Маленькие странности

      Какой странный день! Но стоит начать с того, что день начался с неизменно сердитого лица тётушки Петунии. Гарри предполагал, что, называя Петунию ласково «тетушкой» вместо слегка хлесткого «тетя», то она немного подобреет. Этого всегда так не хватало. Тем более в это утро.       Женщина отперла чулан, в котором скромно обитал ее племянник, и зашла. Она врезалась локтем в косяк и громко фыркнула, подобно спесивой кобылице. Мальчик тут же проснулся и потянулся за очками. Гарри был невозможно встревожен — тетка никогда не заходила внутрь чулана, пока он был внутри. Петуния дождалась, пока мальчик нацепит свои окуляры себе на нос, и схватила его за левое ухо. Хотя планировала за правое, оказалось, что за левое удобнее, все-таки она правша. Хмуря брови сильнее обычного, тетя потащила Гарри наружу. – Д-Доброе утро, тетушка Петуния!…       Она бросила на него очередной злой взгляд и поджала губы — пыталась собраться. – Я в чем-то провинился? – Какой смелый вопрос. В это утро ему стоило немного помолчать, но любопытство брало свое. Петуния фыркнула ещё громче и «фырк» этот смешался с булькающим смешком.       Миссис Дурсль пробурчала: – Этот гаденыш смеет вести себя бело и пушисто, но нам-то все известно! Абсолютно все. В былые времена я бы отправила тебя на покаяние в церковь, но теперь мне все известно…       Она остановилась и слегка качнула головой, потом скривилась и вроде бы ее даже бросило в холод – Гарри решил это по ее бледному лицу. – Не более, чем адская тварь живет в моем чулане! – Ухо болезненно сжали. – Может быть тебя отправить к Тетушке Марджори? Уж она-то за тобой уследит. Или ее щеночки… – Пожалуйста! Только не к ней! – Спохватился Гарри. Он ненавидел тетю Мардж! Она сначала будет упиваться его страданиями, а потом отправит в приют, где наверняка еще страшнее. Угрозы приютом сыпались на мальчика сколько он себя помнит и, мало понимая почему, верил им. Возможно, за эти несколько лет дядя Вернон поднаторел в своей красноречивости, однако приют казался самым последним местом, куда Гарри хотел бы попасть. Хотя часто всплывали такие мысли, как «Быть может, я ошибаюсь! Наверняка там лучше», но сомнительное зерно ужаса, длиною в жизнь, давно было посеяно и, выходит так, что на его месте давно выросло большое и страшное черное дерево. Однажды Гарри приснилась виселица на этом дереве! Как же он тогда испугался… – Куда тебя деть — дело последнее. – Опомнилась тетушка Петуния. – Ты хоть осознаешь что будет с тобой дальше, мальчишка?! Мы всё знаем!       Гарри замер. Сию секунду он понял о чем говорит тетушка и почти захлебнулся от своего осознания. «Они всё знают!» Хотелось провалиться под землю и даже умереть на месте, но почему-то не получалось. Возможно, тете стоит отпустить его ухо. Сердце стучало все громче и забегало по телу: упало в самые пяточки и подскочило к горлу, намереваясь бежать отсюда к чертовой матери. Ведь теперь им всё известно!… Затряслись колени и затошнило. Они знают, что он чуть не убил Дадли! Ох, ужас! Ужас! Дядя Вернон изобьет его также?! Возможно, еще сильнее! Глаза Гарри были распахнуты, подобно испорченным из-за шторма окнам и собирались уже выпасть из орбит, когда за ухо снова дернули и пришлось сощуриться.       Его продолжили куда-то тащить и вскоре его босые пятки ступили на ледяную землю с жухлой травой. В расцвете сил была близкая осень и в городе неожиданно похолодало. Он неловко открыл глаза и уставился на тетю. Петуния хрипло выдохнула и схватила его за затылок, куда-то разворачивая…       Перед глазами была клумба с развороченными наспех цветами. Куски земли с корешками валялись то тут, то там. Недалеко лежала старая рогатка. – Это – что?!       