проклятые

В кофейне мало народу. В основном студенты, которые отдыхают от учебы или делают домашнее задание. Аякс проходит внутрь, ощущая теплоту, контрастирующую с пробирающим холодом на улице. Интерьер до боли знакомый, каждый столик, каждая картина на стене, старые обои, плейлист, стоящий на повторе уже почти год. Он зашел просто так, было по пути из университета. Просто ему нужен кофе, чтобы продолжать функционировать и не нужно оправдываться за то, что он заходит в именно эту кофейню, других рядом нет. Эта самая хорошая, самая популярная. И вообще. Его в холодной квартире ждут макароны с сыром, бутылка водки и проект по созданию бизнеса, который бы приносил стабильный пассивный доход. Бизнесмен хуев. Подходя к стойке, он улыбается бармену. Тот поднимает глаза от книжки про историю Ли Юэ и с недовольством встаёт, подходя к кассе. — Привет, конфетка, — конфетка разве что со стеклом, впивается осколками в язык Тартальи, пока тот пытается пережевать. Кэ Цин, стоящая сбоку и протирающая чашки, делает вид, будто её тошнит, запихивая два пальца в рот. Тарталью от Кэ Цин тоже тошнит, но он ничего не говорит. — Что будете заказывать? — грубо спрашивают в ответ, даже не натягивая маску фальшивой вежливости. — Отлично выглядишь сегодня, — продолжает играть Аякс, улыбаясь. Сяо выглядит плохо. Как будто уже давно не ел и спал только тогда, когда моргал. Готовится к зачету, не хочет ударить в грязь лицом. У него грязные волосы собраны в хвост, под глазами лиловые синяки. — Что будешь заказывать, кретин? — цедит Сяо, теряя терпение. Чайльд скользит взглядом по тонким рукам, красивым пальцам и разбитым костяшкам. — Капучино. Как обычно. Сяо отворачивается, когда Аякс перетягивается через стойку, складывая губы в поцелуе, и пьёт из спрятанной банки Монстра. Когда-нибудь энергетики сведут его в могилу, а сердце у Сяо остановится. С его ростом, оно, наверное, супер-маленькое. И Аякс не придёт на его похороны потому что будет слишком далеко, богатый и успешный. Это его мечта — заработать огромную кучу денег, переехать отсюда куда подальше, построить свой бизнес, купить красивую красную тачку и погибнуть от пряди светлых волос. Сяо работает в чертовой кофейне рядом со своим университетом, преданной собачкой бегая за преподом по истории, которого Аякс даже не знает, как зовут. Но знает, что ему абсолютно наплевать и что он тот ещё душнила. У Сяо волосы крашеные, а Аякс рыжая бестия, которая никогда не хотела бы работать с неблагодарными студентами. Сяо вообще любитель краситься. Тарталья встречает его впервые в главном корпусе с чёрными-чёрными волосами и внимательными желтыми глазами. Через месяц он сжигает себе волосы к хренам в попытке высветлиться и ходит с желтыми неделю. Дальше тянется череда цветов, Чайльд видел каждый — розовый, фиолетовый, красный. В синий Сяо перекрашивается в его блядской ванне, обещая помыть её после. Пиздит, как дышит. Сейчас его волосы блестят изумрудно-зелёным при свете ламп накаливания. Или они просто настолько сальные. Может, в следующий раз ему покраситься в рыжий? Души все равно нет. А так будут ходить по университету как два идиота. Они оба не знают, что ищут друг в друге, просто ничего серьёзного. Эмоции появляются лишь в горизонтальной (не всегда) поверхности, когда чья-то рука в чьих-то штанах. В остальном холодны почти до сарказма, с ядом на клыках и ненавистью, которая жжёт Тарталье органы внутри, разгорается лесными пожарами, вынуждая задыхаться. Они никогда не дерутся, сжимают бедра друг друга и царапаются, прокусывают кожу до крови. Дракой можно повредить красивое личико, ровный изгиб носа, что угодно. Сяо греет внутренности, как кофе. Между ними огромная пропасть, несколько кварталов и узкая красивая задница Сяо, на которую Тарталья