Memento Amari

Даичи взобрался на крепостную стену вместе с лучниками, чтобы в последний раз подбодрить их и насладиться видом войск с высоты. Армия Карасуно аккуратно организована в разные полки, выстроившиеся вдоль крепостной стены. Всадники выстроились чуть дальше. Дисциплина солдат замечательна, каждый из них входит в часть стартового строя, стоят и молчат в утреннем свете. Было бы чудесно, если бы они буквально не стояли спиной к стене. Они ждут, повернувшись к горизонту, на север, откуда придёт враг. Перед ними расстилался равнинный пейзаж, где зеленела трава, изгибаясь под дуновением свежего ветра. Глаза людей под шлемами неподвижны, устремлены вдаль, ожидая движения, которое уже не должно задерживаться. Напряжение ощутимо. Оно всем своим весом наваливается на неподвижные тела. Звук рога разрывает воздух. Вдалеке появляется бесформенная, движущаяся масса, увеличивается в размерах, растекается, разливается по равнине. Хината сжимает меч, готовый вытащить меч, хотя отряды Аобы ещё далеко, но они, кажется, ни разу не замедлятся, во главе с кавалерией, затем пешими солдатами, такими же, как они, смешанные лучниками и пехотинцами. И, наконец, позади — строения на колёсах, осадные башни, катапульты, огромные арбалеты, всё, что может предложить искусство осады городов. Вслед за ними целый обоз повозок везёт необходимое, чтобы продержаться столько, сколько потребуется, и, наверное, всю добычу, взятую по пути к замку. Рыцари вздрогнули перед огромной армией. Какие у них низкие шансы? Несколько украдкой оглядываются на стены, высокие, крепкие, но за пределами которых они находятся. На самом верху лучники пронзительными взглядами анализируют распределение противника, его численность, дальность по отношению к ним. Несколько помощников спускаются к военным руководителям внизу, чтобы сообщить им свою информацию. Армия Аобы остановилась, и в течение долгих мгновений оба королевства наблюдали друг за другом, оценивали друг друга издалека. На мгновение зародилась надежда, что Ойкава не нападёт сразу и, может быть, дождётся поддержки Ацуму, чтобы что-то предпринять. Но вскоре всадники Аоба рванули вперёд, Карасуно подражает им, и эта мысль сводится на нет. Пехота и лучники могут лишь издали наблюдать за столкневение коней, копий и щитов, которые издают в грохот доспехов, крики и ржания. Люди отбрасываются, деревянные осколки разлетаются, лошади катятся по земле с двух сторон. Павшие всадники встают на ноги и вытаскивают мечи, чтобы вступить в ближний бой. И тогда идёт атака, и, как две человеческие волны, армии бросаются друг на друга. Хината находится среди своих, и ноги у него ватные, он чувствует себя обездоленным среди всех других солдат, окружающих его, которые идут тем же шагом в том же направлении. Он не соображает, когда из схватки поднимается коллективный ор и естественно срывается с его губ. И вдруг — полное замешательство. Со всех сторон доносятся крики людей и лязг оружия. Он размахивает щитом левой рукой, мечом правой, оглядывается вокруг, берёт всю возможную информацию. Кто свой? Кто чужой? Как вдруг человек бросается на него. Он поднимает свой щит как раз вовремя, но удар клинка о дерево и металл проходит через руку и заставляет согнуть локоть. Он вступает в поединок, наносит удары, но чувствует, как замедляется, как запутывается в своих движениях, тяжелее и нерешительнее, чем обычно — страх смерти, который может возникнуть в любую минуту, давит на его движения. И случайно один из его ударов попадает, кончик его меча находит брешь в углублении вражеского нагрудника, и человек падает, поднеся руку в перчатке к туловищу, из которого хлещет кровь. Хината остался стоять: