Неудачливый, но упёртый

      Намджун скептично осматривает валяющееся на земле тело, складывает руки на крепкой груди и переводит вопросительный взгляд на стоящего напротив Чимина. – Что это с ним?       Пак вздыхает, заёбанно уставившись на своего собрата, изображающего из себя труп, нюхающий ромашки. – Всё то же. – Тэхён снова отшил? – догадывается вожак, цокая языком и присаживаясь на корточки рядом с Чоном. Чимин утвердительно кивает. – Он сказал, что мои жёлуди отстойные, – внезапно завывает главный герой обсуждений, депрессивно пялясь в небо стеклянными глазами. Облака такие красивые. Пушистые и мягкие, наверное. Прямо как Тэхён… – А я их так долго собирал! Самые красивые ему притащил!       Старшие альфы синхронно вздыхают с нескрываемой усталостью. Эти сердечные дилеммы Чонгука преследуют всю стаю уже на протяжении трёх месяцев, что этот несносный волчара бегает за маленьким бельчонком. Да бегает так упорно, как ни за одним волком-омегой в гон не скакал. И надо же было грозному хищнику втрескаться в пушистого орешкоеда. – Может, оставишь уже его? – предлагает логичный вариант Ким, зарываясь пальцами в пепельные пряди младшего и успокаивающе поглаживая по голове. Он этого детину чуть ли не сам вырастил, так что часто обращается с ним, как с сыном. – Кругом столько хороших и свободных волчиц и омег, – пытается возвать к голосу разума младшего. Если тот у него вообще остался. – Не хочу волчицу, - яростно трясёт головой, елозя ею по влажной после недавнего дождя траве. – Хочу махонького, - скулит жалобно, приближая ладони друг к другу и показывая примерный размер его ненаглядного. – Пушистого. С хвостом пышненьким. И кисточками на ушках, – честное слово, ещё немного, и он заплачет и начнёт обиженно дрыгать ногами. – Белку хочу. – Ну, одну белочку ты уже, кажется, и так словил, – хмыкает Пак, ехидно изгибая уголок губ и довольно щуря жёлтые глаза. Он своего друга, конечно, любит, но подъебать его – это святое. Чонгук даже не оборачивается на него, продолжая наигранно всхлипывать и бубнить что-то о белках. Лишь вскидывает руку, показывая средний палец и тянет: – И это говорит мне тот, кто полгода с бараном водился. – Это была овца! Ов-ца! – вспыхивает Чимин, заметно тушуясь и недовольно дуя губы. Это чёрное пятно в его биографии (в лице симпатичной фигуристой девушки) Чонгук припоминает ему в любой удобной ситуации, сучёныш. – Вот она тебе рога и наставила, – Гук забивает гвоздь в крышку его гроба самодовольным от своей остроумности (нет, он вовсе не нарцисс) голосом, а потом снова становится грустной соплёй и начинает ныть о безответной любви к одной рыжей пушистой жопке.       Чимин застывает на пару секунд каменным изваянием, вспоминая те события, а потом ложится рядом с Чонгуком, складывая руки на груди. И теперь перед Намджуном уже два дебила пялятся умирающими лебедями на плывущие по небу облака, страдая о своей тяжёлой судьбе.       Намджун мученически стонет, от души шлёпая себя ладонью по лбу. Господи, и как его лучшие воины превратились в это подобие волков? Пихнуть бы их обоих в хижины к свободным омегам, чтоб вязались там сутками, и мозги на место встали. Да хрен там. Пробовал. Чонгук с воплями о попытке осквернения его невинности и выбитой к хренам дверью унесся из хижины к своему грызуну. А Чимин достал припрятанный бутыль семидесятиградусной и предложил растерянному омеге поговорить о смысле жизни и бренности бытия. Придурки, а не волки.       Один страдает по овце, которую по закону природы сожрать должен хотеть, а не просто хотеть, а второй по белке. Где в прошлой жизни накосячил вожак, что в этой ему судьба подкинула вот это?       Надо срочно восстанавливать душевное равновесие этих идиотов. Особенно Чонгука, которого динамит, мать его, белка. Намджуну нужен хороший охотник и защитник стаи, а не страдающий грызуний фетишист. Пусть уже возьмёт свою мелкую любовь с кисточками в зубы и притащит сюда. А-то сил уже никаких нет нытьё Чона слушать. – Я слышал, что белки очень любят ягоды, – задумчиво тянет Ким, потирая подбородок пальцами. – Орехи лучше, чем найдёт белка, ты всё равно не сыщешь, а вот ягоды - очень даже, – Намджун уже реально готов приложить все свои силы, чтобы мелкий захапал уже сердце бельчонка и успокоился. А не носился каждый день на территорию грызунов, пугая упомянутых до усрачки. Инстинкт самосохранения у них очень хорошо развит.       Чонгуку дважды повторять не надо. Он громко благодарит вожака, а потом уносится торпедой в лес с библейской, блять, скоростью. Глазища ещё сверкают так, будто он уже десять детишек объекту своей неразделённой любви заделал.       Джун поворачивается к смотрящему на него Чимину и просит: – Кто угодно, Пак Чимин, но только не эта, блять, овца.       