Игорю не нравится

      Петя уже не стонет даже, воет протяжно, перебиваясь сухими всхлипами. Не смыкает совсем истерзанных поцелуями губ. Дышит надсадно, прерывисто, жадно хватая горячий воздух. Сжимает судорожно пальцы в тёмных волосах, тянет к себе ближе. Выгибает, подставляет беззащитную шею голодным укусам и срывается от них в хриплый крик.       Вместе с бешено скачущим пульсом Игоря бьёт по вискам осознание, что он, наверное, слишком груб. Что от его хищного, ревностного желания быть ближе, слиться в одно, пометить, оставив как можно больше следов на желанном теле, чтобы надолго, чтобы помнил, от бьющегося в голове безудержной бурей «мой-мой-мой», от всего этого сумасшествия Петя, кажется, получает больше боли, чем удовольствия.       Игорь со стоном утыкается лбом в Петино плечо, нежно прихватывая губами кожу. Замирает глубоко внутри, гладит по бокам и дрожащим бёдрам широкими ладонями. Притирается к точёным ключицам колючей щекой, оставляет в извинении мягкие поцелуи на искусанной шее. Петя будто не сразу понимает, что что-то изменилось, выгибается призывно и протестующе стонет. Тянет за волосы к своему лицу, опаляя губы жарким дыханием. В скользящем мутном взгляде совсем чёрных глаз Игорь совсем не может уловить ни крупицы сознания. Петя, кажется, сейчас совсем не здесь. Он почти хнычет в новом поцелуе, подаётся навстречу и толкает Игоря скрещенными за его спиной лодыжками. Чтобы быстрее, чтобы как было.       Игорь облегчённо выдыхает в их поцелуй. Значит, всё в порядке. Значит, всё правильно.       Им так просто вернуться в безудержный дикий ритм, так просто снова и снова метить друг друга укусами, поцелуями, жарким дыханием. Игорь гонит прочь своё нетерпение, чтобы сосредоточиться, запомнить Петю таким — принадлежащим лишь ему одному. Запомнить его хриплые стоны и жадные прикосновения, растрёпанные светлые волосы, припухшие губы и яркий румянец. Выжечь на изнанке век взгляд его шалых карих глаз, чтобы даже беспощадное время не смогло стереть его из памяти.       Петя близко совсем, Игорь ладонями чувствует его подступающую дрожь. Ещё чуть-чуть, уже почти. Быстрее движения, крепче руками за стройные бёдра, в шею укусом с несдержанным рыком. Петю подбрасывает, выламывает почти, он не стонет — кричит, бьётся в остаточной дрожи, впиваясь укусом в плечо Игоря. Петя такой горячий, такой узкий… Игорь срывается прямо за ним.              Среди тысячи ярких вспышек удовольствия за сомкнутыми веками он видит лишь поддёрнутые пеленой возбуждения тёмные колдовские глаза. Не стереть их теперь из памяти, не вытравить.                            Выглядит Петя… затрахано. Никак не может свести стройных ног, грудь ходуном ходит от сбитого дыхания, бесцельно скользит по потолку всё ещё мутный взгляд. Вместо привычной уже гордости, от этой восхитительной картины Игорь чувствует лишь жгучую горечь. Это их последняя ночь.              Петя цепко хватает за руку поднявшегося из постели Игоря, что-то мычит недовольно и тянет обратно. И откуда только силы? Игорь перехватывает Петину руку, целует костяшки, прижимается мягко к припухшим губам, шепча едва слышно: «тише-тише, я сейчас».              Возвращается через минуту с влажным полотенцем и стаканом воды. Придерживает Петю за голову, чтобы пил аккуратно небольшими глотками, целует влажные губы и обтирает его наскоро. Притягивает в нежные объятия и тут же сам оказывается в кольце цепких рук. Петя засыпает, едва получив смазанный поцелуй в лоб, дышит Игорю в ключицы и улыбается во сне.              Игорь не спит. Слушает Петино тихое сопение и боится закрыть глаза. Боится заснуть и проснуться среди бардака собственной квартиры, и понять, что всё это было лишь прекрасным сном. В ночной темноте Петя кажется вовсе не человеком — сказочным видением, что можно развеять одним неосторожным движением. Игорь отмахивается от этой мысли, притягивает Петю ближе и целует его в кончик носа. На месте, живой и тёплый. Совсем не собирается без следа исчезать в темноте.              