неподвижный, ошеломлённый, не в силах сделать ничего, кроме как смотреть широко раскрытыми глазами на умирающего на его глазах человека. Он никогда никого серьёзно не ранил, никогда не убивал. Он с ужасом рассматривает лезвие своего меча, с кончика которого стекает кровь, и солдат, стоящий перед ним, незнакомый ему, лицо которого едва видно под шлемом, падает на землю в мучительной серии икоты и удушья. Рыцарь отступил на шаг, испуганный. Это не его представления войны, он не может осознать, что наделал. Затем сильная рука легла ему на шею, там, где кожа защищена лишь тонким ребром сетки между шлемом и доспехами, и он не поддался панике, когда перед ним предстало знакомое лицо Танаки, у которого есть большой разрез на подбородке: — Хината! — крикнул он ему в уши сквозь окружающий шум. — Ты должен бороться! Шоё не знает, что ему ответить, и Танака бесцеремонно толкает его в бой. «Не думай, » — повторил он, размахивая мечом, больше для того, чтобы предотвратить приближения других, чем с определённой целью. — «Не думай», — снова повторил он, когда его меч встретился с металлом. Он закрыл глаза. «Не думай», — всё ещё твердил он себе, когда чувствовал, как его клинок разрывает кольчуги доспехов, вонзается в ткани кожи, погружается в нежную плоть. «Не слушай их криков. За Карасуно.» И он пробирается сквозь грязные тела, бесчувственный к воплям ярости и крикам боли, готовясь повторить удар, находя в массе тел, кружащихся вокруг него в металлическом размытии, доселе неведомое ему опьянение. На несколько метров выше лучники не отставали. Они тщательно следуют указаниям Кагеямы, скрупулёзно следят за этапами выстрела, выжидают, чтобы найти идеальный момент и нанести максимальный урон вражеским солдатам. Затем, когда обе армии переплетаются и преобладает ближний бой, капитан позволяет своим людям стрелять, как им заблагорассудится. Солдаты Аобы ещё не добрались до подножия стены, а сопровождающие их люди на случай, если придётся отразить осаду, остаются бездействующими, если не для того, чтобы регулярно пополнять колчаны. Проходят долгие минуты на беготню на крепостной стене. Всё те же жесты: поднять лук, взять стрелу, прицелиться, согнуть лук, выстрелить. Кагеяма даже не удосужился рассмотривать, не достигают ли они цели, только хватая следующую. Несмотря на суматоху и всю дистанцию, он узнал в толпе людей, которых когда-то знал, с которыми иногда разделял свои трапезы, тренировки, разговоры. Его синие глаза остановились на стройной фигуре с оружием Аобы. Он далеко, и, несмотря на всю остроту его глаз, черты лица солдата остаются размытыми и наполовину скрытыми шлемом. Но Тобио легко догадался, по тому немногому, что он различил и по движениям бойца, что тот один из тех, кого он мог назвать своим другом во времена Аобы. Молодой человек его возраста, которого он ценил за честность, добрую волю и энтузиазм — Киндаичи. Он натягивает лук. Наконечник стрелы сверкал под сиянием солнца, когда он следовал за движениями рыцаря. Пальцы Кагеямы сжимают дерево, глаза слегка сужаются. Убийство Киндаичи было бы идеальным способом навсегда отречься от Аобы, жертвоприношением, необходимым, чтобы закрепиться на стороне Карасуно. Хладнокровно убив одного из тех, кого он знал лучше всех, он совершает непростительный поступок, обрекающий его остаться на той стороне, где он сейчас находится, вернее, запрещающий ему возвращаться в Аобу. Его пальцы отпускают стрелу. Она со свистом прорезает воздух, так быстро, что оставляет на своём пути лишь черную полосу оперения. Она проходит сквозь кольчугу, плоть шеи, кости, а острие выступает на затылке, словно тело было просто маслом. Киндаичи замирает на полпути, но