! А ну бегом марш в постель! Пишет и пишет она тут, — Нюта смачно ущипнула меня за ляжку и поцеловала в висок. Сладко замурлыкала. — Ой, — всполошилась я, — сейчас же должна Лизка из поездки возвратиться, а я тут сижу…голая, — невзначай хихикнув, подорвалась с места и побежала одеваться. В коридоре громко замяукала кошка: раздался щелчок замка и бойкий голос дочери зазвучал на всю квартиру: — Всем кискам пис, всем пискам кис!Веская причина простить
4 февраля 2022 г. в 19:21
Примечания:
Пока статус "завершён", но возможно будет эпилог.
Сидя у зеркала, я собиралась на корпоратив: с ловкостью прошлась пуховкой по высоким скулам, тем самым подчеркнув глубину стальных глаз. Достала из шкатулки пару нарядных серёжек с аметистами и принялась вдевать крючок в мочку. Камни, переливаясь в свете лапм, создавали неповторимый ансамбль с костюмом приятного синего оттенка. С пендантичностью кончиками пальцев прошлась по лацканам, сметая невидимую пылинку. Сощурившись, придирчиво уставилась в отражение зеркала: моё внимание привлекло движение сзади. Взгляд мимоходом заскользил по софе. Мурка от удовольствия вытянулась во всю длину тела, и резво помахивая хвостиком, запустила острые коготки в обивку мебели. Зажмурившись, она ритмично пошкрябывала пёструю поверхность. Надо будет найти зоомагазин и посмотреть там когтеточку. Да и консультация ветеринара не помешала бы, — поднявшись с кресла, подошла к питомцу. Прошлась ладошкой по топорщащейся шёрстке животного. Кошка перестала скребтись и уставилась васильковыми глазами на проём двери. В комнату вошла Елизавета. Напевая что-то незатейливое себе под нос, окатила меня оценивающим взглядом с ног до головы. Насупив бровки, удивлёно спросила:
— И куда вы такие нарядные собрались, мадам? — сарказм так и сочился из всех щелей.
— А разве ты не в курсе? Сегодня третье декабря — день юриста. Меня пригласили на мероприятие, — перестала тискать животное.
— Ааа, понятненько, — хмыкнула Лиза. И спохватившись, выпалила: — Поздравляю! — со всей прыти заскочила на пуф. Потянувшись на носочках к дверцам антресоли, затараторила, роясь в недрах шкафчика: — В честь такого события надо приготовить чего-нибудь вкусненького. Ты не видела бабушкину тетрадь с рецептами? — задала вопрос, продолжая копошиться на полках
Не удержавшись, я прыснула от смеха:
— А разве Тамара Степановна у нас «великий кулинар»?
— Я имела в виду твою бабушку, — обронила Елизавета, извлекая на свет божий пухлый фолиант в потёртой кожаной обложке. Плавно приземлившись на пуф пятой точкой, принялась листать плотные страницы семейного фотоальбома. Непринуждённая улыбка озарила лицо, когда она засмотрелась на фото.
— Мам, это же дедушка Коля в молодости! — В бирюзовом взгляде отразились искорки детского задора. — Вы так схожи!
Я из-за спины дочери посмотрела на чёрно-белый снимок. Тоска в миг накатила на меня, и накрывая волной меланхолии, тянула ко дну. Почувствовала, как настроение начинает ухудшаться и никуда не хочется идти. Ничего не ответив Лизе, я поспешила перевернуть страницу. Час от часу не легче! Округлившимися глазами вытаращилась на очередную фотокарточку. Под сенью деревьев, на лавочке, сидело два счастливых подростка, и не реагируя на объектив фотокамеры, смотрели с нежностью и любовью друг на друга. Припоминая тот летний день, я стала погружаться в чертоги своего разума: в ушах зазвенел заливистый голос Нюты, но его тут же заглушил голос дочери:
— Вау! Прикольная футболка! Я себе тоже такую хочу, но только чтобы принтовка смайлика была выполнена в красном цвете. Жёлтый мне не нравится, — болтала она без умолку, продолжая рассматривать изображение. — А вообще-то, маман, кто, она, эта любительница Курта Кобейна? — спонтанно задала вопрос и цепким взглядом вперилась на меня.
— Ой, кажется я уже опаздываю! — спохватилась я, и с деланным видом засобиралась, уходя от неприятного разговора. Расслышала брошенное в спину:
— Это она? — Поняв, что мне не хочется говорить на данную тему. Лиза молча проследовала за мной в коридор. Прокашлялась и сложив руки на груди, потупила взор. Её щечки зарделись от лёгкого румянца, а веснушки стали ещё явственнее проступать на коже. Я слишком хорошо знаю повадки дочери: перестав копошиться в вещах, отложила сумочку в сторону и вопрошающе посмотрела на Елизавету.
— Ну и? Чего там у тебя стряслось? Делись. — Она мыском комнатного тапочка принялась поддевать кончик половичка у порога и часто сопеть. Собравшись с мыслями, как всегда, начала издалека:
— Мамуль, помнишь, я тебе говорила о новом кружке в нашей школе?
— Припоминаю. Кажется туристический? — уточнила я.
— Угу. Так вот, на новогодние каникулы руководитель собирает группу и везёт её в горы на турбазу, — стушевавшись, невзначай выдала: — Я тоже хочу поехать в горы. Дашь денег? — безобидно захлопав светлыми глазёнками, осторожно спросила Лиза.
— Дам. Как раз в предверии праздника, нам выдали премию, — добродушно ответила я и с тоской взглянула на испорченную обувку: — заодно себе новые сапоги прикуплю. — Елизавета, сняв с вешалки пальто, с заботой накинула мне на плечи. Предупредительно выдала:
— Но учти, завтра уже надо сдать деньги.
