Об ожиданиях, страхах и любви

      Несмотря на приоткрытое окно, Курильщику казалось, что в спальне слишком душно. Он потянулся к бутылке с водой на тумбочке у кровати, но, передумав, оставил её в покое: вода всё равно не помогала.       Было ещё слишком рано, чтобы спать – для Курильщика, привыкшего ложиться чуть ли не в четыре утра, время вообще было детское, но Чёрный настаивал на соблюдении режима, – и он был бы не против посидеть ещё и заняться хотя бы тем же рисованием, но краски тоже были под запретом, а графика не давала такого чувства увлечённости. Впрочем, блокнот и сейчас лежал в ящике той же самой тумбочки, вместе с необходимым набором художественных принадлежностей. Но, прежде чем Курильщик успел его взять, сильный толчок изнутри по животу заставил его охнуть и обхватить руками глобус собственного живота.       – Ай… малыш, – почти умоляюще протянул Эрик, – успокойся, вечер уже, дай отдохнуть.       Их с Чёрным будущий ребёнок не был очень уж активным, но если начинал двигаться, то пощады Курильщику не было никакой. И покоя, конечно, тоже – какой тут покой, когда тебя изнутри от души пинают по печени. Он улёгся на бок, поглаживая живот и пытаясь успокоить расшалившегося малыша. Но тот словно возомнил себя футболистом.       В комнату вошёл Чёрный в белье и с накинутым на плечи полотенцем. Ему хватило одного взгляда, чтобы понять, в чём дело, и, опустившись на край кровати, он положил тяжёлую, горячую ладонь на живот Курильщика.       – Ну-ну, тише, успокойся, – с грубоватой нежностью произнёс Чёрный, поглаживая живот. – Уже поздно, всем пора спать, перестань мучить Эрика.       Курильщик хихикнул, а затем удивлённо притих, вслушиваясь во внутренние ощущения.       – Эй, он и правда успокаивается! Чёрный, ты как это делаешь?       – Не знаю, – отозвался Чёрный, продолжая поглаживать туго натянутую кожу. – Наверное, он и правда слышит мой голос, и его это успокаивает…       – А почему именно твой голос? – Поинтересовался Курильщик даже слегка обиженно. Ещё бы: носишь ребёнка в себе, становясь похожим на глобус на ножках, переживаешь токсикоз и пинки, а слушаться ещё в утробе он начинает Чёрного! Ну не повод ли для обиды?       – Ну, ты меня тоже слушаешься, – усмехнулся Чёрный. Курильщик слегка толкнул его в плечо кулаком и отвернулся.       Чёрный примирительно погладил его по плечу.       – Не дуйся. Главное, что он перестал пинаться, и ты можешь поспать.       – Давай лучше ложиться, пока он не развоевался снова, – долго обижаться на него Курильщик просто не мог.       Чёрный кивнул, и Курильщик перебрался поближе к стене, притягивая к себе огромную невообразимую подушку для беременных: её они приобрели вместе в рамках успокаивающего шопинга ещё когда узнали о том, что Курильщик всё же в положении. Даже не имея похожего на глобус живота, он её вполне оценил, простив и непомерную цену, и розовый цвет, теперь же подушка была просто спасением – Курильщик удобно расположился на ней, занимая своё привычное место на кровати. Когда они только съехались и стали жить и спать вместе, он привык ложиться так, оказываясь как бы между двух стен – обычной бетонной и живой, тёплой. Для Курильщика Чёрный был именно что стеной: той самой, за которой можно укрыться от любой бури, о которую разобьются все страхи и сомнения.       Сладко зевнув, он устроился поудобнее и прошептал в темноту:       – Спокойной ночи…       – Спокойной ночи, Эрик, – отозвался Чёрный. – Вам обоим.