едва он делает шаг, чтобы поднести руку к шее, откуда капает кровь, как он падает, мёртвый. Тобио не сразу берёт стрелу. Он глубоко выдыхает, даёт себе время усвоить то, что только что произошло, то, что он только что сделал. Тело Киндаичи исчезло под ногами сражающихся и преследующих друг друга солдат. Несколько минут он наблюдал за работой своих лучников. Все сосредоточены на том, что происходит внизу, и послушно стреляют, чтобы не потратить впустую ни одной стрелы. — Капитан! — воскликнул вдруг один из них. — Капитан, смотрите, вон там! Кагеяма поднёс руку к козырьку, чтобы не ослепнуть от солнца, и поднял глаза на поле битвы. Вдалеке медленно продвигались огромные силуэты из леса, подталкиваемые и вытягиваемые несколькими десятками мужчин, в дугообразный ряд, повторяющий изгибы крепости. Громадные орудия угрожающе приближаются… они ещё слишком далеко, чтобы нанести урон крепостным стенам, но это всего лишь несколько минут, прежде чем они окажутся в пределах досягаемости. — Огнеопасные стрелы, — потребовал Тобио, протягивая руку. Помощник тут же даёт ему необходимое оружие. Это несколько другая стрела, наконечник которой деформирован, образуя нечто вроде небольшой витой клетки, в которую просунут клочок ткани, которую нужно зажечь. Кагеяма бросил подозрительный взгляд на стрелу: — Ветер погасит пламя, — негромко сказал он. — Нет, лишь малое препятствие, — заверил помощник. — Вы единственный, кто распоряжается ими, капитан. Это потому, что у неё есть что-то неестественное… Дар мага. Магия? Разве это делает огонь в жаровне таким сильным, таким своеобразным? Тобио на краткий миг рассматривает танец пылающего пламени, которое вздымается и извивается в постоянно обновляющемся плясе. Он коротко кивнул, затем перевёл взгляд на равнину, чтобы найти первую цель, которую нужно зажечь. Он пробежался взглядом по осадным орудиям. Башни не являются опасными. Но гигантские арбалеты и катапульты должны быть выведены из строя как можно быстрее. Он мысленно подсчитывает стрелы такого рода, когда его взгляд останавливается. Рядом с осадной башней находятся два человека на лошадях, а перед ними несколько пеших солдат. Они отступают от боя, и ясно видно, даже с такого расстояния, что их доспехи более украшены, чем у тех, кто находится в гуще схватки. Кагеяма не отрывал глаз от одного из всадников, чуть повыше второго. Сотни метров, разделяющие их, не позволяют ему увидеть ничего, кроме размытого силуэта, облачённого в белые доспехи, инкрустированные отражающими свет драгоценными камнями, голубыми топазами, аквамаринами, бирюзой. Но внезапно нахлынувшее на него чувство с силой заставило его понять, что это он. Как в тот первый день, как днём в залах Аобы, где он впервые увидел его, ему кажется, что весь мир замирает, что вся его душа, всё его сознание тянутся только к этому человеку, как тогда, такому далёкому и близкому. Он больше не слышит нарастающих криков битвы, видит людей внизу только в бесформенном тумане, не чувствует ничего от своей тоски, сомнений, адреналина, который ещё мгновение назад удерживал его. Только одна мысль, едва сформулированная, появлялась с мощным желанием, которого он слишком долго не испытывал. «Посмотри на меня.» В мгновение холодного напряжения, когда его движения точны и быстры, несмотря на всю его внутреннюю растерянность, он поджигает наконечник стрелы, натягивает лук и стреляет. Огненная черта пролетела над полем боя по идеальной кривой и врезалась в древесину осадной башни: тотчас она ярко вспыхнула, и люди, которые ею управляли, поспешили бежать. Ойкава сидит на своём коне и держит поводья одной рукой, когда в внезапном грохоте осадная башня справа