Закружись со мной в вихре, как в белом танце.

Попасть в нужный мне номер не составило большого труда, особенно, если за стойкой регистрации Кевин, которого я застукала в раздевалке для персонала с одним из официантов на рождественской вечеринке. Его белая задница во тьме комнатки до сих пор осталась в моей памяти как одно из тех воспоминаний, которое мне ненавистно. У нас в гостинице есть слух, что наш босс жуткий гомофоб, и никто не хочет проверять правдивость этих предположений, поэтому Кевин слезно умолял меня не трепаться. Наверное, спутал меня с моей подругой Наоми, у которой язык, как помело. Но своего я упустить не могу, поэтому парнишка остался моим должником, и сегодня я решила вернуть должок. На его резонный вопрос, зачем мне понадобился номер постояльца, я припомнила ему официантика. Подойдя к комнате, я замешкалась. В памяти вспыхнуло самое первое воспоминание, когда мой насильник щелкнул замком за спиной. Я неприятно поежилась от холода, пробежавшегося по позвоночнику. Пальцы скользнули в правый карман куртки и обхватили небольшого размера электрошокер, который спокойно поместится в женский клатч. Ношу его с собой почти с самого выпуска со школы, - мне так спокойнее. Даже на работе с ним не расстаюсь, потому что поклялась себе, что никто не посмеет больше сделать мне больно. Я достала шокер и, сняв блок, проверила уровень заряда. Конечно, он всегда был заряжен, но проверить я должна была. Положив средство для самообороны обратно, я поднесла ключ-карту к замку номера и толкнула дверь. Внутри пусто. Каждый раз, оказываясь в номерах постояльцев, я думаю, что все в поездках одноразовое. Вот в твоем номере уже готова для тебя одноразовая щетка, а вот и человек, можно сказать, одноразовый, который испарится уже на следующий день. В этом есть прелесть до тех пор, пока этот одноразовый мир не становится твоей обыденностью. Как это стало у меня. Я прошла в номер, не закрыв за собой дверь, и осмотрелась. Вещи разложены на стуле, кровать заправлена, чемодан в ожидании стоит в дальнем углу. Время утренней уборки еще не было, поэтому я удивилась. Хотя я где-то читала, что маньяки жуткие педанты и чистюли. Или я видела это в каком-то сериале. А может, придумала. В моих мыслях сам черт ногу сломит. Я взглянула на стол, где расположился открытый ноутбук. Не знаю зачем, но я нажала клавишу пробела, и на экране появился скринсейвер с фотографией человека, что порой является ко мне в ночных кошмарах, с девочкой-подростком. Директор моей бывшей школы на фото улыбался и сжимал в объятиях тинэйджера, сидя за столиком в каком-то заведении, а перед ними стоял торт со свечами. Дочь, - подумала я, и сердце сжалось так больно. Как можно издеваться над ребенком, когда дома тебя ждет дочка? Я никогда не пойму такого звериного, жестокого отношения к беззащитным. И вдруг я почувствовала, будто меня зажали в тиски. Стало так невыносимо, как если бы меня поместили в маленькую коробочку, где совсем мало воздуха, и я постепенно угасаю, окунаясь во тьму. Мне было знакомо это ощущение. Ненависть, отвращение и презрение – это настолько сильные чувства, что встречаясь, создают такой симбиоз, с которым сложно справиться. Я обернулась, и в дверях увидела до ужаса знакомую высокую фигуру. Рука дрогнула, и я с трудом остановила себя, чтобы не вытащить сейчас же электрошокер и напасть на похитителя моего детства. Он стоял в дверях в спортивной форме, скорее всего, вернувшись из спортзала или с пробежки. Легкий сквозняк донес до меня зловоние пота и мужского тела, и меня едва не вырвало. Губы скривились, пока я пыталась подавить приступ тошноты. Мой кошмар не только имел лицо, но и запах. И даже имя, только я никогда, даже в мыслях не могла его произнести. Я наивно полагала, что как только имя