Контроль

— Все-все, хватит, мне нужно в театр, у меня репетиция, — Арсений всеми силами пытался отбиться от Шастуна, не желающего выпускать его из-под одеяла, особенно после начала каникул и лета в том числе.  — Бля, Арс, нахуй тебе это надо. Прогуляй один день, умоляю. Побудь со мной.  — Прости, не могу. Это важно для меня, да и родители просили зайти домой. У них там какой-то серьезный разговор. Ты просто не представляешь, насколько это стремно.  — Если хочешь, то я с тобой схожу. Твои же еще не знают о том, что ты встретил соула?  — Не-а.  — Можем рассказать сегодня.  — Я еще не готов, Тош.  — Думаешь, что они все еще не догадались?  — Ну и зачем ты меня пугаешь специально? Знаешь, и так страшно идти домой после того, как тебе сказали, что хотят очень серьезно поговорить.  — Извини. Может, все-таки останешься и никуда не пойдешь?  — Не-не-не, я так уже, твоими стараниями, пропустил два занятия и без предупреждения оставался у тебя чуть ли не неделями. Знаешь, меня чуть не убили тогда.  — Но тебе же понравилось!  — Это мы упустим. Все, я пошел собираться, а ты можешь досыпать: сейчас всего восемь утра.  — Пиздец.       Арсений в ответ на это высказывание лишь зевнул, будто подтверждая плачевность ситуации, и, поцеловав Антона в макушку, поднялся с кровати. Все-таки его назначили на одну из главных ролей в постановке, который они хотят отыграть на большой сцене, поэтому пропускать не стоило.       Прошло около двух месяцев с того памятного дня, и изменилось действительно многое: отношения с Антоном, восприятие мира, отношение окружающих к нему… кажется, этот список можно было продолжать бесконечно. Он сам старался не афишировать наличие соулмейта: слишком редкой это было вещью. Но и скрывать не думал. Просто не кричал об этом на каждом углу, отвечая, если спрашивали.       Жаль, что родителям так и не смог рассказать, но, кажется, они действительно все уже поняли. Как минимум по тому, что он пропадает днями где-то, приходя лишь ночевать, и то не всегда. Впрочем, это было не так важно, как то, что Антон действительно изменился.       Казалось, что он стал абсолютно другим человеком: добрым, участливым, нежным, временами нелепым и смешным. Вся агрессия, как минимум по отношению к Арсению, куда-то делась, оставив после себя лишь любовь. На самом деле он все еще не мог поверить, что они реально сошлись и поддерживали отношения больше месяца, ни разу не поссорившись за это время. Это радовало, а чувства, казалось, лишь росли, и не думая пропадать.       Сейчас Арсений мог с уверенностью сказать, что он счастлив: экзамены были сданы на отлично, в театре его хвалили, пророча великое будущее, а Антон заботился и поддерживал во всем, получая все то же в ответ. Только одна вещь омрачало все это счастье — шрамы.       Уродливые шрамы, которые Арс оставил собственными руками в попытке изменить хотя бы что-то в своей жизни. Они вполне могли испортить ему абсолютно все, вплоть до карьеры или дальнейших взаимоотношений с людьми. Сейчас они выглядели просто ужасно: красные, с фиолетовым отливом, чересчур ярко выделяющиеся на бледной коже. Они и не думали светлеть, несмотря на прошедшее время, отвратительно бугрясь под пальцами и обещая сломать ему жизнь.       Пытаясь убить себя, он и не думал, что столкнется с подобными проблемами: ему было плевать, а тут… полный пиздец, как сказал бы Антон.       Антон на самом деле поддерживал его, обещал оплатить какую-то там лазерную коррекцию и убрать все это, как только шрамы хотя бы немного посветлеют, и Арсений был очень благодарен ему. Поддержка в подобные моменты требовалась как никогда, и этот невозможный человек давал ее, все прекрасно понимая.       Неожиданно возникло желание забить на все и вернуться к Антону под бок, чтобы он обнял и сказал, что Арс сделал правильный выбор, но генеральную репетицию пропускать было нельзя ни в коем случае, поэтому, тяжело выдохнув, он поплелся собираться, попутно пытаясь придумать, как бы позвать Антона в театр.       Отчего-то Арсений был на все сто уверен, что Антон ему не откажет, но волнение все же присутствовало. Это раздражало. Черт, Антон ведь реально все это время помогал ему и участвовал в его жизни, как только мог, но при этом Арс все равно умудрялся сомневаться в нем. Точно придурок.       Кажется, сеансы с психологом все же стоило продлить, а не отказывать от них сразу же, как только все стало довольно стабильно: он все еще мало что понимал и с трудом идентифицировал эмоции незнакомых людей, но метаться уже было поздно.       Кинув взгляд на часы, Арсений понял, что нужно поторопиться. Все-таки зря он еще двадцать минут после будильника валялся в кровати, не в силах выбраться из крепких объятий, но оно определенно стоило того.