от него начинает гореть. Мгновение он оставался ошеломлённым, потом заворожённым потрескиванием горящего дерева и темноватым дымом, тотчас поднимавшимся к небу. — Ваше Величество! — воскликнул стоящий перед ним человек. — Надо отступать! Они нацелены на нас! — Нет, — шепчет Ойкава, но его никто не слышит. Он бросает свой сверкающий взгляд за пределы схватки, на стены. Лучник стоит чуть отдельно от остальных, застыв. Его лук болтается рядом с ним, в то время как все окружающие сосредоточены на своём ближайшем окружении. А затем Ойкаву поражает интуиция, что этот лучник смотрит прямо в их сторону. Всё исчезает. Он уже не чувствовал на своей руке руку Иваидзуми, которая пытается вести его дальше, и жар пламени рядом с ним. Он мгновенно забыл все стратегии, которые работали в его сознании, все установки, о которых он размышлял, все расчёты шансов на победу. В голове, во всём теле одна единственная мысль, одно имя, которое электризует его вены и владеет его душой. «Тобио.» Когда он почувствовал, что лучник здесь, прямо перед ним, весь разум улетучивается из его тела. Его захлёстывает череда безумных идей, тянущаяся к одной и той же цели. Пробиться сквозь толпу, взобраться на стену, добраться до Тобио. Ему нужно увидеть его, почувствовать, прикоснуться к нему. Он так близко, так близко впервые за целые месяцы. Не ранен, не мёртв, не исчез, он там, расплывчатый неподвижный силуэт по ту сторону воюющей толпы. — Ойкава? — наконец до него донёсся голос Иваидзуми. — Ойкава! Возвращение короля в реальность приосходит быстро. Он несколько раз моргнул, чтобы зафиксировать свою сосредоточенность, как будто незримая связь, державшая его в предыдущий миг, только что была разорвана. Связь взглядов, узы привязанности, и, что ещё глубже, незыблемые узы брака. — Он не целится в меня, — сказал он расстроенным голосом. — Он зовёт меня… Огненный дождь обрушивается на осадные орудия, и они вспыхивают один за другим Золы обугленного дерева отрываются и пыхтят на траве, и люди бросаются тушить пожар, прежде чем он обретёт силу. Иваидзуми поднял нос, чтобы рассмотреть зрелище источник огненных стрел, искрящихся в воздухе, и лейтенант, стоявший рядом с ним, сказал ему вполголоса: — Надо как можно быстрее вывести этого лучника из строя, иначе все наши осадные орудия будут уничтожены. — Куда мы продвинулись в наступлении? — спросил главнокомандующий. Он переводит взгляд на Ойкаву, но король кажется потерянным в мыслях и совершенно невосприимчивым для внешнего мира. Остальные градоначальники в состоянии ответить: — Наши люди достигли стен, а в обороне осталась только тонкая линия солдат. — Ходы Карасуно предполагают, что они скоро вернутся и останутся в укрытии за своими стенами. — Да, у нас есть большое преимущество, король Савамура должен быстро сообразить, что если оставить своих солдат подольше — привело бы к резне. — Отлично, — сказал Иваидзуми. — Я проведу последнее наступление. Скажите ожидающим мужчинам, чтобы принесли лестницы, таран и огнеупорные накидки — целью будет взятие крепости. Рыцарь знает, что армия хорошо справляется лишь с несколькими чиновниками среди них, и чтением знаков и рогов. Но он чувствует себя виноватым, наблюдая, как его люди получают раны и умирают. При этом он сидит сложа руки, наблюдая издалека. Конечно, он знает, что его место рядом с Ойкавой, с одной стороны, чтобы не дать ему принять необдуманные решения, а с другой — чтобы сохранить собственную жизнь, как второй самый важный человек в королевстве или третий, но этого никто не знает. Он чувствовал, что должен быть здесь, что его присутствие придаст его солдатам сил, необходимых для того, чтобы пройти до конца осады