директора сорвется с моих губ, он тут же материализуется за моей спиной, схватит меня, повалит на пол и уничтожит то, от чего еще остались небольшие кусочки. ¬– Здравствуй, – произнес мой насильник, проходя в номер. Он закрыл дверь. Как тогда. Блядь. Зачем я сюда пришла? Одна! – Рад тебя видеть. Я постаралась как можно тише выдохнуть. Во рту пересохло, и язык едва не прилип к небу. Я до сих пор не могу вспомнить, почему я здесь. Это может обернуться для меня еще большей ошибкой. Некоторое время назад я была полна решимости и силы, и теперь, когда передо мной причина моей психологической травмы, я рассыпалась от бессилия на миллион песчинок, и теперь меня разве что собрать веником в совок и в урну. Уверенность и храбрость утекают сквозь пальцы, и я погрузилась в болото сомнений. Я начала саму себя топить. – Даже не удивишься моему присутствию в твоем номере? – усмехнулась я, стараясь за этим выпадом скрыть волнение и страх. – Это не столь важно, – мужчина подошел к комоду, занятый застежкой на фитнес браслете. Его голос звучал с непоколебимым спокойствием, что напрягало и пугало. Самоуверенность этого монстра подпитывалась каким-то извращенным убеждением, что я буду здесь, – так мне показалось. – В конце концов, я приехал сюда, чтобы увидеть тебя. – Для чего? Он поднял на меня взгляд. Этот взгляд хранил в себе отцовское тепло, но мне было неуютно, будто он заглядывает в не зашторенные окна моего дома в поисках момента, чтобы разорвать меня на куски. С какой легкостью он раскопал архивы моих кошмаров. Воспоминания хранят боль от его прикосновений и ощущения, что они вызывали во мне. Тогда я думала, что слабая, больная, грязная и развратная. Сейчас я еще и презираю себя, – как я могла не отбиться, как могла молчать? – Я слышал про твою маму, мне очень жаль, – ответил он, выдавливая скорбь на своей физиономии. Крупная дрожь промчалась по спине. Ему еще хватает наглости говорить о моей маме?! Мразь. Я спрятала ладони в карманы куртки, и сжала электрошокер. Он меня немного успокаивал. – М-м-м, – я нарочито задумчиво закивала, смотря в пустоту перед собой. Я думала, если он выведет меня на эмоции, то вновь одержит победу, потому что я вновь покажу свою слабость. – А я уж напридумывала себе. Ну, знаешь, соскучился по мне. – Так и есть. Я удивленно моргнула и не сдержала нервного смешка. – Правда? Соскучился по тому, как я плачу и прошу прекратить, пока ты вдавливаешь меня в диван в твоем кабинете? – Кэтрин, – выдохнул мое имя насильник и сделал ко мне шаг. – Стой там, где стоишь! – неожиданно для себя прокричала я,вытащила из кармана шокер и направила в директора. Вот так твое желание мести разрушается перед страхом, ведь он, в конце концов, настолько сильно завладел твоими мыслями и помыслами, что не уступает место другим чувствам. Ты во власти своих кошмаров, и тебе придется обороняться от него до полного исцеления. А будет ли оно когда-нибудь? Педофил замер, но даже, казалось бы, не обратил внимания на шокер. Он смотрел мне в глаза. Эта пытка рисовала кровавые пейзажи в моем воображении. – Для меня все было не так, и, поверь, я здесь, чтобы поддержать тебя, чтобы помочь, – проговорил мужчина так, словно желал, чтобы каждое слово прокралось в мое подсознание, как тысячи змей. Приторность его голоса могла бы свести с ума дурочку, но я знала, что за этой напускной лаской скрывается лютый зверь. – Что? Для тебя все было не так? А как? Как ты видел все происходящее, целуя, облизывая и насилуя девочку? – голос дрогнул, и моя рука тоже. Заметив это, монстр сделал ко мне шаг, но я нажала кнопку на шокере, показывая мощность заряда. Директор замер, не выказывая беспокойства. – Ты все так помнишь? А я помню, как ты смотрела на меня, как касалась меня. Он говорил со мной так, будто