Тэхён круглыми глазами осматривает чумазого серого волчару, с довольной рожей протягивающего ему большой пучок клубники, который держит в зубах. Пучок – потому что несчастную ягоду волк вырвал со стеблями и даже корнями, от которых отваливаются большие клубки земли, которые и испачкали мех волка. Зато счастливый какой, как шерсть на холке нахохлил, уверенный в своём презенте. И один ярко-зелёный плод прямо перед его глазами его совершенно не смущает.       Омега качает головой, хлопает себя по лбу и захлопывает дверь. Он, конечно, надеялся на романтику и ухаживания от этого волка, но, кажется, тот безнадёжен. Ну, или просто у него своё понятие романтики. Хотя наблюдать за его потугами весело. И милый он, так и быть. Хоть и хочется Богу помолиться, когда клыки свои огромные оголяет.       За дверью сразу же слышится жалобный скулёж отвергнутого в который раз хахаля. Скребутся острыми когтями и мокрым носом тычутся в щель между дверью и полом. Так и просит, чтоб впустили одного бедного Чон Чонгука - любителя белочек.       А потом внезапно гремит гром, и буквально за пару минут начинается сильный ливень.       Чонгуку вот откровенно посрать на эти мокрые капельки с неба. Он другие капельки хочет. Чтоб с Тэхёна на него падали. Он что, так много просит?       Вообще, влюбляться в белку (отец бы его засмеял) у альфы никогда даже в мимолётных мыслях не было. Но любопытство альфы его и подставило. Не сдержался как-то, увидел низко расположенное дупло, ну и влез туда вытянутой мордой. В которую, с испуганным визгом, сразу же прилетела погрызенная шишка. Вот так, с шишки и фингала под глазом и началась любовь Чон Чонгука к маленькому бельчонку, который после своей действенной самообороны сверкнул злющими (но заинтересованными) глазками и ускакал наверх, прячась в кронах деревьев.       Чонгук лишь стоял, растерянно прижимая к себе шишку и провожая взглядом юркнувший между листьев пушистый хвост. И жадно вдыхал его еле уловимый запах, который, кажется, заставил в голове волка что-то щёлкнуть. На двадцать шестом году жизни он внезапно осознал, что ему срочно нужна белка под боком.       А потом увидел бельчонка в ипостаси человека (он наглым образом подглядывал из кустов и едва душу Богу не отдал, когда увидел свою каштанововолосую кроху), услышал его голос (позорно вздрочнул уже дома на него же) и следил, как тот общается со своими сородичами. И всё. Вкрашился, втюхался, влюбился, втемяшился, вляпался. И все остальные «в».       Тэхён оказался милым, юморным, уверенным в себе, но временами вредным парнем, любящим тискать своих друзей. Идеально. Запакуйте Гуку его срочно, он готов заплатить своим хвостом.       Чон, как истинный ниндзя, следил за маленьким ещё неделю, всё лучше и лучше узнавая его (вооружался информацией), а потом решился действовать. Заявился весь такой хорошенький и мохнатый, держа в зубах симпатичную шишку (лично сорванную!) и направился к объекту своих волчьих песен на луну. Да только не учёл, что травоядные ссут волков, как огня, и разбежались по убежищам со скоростью торпеды. Растерянный Тэхён сначала тоже испуганно вздрогнул, почувствовав между ушек горячее дыхание, а потом запустил принесённую в подарок шишку в альфу. Откуда ж бедолаге–волку было знать, что она не созревшая?!       И каждый раз серый воздыхатель прокалывался в своих попытках ухаживания, вызывая у привыкшего к его вечному присутствию омеги лишь смех и снисходительную улыбку. Но Чонгук парень упёртый, целеустремлённый, и совсем не гордый (только для одного конкретного грызуна), так что сделает всё, но вылижет этот хвостик. И под ним тоже. Даже как-то умудрился подкатить к его родителям и душевно выпить с ними чашечку чая, с упоением слушая рассказы о своей маленькой любви. Короче говоря, просто так он не сдастся.       Вот и сейчас волк лишь грустно отбрасывает клубнику в сторону и плюхается на пороге чужого дома, укладывая морду на передние лапы. И пофиг на льющий как из ведра дождь. Чонгук потерпит, но подольше пробудет рядом с омегой (он стоически игнорирует тот факт, что тусить он будет за дверью на улице).       Только вот спустя полчаса и пары пролетевших из-за сильного ветра мимо него кустов, дверь чужой лачужки резко распахивается, а на пороге стоит его кроха. Лицо у него встревоженное и немного злое, руки в бока упёр и губы недовольно поджимает. Чонгук поднимает на них жалобные глазища. Так лизнуть хочется… Хотя бы нижнюю… – Ну, ты совсем дурак? – сокрушается омега, присаживаясь на корточки и стряхивая с густой серой шерсти крупные капли дождя. И делает это так заботливо, что у альфы щемит сердце. Бельчонок вообще редко к нему прикасался, так что такие моменты для Чона на вес золота. Аж сдвинуться с места боится, лишь бы маленький опять от него не ускакал. Только вот одет легко, замёрзнет же. А Чонгук тёплый, он мог бы свернуться вокруг него клубком и греть своим телом лучше любого вонючего костришки. – Совсем о себе не заботишься, – продолжает бубнить Ким, открывая дверь своего дома шире. – Заходи давай.       