Исчезнуть он собирается завтра. Умчать на Сапсане обратно в Москву, забрав с собой на память сердце Игоря вместо магнитика.              Два дня они почти не виделись. Петя носился по участку с документами, собачился с Прокопенко и сочинял объяснительные, как Геша в наркотическом угаре перепутал дверь с окном. А потом просто поставил Игоря перед фактом. «Я закончил, поезд завтра утром».              Игорь чувствует щекотку Петиных волос и не хочет верить, что уже следующей ночью будет засыпать один. Без тихо сопящего Пети под боком, без его тепла и обнимающих рук. Игорь уже успел забыть, каково это — быть без Пети.              Косится на едва различимые в темноте стрелки часов. Им вставать часа через четыре. Значит, у Игоря осталось не так много времени, чтобы запомнить нежность кожи и мягкость волос, чтобы ощутить его дыхание и тяжесть руки на своей груди. Чтобы в последний раз впитать его тепло.              У них так быстро всё закрутилось, но отчего-то Игорю кажется, что это огромное распирающее грудь чувство было с ним всегда. Так легко было забыть о прежней одинокой жизни, так легко было нырнуть с головой в тёмный омут карих глаз, так легко было открыть для Пети своё сердце. Вот только отпустить его легко не получится.              Игорь зарывается пальцами в спутанные светлые волосы, утыкается носом в макушку, дышит-дышит-дышит им, шепчет едва слышное «я с тобой хочу». Гладит большим пальцем мягкие припухшие губы, ведёт по нежной щеке костяшками пальцев, спускается к тонкой искусанной шее, выдыхая в неё «без тебя никак». Накрывает грудь широкой ладонью прямо над мерно бьющимся сердцем, прижимает ближе к себе, произносит впервые до боли простое «я люблю тебя». Не стесняется совсем солёной влаги и жгучей рези в глазах, целует в лоб и молчит такое нужное «останься».              Там, в Москве, у Пети есть своя жизнь, свои проблемы и заботы, друзья какие-нибудь, и вряд ли среди них найдётся место для простого питерского мента.              Об этой жизни Петя не особо рассказывал, упомянул лишь вскользь пару раз о родителях и навороченной кофеварке. Но Игорь понимает, там у Пети обязательства, служба, ругань с отцом и налаженная жизнь, точно такая же, какой она была до его маленького питерского приключения.              Игорь думает, смог бы он сам оставить свою жизнь и уехать в чужой город? Смог бы он оставить свою убитую квартиру, которую с Петиным появлением уже не может называть домом, и любимую работу? Смог бы он оставить свою семью — Фёдора Ивановича с тётей Леной и друзей недавно обретённых? Юля, конечно, присмотрит за мягким доверчивым Димкой, но вот кто присмотрит за ней самой, если Игоря не будет рядом? Смог бы Игорь оставить любимый, знакомый каждой улочкой город и рвануть вслед за Петей в такую чуждую ему Москву?              Нет. И было бы верхом лицемерия просить Петю о том, что не смог бы сделать для него сам. Поэтому Игорь молчит, давит в глотке рвущееся «останься», впитывает мягкость кожи кончиками пальцев и смотрит-смотрит-смотрит, наглядеться на него не может. У них осталось так мало времени.              Рассветное солнце разгоняет по углам остатки темноты, золотит Петину кожу и щедро поливает медью его светлые волосы. Игорь солнцу завидует, от него-то Петя никуда не денется, всегда будет рад его согревающим лучам. В утреннем свете Петя кажется вовсе не человеком — сказочным видением, что можно развеять одним неосторожным движением. Игорь больше не может отмахнуться от этой мысли, не может притянуть Петю ближе к себе. Некуда ближе, он давно под кожу проник, прожёг до костей и в крови растворился.              