мы с ним старые любовники, как те, что показывают в фильмах, и теперь один из нас хочет вернуть прошлое. Снова этот горький приступ тошноты. Мне пришло отчетливое осознание, что преступники совершенно искренне считают себя невиновными, а слово «совесть» пустой звук. Психология – штука сложная. Особенно, психология насильников. Мне показалось, что те чудовищные деяния, что он сотворил со мной, это ничтожество пытается выдать, как нечто изысканное со специфическим ароматом, что маскирует запах дерьма. Оказывается, он хуже обычного насильника, после встречи с которым сразу чувствуешь себя зловонным болотом, в которое он влез, чтобы нагадить. Его желание найти свою же жертву и насиловать теперь ее жизнь страхом присутствия он попытался завуалировать псевдозаботой. Может в его понимании, это извращенная видимость любви. Насколько надо быть больным, чтобы именно так видеть любовь? – Я же говорил, что ты не просто моя ученица, – продолжил он завлекать меня в свои расставленные ловушки. Живот скрутило при воспоминании, когда на следующий день он встретил меня в коридоре школы перед началом занятий и, оглядевшись по сторонам, сказал, что вчерашний день он никогда не забудет. В тот момент я раздумывала, каким способом мне убить себя, потому что та девочка была уверена, что не сможет каждое утро просыпаться с ощущением отвращения к самой себе. – Закрой свой рот! Заткнись! – прорычала я зло, сжимая до белых костяшек шокер. – Педофилия – это не ориентация, а изнасилование не сексуальные предпочтения! Я была ребенком! – я метнула взгляд в сторону ноутбука, а затем обратно на директора. – Это твоя дочка? Тоже ее насилуешь? Она как раз в твоем вкусе, – до сих пор лицо, что не выдавало эмоций, начало проявляться. Чудовище таится в глубине, и иногда наступает время, когда оно являет свою силу. Выступившие желваки и раздутые ноздри – первые признаки врожденной жестокости, которые он тут же загасил, вновь нацепив маску. Не знаю, почему, но я зацепилась за это. – Я ведь звала маму, ты помнишь? Твоя дочка тоже зовет мамочку, чтобы она защитила ее? – Не говори так про мою дочь! – вспылил он, сжав кулаки. Чудовищные монстры – голодные, сильные, выжидающие, – прячутся в тени, в тени личин, что они на себя примеряют. Но я нашла брешь в броне, и резко вонзила острие. Для чего? Все из-за моего бессилия. Я как котенок перед огромным хищником: я изогнулась дугой, зашипела и бью по земле лапкой. Но мне не было страшно. Наверное, это и есть та грань, к которой подходит человек, когда вокруг него сгущается тьма, и либо вперед, где пропасть, либо назад, где тьма. – А что, страшно? – я зло усмехнулась. – Я ведь тоже чья-то дочь. И вдруг ты представил свою милую нежную малышку на том самом диване? – Все было не так! – срываясь на крик, он кинулся уже было ко мне. Наверное, чтобы придушить. По крайней мере, его взгляд кричал именно об этом. Но меня спас стук в дверь и звонкий голос моей подруги. Хвала небесам! Когда я шла в этот номер, я не понимала до конца, что со мной произошло и откуда такой прилив сил. Я осознала, что я смогла уловить то состояние, которое наступает после продолжительной болезни – чувство освобождения от оков недуга, но, как оказалось, я до сих пор больна. Больна страхом. И пусть это звучит бредово, но моя сила потеряла силу, потому что страх подавил волю. Казалось бы, я сейчас должна быть как воин, нападать, но я до сих пор та уничтоженная малышка, которая не понимает, как просыпаться по утрам и не в силах прекратить свои страдания. Я все еще ребенок, что, доверившись взрослому, обломала свои крылья. – Уборка номеров! – раздался знакомый мне голос сразу же после стука. Он остановился, а я выдохнула. – Входите! – громко оповестила я Наоми по ту сторону двери и убрала