***

 — Бля, да чего ты ломаешься, Арс, сам ведь хочешь, — широкие ладони прошлись по обнаженной груди в медленной ласке, опускаясь ниже и начиная расстегивать ширинку, а Арсений понял, что еще немного, и он сам раздвинет ноги, если так продолжится.  — Мне страшно.  — Я уверен, что все пройдет нормально, просто согласись. Тебе даже делать ничего не нужно будет. Зря я что ли читал, как правильно пальцы в задницу совать?  — Зря.  — А вот и не угадал, — проворные пальцы уже расстегнули молнию, заставляя Арсения вздрогнуть от мимолетного прикосновения к члену, а после он уже и сам не заметил, как оказался вовсе без джинс, с раздвинутыми ногами и стояком, явно виднеющимся сквозь трусы. — Может, поставишь мне какое-нибудь условие. Я все сделаю для тебя, только разреши, — Антон уткнулся в изгиб шеи, тяжело выдыхая и оставляя засос за засосом, не думая останавливаться вовсе.  — Я не знаю, Тош, правда.  — Я сейчас сорвусь ведь, — Антон поступательным движением притерся ближе, позволяя Арсению ощутить вес этих слов, обозначающийся каменным стояком. Хотя, ему хватило и обжигающего дрожащего шепота, чтобы оценить всю серьезность ситуации.  — Черт, ну… сходи в театр семнадцатого. Я буду выступать там — хотел, чтобы ты посмотрел.  — Бляха, Арс, я бы и так пошел, если бы ты сказал, но ты сам дал мне только что невероятную свободу действий, поэтому жди в самых первых рядах, — эта фраза была последней, которую Арсений смог разобрать и более-менее проанализировать. Дальше все слилось в один круговорот ласковых фраз и ощущений, от которых хотелось расплавиться. Черт, он надеялся, что не пожалеет о своем решении.

***

 — Сука, какой же ты тугой, я сейчас ебанусь блять, — Арсению хотелось сказать, что ебанется сейчас не Антон, а он, у которого все сжималось от глубоких толчков внутрь. Это были только пальцы, а уже казалось, что все, больше не войдет. Антон точно был уверен, что все пройдет нормально?       На самом деле это было последним, о чем хотелось думать: он просто плавился от прикосновений и укусов, которые ему оставлял Шастун в попытке сдержаться и продолжая разрабатывать одними пальцами до победного. Признаться было стыдно, но Арсению действительно нравилось все это: чувство наполненности, подобная обходительность, ласки, судорожные выдохи прямо в чувствительное ухо… ему казалось, что он просто не сможет вызвать подобной реакции. В нем никогда не было ничего особенного, а тут…  — Я ввожу третий. Готов? — в ответ оставалось только утвердительно промычать, тут же вскрикивая от избытка ощущений. Больно не было, только немного неприятно и некомфортно, но даже эти ощущения вскоре сменились на тянущее наслаждение, когда Антон чересчур уверенным движением нашел простату, мягко касаясь ее и при каждом прикосновении и выбивая из Арса громкие всхлипы.  — Давай быстрее, — Арсений не слышал и не контролировал себя, полностью отдавшись рукам Антона. Бедра уже давно двигались самостоятельно, подаваясь навстречу поступательным движениям, а тело дрожало от переизбытка ощущений. Голова не варила абсолютно, а взгляд вовсе отказывался фокусироваться. Он даже не мог сказать, чего именно хочет. Чтобы это все закончилось? Или, чтобы длилось бесконечно?  — А может, ты прекратишь меня провоцировать?  — Я не… — договорить не вышло: фраза просто застряла где-то в горле, так как Антон, казалось, ввел свои и так длинные пальцы еще глубже, выбивая весь воздух из легких.  — Еще как провоцируешь. А что скажешь, если я предложу тебе сейчас завязать с подготовкой и перейти к основному действу? О-о, я уже по глазам вижу, что ты не против, а только этого и ждешь, — казалось, что у Антона просто сорвало башню, но Арсения это ни капли не пугало, так как эту самую башню от этих слов сорвало и у него самого. — К тому же, молчание — знак согласия, радость моя.       Антон вынул все пальцы слишком неожиданно, выбивая из Арса недовольный стон и поглаживая его бедра, будто пытаясь успокоить и привести в чувства. Получалось откровенно паршиво.       Какая-то возня привлекла внимание, но Арсений так и не смог сконцентрироваться, просто решив: там нет ничего важного, что было очень опрометчивым решением, так как буквально через секунду Антон наклонился к нему ближе и, поцеловав в уголок рта, прошептал «я вхожу», не спрашивая даже, готов он или нет.       Хотя, зачем все это было нужно, если бы он все равно ответил положительно, и даже не пожалел бы после этого, так как оно определенно того стоило. Да, на этот раз боль была, но ее сопровождало нарастающее с каждым осторожным движением наслаждение, постепенно перебивая и давая понять, что она, как только Арсения более-менее привыкнет, вовсе сойдет на нет.       Он не знал, когда Антон вошел до конца: слишком сильно потерялся в пространстве и ощущениях, но начало мягких осторожных толчков, постепенно перестающих быть таковыми, он ощутил на себе прекрасно, транслируя все эмоции в приглушенных стонах и просьбах не останавливаться. Арс прекрасно знал, что от подобного Антону сорвет крышу, и он не ошибся: движения постепенно становились все быстрее и резче, а поцелуи — в несколько раз хаотичнее.       Казалось, воздух в комнате стал горячее в несколько раз, делая каждый последующий вдох все тяжелее и тяжелее, а у Антона постепенно кончались все остатки терпения, которые он вложил в подготовку, и на Арсении это сказывалось слишком сильно: крепкая хватка на бедрах, бессвязный шепот на ухо, укусы, а самое главное — глубокие толчки, которые с каждым последующим разом становились все менее ритмичными.       От остроты ощущений хотелось плакать, а когда головка члена проехалась по простате, и Антон сжал в ладони его собственный, Арсений, кажется, все-таки проронил пару слез, не выдержав всего, что навалилось. Он действительно месяц назад думал, что секс нужен только для размножения? Действительно придурок…       Контролировать себя с каждой секундой становилось все сложнее: ноги сами обвились вокруг талии Антона, прижимая его еще ближе, чтобы увеличить глубину проникновения, а пальцы неожиданно обнаружились в запутанных волосах, прижимая его голову еще ближе к собственной шее, чтобы получить еще больше собственнических меток. Антон даже не сопротивлялся: слишком он любил оставлять засосы и показывать всем, что этот невероятно красивый парень занят.  — Блять, ты же сам потом орать будешь на меня, — в очередной раз прикусив нежную кожу, Антон все-таки отстранился, прерываясь и с удовлетворением ощущая, как Арс пытается возобновить движения, хаотично двигая бедрами и тихо чертыхаясь из-за этого.  — Если ты сейчас не начнешь двигаться, то я тебя захуярю.  — Мне так приятно, что ты пиздишь мои фразы. Люблю тебя, — выждав еще буквально пару секунд, Антон все же начал двигаться, с каждым толчком выбивая из Арса, чье тело уже горело от неудовлетворения, все новые стоны.       Все закончилось слишком быстро, по-другому и быть не могло: слишком долго они ждали этого, да и возраст давал о себе знать. Просто в какой-то момент терпеть стало особенно невыносимо, Антон окончательно потерял чувство ритма, сжимая в собственной ладони член Арсения так правильно, что у того закатывались глаза от экстаза, а мозг с каждым новым движением отключался все сильнее и сильнее.  — Сука, люблю тебя пиздец, ты бы знал, — в последний раз толкнувшись внутрь, Антон все-таки кончил, обжигая Арса изнутри собственной спермой и тем самым окончательно подводя того к краю.       Арсений действительно хотел ответить что-то похожее на «я тоже», но голова полностью отказалась варить, а язык не слушался. Прямо сейчас у него хватало сил лишь на то, чтобы сжимать Антона всеми конечностями, не позволяя ему отстраниться, и ловить все новые волны наслаждения, чувствуя, как на живот выплескивается собственное семя.       Нет, о своем решении он точно не пожалел.