— Лады, по дороге заскочу в банк, — смачно чмокнула дочь в щеку и поспешила покинуть квартиру…
Я выбралась из салона такси и, задрав голову к верху, засмотрелась на хмурое небо затянутое свинцовыми тучами: в воздухе подмораживало, и лёгкая поземка стелилась под ногами. Подняв воротник повыше и поплотнее укутавшись в пальто, засеменила к крыльцу ресторана «Юбилейный». Леночка пританцовывая в стиле риверданс, топталась с ноги на ногу и пыталась согреться. Испепеляюще взглянув на меня, грозно пробурчала:
— Чайковская, где тебя черти носят! Я себе чуть зад не отморозила! — начала дышать на закостеневшие пальцы и растирать их.
— Прости. Меня задержала дочь, — оправдываясь, я извлекала из сумочки пригласительные. Схватив флаеры, Лена поспешно вошла в помещение, а я молча проследовала за коллегой.
Как только мы прошли к гардеробной комнате, до слуха стали доноситься приятные мотивы джазовой музыки, которую заглушали громкогласные выкрики ведущего, объявляющего победителя в очередной номинации. Его голос тонул в бурных овациях. Леночка нахмурив брови, недовольно заворчала:
— Из-за тебя наверное пропустили самое интересное, — передала мне жетончик, и цокая каблучками по мраморному полу, отправилась ко входу в банкетный зал.
— Пф, подумаешь, — фыркнула я, закатив глазки. — Неужели вся эта официальная бюрократия привлекает тебя? — недоумённо повела бровью. Ещё собиралась что-то сказать, но Лена уже отворила дверь и на цыпочках пробиралась к угловому столику, где Герман Петрович сидел в обществе миловидной женщины в возрасте. Я сразу поняла что это и есть его супруга Лидия. Присев к столу, смущённо поздоровалась и потянулась к подносу с шампанским. Мимо проходящий официант выставил фужеры с напитком, и откланявшись, пошёл к следующему столику. Пригубив игристого, посмотрела ему вслед и едва не поперхнулась: чуть поодаль, за столиком сидела Нюта в компании Влада и какого-то солидного мужчины в дорогом костюме. Покачивая бокал в руках, она заразительно смеялась, а мужик, хамовито опуская свои ручищи на хрупкие плечи, что-то нашёптывал ей на ушко. Увидав такую животрепещущую картину, моё воображение разыгралось не на шутку. Мне мерещилось, как этот мужичок, зажимает мою Нюту в тёмном уголке подобно злому пауку из детского стишка, а она не отпирается, наоборот — ей даже приносит удовольствие. Необузданная ревность из глубин начала вырываться наружу и всё естество задрожало от негодования. Осушив бокал в один присест, я вскользь прислушивалась к речам начальника, разъясняющего жене кто из нас кто. Леночка в это время так же зарилась на соседний столик и подливала масла в огонь:
— Вот же сверестёлка! Мало ей было нашего Германа Петровича, так она теперь этого «столичного» дядьку охмуряет. Ну что, видимо хочет карьеру сделать, — делилась своими домыслами над моим ухом. Опорожнив очередной фужер алкоголя, щелчком пальца, подозвала к столу официанта. В это время ведущий с эстрады объявил:
— А сейчас представитель Федеральной Юстиции области зачитает правительственную депешу. Поприветствуем, дамы и господа, Можайский Геннадий Павлович, — интенсивно заопладировал, его обрюзгшие щечки затряслись. Зал подхватил, и пространство наполнилось бурными овациями. Мужчина сидящий возле Нюты, поднялся с места и нахохлившись точно индюк, раскланялся на все стороны. Подцепил папочку со стола и отправился к сцене, где его ждал ведущий. Взойдя на мостки, встал в самом центре, заслонив ведущего. Прокряхтев в микрофон, стал монотонным глухим голосом зачитывать правительственное поздравление.
— … Варвара Николаевна, — опустившаяся на плечо рука, отвлекла меня от созерцания Анюты. — Герман рассказывал, что у вас есть дочь, — виновато улыбнувшись, обратилась Лидия. Сосредоточив всё свое внимание на женщине, которая смущёно продолжила: — Простите за праздное любопытство. — Ответила:
— Елизавета — это мой луч света в этом беспробудном царстве мрака! — с экспансивностью в голосе проронила я, и засуетившись достала из портмоне полароидный снимок. Передала женщине.
Лидия извлекла из своей сумочки очки и водрузив их на переносицу, с интересом стала изучать изображение.
— Она очень похожа на вас, Варвара Николаевна, — возвращая фотокарточку, сообщила жена босса.
— Ох, хо-хох! — качнув головой, промолвила я. — Это только внешне, а характер у неё ураган. Вот недавно притащила домой кошку и заявила, что теперь будет ветеринаром, — поделилась наболевшим.
— Любовь к братьям нашим меньшим развивает в детях дисциплинированность. Да, кстати, сколько ей? — поддерживая беседу, задала вопрос.
— Почти пятнадцать.
— Кошка — это хорошая школа чтобы стать ответственной девочкой, — заявила Лидия.
— Да я и не сомневаюсь в этом. Да вот только… — оборвав фразу на полуслове, уставилась на Геннадия Павловича объявившего со сцены:
— А сейчас попрошу присутствующих поприветствовать председателя суда города Воскресенска, — луч софита в полумраке зала выхватил наш столик.
Лидия с такой любовью посмотрела на мужа, что у меня по коже побежали мурашки, а в голове засела мысль: было бы здорово если кто-то так же глядел на меня. Герман Петрович с трепетом погладил руку супруги, и поднявшись с места отправился к эстраде. Леночка, находясь уже навеселе, громко заулюлюкала. Лидия укоризненно скосившись в её сторону, продолжила прерванный разговор.