Несмотря на догадку, страх все еще не отпускал Гарри. Миссис Дурсль стала еще злее и дала ему смачную пощечину. Где-то за забором закопошились соседи. – Не стой столбом, сво-олочь! Я спрашиваю: что это такое? Да как ты вообще посмел посягнуть на мои петуньи?! Взяло зло за вчерашние побои? Мы-то тут в чем виноваты, кроме тебя? Дадли никогда так не делал! – Дадли делает ещё хуже! – Ляпнул Гарри и захлопнул рот обеими руками. Тетушка Петуния теперь может стрелять искрами из глаз. – Не смей говорить плохо о Дадлике, пока не вырезала твой язык садовыми ножницами! И вообще не смей со мной пререкаться! … В общем, так!       Она стала давать указания Гарри, иногда постукивая его по темечку указательным пальцем с маникюром «пики», который она недавно решилась попробовать – все равно в саду копошится племянник вместо нее. И только тогда, когда мальчик, до сих пор совершенно необутый и неумытый, приступил к работе, его отпустило.       Возвращая цветы в землю он думал не о том кто мог совершить подобное варварство, а о том, что его тайна осталась нераскрытой. Гарри погладил подозрительно покусанную петунию и оградил ее землей с травой. А потом, возвращаясь с тяжелой лейкой, припал на колени на половине пути. Детдом был не за горами…       Гарри шлепнули газетой по затылку. Он обернулся и увидел дядю Вернона, самозабвенно жующего маленький бутерброд. Тот уселся в кресло. – Принеси почту, пока я любуюсь облаками. И не подумай ничего сцапать себе! Кстати, потом мы уедем в больницу к Дадли, а ты отправишься к соседке – миссис Фигг… Шуруй уже!       Вспоминая тошнотворный запах кошачьей мочи в доме Арабеллы Фигг, Гарри решил, что она все же получше тетушки Петунии. По крайней мере, она чаще его кормит и обращает на него внимание, не держа в руках подручное средство массового избиения маленьких Поттеров, сыновей алкоголиков и наркоманов, вечно погибающих в автокатастрофах.       Почты было немного. Какая-то квитанция, если Гарри не ошибается в произношении подобного слова, письмо от загадочных «шуруповертов» и реклам. Словно маленький зайчик, Поттер мелькал по дому и вскоре снова выбежал на улицу, оставляя за собой грязные следы. Когда он протянул бумажки дяде, тот неожиданно подавился. Гарри порывался постучать ему по спине, но удержался — мало ли какие последствия от такой помощи – и с некоторым интересом наблюдал за попытками мужчины по человечески прокашляться. Когда это произошло, дядя Вернон шире открыл свой рот и запихал в него последний бутерброд-пиццу. Гарри подумал, что хочет есть. – Так-так-так… – Бубнил дядя, едва успевая пережевывать пищу.       Ждать было нечего да и ступни давно застыли, поэтому ребенок тихонько пошел умываться. Он заглянул в гостиную и заметил Петунию, замершую перед телевизором. Она осуждала каких-то парней, которые – прислушался Гарри – в шуточной форме осуждали какого-то политика с вычурной фамилией.       Добравшись до ванной, мальчик первом делом посмотрел на себя в зеркало. Маленький и грязный. С зелёными глазами, в тени напоминающими болото, которое тянуло Гарри в пучину злодейства. Но болото было прикрыто тоненьким стеклышком, за которым тайна была размытой и незаметной. Поттер почти гордился тем, как все обернулось. Он проживет еще один день, а потом еще и еще. А ещё больше… потом он вообще сбежит. И тайну свою с собой заберет.       Относительно чистый — насколько хватало навыков в отношении личной гигиены – Гарри прошлепал на кухню, где Петуния ожидала его с ведром и тряпкой. – У тебя пять минут, чтобы отмыть свои бесовские следы на полу, потом еще пять на сборы и мы тебя проводим до миссис Фигг. Шевелись.       Тряпка тоже неприятно пахла, но Гарри все послушно отмыл. В этот раз он сам был виноват. На то, чтобы собраться осталось минуты три, поэтому он сиганул в чулан. ***       Мальчика пихнули в спину и оставили, умотав на машине в центр города. Он насупился и, предварительно зажав нос, постучал в дом миссис Фигг. Та открыла дверь сию секунду. – О. Гарри… Проходи.       