не может не пялиться, пока тот стоит спиной и готовит ему капучино своими чудесными ловкими руками. В Сяо только тело красивое, остальное сгнило, затопленное кислотой и трупами бабочек. Чайльд мечтает однажды вскрыть ему эту чудесную грудную клетку, чтобы вычистить её голыми руками. Все у Сяо замечательно — классный упругий зад, хоть немного и костлявый, худые тонкие ноги, мягкие бёдра. Живот с настоящими кубиками, ребра можно пересчитать так. Ключицы разрывают тонкую кожу на плечах. О шее и кадыке надо слагать баллады. Аякс фыркает, вспоминая фотографию, которая лежит у него в закрытой папке на телефоне. На ней Сяо сидит в его кресле, в его огромной красной рубашке, с его домашними очками на носу и кучей засосов по шее. Сяо курит в пустоту, красиво повернув голову. В отместку тот фотографирует Тарталью провокационно пьющего какой-то энергетик из банки. Полностью голого. Ему все равно, что у Сяо есть такая фотка. Даже будь она у всего университета — чего стесняться? У Аякса отличный член. Сяо отрицает, но ему он тоже нравится. В другом случае не стонал бы так громко. — Где фирменная кепка? Она была такая милая, — чужие плечи дёргаются раздраженно, сквозь широкую футболку можно увидеть лопатки. Кажется, это его футболка. С логотипом адидаса. А он ее искал по всей квартире. — Дать примерить? Хотя тебе бы больше пошла из Макдональдса, — язвительно отзывается Сяо, закрывая бумажный стаканчик с тёплым напитком и ставит его на стойку, оборачиваясь полностью. Тарталья смеётся наигранно, как делает всегда. Играет с Сяо в любовь, в цветной твистер голыми, срываясь до глупых «зайчик», «котёнок», «сладкий». Они строят дома из карт, а когда все рассыпается, переходят на «ублюдок», «мразь» и — любимое у Аякса — «сдохни уже наконец». Чайльд оплачивает напиток, прикладывая карточку к терминалу. Роется в огромном кармане своего пальто, вытаскивая смятые купюры и пихает их в банку для чаевых с таким садистским удовольствием, что щеки болят от улыбки. При взгляде на стоящего с покерфейсом Сяо в голове перемежаются картинки. Одна, в которой Тарталья пересекает расстояние между ними, и они, страстно целуясь, исчезают в подсобке. Аякс был там дважды — замок плохо закрывается, а места совсем нет. Кэ Цин бы опять скривила свою недовольную мордашку и, возможно, Аякс бы не сдержался. Вторая картинка замедленным действием. Вот Чайльд берет чашку с горячим-огненным-адским сладким капучино и выливает его на Сяо. Или бросает кружку. Если бы бросил кружку, то она бы оставила кофейный след на стенке, разлетелась белыми осколками и Сяо бы обязательно поднял руки, чтобы закрыть ими лицо и все его ладони были бы в этих осколках. Хотя шрамов на них и так отвратительно много. Если выплеснет горячее так, то ничего не случится. Ему будет просто больно. Сяо будет также стоять, стирая остатки с лица и одежды, может, скажет ему убираться отсюда, такому неблагодарному. Тарталья знает, что Сяо думает о том же. О том, как выплеснет ему напиток в лицо, будет смотреть, как сползает клоунский грим, как шипит кипяток и как лопаются пузыри на огромном мерзком ожоге, который обязательно после этого появится. Сяо бы любил этот ожог, целовал его и ласкал пальцами. Этот ожог служил бы для того, чтобы Чайльд был только его-его-его. Потому что никого больше Сяо не найдёт. — Я, кстати, плюнул в твой капучино, — как бы невзначай сообщает Сяо, складывая руки на груди, когда Аякс берет стаканчик. Горячий, из-под крышки сладко пахнет. Прижимается губами к разрезу, делая большой глоток, обжигающий язык и нёбо. Кофе сползает внутрь, будто выпил кислоты. Чайльду нравится. У кислоты привкус карамели. — Ох, этот чудесный вкус твоих слюней. Никогда его не забуду! Он откланялся, идя на выход и показывая Сяо средний палец.