— Понимаю, Варвара Николаевна, это вы боитесь брать ответственность за питомца, — с дотошностью посмотрела цепким взглядом поверх очков.
— Нет-нет! — возразила я. — Вовсе нет… ммм…только… только я, — замялась, а затем честно призналась женщине: — Просто я не разбираюсь во всём этом! — Засуетившись, она извлекла из недр своей необъятной сумки визитку и протянула мне.
— Это центр помощи для таких как вы, обратитесь, они проконсультируют вас по всем волнующим вопросам.
Взяв карточку, поблагодарила Лидию и почувствовала, как огромный камень свалился с моих плеч. Уставилась на сцену, где разглагольствовал Можайский. Покончив отсыпать дифирамбы в адрес засмущавшегося Козака, протянул ему почётную грамоту и пожал руку. Герман Петрович поблагодарив представителя Юстиции, уж было засобирался вернуться к столу, но Геннадий Павлович мягко опустив свою могучую пятерню на плечо, попросил остаться. Посмотрев вглубь зала, задержал взгляд на столике Нюты. Подал знак, чтобы она присоединилась к их скромной компании. Поправив шлейку вечернего платья, Анюта сдержано улыбнулась публике, и недоумённо пожав плечиками, отправилась к эстраде. Пока она шла и поднималась по ступенькам, Можайский говорил о недавнем резонансном проишествии и своевременном раскрытии преступления по горячим следам.
— Я ни одного дня не пожалел, что доверил такой ответственный пост девушке, — чуть ли не поедая голодным взором фигурку Анны, вещал представитель Юстиции. — И вот, посоветовавшись с коллегами, мы приняли решение: за доблестное несение службы и выполнение законности в сфере соблюдения прав и свобод человека и гражданина, приказываю назначить Шахову Анастасию Юрьевну генеральным прокурором города Воскресенска. — Анюта зацепенела, и хлопая янтарными глазками, таращилась на своего начальника.
Герман Петрович, расплывшись в горделивой улыбке, пожимал Нюте руку. А она, не веря в происходящее, уставилась в мою сторону, будто бы ища поддержки и участия. Или это мне так казалось? Со всех сторон раздались возгласы поздравлений. Ещё что-то протараторив про честь мундира и беспристрастность буквы закона, Геннадий Павлович смачно расцеловал Анну в щеки. Взяв её под локоток, повёл со сцены. А ведущий объявил:
— На этом официальная часть завершена. Но, дорогие гости, не расходитесь, мы с моим кавер-бэндом подготовили для вас развлекательную программу. Думаю, скучать не придётся! — помахал пианисту и тот, перебирая клавиши, завёл лирическую мелодию. К нему присоединились ударник и гитаристы.
Гости принялись подниматься из-за столов и выходить в центр зала, разбившись на пары, пустились в тур танца. Через сутолоку к столику пробрался Герман Петрович. Довольный точно мальчишка, начал нам показывать почётный лист.
— Вы уже давно заслуживали этого! — я приобняла начальника и похлопала по-отечески по плечу.
Леночка покончив с шампанским, плавно переключилась на неизвестно откуда взявшуюся бутылку Мартини. И сейчас пожёвывая шпажку из-под оливки, заплетающимся языком лепетала:
— Ой, подумаешь. Вся эта наигранная хвальба и раздача грамот… ик… Надоело! Каждый год одно и то же. Но вы молодчинка… ик…ик, — полезла лобызаться с шефом.
Лидия нахмурив брови, скосилась на Лену, и покряхтывая, делала недвусмысленные намёки. Но Леночка не отличалась тактичностью и особой сообразительностью, продолжала изливать на плече босса свои откровения ранимой души. Никто из нас не обращал внимания на эти откровения. Чета Козак засобиралась.
— Вы отдыхайте. Повеселитесь тут, а мы с Лидией должны ещё за внуком заехать, — накидывая пиджак на плечи, суетился Герман Петрович.
— Всенепременно! — Леночка даже не смотрела на начальника, рыская окосевшим взглядом меж столов, она пыталась выцепить официанта с напитками.
Попрощавшись с шефом, я одёрнула Лену за руку.
— Эй, ты это чего себе позволяешь!
— Это я себе позволяю?! Ты только посмотри… ик, — ткнула наманикюренным пальчиком в соседний столик. — Ух! Какой красавчик, — протяжно вздохнув, уставилась на Влада.
Я проследив за движением её руки, засмотрелась, как под аккомпанемент аккордеона Можайский повёл Нюту в зажигательном ритме танго. К горлу подкатил ком. Чтобы унять нервное напряжение охватившее меня, схватила с разноса мимо проходящего официанта фужер. И в один присест осушила содержимое. Не полегчало. Я отправилась к барной стойке. Леночка засеменила следом. Пока я молча заливала брешь в своей раненой душе, косясь на танцпол, она жужжала над ухом:
— Влад такой очаровашка! А она гадина! Ведьма! — грозя кулачком Анюте, сплёвывала под ноги, уже не держась на этих самих ногах. Распласталась на стойке, чуть не расплескав содержимое стаканов. Бармен затормошив её за плечо, потребовал:
— Иди проветрись, малышка! — Лена на подгибающихся ногах отправилась к сцене, выпав из моего поля зрения. Да и, собственно, она мне была не интересна: всё своё внимание я сосредоточила на центре танцпола.