Стоило ступить на порог, как его ноги облепили самые разношерстные кошки. Старуха отпрянула в угол комнаты, наблюдая за мальцом, слегка склонив голову. Гарри так раньше никогда не думал, но сегодня ему пришло в голову, что ко всему прочему, Арабелла Фигг еще и страшненькая. Она еще очень непонятно и робко улыбалась. – Ты им так нравишься, так они ластятся. Не стесняйся, погладь. – Сказала Миссис Фигг и села в кресло-качалку, не отрываясь от Гарри.       Господи боже! Возможно, она наслышана о проделках Поттера и решила так его наказать? Мальчик поджал губы и шмыгнул. Легонечко провел по спине серого кота и он, ожидая более подробной ласки, стал жаться к ноге еще сильнее, гладясь головой о все доступные части ребенка. – К… Как его зовут? – Гарри поднял взгляд на старуху. – Это Мистер Лапка, Гарри, вы ведь уже знакомы! – Честно говоря, он никогда не силился запомнить их имена. – А эти вот — Хохолок, Мистер Тибблс и Снежок. – Понятно.       Гарри не знал куда себя деть и сел в кресло напротив Арабеллы, взяв на руки задумчивого Мистера Лапку. – Должно быть, ты голоден? – Да. – ...Пойдем со мной.       У Гарри давно желудок прилип к позвоночнику, так что мешкать он не стал и поторопился. Коты плелись следом.       Ему налили неплохой суп с клецками, куда более сытный, чем жалкий ломоть белого хлеба, давно годящегося на сухари, с сыром. Подогрели чай… А потом всучили книгу и оставили в гостиной отдыхать. ***       Гарри проснулся через полтора часа. Ему было нечего делать в доме и он попросился у старухи погулять. Та ограничила его часом. Это лучше, чем целый день сидеть в комнате, где витает амбре из капусты и кошачьей мочи, и тискаться с кошками. Так что теперь он брёл по улочкам, иногда засматриваясь на хамоватых подростков с кока-колой. Осталось минут пятнадцать до возвращения к миссис Фигг, ну, Гарри это предположил, и решил вернуться. Он ушел недалеко, достаточно, чтобы спустя пару мгновений раздумья мальчик встрял перед заборчиком бабки. Протянул руку, схватился за крючок, распахнул дверцу. Зашёл во вдор. Протянул руку, схватился за ручку двери, потянул. Не открылась. Потянул сильнее. Не открылась. Постучал. Не открыли. Гарри повернул голову и посмотрел в зашторенное окно. На него глядел мистер Лапка. Мальчик нахмурился. Он подошел ближе и попытался рассмотреть дом изнутри. Кот спрыгнул и исчез в глубине квартиры. Ничего не было видно, лучше сказать, никого. Гарри не знал что делать. У него зачесались руки и в волнении он стал скребсти ногтями по ладони, пытаясь разглядеть в темноте Фигг. Почему так темно? Солнце проникало внутрь и совсем немного освещало мебель. Кресла с драными тряпками и бабкиными салфетками, полумертвый телевизор, шкафы. Ноготь за что-то зацепился. Гарри опустил глаза на свои руки и обомлел. Он что, ползал в грязи и забыл об этом? Плотная корка слезла с правой ладони, даря коже мальчика новый вздох. В окно что-то врезалось громким стуком. В тишине безжизненной теперь улицы это было похоже на взрыв. За окном стояла бабка. Её рассерженное лицо становилось всё больше и постепенно заполняло всю основу окна. Гарри попятился. Миссис Фигг скалилась и открывала рот, словно что-то говорила. Гарри не мог смотреть на её рот. Он упал на землю и закрыл глаза. ***       Картинка перевернулась. О как. Это было очень забавно и он так громко смеялся, что заслезились глаза. Это марево было самым замечательным из тех, в каких ему удалось побывать. Голова гудит, лампочка щёлкает, а все мысли озвучивает едкий, низкий тембр какого-то диктора. Диктора слушать интересно, как если бы он сам себя сейчас нахваливал и его щёки раскраснелись от непонятного смущения. Он тоже посмеялся. — Ха-ха-ха! Как я хорош! Ужасно хорош! Как ты не понимаешь…       Гарри снова отпил. Он украл эту бутыль в магазине, когда был послан за парочкой продуктов, что происходило очень редко, ведь в семье ему не доверяют. Вообще. Семья ли это? Гарри другой не знал, но был смышлёным мальчиком в свои одиннадцать лет и уже понимал, что семья его ужасная. Гарри отпил ещё раз. Ему понравилось чувствовать, как его горло горит. Хотя это было совершенно холодным. Мальчик не допил, но поставил бутылку на лавку и небрежно, как-то грубовато, вытер рот рукавом.       