***

 — Теперь ты мне должен тоналку. У меня выступление через два дня!  — А ты мне не говорил ничего насчет засосов, так что извиняться не буду.  — Да ты… — Арсений устало взмахнул рукой так, словно это могло передать все его возмущение и недовольство, но по счастливому и удовлетворенному взгляду Антона он сразу понял: ничего не получилось. — Еще и ходить нормально не смогу неделю как минимум.  — Зато я приду на твой спектакль.  — Сам ты спектакль. На объявлении написано, что это театральная постановка.  — Сути не меняет.  — Полностью меняет восприятие.  — Для меня важно только то, что там будешь играть ты, а на остальное как-то похуй.  — Это очень мило, спасибо, но засосы и укусы я тебе не прощу.  — Еще скажи, что тебе не понравилось.  — Понравилось, но…  — Нахуй все твои «но», лучше иди сюда, — Антон откинул край одеяла, самостоятельно притягивая к себе Арсения и обвивая его всеми конечностями, чтобы больше не сбежал. — Ебать я влип в тебя, ты просто не представляешь, насколько сильно.  — Я тоже тебя люблю.  — Но все еще злишься?  — Все еще злюсь.       Каждый из них прекрасно понимал, что вся эта обида все равно не продлится долго: слишком незначительной она была по сравнению с теми проблемами, которые они прошли вместе. Но все же Арсению нужно было выждать минут двадцать, чтобы окончательно простить Антона.       Это было жизненно необходимо, чтобы тот слишком-то не зазнавался.       Точно также, как было необходимо прижиматься к его теплому боку, слушать громкое сопение, чувствовать медвежьи объятия и отборный мат, посвященный очередному раздражителю. В этом был весь Антон, и Арсению было жизненно необходимо любить его, получая в ответ не меньше любви и участия.       Все-таки не зря они были созданы друг для друга.