Мне не нравилось как Геннадий Павлович по-панибратски обнимает Анюту и что-то всё время нашёптывает ей на ухо. А она, кивая головой, соглашается. На душе кошки заскребли: заглушая вспыхнувшую вновь ревность очередным шотом мескаля, скрежетала зубами от безысходности. За спиной раздался пьяненький голосок Лены вещавшей в микрофон. В миг в зале повисла зловещая тишина и все взоры устремились в сторону эстрады. Просопев что-то невнятное о младшем лейтенанте, Леночка грациозно взмахнула рукой музыкантам, а те завели зажигательную мелодию. Лена промурлыкав:
— Посвящаю эту песню самому лучшему дознавателю в этом зале, — пустила лукавых бесиков в сторону Влада. Тот же, ухмыльнувшись, выкрикнул:
— Валяй, Моя Шальная Императрица! — пристально засмотрелся на вхламину пьяную Лену. Вдруг у него громко зазвонил телефон. Взглянув на высветившийся экран, его лицо в тот же миг преобразилось: желваки ходуном заходили и черты заострились. Взяв трубку, пошёл прочь из банкетного зала, а ему вслед долетало:
Младший лейтенант, мальчик молодой
Все хотят потанцевать с тобой.
Если бы ты знал женскую тоску
По сильному плечу.
Младший лейтенант, бередит сердца:
Безымянный палец без кольца.
Только я твоей любви ни капли не хочу…
Моё одурманенное сознание под градусом выпитого начало вырисовывать в голове разнузданные образы Нюты в жарких объятиях представителя из области. Попыталась взять себя в руки и успокоиться, но звонкий серебристый голосок Анюты звучал у меня в ушах на репите:
— Трусишка! Трусишка! Иди и докажи, ты не хуже этого мужика!
Осушив очередную стопку мескаля, я поднялась с барного стула. Шатающейся походкой отправилась в центр танцпола, где, собственно, и находились Можайский и Нюта. Когда я оказалась рядом, бэнд завёл очередную мелодию, и это оказалась Кумпрасита. Я с нахрапом поддела корпусом Геннадия Павловича и оттолкнула его в сторону. Плавно опустила руки на плечи Анюты, жадно облизав губы. Приблизилась вплотную и дрожащими плальчиками прошлась по алебастровой коже. Удивлённый шепоток прошёлся по залу и неожиданно повисла гнетущая тишина. И только зажигательное соло аккордениста наполняло пространство банкетного зала. Попятившись и нервно хихикнув, Нюта выдала:
— Варь, ты пьяна, — с испугом покосилась на начальника, который хлопая глазками, никак не мог взять в толк, что его потеснили.
— И что с этого? — вновь приблизилась, и смело положив руку ей на затылок, с ненасытностью впилась в губы. В это время другой рукой прошлась по изгибам спины и опустила её на ягодицы. В зале кто-то громко ойкнул и раздался звон бьющегося бокала. В этот момент за моей спиной тенью вырос Влад.
— Варюш, иди пока протрезвей, — вырываясь их моих жарких объятий, произнесла Анюта и подошла к подчинённому. Встревожено посмотрела на него.
Но я этого не замечала: мои глаза застлала обычная ревность. Ревность и обида. От обронённых ею в мой адрес слов, стало как-то больно, я б даже сказала, гадко. Захотелось заплакать. И чтобы не зареветь у всех на виду, я помчала в уборную. Вбежав в помещение, прижалась лопатками к холодной поверхности двери и попыталась унять дрожь в конечностях. Коленки затряслись, и я, не удержавшись на ногах, сползла на кафель. Громко зарыдала, размазывая слёзы по щекам. Ну за чем я согласилась прийти на это чёртовое мероприятие. Чувствовала же что это ни чем хорошим не закончится! — корила я себя. — Да ещё и возомнила о себе невесть что: подумаешь стала звать обратно по имени и пару раз бросила в мою сторону недвусмысленный взгляд. Наивная! Глупая! Вот теперь сиди и реви! Поднявшись с пола, подошла к рукомойнику и заглянула в зеркало. Громко присвистнув, поспешно открыла кран и начала умывать лицо. После стала приводить себя в порядок. Позади раздался скрип двери: я скосила взгляд на вошедшую девицу. Молодая девушка, не в лучшем состоянии чем я, тихонько вошла в туалет. Закрыла дверь на щеколду и подошла к умывальникам. С нарочитым гротеском поставила бутылку шампанского, что сжимала в руке, передо мной. Сочувственно промолвила:
— Что хуёво, да? Угощайся! — пододвинула изумрудную ёмкость ещё ближе и шмыгнула носом. — Как звать-то? — спросила барышня.
— Варвара, — с неохотой обронила я, и делая вид, что ничего не произошло, поправила причёску.
— А я богиня красоты и любви, — эротично, с придыханием промурлыкала девица и захлопала накладными ресницами.
— Афродита что ли? — Хмыкнула я, и перестав зариться на своё отражение, развернулась лицом к девушке.
— Для тебя просто Дита, — она соблазнительно прошлась кончиком языка по верхней губе. Продолжила допытываться: — Чего ревела, небойсь парень бросил? Да ты не расстраивайся так. Что на них свет клином сошёлся? Козлы они все! Забей! — разглагольствуя шаблонными фразами, подошла вплотную и опустила тоненькую ручку на плечо. Принялась поглаживать мне шею и спину и приговаривать: — О, ты так напряжена. Давай снимай пиджак, я тебе сделаю расслабляющий массаж, — стянула с меня пиджак и широко улыбнулась, когда заметила, что я пытаюсь прикрыть грудь, проступающую сквозь тонкую ткань блузы.
— Ты чего? — залепетала на ухо: влажное дыхание обдало кожу, от чего я ещё сильнее напряглась и мои соски ещё явственнее стали проглядывать.