Он наградил своим презрением старшего брата, лежащего подле его ног. Тот громко ревел и был похож на избитую свинью. Впрочем, он и есть свинья. Поросёночек. Гарри осмотрел его с ног до головы и сморщился, всё-таки картина была отвращающей: огромный пацан, волосы в грязи, в песке, жирные бока вываливаются через футболку; скрывающие позвоночник складки, отпяченный толстенный зад, ранее кукольное личико искажено от боли, рот искривлён ругательствами, побитые коленки выглядывали из-под дорогих молодёжных брючек, а ногти на пухлых кулачках забиты землёй. Взгляд этого мальчика выражал и гнев, и запредельный ужас, выдавая хозяина с потрохами. Он искренне боялся представить, что мог с ним сделать Поттер дальше, но поганое воображение продолжало подкидывать угрожающие картинки из ужастиков, увиденных им в гостях у друзей. Да что там ужастики! Поттер казался тем самым главным антагонистом ужастиков. — Что случилось, Дадличек? — Гарри обернулся и показательно осмотрелся, словно нашёл брата не не далее, чем час назад, а только сейчас. — Чего это ты так испугался? Или кого?       Подросток был так доволен и опьянён происходящим, и, может быть, тем пивом, что едва сдерживал себя от счастливого повизгивания, хотя оно и вырывалось смешками. В эти урывки сумасшествия Дадли вздрагивал и всё порывался встать да убежать, но Поттер хватал его за грудки и тащил на себя так, будто нажрался допинга.       Наступал вечер и дети давно разошлись, поэтому детская площадка стала довольно мрачной. Ветер лениво лобызал всё вокруг, покачивал одинокие качели, игрался в песочнице. Словно активный малыш бегал по траве. Вот так да… Гарри нравилось, как это выглядит. Он почти представил человеческий образ ветерка, когда очнулся. Жалобный скулёж снизу становился всё громче и мальчику пришлось склониться, чтобы не навлечь на себя проблем, но пригрозить маленькому двоюродному братцу. — Гарри! Мне так больно… Отпусти меня! Я больше не буду приставать! Не буду прыгать на лестнице, совсем ничего не расскажу папе с мамой! Гарри, Гарри! Пусти! — Заткнись! Заткнись, заткнись, заткнись! Ненавижу твой голос! Если не замолчишь, я блевану на тебя, грёбаный урод! — Заявил юный Поттер, невольно гримасничая от злобы. — Нет. Я затопчу тебя. Задушу! Голыми руками! Ха!. Чего это ты вообще вспомнил моё имя? Специально? Знал, что всё так и будет? Или что-то другое? О, ты наверняка хотел придумать что-нибудь такое же гнилое, как и твой перепелиный мозг! Но вот он я — всё тебе испортил. Когда же ты сдохнешь, отродье? Так мне говорил твой папа… А теперь так говорю я тебе. Нет, ну, ты можешь себе это представить? Даже представлять не нужно… Вот он я.       Неожиданно быстро Поттер дёрнул ногой, взмахнул ею, тотчас в танце, и наступил на руку толстяка. Тот заорал не хуже пристреленного кабанчика и завозился, не желая проливать слёз перед поганцем. Гарри чувствовал себя расстроенным за не имением на своей обуви каблука, лишь растёртой подошвы больших кроссовок, но всё равно сумел надавить сильнее, вырывая из горла родственника блаженный крик. — А сколько гонору было ещё вчера… — Он постарался прекратить пытку, освободил несчастную кисть, но желание отомстить победило и замахнулся ещё раз. Пинать жирдяя было приятно. Чувствовать коленом разбитый напрочь нос… Слушать жалобные завывания, а после и еле слышные хрипы.       Дадли стал затихать. Он лежал на боку и хватался за траву, захлебываясь кровью. На щеках расцветала гематома после пинков. Пара зубов выплыла на траву. Он распахнул рот и заскулил.       Гарри замер. Его лицо замерло, все мышцы на его лице. Губы растянулись в аккуратную улыбку с открытым ртом, слегка показывая зубы. Глаза остекленели. Захотелось выпить ещё. Он качнул головой и захромал к лавке. Поднял бутылку и присосался.       