Записки на форзацах

Ода Сакуноске безмятежно смотрел в спину человека в сером пальто. Под дыханием ветра волнами гнулся колосящийся рис. — Зачастил ты сюда, Акутагава. Да еще и в такую рань. Неужто подумываешь бросить работу в агентстве и перебраться в деревню? Человек в сером пальто обернулся. Его взгляд был полон смирения и в то же время выражал крайнюю степень непонимания. Ода склонил голову набок привычным и родным движением. Перед ними раскинулось необъятное поле, которое несколько недель назад старательно возделывали Акутагава и Кенджи. — Мне здесь нравится. В тишине я могу подумать обо всем произошедшем еще раз, — наконец, ответил Акутагава так тихо, что ветер подхватил и утащил его голос подальше от Оды. — Наша история не кажется мне завершенной, поэтому я очень часто зацикливаюсь на мыслях о ней. И не могу найти выхода. Человек в черном навеки поселился в моем сознании. — А. Так тебе снова что-то пришло? В последнее время, спустя несколько недель после смерти босса мафии, на имя Акутагавы приходили конвертики с посланиями различного содержания. На первый взгляд они казались бессмысленными и бессвязными, но Акутагава был достаточно умен, чтобы уловить красную нить, опутавшую его, семпая, остальное агентство и эти самые послания. Так что он кивнул и протянул Оде небольшой конверт. — На этот раз, кажется, и не мне вовсе. Ода взял конверт, окинул его беглым взглядом. Вытряхнул на ладонь содержимое и, сфокусировав на нем внимание, изменился в лице. Но не было понятно, что он чувствует по поводу увиденного, кроме секундного смятения и замешательства. — Человек в черном навеки поселился в моей жизни, — сказал он в тон Акутагаве. И поправился: — В наших жизнях. — Можно посмотреть? — осторожно спросил Акутагава. Ода молча протянул ему содержимое конверта. Это оказалась фотография. С нее смотрели трое молодых людей — усталый незнакомец в круглых очках, в котором при ближайшем рассмотрении можно было узнать Сакагучи Анго, покойный босс мафии и Ода. Никто не улыбался. Мягкий полумрак окружения осел на их лицах. Но очевидно было, что эти люди друг другу доверяли. Здесь и закралась нестыковка. И если Анго и Ода были давно знакомы, то... В углу размашистым почерком было выведено: «Ода! Ты хорошо постарался». Акутагава, судя по выражению лица, задумался, что это могло означать и происходило ли все, что он увидел, на самом деле. Он бережно держал обеими руками эту подписанную фотографию, словно от нее зависела судьба мира. — Ода-сан. — М? — Ода с сосредоточенным выражением лица помассировал виски пальцами и, наконец, обратил взгляд на Акутагаву. — Я хочу рассказать вам одну вещь об этом мире, — начал Акутагава нерешительным голосом, каким мог бы говорить только перед Одой, — поведанную мне человеком в черном. Он сказал, что я должен молчать о ней... — Но рассчитывал, что ты не станешь этого делать, — закончил за него Ода, — и расскажешь о ней именно мне. — Вы, кажется, прекрасно его понимаете, семпай. — А похоже? Всего-то сделал закономерный вывод. — Гх. Бесит, что даже в такой ситуации мы пляшем под его дудку. Ветер усилился, как бы соглашаясь. Акутагава хмуро, но с едва прикрытой надеждой считал полоски на рубашке семпая, ожидая его ответа. А потом понял, что ответ уже давно прозвучал. Нет, не так. Ему даже звучать не нужно было. Ода, который в теории мог бы являться причиной всего этого, смотрел на него так, как смотрят старшие братья на младших, волей случая попавших в мелкую передрягу. Прежде чем заговорить, Акутагава несколько раз медленно вдохнул и выдохнул. Ему нужно было сосредоточиться.