Дита, высвобождая мой бюст, ловко прошлась пальчиками по перламутровым пуговицам. Я невзначай хмыкнула и с языка сорвалось:
— Прости, Богиня, но моя грудь как рубль, — посмотрела с каким трепетом и нежностью Афродита проходится по светло-молочной коже подушечками пальцев и с аппетитом облизывается. Та, недоумённо вскинув бровь, возмутилась:
— Деревяная? — и расплывшись в самодовольной ухмылке, закачала головой: — Неа. — Прощупала каждый сантиметр бюста.
Я тяжко вздохнув, продолжила:
— Стабильно опускается.
Мы в унисон громко заржали, тем самым разрядив напряжённую атмосферу возникшую между нами. Я расслабилась, и потянувшись к бутылке, глотнула шампанского. В носу защипало от пузырьков и я, не удержав тару в руках, пролила немного на живот. Афродита от наслаждения заурчав, принялась слизывать капельки с живота, при этом успевая с проворством снимать с меня брюки. Опустившись на колени, она запрокинула мою ногу себе на плечо и часто засопев, прошлась пальцами по гладко выбритому лобку и подвздошной кости таза. Слизала с подушечек шампанское и дразнящее пососала пальцы. Начала лизать мне вагину. Её язык был таким скользким и неприятным, а движения дёрганными и рваными, что мне стало противно. Голова закружилась, стало подташнивать: воспоминания той безумной ночи из лагеря вырвались наружу. Я грубо оттолкнула Диту. Не соображая полезла в сумочку, достала деньги. Подавляя рвотные позывы, промолвила:
— Проваливай!
Запихнула стопку банкнот девушке в руки. Она, пожав плечами, засунула купюры за пазуху и поспешила покинуть уборную, пока я не передумала и не забрала деньги назад. Я спешно натянув блузку и штаны, склонилась над раковиной. Спазм прошёлся по моему нутру и меня тут же вырвало. Стал бить сильный озноб и наступило отрезвление — то чего так добивалась Анюта.
Покинув уборную, воровато оглянулась по сторонам и заметив, что в коридоре никого нет, тихой поступью, на цыпочках, начала пробираться в сторону гардеробной. Внезапно могучая пятерня зажала мне рот. Глаза округлились и меня охватила паника. Попыталась вырваться из цепких объятий незнакомца. Скосила взор на его ладонь и приутихла — на верхней конечности неизвестного парня красовалась татуировка виде цифры «шесть», а может «девять». Влад! — засело в голове и я, успокоившись, перестала брыкаться. Дознаватель, точно пушинку запрокинул меня на своё плечо и понёс прочь из ресторана. Я, пока он спускался с крыльца и направлялся к авто, задавала вопросы:
— Ты что шестёрка, — стукнула рукой по тату.
— Нет, — лаконично обронил юноша, — это девятка… девятый отдел.
— Чего? — в недоумении таращилась на жилистые руки крепко сжимавшего меня молодого человека.
— Охранка, — словно разъясняя несведущему ребёнку ответил он. И возмутился: — Варвара Николаевна, не задавайте глупых вопросов, — опустил меня на землю и открыл дверцу автомобиля припаркованного у обочины. Я заглянула в салон — там сидела встревоженная Анюта.
— Влад, всё в порядке? — спросила у подчинённого. И своим янтарным взглядом уставившись на меня без верхней одежды: — Садись, на дворе подмораживает, — зябко повела плечиками.
— Устраивайтесь, Варвара Николаевна, я мигом, — дознаватель выхватил из моих рук жетончик и побежал ко в ходу в Юбилейный. Я забралась на заднее сиденье и обидчиво посмотрела на Нюту.
— Прости, Варь, но мне надо было срочно отъехать по делам, — как будто оправдывалась передо мной.
— Проехали, — буркнула я и посмотрела на подбежавшего Влада, протягивающего пальто. Отряхнув от снега верхнюю одежду, положила её на колени. Сев на водительское кресло, он засуетился. Глянув заинтриговано в зеркало заднего вида, задался вопросом:
— Куда вас отвезти, Настасья Юрьевна? — Вырулив плавно с парковочного места, он включил дворники.
Заглушая ритмичный гул пощёлкивающих щёток, Анюта тихонько бросила подчинённому:
— Вези к Варе домой. — Парень пожав плечами, молча покатил в сторону Таллиннского шоссе.
Меня это встревожило: откуда он знает мой адрес? Да и это опрометчиво брошенное охранка, напрягало меня. Скосив глаза ещё раз на татуировку, отвернулась и уставилась через ветровое стекло на панорамы ночного города. Затылком чувствовала как Влад не перестаёт пялиться в зеркало и с любопытством, воровато. посматривает на нас. Мне стало просто интересно — успел ли он подойти до поцелуя или может быть после? Гнетущая тишина повисла в салоне. И никто из нас, пассажиров, не собирался нарушать хрупкое молчание. Так под мерный рокот дворников и ехали к моему дому. Подрулив к парадной, дознаватель покинул салон. Достал пачку сигарет и начал курить. Я накинув пальто на плечи, стала выбираться из машины. Анюта резко схватила меня за руку и скользя лихорадочным взглядом по моей фигурке, выдала:
— Варь, нам нужно серьёзно поговорить! — выбралась из салона вслед за мной. — Я понимаю что выразилась грубо и нетактично.
Задрав голову вверх и смотря на кружащиеся в воздухе снежинки, промолвила:
— Пошли поднимемся в квартиру, не на морозе же разговаривать. —
Я двинулась к двери подъезда, а Влад отбросив недокуренную сигарету в сугроб, вернулся к авто и прокричал вслед удаляющейся начальницы:
— Настасья Юрьевна, вас здесь подождать? — забрался на водительское кресло.
— Нет, езжай домой, Влад, а я, если понадобится, наберу тебя, — сообщила Нюта входя в дверь парадной.
