Девятый вал

      Она жива. В лицо ударяет порыв лихого морского ветра и наполняет грудь свежим воздухом. Паруса хлопают, и этот звук раздражает. Раздражает пение матросов и музыка их работы. Раздражает каждое знакомое лицо.       Вместо того, чтобы спокойно продолжить свою работу, Энн очаровано смотрит на волны. Их шорох манит спуститься вниз. Быстрее, быстрее. Их пена кажется мягкими облаками. Прыгни, и они укутают тебя своей нежностью. И Энн почти трогается с места им навстречу, но в последнее мгновение кто-то сзади хватает её за плечо.       Она резко выхватывает нож и оборачивается.       — Иди к чёрту, Джек! — рявкает Энн.       Он растерян. Отшагивает назад и неуверенно смотрит, сощурив глаза. Дьявол Морской побрал бы его. Он тоже жив. Почему судьба так жестока? Почему она забрала не Джека, а того, другого, чьё имя ей нашептывали волны?       Волны тоже врут. У них нет того, кто занимает всё сердце Энн Бонни, кто занимает все её мысли. Только солёная едкая вода и пена. Только необъятная глубина. Только боль. Из глаз Энн льётся такая же вода. Ей хватает.       Она бежит в каюту, не слыша окриков Джека, не слыша ничего, кроме отчаянно бьющегося сердца.       Никого и ничего кругом. Лишь она и тень из воспоминаний.       Дверь в каюту она замыкает и садится около неё, содрогаясь от рыданий. Слёзы окропляют лицо, стекают к губам, оставляют влажные дорожки на шее.       Пальцы стискивают волосы, сжимают до боли, которая не может пересилить душевную. Впервые.       Может, она видит, слышит, дышит, чувствует, ходит… Может, она помогает с работой на судне. Может, она умеет говорить. Но жизнь покинула её, когда получили известие от Билли Бонса, что Чарльза Вейна повесили.       Энн ударяет по двери, мечется по комнате разъяренным демоном, не находя места. Корабль и без того тесен, а теперь он становится для неё клеткой для казнённых. Она без сил опускается на койку и закрывает глаза, вспоминая его голос, цвет его глаз, его прикосновения на обнажённой коже.       Для человека, который убил так много людей, Чарльз Вейн был слишком аккуратен и нежен. Он погладил её по голове, будто уличного кота, и приручил своей улыбкой. Он улыбался ей совсем не как другие мужчины. Без искры похоти, сжигающей всё дотла. Он улыбнулся, как наивному ребенку, не знающему ещё этого мира.       -Ты моя, — сказал Чарльз, прежде чем её поцеловать. И она впервые не протестовала. Впервые её сердце и разум были согласны с тем, чтобы отдаться кому-то.       Плевать на играющую дудку боцмана. Джек её защитит, как и всегда. А если нет, то… что ж, судьбе давно пора учинить над Энн Бонни расправу.       Чарльз передал ей, со смаком пустив дым губами в воздух, свою трубку. Зрачки его при свете были расширены, а он слишком расслаблен. Наверно, не узнавал её, но Энн не хотела рассуждать. Она приняла трубку и крепко затянулась, а потом подалась вперёд губами. Внезапно по груди разлилось тепло, она сама себе показалась лёгкой.       Им понравилось передавать друг другу дым и целоваться. Что-то смешное виделось друг в друге. Вейн забрал её шляпу и напялил на себя, глядя в её глаза с неприкрытым интересом. Энн уже не помнила, зачем она здесь. Точно не для раскуривания трубки, забитой кружащей голову смесью. Возможно, вот-вот появится Джек, но пока он не приходил, Энн потушила трубку и села на бёдра Чарльза. Следующий поцелуй раскалил влечение до предела.       Она не отрывалась от его губ, целуя всё настойчивее, всё требовательнее. Вкус дыма сохранился ещё на его языке, и тот щекотливо водил по нёбу и щекам, доставляя непривычную радость.       Воспоминания о нём заставляют против воли улыбаться. Энн устремляет взор в потолок. Кто-то стучится в дверь. Раз, два, три… Ждёт. Недолго ждёт, а затем уходит. Джек, не иначе.       Её таз двигался взад и вперёд, а ладони шарили по голой груди Вейна, касаясь каждого шрама. Её восхищало в нём всё. Но когда её ладони упали к низу его живота, Чарльз вдруг схватил её за руку.       - Не так, малышка Энн, -прошептал Чарльз.       Он медленно снял с неё камзол. Энн помогла ему избавиться от бридж, отбросила в сторону сорочку. Вейн сильными руками уложил её на подушки, разбросанные рядом. Он опустился то к одному соску, то ко второму, провёл языком дорожку к паху. Энн вздрогнула, ощутив его язык ниже.       