и проникнуть в замок. Осада, конечно, не была бы проблемой, так как армия Ацуму придёт и усилит их. Но с таким же успехом они могли бы закончить работу как можно быстрее и немедленно захватить крепость без слишком большого количества смертей. Он заставляет себя не думать о Кагеяме, который должен быть на крепостных стенах, вместе с остальными. Если только Дайчи не запер его? Но питает тайную надежду спасти его от битвы, если им удастся открыть ворота. Рога звучат, чтобы показать солдатам отступить на несколько шагов, чтобы провести финальный штурм все вместе. Лучники, оставшиеся на приличном расстоянии от поля боя, бросаются за мантии, чтобы продвинуться вперёд, защищаясь от вражеских стрел. Несколько солдат хватаются за таран, тяжёлый кусок дерева, чтобы выбить ворота. По сигналу все бросаются вперёд, Иваидзуми впереди, мужчины перед ним вновь вступают в бой, охваченные присутствием своего предводителя, остальные бегут за ним следом. Хината не сразу понял, что происходит. Люди Аобы отступили, как-то отстранились от боя: и этот факт позволил ему немного прийти в себя, увидеть, что происходит вокруг, во внезапном осознании. Словно выйдя из военного транса, в который он был погружен, он видит лежащие на земле трупы, раненых, умирающих, но отводит глаза, боясь узнать друзей. Он окинул взглядом стены, ища глазами Кагеяму, и без труда заметил его. Облегчение переполняет его, и от того, что он в порядке, и от мысли, что Аоба отступает, что они выиграли… Но когда он радовался окончанию битвы, чувствуя, как дрожат его мышцы после стольких усилий, а пот пропитывает его волосы и стекает по спине, глаза его широко раскрылись. Перед ним, как приливная волна, снова стоит армия Аобы, кажущаяся нетронутой, как несколькими часами ранее, ещё больше с осадными оснащениями, продвигающимися между людьми. Раздался пронзительный вой рога, и, подняв голову, он увидел, как камни пересекают воздух и врезаются в стену. Стена разбивается и лучник падает вниз. Шок ещё более сильный, чем предыдущий. Солдаты Аобы, похоже, вновь обрели силу и решимость. Хината отбивает удары, как может. Его щит давно сломан, и он в конце концов меняет его на неповреждённый, который принадлежал трупу. Он уже не чувствовал, как его пальцы сжались вокруг рукояти меча, налитого горячей кровью. Он убивает одного человека, потом двоих, с безразличием, которое показалось бы ему немыслимым на рассвете, подстегиваемым желанием защитить своё королевство, тех, кого он любит, свою жизнь, наконец. Опустив противника на землю, он оборачивается, пытаясь охватить всё сразу — и его взгляд останавливается на солдате Карасуно, стоявшем неподалёку. Он узнал под шлемом очертания губ, взгляд, которого он никогда не видел таким твёрдым, веснушки, усеивающие его щеки. — Ямагучи! — кричит он. Фатальная ошибка. Ямагучи поворачивается к нему, удивлённый, и собирается ответить ему, а может быть, присоединиться к нему. Но тут из ниоткуда появляется вражеский солдат и резким и мощным движением проводит мечом по его телу. Хината видит, как, словно в замедленной съёмке, клинок пробивает броню, исчезает, снова появляется с другой стороны, вонзаясь в солдата. — НЕТ! — крикнул он. Он с жуткой точностью различил, как глаза Ямагучи широко раскрылись, а лицо побледнело. Солдат Аобы вытащил свой клинок, весь дымящийся кровью, и повернулся к Хинате. Его глаза кажутся чёрными, а агрессивный взгляд только страшнее. Во всём его теле сквозит яростная, почти звериная враждебность. Но Хината об этом не думает. Он больше ни о чём не думает, бросаясь на него, кроме Ямагучи. Ярость, которая ослепляет его, делает его удары менее значимыми, и после нескольких неудачных ударов, но крайне жестоких, его противник в конечном итоге отбрасывает его назад своим щитом. Хината перекатывается чуть дальше, и когда он с трудом встаёт, то ожидает, что солдат двинется к нему, чтобы добить его. Это не так. По чудесной случайности другой человек из Аобы Джосай позвал его: — К воротам! К воротам! Стрела тут же заставила его замолчать навсегда. Хината подняа испуганные глаза на стены, потом на двери.