Об угол лавки разбил её в розочку и пошёл на засыпающего брата. Схватив за плечо и бедро, повернул Дадли с боку на спину и зацепил разбитыми уголками бутылки края футболки. Разорвал ткань поперек и отпрянул.       Гарри задышал быстрее. Голая избитая грудь кузена медленно вздымалась и вибрировала от хрипов. Мальчик посмотрел на бутылку. И снова пошёл.       Опустившись на колени, Гарри расположил левую руку на груди так, чтобы большой палец оттягивал кожу на грудине вверх, а остальными четырьмя уперся в плечо. Доминантной рукой он нацелил края розочки на середину. И вонзил её внутрь. Стекло мягко вошло в подкожно жировой слой и упёрлось во что-то. Кости. Он схватил бутылку крепче и потянул её вниз. Кровь с жиром лоснилась из щели и растекалась по траве. Дадли молчал, но при каждом движении трясся, как резиновый шарик, наполненный водой. Еще это было похоже на потрошение курицы. Гарри знает как потрошить курицу. Тушку укладывают на спину, делают разрез брюшка от киля до хвоста, в отверстие просовывают руку, захватывают желудок и кишки и осторожно вытягивают потроха, после извлечения удаляют голову и лапки. Гарри выпотрошит эту курицу немного иначе.       Он разрезал брата от груди до пупка, нарочно его разорвав, когда бутылка не смогла продвинуться дальше. Выбросил её. И засунул руки внутрь.       Так тепло.       Гарри посмотрел на лицо кузена и увидел, что тот закатил глаза. А ещё он плакал. Плакал. Плакал. Он заставил его плакать. Боже правый! Дадли плачет по вине Гарри! Гарри вытащил руки из нутра и засмеялся, замахал руками, как маленький ребенок, захлопал в ладони. Он был так счастлив, так счастлив.       Не терпя ожидания, мальчик снова прильнул к трупу. Он засунул руки в живот и стал вытягивать органы, пробираясь мимо рваных мышц. Кишки Дадли, надутые, вываливались наружу. Подобно веревке Гарри натянул обрубок на руку и потащил. Брезгливо бросил. Он понял, что они полны переваренной пищи. Но это и не важно. Каким бы уродским мальчиком Дадли не был, он полон не только дерьмом. – Дадли. – Вдруг заговорил мальчик. – Ну как тебе? Нравится? Или больно? Ну скажи.. Больно ведь?       Измазанный в крови Поттер торжествовал на детской площадке и раскидывал органы кузена вокруг себя. – Больно?       Внутри головы Гарри был самый настоящий взрыв. Адреналин и эйфория били по мозгу и он сам едва ли не извивался в конвульсиях. Это был самый что ни на есть кайф. – Все происходит в голове, все происходит в размышлениях, которые постеснялись выходить изо рта. Это моя жизнь. Словно синдром «псевдокомы», но тогда, когда ты не спишь. Даже сейчас не могу связать слов. – Продолжал мальчик, сидя на коленях перед телом. – Ты вряд ли это понимал, вряд ли тебе было интересно. В школе я прочитал, что все зависит от воспитания. Вот как нас воспитали! Твои ёбаные родители! Он сжал в руках мясо в гневе, сжал зубы, завыл. – Я так тебя ненавижу, и я так счастлив сейчас, трогая тебя!       Дадли не реагировал. Он даже больше не плакал. Остатки слез на щеках быстро высыхали. Даже измученное выражение лица мальчика больше не устраивало Гарри. Ему больше не было больно. Как же Гарри сможет наказать выродка, если выродок больше не испытывает боли?       Тело Дадли больше не было интересно мальчику. Не совсем. Он думал как можно оскорбить Дадли, пока он спит. Чтобы, когда Дурсль очнется, он сильно расстроился, постыдился. Извиняться перед Гарри он конечно не станет, но это дело десятое. Гарри бы никогда не принял извинения Дадли. – Такова правда. Всем наплевать на тебя. Наплевать, пока ты не привнесешь в общество что-нибудь ценное, что-то, что может кого-то удовлетворить. Но тебе это не нужно. Ты этого не хочешь. Тебе приятнее только принимать от кого-то, кто оказался ценным, что-то, что тебе приятно. Мальчик открыл рот трупа и достал его язык. – Мне не нужны твои извинения. С помощью розочки язык был отрезан и брошен в сторону. Гарри ушёл.