Дознаватель резко рванул с места и скрываясь в сизоватых клубах дыма, помчал по проторенной колее в сторону центра. Поднимаясь в лифте на свой этаж, мы с Нютой держали дистанцию и вели себя до невозможности глупо — я ковыряла мыском сапога прорезиненный коврик на полу, а она, делая вид что её интересует плакат с объявлением, изучала информацию.
Молча вышли на лестничной клетке и молча подошли к двери. Достав связку ключей, собралась открыть дверь, но она сама отворилась: на пороге застыла сонная Елизавета. Дочь, растирая кулачком слипшиеся глаза, забурчала:
— Ма, ты пунктуальна как немец! — вернулась в комнату.
— Что, прихожу вовремя? — переступая порог собственной квартиры, нервно хихикнула и невзначай икнула. Анюта укоризненно кряхтнув, потупила взор.
— Нет, мамуль, — донёсся её голос из кухни, — являешься в четыре утра и без предупреждения, — раздался звон чашек и невнятное бормотание Лизы.
Нюта смело вошла в кухню, а я стоя у неё за спиной, смотрела как дочь разбирает нарядно сервированный стол и выливает в раковину остывший чай. Бросив взгляд на Анюту, дружелюбно улыбнулась и промолвила:
— А, это ты, фанатка Курта Кобейна. Мдаа, а взгляд-то поугас, да и постарела ты, мать.
— Лизавета! — окрикнула я.
Встрепенувшись, дочь пригласила Анну к столу:
— Проходи…те.
— Варь, о чём это она? — в смятении спросила Нюта присаживаясь на табурет.
— Долгая история, — отмахнулась я.
— Вы коллега мамы? — неунималась Елизавета разглядывая мундир, — значит и у вас профессиональный праздник. Угощайтесь, — пододвинула поднос с тортом. — Сама готовила, — напыщенно произнесла она покрываясь лёгким румянцем. — Не бойтесь, не поправитесь, ведь это «Анна Павлова», — уставилась немигающим бирюзовым взглядом на стройную фигурку Анюты.
До этого молчавшая Нюта, потянулась к десерту, и хмыкнув произнесла:
— Как раз моё имя Анна, — протянула Лизе руку, — но ты можешь звать меня просто Нюта…
Я вернулась в коридор и сняв верхнюю одежду, повесила пальто на вешалку. Переобувшись в домашние тапочки, вернулась на кухню. Услышала часть беседы — Нюта говорила, а дочка, разливая свежезаваренный чай по чашкам, увлечёно слушала её.
— Когда с Куртом случился тот нехороший инциндент, — сделав немногазначительную паузу, откусила кусочек меренги, — группа фактически прекратила своё существование. Через некоторое время Дэйв Гроул создал свою группу Foo Fighters.
— А что это значит? — захлопав ресничками, спросила дочь суетясь у стола.
— Точно не знаю, но что-то связанное с военной авиацией, — пожав плечами, Анюта взяла протянутую чашку с дымящимся напитком.
— Так ты Анастасия или Анна? — скрестив руки на груди, задалась вопросами я.
— И то и другое, — осторожно отхлебнув из чашки, уставилась на меня. — Нам необходимо серьёзно поговорить, Варь.
— Ма, а как насчёт поездки? — перебив Анну, Елизавета подошла ко мне.
Я стушевавшись, неуверенно замямлила:
— В этом году не поедешь.
— Ну, маам, ты же обещала! — Глаза дочери в миг на мокром месте.
— Не мамкай! — повысила голос и тут же виновато опустила глаза.
— Ты что потеряла деньги?! — И так огромные глаза Елизаветы округлились и она фыркнув, обидчиво выпалила:
— На тебя нельзя положиться!
Попивающая чай Анюта, ухмыляясь, наблюдала за семейной ссорой.
— Лизок, я уже не раз говорила, что твоя мать дура дурой.
Мне хотелось крикнуть в своё оправдание: это всё из-за тебя! Но сцепив зубы, я молча сносила брошенные в мой адрес обвинения. Захныкав, Лиза загундела себе под нос:
— Это не справедливо! — Нюта погладив трясущиеся плечики дочери, успокоила её — пообещала, что она поедет в горы. — Но деньги нужно сдать уже завтра! — Возразила Елизавета.
— Иди поспи, и не волнуйся, деньги на завтра найдутся, — утешив Лизу, вытерла мокрые щёки по-матерински. Я даже приревновала.
Дочка, кивнув головой в согласии, покинула уютную кухоньку и оставила нас с Анютой наедине.
— Так что насчёт имени? — вернулась я к наболевшей теме.
Нюта протяжно вздохнула и похлопав по поверхности табурета, произнесла:
— Это очень-очень долгая история, присядь. — Встав с места, достала из кармана форменного пиджака сигареты и зажигалку. Осторожно спросила: — Можно?
— Да, — присев напротив, пододвинула блюдце. Облокотившись на стол принялась изучать резко осунувшееся лицо Анюты.
Пуская сизоватые облачка дыма в приоткрытую створку окна, она погружалась в воспоминания. С остервенением затушив окурок об блюдце, развернулась и присела за кухонный уголок. Посмотрела на меня с такой тоской, что моё сердце невольно сжалось в тугой комочек. Её тонкий голосок тихонько зазвучал в маленьком пространстве комнаты.