… Они приоткрыты! Рог трубит! Он видит близкое облегчение, облегчение, которое, как он знает, иллюзорно и мимолётно, но он готов на всё, чтобы вырваться из битвы. Он бросается на лежащего на земле Ямагути, который все ещё слабо дышит. — Ямагучи, — шепчет он. Он хотел бы отнести его во внутренний двор, туда, где они будут в безопасности, но не знает, как это сделать, чтобы не ранить его ещё больше, и его руки на мгновение блуждают над израненным телом, не зная, куда приземлиться. В конце концов он решает вытащить его, просунув руки под руки Ямагучи, чтобы обнять его торс. Он понимает свою слабость, что эта позиция не позволяет ему ни защищаться, ни нападать. Тело тяжёлое, но он тащит его, как может, стиснув зубы, решив спасти своего друга. Ему кажется чудом, что он уворачивается от всех стрел, от всех обломков, сыплющихся на них. У входа в ворота стоят воины Карасуно, Азумане и Аран, которые защищают вход в замок в своеобразном защитном полукруге. Над ними стоят лучники. Как только они видят, что Хината и Ямагучи приближаются, они расширяют круг, чтобы охватить их, и враги, окружившие двух молодых солдат, рушатся под грозной ловкостью стрелков. Хината после этого почти ничего не осознавал, кроме бегущих к ним Ячи и крови, капающей на песок двора… Иваидзуми подавил ругательство, когда двери закрылись. Солдаты Карасуно все вернулись в крепость, оставив на поле боя только трупы и умирающих. Он знает, что прорыв может произойти быстро, если они не снизят темп. Ведь у них есть поддержка катапульт, расположенных вне досягаемости лучших лучников противника, а их собственные лучники сеют хаос на стенах. Теперь стратегия заключается в том, чтобы проникнуть внутрь замка, найти короля и пленить его, не убивая его… Вдоль стены поднимаются лестницы, и самые бесстрашные солдаты начинают восхождение, быстро скошенное стрелами или камнями. Поднимаются крики, когда кипящее масло проливается на группу солдат, ожидающих своей очереди, чтобы подняться. В рядах делается судорожное движение назад. — Вперёд! — крикнул Иваидзуми, надеясь, что его голос донёсся как можно дальше. — Больше лестниц! Таран приближается к воротам, и лучники, покинув стены, устремляются к воротам. Они осыпают целыми залпами стрел, но таран защищён, прикрыт деревянной крышей, покрытой мокрыми звериными шкурами, чтобы огонь на него не попал. Несколько солдат попадаются на пути, но тут же обратно отбрасываются или убиваются солдатами. — Откройте! Широкими жестами он указывает на всю стену, на другие возможные стороны. Если солдаты смогут прорваться флангом, Карасуно будет слишком перегружены, чтобы прикрыть все фронты. Таран занимает их ещё достаточно, чтобы защита стен ослабла… — Вы — за мной! — бросил он десятку солдат, стоящих рядом с ним. — Мы идём в ту сторону! У них с собой три лестницы, и они поспешили уйти. Ещё несколько бойцов присоединились к ним, увидев, как они уходят, желая последовать за Иваидзуми. Стена, на которую они нападают, сейчас пуста, но это вопрос секунд, прежде чем вражеские лучники заметят их и расстреляют, как кроликов. Взойдя на первую ступеньку, солдат начинает подниматься. Иваидзуми берёт мужество в свои руки и следует за ним. Он видит спину солдата прямо перед собой, готового