Игорю не нравится

      Игорь скребётся в дверь побитой собакой. Утыкается лбом в холодное дерево двери, просит, молит и Бога, и Чёрта, и незнамо кого только об одном — лишь бы дома были. Лишь бы впустили, дали переступить порог и окунуться с головой в пропитанное уютом и семейным счастьем тепло. Лишь бы не пришлось возвращаться в пронизанную холодным грызущим одиночеством квартиру. Лишь бы не хвататься снова и снова за телефон, не перечитывать в сотый раз короткое Петино «я в Москве, всё ок» в надежде, что скоро появится новое сообщение от него.       Всё нихера не ок       За скачущими мыслями Игорь едва различает щелчок замка и чуть не получает тяжёлой дверью по лбу. Во взгляде Фёдора Ивановича такой привычной отеческой заботы едва ли больше, чем усталости, и у Игоря от этого что-то неприятно сжимается внутри. Так непозволительно поздно врываться в дом к близким людям, только чтобы нагрузить их своими проблемами — что это, если не верх эгоизма?       Фёдор Иванович отмахивается от готовых сорваться с губ оправданий и за ворот куртки втягивает Игоря в тёмную прихожую. Кивает ему, мол, раздевайся, разувайся, руки мой да проходи, а сам скрывается на кухне.       Тётя Лена спит уже, и без неё будто становится немного холоднее. Игорь смотрит на возящегося с чайником Фёдора Ивановича и понимает, что, даже несмотря на пелену усталости, давно не видел его таким довольным. Игорь, правда, в последнее время кроме Пети вообще ничего не замечал. А как тут заметить, если уже даже собственные мысли будто звучат его голосом?       «Дурак ты, Игорь»       И не поспоришь.       — Три часа на этой лабуде просидели, я даже, кажется, прикорнул чуть-чуть.       Фёдор Иванович ставит перед Игорем горячую чашку и тяжело опускается на соседний стул.       — Что за спектакль?       — А хер его знает, но Ленке понравился. Ты давай-ка это, девочку свою бери и с нами в следующий раз в театр. Будем с тобой друг друга расталкивать, чтобы не заснуть.       Фёдор Иванович смеётся в густые усы и ответа ждёт. Игорь давит через силу ухмылку и притапливает ложкой кусочек лимона, смотрит заворожено, глаз не поднимая, как светлеет чай, и молчит.       — Опять поссорились что ли? О-ох, Игорёк. Отношения — это же не просто друг дружке один раз «я тебя люблю» сказать. Над ними работать надо постоянно. Словами разговаривать и компромиссы искать, чтобы обоим хорошо было. Вот ты что думаешь, мы с Ленкой не ругались никогда? Ругались, да ещё как! А потом говорили и говорили, и говорили. Что кому нравится, не нравится и чего мы вообще хотим. А главное — на что мы друг для друга готовы. Понимаешь, Игорёк? Не просто так это всё. Вот Ленке, например, мотоцикл мой не нравится, но она ни единого слова плохого про него не говорит. А знаешь, почему? Да потому что она понимает прекрасно, как этот мотоцикл важен для меня. Или я вот сегодня. Думаешь, мне заняться нечем было, что три часа в этом дурацком кресле пытался не заснуть? Было чем, да вот только я с ней в театре штаны просиживал. И знаешь, я готов в нём хоть все десять часов просидеть, лишь бы она счастлива была. Лишь бы почаще улыбалась как после спектакля этого. Так что ты давай, допивай чаёк, и я тебя к девочке твоей отвезу. Где она там у тебя?       — В Москве.       Игорь делает большой глоток и морщится от едкой кислоты лимона. «Девочка» его кроме уведомления о благополучном приезде так ничего и не написала, не позвонила даже ни разу. Сам Игорь, правда, тоже ни того, ни другого не сделал, но от этого не легче совсем.       — Ух, и надолго?       — Похоже, что насовсем.       — Да-а, дела. Может тебе того, командировочку организовать? Приедешь к ней, весь такой красивый да с цветами. Авось и растает твоя девочка.       — Мальчик.       — Что?       — Мальчик у меня. Не девочка.       Игорь взгляд от стола поднимает и с усилием давит такой неуместный сейчас смешок. В последний раз таким поражённым Фёдора Ивановича он видел лет в двенадцать, когда тот его с сигаретой застукал.       Слегка пошатнувшись, Фёдор Иванович поднимается из-за стола, хлопает дверцами кухонных ящиков и достаёт откуда-то небольшую фляжку. Выглядывает осторожно в тёмный длинный коридор, прислушиваясь к тишине — не разбудили? Отвинчивает крышку чуть трясущимися пальцами и делает большой глоток.       — Ну ты, Игорёк, даёшь. Ленке надо будет как-нибудь помягче сказать… Ну что ты смотришь так? Мальчик, девочка, лишь бы счастлив был… А знаешь, это хорошо даже, что мальчик, зятёк, значит, будет. Вы вдвоём мне на даче быстро забор новый поставите, да?       Фёдор Иванович смеётся неловко и вдруг замирает, выпучив глаза. Видимо, сложил в голове два и два.       — В Москве. Это что же, Хазин что ли? Майор? Шельма эта московская?       — Не надо. Хороший он.       — Хороший. Что же ты тогда, раз он такой хороший, сразу его в гости к нам не привёл?       Фёдор Иванович тяжело садится напротив Игоря, устало трёт усы.       — И ты вот так вот просто его в Москву эту отпустил?       — Да.       Игорь бормочет, насупившись, прожигая взглядом скрещенные на столе руки, и тут же получает в лоб крышкой от фляжки.       — Ну и дурак!       — А что, мне паспорт его надо было спрятать? Или к батарее наручниками пристегнуть, чтоб не уезжал?       — Поговорить! Поговорить надо было! Вы ведь поговорили перед тем, как он уехал, да? Игорь… Игорь? Ну-у, поговорили же?       — … нет.       — Интересно почему?       — Побоялся.       — Устав нарушать ты, значит, не боишься. С кулаками под пули лезть тоже не боишься. А о чувствах поговорить боишься?       Игорь голову в плечи прячет, сжаться пытается, меньше стать, словно ребёнок нашкодивший. Подзатыльник получает крепкий, болючий — Фёдор Иванович на силу не скупится.       — Тридцать лет — ума нет! Причём у обоих. Я б тебе ещё врезал, да боюсь последние мозги выбью.       Несколько минут странно блаженной тишины успокоения не дарят. Только рождают новые вопросы.       — Фёдор Иванович, что мне делать-то теперь?       — Что делать, что делать… снимать штаны и бегать! О-ох, Игорь-Игорь. На, хлебни для храбрости чуток. А потом пиши, звони Хазину этому своему. Миритесь, а потом на ужин к нам, будешь показывать какой он там у тебя хороший. Утром напиши мне, надо тебе командировку оформлять или нет.       Игорь громко носом шмыгает, прогоняя жгучую резь в глазах, обнимает крепко Фёдора Ивановича и, согнувшись в три погибели, утыкается лицом ему в плечо.       — С-спасибо, дядь Федь…       — Ну-ну, родной, хорошо всё будет. Веришь?       — Верю.       Квартира встречает уже привычными разрухой и одиночеством. Этой разрухи Игорь до встречи с Петей будто вовсе не замечал. И одиночества тоже. Ему не хотелось раньше хоть как-то облагородить своё жилище, сделать его уютным и комфортным для одного единственного важного человека. Потому что не было раньше в его жизни этого самого единственного и важного. А теперь есть.       Игорь прикрывает глаза и будто снова слышит Петино поражённое «пиздец», будто видит снова настоящий шок в его глазах. Пересекается взглядом с глазами такого отвратительно весёлого мультяшного жирафа на кружке и, кажется, снова кожей чувствует Петин мягкий смех. Почти видит у окна его завороженно глядящий на город призрак.       Петя был в этой квартире лишь один раз, так какого чёрта здесь всё пропитано им?       Игорь подходит к окну и почти утыкается носом в нарисованную Петей глупую рожицу на грязном стекле. Улыбается, вспоминая, как Петя делал страшные глаза, тыкал в него грязным пальцем и спрашивал, смеясь: «Гром, это ж ахуеть просто! Ты когда окно мыл последний раз?».       Игорь смотрит на рожицу, трёт уже сошедший почти засос под ключицей и понимает, что терять ему всё равно уже нечего. Печатает быстро, исправляет, стирает и снова, не позволяя себе передумать.       «Петь, я дурак»       «Я не хотел, чтобы ты уехал»       «Без тебя хуёво»       «Без тебя вообще никак»       «Я люблю тебя»       Садится на грязный пол и не надеется ни на что. Петя спит уже, наверное, разметав по подушке светлые волосы. Сопит тихонько и кутается с головой в одеяло без возможности прижаться, согреться чужим теплом. Игорь привычно погружается в зыбкую тоску от этих мыслей, чувствуя, как горят кончики пальцев без надежды снова его коснуться. Подрывается почти испугано от неожиданного звука сообщения.       «ты пьян?»       Кто? Игорь? Трезв как стёклышко! При его-то комплекции один глоток из фляжки Фёдора Ивановича как слону дробина.       «Нет»       Звонок такой резкий, что Игорь едва не роняет телефон из рук.       — Знаешь, я тут подумал, что после успешного задержания опасного преступника неплохо бы и в отпуск сходить.       Вот так просто, без приветов и банальных «как дела». Будто и не расставались вовсе. Что ж, Игорь может принять правила этой игры.       — Звучит отлично.       — Ага, вот только не знаю пока, куда бы съездить. Может, посоветуешь что-нибудь?       — Что насчёт Питера?       — Хм, неплохо. А то я столько времени проторчал в этой вашей Северной столице, а кроме тебя и кровати не видел ничего. Схожу на экскурсию какую-нибудь, в музей там или в театр какой.       — В театре одному скучно, наверное, будет.       — А ты что же, предлагаешь компанию?       — Предлагаю свидание.       Петя смеётся так громко, так искренне. Как же Игорь скучал по этому смеху! По всему Пете скучал.       — Тогда я согласен. На свидание. И знаешь, я тоже.       — Тоже?       — Тоже люблю тебя.       Игорь выдыхает рвано, а вдохнуть уже не может. Может только улыбаться счастливо и крепче к уху телефон прижимать.       — К-когда приедешь?       — Через недельку где-то, надо тут дела кое-какие уладить и с бумажками разобраться. А то ведь, чёрт знает, может меня ваше болото так затянет, что обратно в Москву и не захочется. А у тебя, пока меня ждёшь, как раз время есть.       — На что время?       — Окно помыть, Игорёш.       Петя смеётся заливисто, и Игорь смеётся ему в ответ. И в ответ же шепчет бесконечное «люблю». И это прощание вместо давящей пустоты оставляет надежду, что и правда всё хорошо будет. Сейчас Игорь вспомнит как дышать и не только окно помоет — да он всю квартиру вылижет! Но сначала…       «Фёдор Иванович! А какой спектакль тёть Лене нравится?»