Охваченный демоном

flashback — Дети, обедать! — Прокричал женский низкий голос, находившийся в большом помещении с накрытыми столами и готовой едой.       Спустя приблизительно минуту в столовую прибежала орда детей разных возрастов, после чего послышался гул и детский хохот по всему помещению.       Радостные лица, смех, разговоры наполнили всё помещение своим счастьем, от чего даже воспитательница невольно улыбнулась, но сразу через секунды две поменялась в лице и со спокойным личиком произнесла-прокричала на всю столовую: — Когда я ем я глух и нем! Поэтому прекратили свои разговорчики и приступили с еде, пока не остыло!       На детей это подействовало — в столовой стало тихо, только звуки столовых приборов и еле слышные разговоры доносились в комнате, как бы подтверждая присутствие малышей за столом, и тихое дыхание со стороны няни.       В помещении всё также витала атмосфера счастья, она будто бы веяла от даже простых образов детей, вселяя в каждого и каждую, как минимум, частичку надежды на это гнилое существование. Но явно не в Наруто.       Помнится, Наруто после смерти своих родителей не улыбался почти никогда. Были единичные случаи, да и только в тот день, когда над ним не издевались, и то это было очень редко, или же когда няни говорили с ним, чисто по душам, не для того чтоб как-то наказать, поругать, спросить бытовые вопросы, а что бы именно ПОГОВОРИТЬ. Ну а это, происходило уж в тем более намного реже в жизни малыша. Кажется, это происходило где-то 2 раза, только когда блондин пребывал здесь в первый раз, и после того как одна из самых добрых нян заметила наказанного мальчика с побоями на лице и всему телу.

Вернёмся в столовую

      Мальчик с «усиками» на лице безмолвно глядел в кашу, стоящую перед ним и будто бы пытался продырявить тарелку. Наруто настроен решительно, он ни за что не будет есть эту кашу! Попытавшись пробуравить взглядом несчастную тарелку вместе с кашей, Наруто не сразу заметил, как в этой каше оказался чужой плевок, явно попавший в цель. «Ну уж простите конечно, но теперь я тем более не буду есть!» — проворчал в своей голове Наруто, понимая, что либо он это ест, либо остаётся голодным на все оставшийся сутки, потому что вечером Наруто не выходит из своей спальной комнаты, так как вечером в приюте мало нянек ходят по коридору, так как надо ухаживать за младенцами, и вероятность того, что над Наруто будут издеваться в стенах коридора ну уж слишком возвышается, и блондин это знал, вот и закрывался в своей комнате до рассвета, а дальше как пойдёт. — Наруто, почему ты не ешь? — Спросила тихим и спокойным голосом к которому так привыкли дети дет дома воспитательница. — Ээ, а, я… — вздрогнув от резкого звука над ухом промямлил «усатый», явно не успевшего придумать что ответить. — Скажи, что завтрак был для тебя питательным, и ты ещё не проголодался с того времени! — быстро и чётко отчеканил неизвестный, как будто готовился к такой речи лет сто и вот, пришёл его звёздный час. Будто бы он совсем не опасался того, что за спиной могла оказаться именно та воспитательница что была этим утром, и видела как в Наруто и кусочек еды не лез. — Я насытился утром, и за это время ещё совсем не проголодался. — Чтож, тогда я думаю, тебе не имеет смысла вот так тут сидеть ничего не делая, так что можешь взять печенье на случай если всё-же проголодаешься, и идти в свою комнату, — педагог будто пропела, протягивая развернувшемуся мальчишке наполовину пустую пачку печенья. И после чего сразу же тот схватил их и совершил «побег с места преступления».       Уже в своей комнате Наруто лежал на белоснежной и застеленной кровати, просто ничего не делая. Как вдруг Наруто вспомнил про тот голос и начал размышлять кто же это мог быть. — Так, это не ребята, нет, с чего это вдруг им помогать мне, няня уж тем более, да и взять то что это был басистый и мужской голос, а у нас нет нянь мужского пола, а в помещении больше быть никого не должно, тогда кто? — немного озадаченным голосом с бровями-домиками раздумывал Наруто. Но внезапно раздался рык, будто бы волчий рёв, ор окутал звуком всю комнату и возможно, даже весь приют. — Да заткнись ты уже! Это, мать твою, был Я!