переброситься через стену и нанести урон… как вдруг его тело в долю секунды и в приступе агонии падает на землю и катится вниз. Иваидзуми едва успел усвоить только что произошедшее, как наконечник стрелы целится прямо между его двумя глазами. Он видит, как пальцы, длинные, бледные и наполовину прикрытые кожей, держат стрелу. И переводит взгляд вниз по кожаной манжете, а дальше на ткань чёрного цвета, типичного для Карасуно. У него последнее желание увидеть того, кто отнимет у него жизнь, всадит ему эту стрелу в лоб. Но его глаза встречаются с двумя синими глазами, увеличенными от шока, и он вдруг понимает, кто стоит перед ним. Тобио стоит как раз по ту сторону стены. На мгновение всё замерло, меч Иваидзуми взмыл в воздух и остановился в своём движении, стрела Тобио была направлена прямо ему в лицо, и он не делал движений, чтобы спровоцировать лучника. Всё, что они могут сделать, это узнать друг друга, и оба чувствуют сильный шок от того, появилось знакомое лицо из прошлого, и в то же время эта странная радость, которая сразу же разрушается контекстом этого воссоединения… Но тут, появившись из ниоткуда, стрела рассекла воздух и пронзила нагрудник Иваидзуми на уровне плеча. Рыцарь на мгновение потерял контакт с реальностью, утопая в резкой, жгучей боли, которой он до сих пор не испытывал. Металлический наконечник пронзил его кожу, впился в тело, и мысли со всей скоростью пронеслись в его сознании, серьёзна ли она, смертельна ли, выпущена ли стрела из другой стороны? Он окаменел от страха смерти, которая нависла над ним ближе, чем когда-либо прежде, и его ставшие неподвижными руки одновременно отпустили меч и лестницу. У него ужасное впечатление, что его падение занимает века. Он отчётливо видит лицо Тобио, застывшее в выражении ужаса, его губы, раскрытые в немом крике. Затем мир, который медленно качается, когда его голова откидывается, а тело падает назад. Резкий рывок заставил его прийти в себя. Он повис в воздухе, и его падение было прервано… Кагеяма находится прямо над ним и обеими руками хватается за переднюю часть нагрудника Иваидзуми. Тяжесть доспехов и вес тела толкнули лучника вперёд, и он сам провалился бы через стену, если бы четверо его людей не бросились его удерживать. Все вместе они перетягивают Иваидзуми на другую сторону. Рыцарь оказывается лежащим на тропе стены, всё ещё наполовину ослеплённый болью. Лицо Тобио склонилось над ним, его большие синие глаза наполнились беспокойством. — Командир, — шепчет он тихо. — Командир. Вы в порядке? Иваидзуми чуть не рассмеялся. Кагеяма прямо перед ним, Кагеяма, которого они искали по всему континенту, которого рыцарь хотел найти с отчаянием почти таким же, как и Ойкава… Его глаза королевского цвета, его знакомый голос, эти слова, которые он больше не должен говорить и которые, как видит Иваидзуми, повторяются осознания — всё это кажется ему видением из прошлого, нереальной сценой. Он хочет заговорить, но металлический привкус крови заливает ему рот, и он слегка отворачивает голову, чтобы выплюнуть её. — Идиоты! — воскликнул Тобио, выпрямляя голову. — Кто стрелял?! Вы двое, отведите его в лазарет. И быстро! Иваидзуми почувствовал, как руки поддерживают его и увлекают за собой. Последовательные потрясения оставляют у него головокружение, и ему хочется потерять сознание, но слишком многое удерживает его. Что делает Ойкава? Что делают солдаты? Возьмут ли они замок, а если нет, то что это для него значит? Он снова услышал звук рогов и распознал сигнал к отступлению. Аоба капитулирует… пока. Иваидзуми без труда угадывает, что будет дальше, когда начнётся осада… Теперь ему ничего не остаётся, как ждать. Он теряет сознание.