Чонгук ещё никогда с такой скоростью не залетал в чей-либо дом. Буквально секунда, и вот, он сидит в центре чужого дома, пропитанного вкусным запахом его владельца, и любопытно осматривается вокруг.       Тэхён запирает дверь покрепче, оставляя за ней холодный мокрый лес и завывающий ветер. А сам оборачивается к волку, задумчиво склоняя голову к плечу. Ну вот, и как его такого, мокрого и несчастного, можно не впустить? Тем более бегает за Тэ уже несколько месяцев и любовные оды вечно под его любимым дуплом завывает так душевно, что даже мать Тэ прониклась.       А сам Чонгук едва ли держит себя в лапах, чтобы не сорваться и не начать носиться по маленькой комнате, снося всё на своём пути от счастья. Лишь несдержанно дубасит хвостом о пол, выдавая свой восторг. Его наконец-то впустили в дом. В место, куда одинокие омеги пускают вообще редко кого. Это уже можно считать ответом на его чувства?       Тэ достаёт из шкафа широкое мягкое полотенце и с громкими причитаниями принимается вытирать волка, послушно стоящего по стойке «смирно» и пялящегося на него влюблёнными глазами. Язык его, правда, так и норовит пройтись по чужим пальцам. И никто не смеет Чонгука осуждать. Он готов сожрать эту кроху. В горизонтальном смысле. А потом посадить к себе на нос и отнести купаться на речку.       Ну, можно ему уже эту белку в кармашек? – Вот и всё, – Ким с удовлетворением оглядывает «высушенного» волка. А потом визжит испуганно, потому что любовь альфы оказалась сильнее его выдержки, так что он повалил белку на пол и принялся жадно вылизывать стремительно краснеющее личико. Ким там что-то лепетал себе и пытался вырваться, но прекратил все свои потуги, когда волк бесцеремонно проскользнул шершавым языком ему в рот. Дико грязно и чертовски смущающе, но восторженно елозящий языком волчара, кажется, так не считает. Вдобавок ещё и плюхается аккуратно на омегу, перекрывая все пути к побегу. Как там говорится: «Если белочка не идёт к волку – волк идёт к белочке».       Так что Тэхён решает перестать выпендриваться и строить из себя неприступного грызуна и дать этому лохматому хвосту уже шанс. Нет, ну, а что, за ним несколько месяцев ухаживал целый волк. Большой, мохнатый, с клыками размером с голову Тэ, и жёлтыми глазами, которыми тот вечно смотрит на Кима так жалобно, будто тот у него последний кусок мяса отобрал. И веру в любовь. А Тэхён не хочет её отнимать, уж лучше докажет её существование.       Чонгук ещё и симпатичный. И добрый. Заботится о маленьком оборотне, защищает от всех других хищников, одаривает стрёмными, но умилительными комплиментами. И вечно лезет мокрым носом под пышный хвост. Тэхён смущён, но заинтересован. Так заинтересован, что пару раз чуть на автомате не приподнял этот самый хвост. Вот Чонгук рад был бы. И пофиг, что шишки зелёные и жёлуди гнилые тащит. Белка всему обучит и научит.       Тэхён вздыхает и зарывается пальцами в густую влажную шерсть, чешет за остроконечными ушками, получая благодарное урчание и яростное виляние хвостом в ответ. И целует удивлённого (но ни о чём не жалеющего!) такими нежностями альфу в мокрый чёрный нос-кнопку, несильно оттягивая за тонкие усы. – Я тебе грецких орехов в жопу напихаю, если обидишь меня, понял? – строго спрашивает, хмуря свои очаровательные (для Чонгука в нём очаровательно всё!) бровки и тыча пальцем в уж очень заинтересовавший его нос. Ну, вот так и тянет настойчиво чмокнуть себя.       Альфа согласно порыкивает, проходясь по пальцу широким мазком языка. Да он сам себе орехов напихает, если заставит маленького грустить. Не ради этого мордой в земле копался и клубнику рвал, отвоёвывая её у других грызунов.       Чонгук воет, высоко задрав голову. Надрывает глотку от счастья так, чтоб его на другом конце леса слышно было. А после перекидывается человеком, тянет несопротивляющуюся белку на маленький диванчик и принимается зацеловывать с такой прытью и азартом, что последний начинает немного побаиваться того, что волк его реально сожрёт сейчас. А после с него сдёргивают футболку, и Тэхёну уже становится как-то плевать на всё. Пусть жрёт. – Он реально словил белочку, – хмыкает беззлобно Намджун, чуть прищуренными глазами глядя на идущего к поселению Чонгука. Тот счастливый до безобразия, едва ли не скулит неопытным восторженным волчонком, быстро перебирая лапами. А на голове у него вальяжно расселась рыжая милая белка, крепко прижимающая к груди заботливо почищенный его альфой фундук.