Сказка для А-Юаня

…Случались на Луанцзян вечера, когда уставший Вэй Ин падал в сухие травы, прислонялся спиной к холодящему даже сквозь ткань одежд камню, выпускал Чэньцин из рук и смотрел, как медленно наползают сумерки. В такое время к нему часто приходил заскучавший по играм А-Юань, пристраивался рядом, тянул флейту в рот, требовал рассказать сказку. Вэй Ин почти привык, что его дицзы, не особенно любившая чужие прикосновения, не причиняет вреда ребёнку, но в тот день он так долго играл пока не пришедшему в себя Вэнь Нину, что они оба устали друг от друга. Раздражённое настроение Чэньцин Вэй Ин чувствовал кожей, потому оставил её в траве, чтобы вечерний ветер охладил чёрный лак и вернул ей покой. А-Юань как раз должен был или просить есть у бабушки Вэнь, или возиться с наспех сшитой Вэнь Цин куклой, изображавшей, как ни странно, Вэй Ина, и можно было хоть ненадолго расслабиться и прикрыть глаза. Но едва Вэй Ин откинул голову на холодный камень, как услышал вскрик и плач. — А-Юань! — воскликнул Вэй Ин и тут же сгрёб малыша в охапку. — Что случилось, А-Юань? — У-у-у-ужалила, — ткнул покрасневшим пальцем А-Юань в Чэньцин, продолжая горько плакать. — Ужалила, — повторил Вэй Ин тоном, который должен был устыдить дицзы. — А знаешь почему?.. — Почему? — заинтересовавшись, А-Юань пока ещё всхлипывал, но всё же перестал так пронзительно рыдать. — Посмотри на неё, — кивнул Вэй Ин, чуть укачивая А-Юаня на коленях. — Лежит в траве, такая чёрная, блестящая… точно змея! Это потому, что она и есть змея, только флейта. Если оставить флейту в траве… *** …Оставшаяся в траве чёрная флейта по имени Чэньцин шевельнулась, изогнула гибкое тело, почти закаменевшее от постоянного прямого положения, и устремилась змеёй подальше. Она устала играть музыку, ей хотелось немного свободы, потому она очень скоро скрылась в зарослях. Там, среди обломков скал и сухой травы она нашла покатый булыжник, согретый солнцем, и свернулась на нём в кольцо, спрятав под собой алую кисть, украшавшую кончик. Однако хорошее место, как оказалось, заприметила не только она. Не успела бы прогореть и одна палочка благовоний, как рядом появилась другая змея, пыльно-серая, с чёрными бусинами глаз. Она подняла голову из травы и прошипела: — Кто ты такая и зачем заняла мой камень? — Твой? — удивилась Чэньцин. Она и не думала, что кто-то всерьёз будет претендовать на невзрачный булыжник, чьим единственным достоинством был покатый бок. — Каждый день я прихожу с-сюда, чтобы нежитьс-ся на с-солнце. Как с-смеешь ты занимать этот камень вмес-сто меня? — прошипела раздражённая змея. Чэньцин была не просто змеёй и не просто флейтой. В ней дремала могущественная сила, и она запросто могла бы ударить нахалку, да так, что та лишилась бы жизни. Но она устала, а солнце так грело, что не хотелось сражений. — Хочешь, расскажу тебе историю, а ты разрешишь мне лежать на камне, пока не договорю? — предложила Чэньцин. — Что за ис-сторию? — змея спросила с подозрением, чуть качнув головой. — О музыке, — флейте-то было многое известно. — О музыке?.. — …Способной пробуждать былые чувства, — добавила Чэньцин. На это змея согласилась, и Чэньцин рассказала ей о том, как поёт в руках своего взбалмошного господина, как голос её возносится в небо, как ему откликаются камни, как травы шумят, как подхватывают ноты ветра. Она поделилась тем, что музыка может пробуждать мертвецов, дарить им надежду и уговаривать их забыть месть, что она способна вызвать смех и слёзы. Что в ночи господин её часто играет одну и ту же мелодию, и когда он заканчивает, лицо его остаётся мокрым, точно они стояли под дождём… Змея слушала, и казалось, что она сама мечтает стать флейтой. Она не задавала вопросов, не пыталась отнять свой камень, а прониклась рассказом так сильно, как только способно проникаться чем-нибудь сердце змеи. Так они и пролежали рядом до самого заката. Солнечные лучи ушли с покатого булыжника, небеса загорелись золотом, пробудился ветер и тревожно зашептал в травах. Ночи на Луанцзян были холодными, даже стылыми, и пыльно-серая змея с сожалением сказала: — Мне пора уходить, прятаться в нору у подножья горы, чтобы сохранить тепло. А ты… неужели останешься здесь? — Мой господин возьмёт меня в руки и согреет дыханьем. Мне с ним никакой холод не страшен, — отозвалась Чэньцин, вытянулась… и снова обрела свой изначальный облик. *** А-Юань уснул, положив Вэй Ину голову на плечо, едва дослушал новую сказку. Закат прогорел, и теперь Луанцзян кутала тьма, а от подножья полз к вершине сизый туман. Подхватив флейту, Вэй Ин строго напомнил ей: — Обижай кого хочешь, но А-Юаня не тронь, поняла?.. И зашагал к качающимся на вечернем ветру фонарям, едва видимым с этого места. Он шёл к Вэнь Цин и остальным, которые наверняка заждались его на ужин, и сердце его как обычно тревожилось о них. Чэньцин, чувствуя эту тревогу, понимала, что и сегодня ночью будет петь в темноте, а после лицо её хозяина снова окажется мокрым от слёз.