Медленно водил он им взад и вперёд до дрожи в её бёдрах. Губы мягко смыкал и посасывал. Раньше никто не делал с ней такого, кроме проституток в портовых борделях. Вейну она не платила за это блаженство.       Чарльз пощупал внизу пальцами и, убедившись, что она мокрая, приспустил портки, но двигаться в неё пока не торопился. Он навис, касаясь своим лбом её лба. В синих, как морская гладь, глазах сверкнуло озорство. Чарльз чмокнул в щёку, затем в губы, соприкоснувшись с нею языком, после в ложбинку шеи и начал покрывать всё тело щекотливыми поцелуями, от которых по коже то и дело пробегали мурашки.       Она его хотела, а он забавлялся, играл, мучил, не давая сжимать ноги. Энн чувствовала его очень близко, заманчиво трущегося о нижние губы.       Сердце стучит быстрее. В каюте становится жарко и душно. Энн расстёгивает камзол, чтобы дышать свободнее.       О том, хочет ли она его в себе, Чарльз не спрашивал. Ему сошли за ответ её благодарные стоны. Он осторожно, глядя в её глаза, вошёл. Оба выдохнули, улыбнувшись. Один палец правой руки лёг снаружи и изредка шевелился там, пальцами левой он щекотал соски.       Чарльз двигался изящно. Каждый его толчок приковывал её внимание. Он уверенно и размашисто шевелил бёдрами взад и вперёд. Никакой боли не ощущалось, сплошное удовольствие. И Энн отвечала ему сдавленными стонами.       Почему было не забрать с собой гребаное золото, оставить гребаного Джека Вудсу Роджерсу и уплыть вместе с Вейном куда глаза глядят? Гребаный Джек… Это из-за его желания остаться в истории всё пошло наперекосяк. А могли бы уже строить где-то тихую и мирную жизнь. Черт бы его побрал… Это ведь она его отпустила, не уговорила.       Энн и Чарль слышали, как кто-то стучится в дверь, но не решается войти, и продолжали таять в руках друг друга. Она толкнула его от себя и оседлала. Эти медленные пытки ей надоели. Вейн положил ладони ей на ягодицы, направляя на себя. Она громко выстонала его имя:       — Чарльз.       Он рыкнул, ускоряя темп. Входил всё глубже и глубже, и у неё не осталось сил противостоять его напору. Энн царапала его грудь, вскрикивала от граничащего с болью удовольствия, а он входил всё резче, всё глубже, всё быстрее, несмотря на отдышку. Всё звериное, что было в его натуре, вырвалось наружу. Изредка он шлёпал её и прикусывал соски, шепотом повторяя: Энн, Энн, Энн. Этот порыв выглядел безумством двух накуренных людей. И вдруг Чарльз опрокинул её на спину и припал губами между дрожащих от напряжения бёдер. Она подавалась навстречу его ласкам.       За каютой на палубе раздаётся грохот выстрелов. Энн не слушает эту возню. Ей плевать на всё…       …кроме шёпота Чарльза под ухом, кроме его движений перед сладким концом, кроме его дыхания, опаляющего кожу. И ему плевать. На весь этот мир. Есть только они вдвоём. Остальные подавятся. Джек, Элеонор… все.       В дверь стучат уже не так аккуратно. И, понимая, что её не открыть, применяют силу. Энн приподнимается на постели. Здравый смысл подсказывает, что это не…       Джек как будто ни черта не заметил произошедших перемен и того факта, что камзол Энн Чарльз по ошибке напялил на себя, а на ней лишь шляпа, которая криво сидит. Или Джек просто делает вид, что не замечает… он это умеет. И Энн не стыдно. Ей досадно, что она кончила раньше Вейна. Досадно покидать его из-за Джека.       — Скажи, что любишь меня, — Вейн схватил её за руку перед тем, как отпустить прочь. — Что это было не случайно.       Его глаза просили, нет, умоляли её сказать. Трудно верилось, что такому, как он, требуются подобные слова, которые она, как заговоренная, не могла произнести, как ни старайся. И потому стояла около дверей и молча глядела на Вейна.       — Насрать, — выплюнул он, — мне это итак известно.       Чарльз задымил ещё раз и отвёл от неё взгляд.       Она хватается за нож, слыша возню за дверью и крепкую ругань. Хлипкий засов выбивают влегкую. Какой-то дым проникает внутрь, и Энн бросается в бой. Только в бою она по-настоящему жива. Она не видит лица, но её нож точен. Капли крови обагряют щеки и губы. Английский солдат заживо падает перед нею.       — Энн! — слышится крик Джека в коридоре.       Кто-то ударяет её по затылку, мир меркнет. Последнее, что она видит, прежде чем уйти навсегда, — лицо Чарльза с закрытыми глазами на виселице.