— У меня, Варь, было довольно-таки счастливое детство. Я единственный ребёнок в семье и родители меня баловали. Но и возлагая на меня большие надежды, очень многого требовали. По их мнению я должна была быть идеальной: в школе прилежно учиться, слушать старших и не перечить родителям. Их слово было для меня закон. В общем послушная заводная игрушка на потеху взрослым. Всё так и было до тринадцати лет, пока во мне не взыграл дух юношеского бунтарства. У нас во дворе появилась новая девчонка и я впервые испытала непонятное до селе чувство. Меня просто магнитом притягивало к ней. Да и новая соседка была не против проявления симпатий в её адрес. Мы как-то незаметно сдружились и стали не разлей вода. Так продолжалось очень долго. За это время мы повзрослели и наши детские симпатии переросли в первую любовь. На то время я так считала. Я была на седьмом небе от счастья и моя душонка не находила себе места. Эмоции переполняли меня через край. Ликованию суждено было продлиться не долго. Вскоре в нашем тандеме образовался третий угол. Подруга переключила всё своё внимание на парня, а я осталась за бортом утлой лодочки не выдержавшей шторма чувств. Я переносила это очень болезнено и стала хуже учиться. Вот тогда я стала красить волосы в эти жуткие цвета и слушать агрессивную музыку. Незаметно погрязла в депрессии. Отец увидав мои радикальные преображения, решил отправить на отдых: море и солнце помогут, — такие мысли высказал он вслух. Ну вот как-то так я и оказалась в лагере…
— Представляю, что после лагеря было, — перебила я Нюту.
— Нет! Не представляешь! — Прикусив нижнюю губу, она продолжила столь нелёгкий разговор.
— По возращению домой, я ходила сама не своя, а тут ещё отец надумал познакомить меня с «хорошим парнем», чтобы я отвлеклась от невесёлых мыслей. Не выдержав веса навалившейся ответственности, вывалила всё наружу — призналась ему в том, что меня привлекают девушки и к парням я равнодушна. Он просто изменился на глазах и несколько дней ходил темнее самой хмурой тучи, бормоча себе под нос: вот воспитал на свою голову. Какой позор! Однажды он вернулся домой в приподнятом настроении и схватив меня за руку, потянул куда-то. Вскоре я узнала, что это оказался паспортный стол. Он заставил меня отказаться от фамилии и отчества, не хотел со мной иметь ничего общего. Заодно я поменяла и имя, ведь это он меня назвал Анной.
— Ааа, вот теперь понятно почему в адресном столе мне не давали никакой информации, — извинившись, попросила не молчать:
— Ты искала меня? — удивилась она. — Вот видишь, как жизнь распорядилась, — поджав губы, качнула головой, — ты искала Дорошенко Анну Дмитриевну, а её больше не существовало, — мне на миг показалось что она сейчас заплачет, но Анюта взяла волю над чувствами и продолжила делиться наболевшим: — Появилась Шахова Анастасия Юрьевна… Отец собрал мои вещички и под белы рученьки перевёз меня с ними в коммунальную квартиру на окраине города. Попросил, чтобы я их с матерью больше не беспокоила. Так началась моя самостоятельная жизнь. Я с головой окунулась в учёбу, параллельно работая на местном рынке. Было тяжело… очень тяжело. Мою комнатушку несколько раз взламывали и уносили всё под чистую, даже не брезговали поношенными вещами. Участковый разводил руками: а чего вы хотели от местной публики? Ну да, контингент коммуналки, в основном, состоял из лиц со специфической внешностью и стойким амбре, шлейфом тянущимся по разбитым коридорам. Пару раз такие лица заходили ко мне в комнату, и звякая склянками, предлагали «сугреться». Они, эти лица, понимают мою долю и знают, как я продрогла на работе. А я, Варь, тогда подробатывала после пар на рынке дворником. Удобно получалось с институтом, не надо на заочку переходить было. Но ты же понимаешь, у нашей общественности уже сложилось определённое стереотипное мнение: все мужики — козлы, блондинки дуры, — легонько взъерошила копну моих волос, — а все дворники алкаши с низким айкью… Получая отказ, Клим Чугункин хмурился, и злобно крича: ты меня не уважаешь, — хлопал дверью. А затем в затаённой обиде, в отместку, пока я была на лекциях, обносил подчистую мою комнатушку… Как-то в институте я познакомилась со старшекурсницей и она предложила снимать квартиру вместе.
— У тебя с нею что-то было? — догадалась я по воровато бегающему взгляду.
— Да, но ничего серьёзного. Просто я ещё раз убедилась в своих чувствах к одной глупышке, — по лицу расползлась мягкая улыбка скрадывающая заострившиеся черты. Она с нежностью поцеловала меня в губы. И положив голову на мою вздымающуюся грудь, погрузилась в воспоминания: — Когда я готовилась к защите, руководитель группы познакомил меня с Германом Петровичем и он помог мне с дипломом.
— Вот откуда ты знаешь моего шефа, — не удержавшись вклинилась в рассказ.
— Однажды возвращаясь от тьютора, в парке я заметила молодых людей: задорный весёлый смех девушки привлёк моё внимание. Варь, ты была такой счастливой, что я побоялась рушить твою идиллию.
— И не подошла, — у меня в глазах стояли слёзы.
— Я ещё несколько недель исподтишка наблюдала за тобой и парнем из-за деревьев. А знаешь, прелюбопытнейший факт! — если встать в аккурат у третьего клёна и посмотреть на памятник Старицкого, то в тёмное время суток можно увидеть как его яйца светятся, — прыснув от смеха, прижала ладошку к губам. Щеки покрылись румянцем, придавая ей очарования. Я, смутившись, закачала головой:
— Не поняла прикола, объясни.
— Там на втором корпусе висит лампочка. И вот, если встать у третьего клёна и посмотреть на постамент, то можно увидеть как эта лампочка, словно прчиндалы юриста, светит, — разъяснила она.