И ловя отражение солнца в его медовых глазах, Игорь уверен, что весь свет Петя увезёт с собой.                            Этим утром их в крохотной студии трое: Игорь, Петя и его скорый отъезд.              Собирается Петя медленно, будто нехотя. Аккуратно складывает водолазки и брюки, стягивает со стула футболку Игоря и пристраивает её в чемодан вместе с остальными вещами.              Игорь молча смотрит, как пустеет пространство квартирки. Мешает сахар в кружке и старается не задевать ложкой её стенки. Морщится, когда резкий звон разрывает тяжёлую вязкую тишину.              Это место успело стать для Игоря домом. Здесь Петя был, были их вечера и ночи, была вторая зубная щётка в ванной и персональная дурацкая кружка. Петя притащил её почти сразу как поправился, сунул Игорю в руки яркое недоразумение с мультяшным жирафом, ткнул пальцем в рисунок и со всей возможной серьёзностью сказал: «это ты». И смеялся, пока Игорь не заткнул его поцелуем.              У жирафа на кружке улыбка до ушей, Игорь же вряд ли сможет выдавить из себя хотя бы ухмылку.              Он, наверное, эту кружку с собой заберёт. На память, чтобы потом самому себе доказать, что всё это не было сном.              Петя собранный чемодан в коридор откатывает, смотрит на Игоря, одними глазами говоря, что всё, пора. Игорь встаёт, в последний раз окидывая взглядом их временный приют. Покидать его Игорю совсем не нравится.                            — Ну, вот и всё.              Посадку уже объявили, и среди шума и гомона голосов снующих туда-сюда людей Игорь буквально слышит обратный отсчёт до их расставания.              –Спасибо тебе, Игорёш. За всё. И… было классно, да?              Игорь ухмыляется горько через силу, кивает рассеяно и опускает глаза, не может сейчас смотреть на него. Ему нужна передышка от этого урагана давящих мыслей.              Привычный вес неожиданно пропадает с головы, Игорь поднимает взгляд и видит, как Петя с улыбкой надевает на себя его кепку.              — Сувенир. На память.              — Как и футболка?              — Ага.              Всё это так неправильно, так неловко. Петя тянет к нему ладонь и Игорь рассмеялся бы, если бы были на это силы. Будто они просто коллеги, просто напарники. Будто не было прошлой жаркой ночи и десятка таких же до неё. Будто высокий ворот чёрной водолазки не прячет за собой истерзанную шею. Будто это не Петя слегка прихрамывал по пути от такси до платформы.              Игорь сжимает узкую ладонь, поглаживает большим пальцем, и ему почти истерически смешно от мысли, что это, чёрт возьми, их первое рукопожатие.              Петя опускает руку, улыбается ломко на прощание и катит чемодан к поезду. Игорь смотрит ему вслед и малодушно надеется, что Петя сейчас остановится, развернётся и бросится ему на шею, как в какой-нибудь дешёвой девчачьей мелодраме. Игорь смотрит ему вслед и снова давит эгоистичное «останься».              — Петь!              Он оборачивается резко, смотрит выжидающе тёплыми глазами.              — Петь, ты это… напиши, когда доедешь.              Петя будто гаснет, будто не собирается увезти с собой весь солнечный свет. Кивает Игорю и скрывается в глубине вагона.                            Быстрый Сапсан давно уже скрылся из вида, а Игорь так и не смог сдвинуться с места. Холодный ветер непривычно треплет волосы на беззащитной голове и приносит Игорю мысль, что он, кажется, всё просрал. Игорь от ветра отмахивается, поднимает воротник куртки и медленно бредёт в сторону своей квартиры, которую вряд ли сможет когда-нибудь снова назвать домом.              С каждым новым шагом всё труднее. Всё шире и шире разливается в груди тяжёлая давящая пустота, поглощает своей холодной темнотой все яркие воспоминания. И это чувство, щемящее, вязкое, давящее, Игорю совсем не нравится.              Игорю теперь, наверное, ничего не нравится.