шокер, понимая, что я теперь вне опасности, в которую, к слову, я сама себя загнала. – Здрав… – Наоми начало звонко и дружелюбно – в ее стиле, но тут же стихла, увидев в номере меня, – …ствуйте… Кэтрин? – Ты вовремя, Наоми, – все, что смогла бросить я подруге, в спешке покидая номер. Даже в коридоре отеля мне дышалось свободнее, чем в комнате директора. Я почему-то пошла в сторону служебного выхода к лестнице. Если бы не боль в ноге, я бы перешла на бег. Она как всегда не вовремя. Возможно, эта боль ненастоящая, и она зародилась в моей голове, но я не хочу с этим разбираться, и все, что мне нужно – это добраться до машины, где лежат мои таблетки. Я твержу себе, что я не наркоманка. Хоть так говорят все наркоманы. Я говорю себе, что я могу прекратить это в любой момент. Все наркоманы так говорят. Но моя зависимость, или любая другая пагубная действует как сон, который нельзя остановить. Сон не поддается моей воле, и я бессильна. Чтобы убить мою зависимость, нужно убить наркомана. Но я же не наркоманка. Я запуталась. Ах, да, я же просто ничтожество. Почти все встало на свои места. Ай, блядь, как же бедро сводит, будто копье амазонки пронзило мою задницу. Боль вышла на пик своей вершины, когда я почти добралась до главного холла. Еще одной моей ошибкой было выбрать лестницу вместо лифта. Сжимая ладонью бедро, я остановилась, опершись на стену около дверей лифта, и зажмурилась, стараясь выровнять дыхание. Вдох. Выдох. Раз. Два. Три… На отметке «четыре» система оповестила, что с верхних этажей спустился лифт, автоматические двери открылись, и я подумала, что сейчас появится тот человек, от которого я бегу. Хоть моя нога и пульсировала от боли, но я не могла тут больше оставаться. Как можно скорее я старалась ретироваться отсюда, но из кабинки вышел мужчина, и мы случайно столкнулись. Из-под опущенных ресниц я видела только строгий костюм, а в нос ударил терпкий запах парфюма, кофе и сигарет. Руки незнакомца придерживали меня несколько секунд, а потом отпустили. Я подняла взгляд. – Ох, – только и смогла я удивленно выдохнуть, когда увидела Ходжа. – Нам бы пора перестать так встречаться, – едва уловимая усмешка коснулась губ мужчины, пока светлые, почти прозрачные глаза изучали мое лицо. Я же все еще выглядела удивленной. Призрак усмешки испарился, и уголки губ Ходжа опустились вниз. Он будто хотел что-то сказать, потому что мне показалось, как я увидела застывшее слово на его устах, которое не успело сорваться. Но за нами раздался тихий дзинь, и двери второго лифта распахнулись. Я обернулась, и Ходж проследил за моим взглядом. В коридор из кабины шагнул тот, от кого я бежала. На лице директора была снова та маска бесстрастия и безмятежности, что мне вновь стало не по себе, как быстро он может брать под контроль свои эмоции. – Мне нужно идти, – пробормотала я, не отводя взгляда от своего преследователя, но обращалась я к Ходжу. Наша стычка взглядом не осталась незамеченной от Бейкера, но мне плевать. Взяв власть над своей болью, я поспешила уйти. Я хотела снова убежать, как я делаю это обычно, ведь это легче всего – податься в бегство и зависнуть где-то между запутанных мыслей. Получается, бежала я не только от причины моих кошмаров, но и от самой себя, и по итогу я все равно настигну себя в собственной голове. Я настолько долго бегала от проблем, что я уже начала верить в то, что пока я бегу, то у меня все в порядке. Остановлюсь я на секунду, и мои проблемы обернуться здоровенным вышибалой, и одним ударом вынесут мозги. Я отгоняю от себя мысли, что беды в моей жизни не решаются бегством, и есть раны, которые не подвластны времени. И наступит момент, когда мне придется остановиться, обернуться и встретиться со всей той тьмой, которая находится за спиной. Но это будет не сегодня.