— Постой…постой, — я стала припоминать, — там на этом клёне кто-то вырезал ножом на стволе сердечко, а в нём имя «Варя». Это была ты? — Ничего не ответив, Анюта лишь кивнула и ещё сильнее прижалась ко мне. Мне стало так легко и спокойно — все тяготы и тревоги ушли прочь. — Я столько раз видела эту надпись и не могла и предположить, что ты где-то рядом! Ах! Как же мне тогда хотелось, вот так как сейчас, прижаться к тебе и рассказать всё, что накопилось в душе. -Отстранившись от меня и заглянув в глаза, она промолвила:
— Но ты можешь сделать это сейчас. Говори! Я готова тебя выслушать! — Погладила мои растрепавшиеся волосы и вновь поцеловала в губы.
Это была ночь, точнее раннее утро, откровений. Я взглянув на покрытое заиндевелыми узорами окно, начала свою историю. Рассказала о том, что на протяжении пятнадцати лет гложило меня:
— После возвращения из лагеря, я не находила себе места. Я очень близка была с отцом, и его смерть стала для меня сильной утратой. Я замкнулась в себе и почти что перестала общаться с близкими и родными. Так длилось, наверное, с год. Закончив школу, я сосредоточилась на колледже и дальнейшем поступлении в институт. Ещё при жизни, я отцу пообещала, что поступлю на юридический, как и его отец, то бишь мой дед. Мы же с тобой разговаривали на эту тему.
— Я всё прекрасно помню, — ответила Анюта, — я тогда тоже загорелась идеей стать юристом и поступать по справедливости…
— … Защищая слабых и обездоленных. — добавила сквозь смешок, вспоминая о наших наивных девичьих грёзах. Улыбка сошла с моего лица и в глазах застыла печаль: — Янка взяла меня с собой в гости, на день рождение к близкому другу… В общем был обычный вечер, я отвлеклась от учёбы и тепло пообщалась со старыми дворовыми ребятами, — нервно сглотнув ком, прочистила горло. С надрывом продолжила: — Знаешь, Нют, ты вот так растёшь с детства в общей компании и не ожидаешь от друзей детства подвоха. А они берут и предают тебя, поправ твою душу… — мой голос по-предательски задрожал. — Я так долго в себе это держала, мне так хотелось тебе обо всём рассказать, чтобы ты меня пожалела. Но тебя не оказалось рядом. — Анюта в миг оживилась: вся побагровела, и до хруста в суставах сжала в кулак побелевшие пальцы. Остервенело выпалила:
— Кто он? Что он с тобой сделал? — Набросившись с вопросами словно коршун, стала с придирчивостью поглядывать своим лихорадочным взором. — Ты только скажи и я в миг сотру его в порошок!
Совладав со своими эмоциями, я продолжила делиться наболевшим:
— Не стоит. Его и так судьба наказала, — теперь пришёл мой черёд положить голову на прерывисто вздымающийся бюст подруги и откровенничать: — Знаешь, Нют, там у ТЦ раньше распологался подземный переход, но после реконструкции в сквере имени Н. К. Крупской его убрали. Это даже и к лучшему, — я притихла. Погрузившись в прошлое, добавила: — Раньше когда Лизка была ещё маленькой, чтобы не опаздывать на работу, я срезала путь через этот переход. Там всегда оживлённо, даже в ранний утренний час собираются попрошайки. Оставшуюся после проезда мелочь я отдавала этим бедолагам. Однажды я увидела молодого мужчину без нижних конечностей в инвалидном кресле. Это был Он — насильник, — я подавила нервный смешок, — представляешь, Нют, он был всё в том же растянутом свитерке BOYS неопределённого цвета. Костя меня не узнал. Протянув дрожащую руку, жалобно запричитал:
— Подайте Христа ради, дамочка.
Я же обомлев от неожиданности, смотрела на растрескавшиеся кафельные плитки за спиной калеки, где алела надпись: выход в город, а в голове кружила назойливая мелодия в исполнении Саши Васильева. Когда он повнимательнее ко мне присмотрелся, то в миг переменился в лице: с брезгливостью отпрянул в сторону и в истерическом припадке начал кричать, что это из-за меня он оказался в инвалидном кресле. Всё оказалось до тревиальности простым и банальным: после того случая у меня дома, он стал сильно пить. Нервничал и переживал что за ним нагрянет милиция. Затем на работе обнаружилась недостача медикаментов и его попросили со скорой. Он стал пить уже не просыхая. А однажды зимой напился до потери пульса и заснул в сугробе. Результат обморожение нижних конечностей и некроз мягких тканей. Врачам пришлось ампутировать ноги…
Костя ещё продолжал изливать желчь вперемешку с проклятиями в мой адрес, а я пятилась по стеночке к выходу и слушала доносившееся: презираешь, осуждаешь! — но я лишь смогла из себя выдавить тихое:
— Бог тебе судья, не я. Я всего лишь скромный секретарь… С тех пор я хожу только через сквер, — моя нижняя губа задрожала и слёзы градом хлынули по щекам.
Анюта ласковым и нежным голосом произнесла:
— Ну, ну, всё. Успокойся глупышка, я теперь рядом и никому не дам тебя в обиду, — с трепетом стала целовать мокрые от слёз щёки.
— Ты на меня больше не злишься? — просопела я ей в грудь.
— Неет! И к тому же, я больше никуда не уйду.
— Правда? — словно маленький ребёнок захлопала глазками и шмыгнула раскрасневшимся носом.
— Правда. Но… — достала телефон и принялась набирать номер, — сейчас я отъеду по делам, а тебе надо поспать. Я скоро вернусь…
И она сдержала своё обещание. Утром она вернулась с громадным пакетом, в котором оказались красивые итальянские сапоги. Я поначалу смущалась и отказывалась принять такой дорогой подарок. Но беспрекословно сев на корточки, Анюта, поглаживая мою коленку и глядя пристально в глаза, одела обновку. Так же она оплатила поездку на турбазу. Лиза была на седьмом небе от счастья. С неё с трудом удалось стащить для стирки футболку с выцветшим принтом NIRVANA.