* * *
Кнайф сидел на полу, облокотившись об стену и поджав ноги. Уже стоял вечер следующего дня. За окном темнели тучи. В голове была путаница и крутилось много мыслей и волнений. На утренней «церемонии» исключённой стала Чарджери. А после нового испытания их команда и вовсе проиграла второй раз подряд. Но не о команде переживал нож, он думал о себе. Он помнил этот злорадствующий смех Курасана, как он радуется каждому их проигрышу. Этот сверкающий злобой взгляд, бесконечные издевательства и насмешки, особенно исходящие в сторону Кнайфа. Весь день отброса не покидало странное и непонятное ощущение. Оно было похоже на предчувствие чего-то скверного, и он не мог понять, отчего это. В конце концов, устав от раздумий, он встал и подошёл к окну над кроватью. Оно было также открыто ещё с прошлой ночи. Холодный ветер дул прямо на лицо, заставляя поёжиться. Некоторое время острый стоял возле него, задумчиво глядя на собирающиеся тучи на тёмном небе. « Видно, опять будет дождь. » — думал он, и оказался прав. Потом, так и не закрыв злосчастное окно, он лег в постель, ведь уже стоял поздний вечер. Вскоре Кнайф довольно быстро провалился в страну грёз. И, наверное, он так бы и преспокойно проспал всю оставшуюся ночь. Но где-то посередине ночи раздался скрежет. Затем негромкий скрип, и после небольшого затишья скрип половиц. Ставни осторожно приоткрылись, после что-то ступило на пол. За недовольным фырканьем последовало передвижение чего-то. И вот, когда длинный предмет был опущен на пол, что-то подошло ближе к спящему обджекту, сев на кровать. Снова тишина, прерываемая лишь мирным посапыванием и медленным дыханием с другой стороны. Сквозь сон чувствовались поглаживания по телу. … Послышались завывания ветра. Тяжёлый предмет взмыл в воздухе, и раздался сильный удар об металл. Последнее что успел увидеть Кнайф, как кто-то наклонялся над ним. Дальше всё было как в тумане, и совпровождаемо сильнейшей головной болью.* * *
Не меньше чем через полчаса он понемногу очнулся, сидя на холодной плитке пола. Ничего не понимая, он начал осматриваться по сторонам. До него не сразу дошло, что он всё ещё находился в своём доме, в тёмной ванной комнате. После нескольких попыток пошевелиться, нож с ужасом осознал, что связан верёвками, так что он не мог пошевелить ни единой конечностью. Верёвки были очень умело и туго завязаны, так, что любое резкое движение приносило боль. Прямо перед ним сидел низкий обджект, наверху которого вырисовывались «рожки». Сомнений не оставалось, это был Курасан. Он со скучающим лицом наблюдал за Кнайфом. Но когда он заметил, что тот просыпается, на его лице заиграла зловещая улыбка. Встав, булка неспеша направился к нему. Только сейчас отброс кухни понял, что его рот заклеен изолентой, когда он попытался что-то крикнуть. — Прости что так потревожил твой сон. Неприятно, да? — с наигранной грустью сказал выпечка. В ответ ножик лишь начал раздражённо брыкаться и мычать. — Ой, тебе, наверное, неудобно так… Может быть, мне затянуть верёвку по туже? — Курасан взялся за конец верёвки. Отчаяние и страх тут же захватили Кнайфа. Он начал дрыгаться ещё пуще прежнего, мысленно умоляя не делать этого. — Теперь-то тебе никто не поможет. — тот с силой потянул конец верёвки на себя. По телу прошлась судорога, а все конечности сдавило. От резкой боли на глазах выступили еле заметные слёзы. Француз самодовольно усмехнулся. Пока несчастный пытался хотя бы нормально вздохнуть, Куря отошёл куда-то в сторону, и вернулся с длинной извилистой плёткой в руках. Кнайф заметил это, еле приоткрыв глаза. Не успел он опомниться, как по телу прошёлся сильный удар плёткой. Шлепок. Затем ещё один, и ещё, так что на теле оставались шрамы. Ему казалось что он задыхается, а из глаз уже текли ручьи слёз. — Какой же ты слабый. — насмешливо проговорил Курасан, сделав ещё один удар. Он опустился на колени рядом с ножом, и осторожно отклеил с его рта изоленту. — З-ЗАЧЕМ… ЗАЧЕМ ТЫ ЭТО ДЕЛАЕШЬ, ТУПОЙ ИДИОТ?! — тут же в истерике закричал Кнайф. Из его уст посыпались ещё тонна разных оскорблений, что впечатлило выпечку, но лишь на мгновение. Он встал и с яростью наступил на него сверху, надавливая. — Заткнись! Если не хочешь, чтобы тебе стало гораздо хуже. — он достал из угла комнаты что-то похожее на бензопилу. Кнайфа тут же переклинило от страха. — Н-не надо.. — промямлил он. — Тогда будь послушнее, Кнайфи. У меня на тебя ещё есть планы. Нервно сглотнув, острый снова наблюдал, как булка опустился рядом с ним. Зачем-то Курасан протянул руку вперёд и начал гладить лезвие ножа. Это вызвало странные ощущения. Затем он начал делать это активнее. Отброс кухни был удивлён, ведь его впервые кто-то гладил. Но он догадался, что тот сейчас порежется. Тут же он почувствовал, как по лезвию стекают струи тёплой крови. Они становились всё больше, почти попадая на лицо. Выпечка убрал руку. Она была вся изрезана, и из глубоких ран текла кровь. — Теперь слизывай. Кнайф пошатнулся, не веря услышанному. Это ведь была шутка, да? Как видно, нет, когда круассан протянул свою руку ближе к его рту. На Кнайфа нахлынуло чувство отвращения, и он замотал головой. Курасан потянулся за кинжалом, и резко порезал им бок ножа, отчего тот вскрикнул. — Я тебя предупреждал. — Куря лукаво улыбнулся. Пытаясь преодолеть отвращение, кухонный прибор лизнул кисть руки. Заметив его пристальный взгляд, Кнайф продолжил, стараясь слизывать кровь. Она попадала в глотку, во рту появился неприятный металлический привкус. Крови становилось будто бы больше, и его уже начинало тошнить. Пока острый проклинал всё и всех, в особенности Курасана, тот лишь с улыбкой смотрел как он морщится. Когда Кнайф останавливался или делал это недостаточно хорошо, булка брал кинжал и понемногу подпиливал ему бок, оставляя большие порезы, а на пол летели щепки дерева. Рука переставала кровоточить, и нож мог наконец остановиться. В боку ужасно болело, он видел свой глубокий порез, доходивший до середины рукоятки. Переводя дыхание, он с ненавистью глядел на Курасана. — Теперь отпусти меня. Тот стоял спиной к нему, держа что-то в руках и щёлкая им. Через секунду он повернулся. С горящей зажигалкой в руках. — Неа. От страха Кнайф вжался в стену, когда выпечка стал подходить к нему ближе. Вскоре он был уже вплотную. — Что ты творишь?!.. Прекрати, псих ёбаный! — испуганно заорал нож. Курасан медленно подносил зажигалку ближе к его лицу. Огонь начинал неприятно щипать и жечь. — Да что я такого сделал тебе.. Ответь уже, зачем ты делаешь это?! — Мне просто нравится издеваться над тобой. — спокойно ответил француз. У ножа глаза расширились от удивления и ужаса. На металлическом лезвии виднелся след чёрной копоти. Чувство жжения становилось всё сильнее и невыносимей, он уже кричал от боли. Эта боль не была сравнима с чем. Ни когда в него выстрелил Краткий, ни когда ударил Замазыч. Он думал, что всю свою жизнь страдал, морально и физически. Его никогда никто не любил. Но то, что Кнайф испытывал сейчас, было хуже всего этого. Эта вражда не должна была зайти так далеко. Пламя уже почти касалось глаза, обжигая его. — Остановись. Н-ненавижу тебя, ненавижу… Курасан резко отдернул зажигалку. Жжение всё ещё не прекращалось, из-за чего нож корчился от боли. Он увидел в руках круассана бочонок с бензином. — Послуша-ай, может тебе выпить чего нибудь? А то, смотрю, утомился совсем… — НЕТ! НЕ НАДО, УМОЛЯЮ! — он начал настолько бешено пытаться вырваться, что казалось, он вот-вот разорвёт верёвки. Но этого не произошло. — НЕ..- Он не успел договорить, как булка подставил к его рту этот бочонок. Бензин в огромных количествах начал заливаться в глотку, отчего он сразу начал захлебываться. Этот ужасный металлический вкус, похожий на нефть, вызывал рвотные позывы. Которые стали ещё сильнее, когда жидкость дошла до желудка. Его будто бы разорвёт изнутри сейчас. Тут же Курасан на время отпустил его. Не выдержав, того вырвало прямо на пол. Ухмыляясь, булка смотрел, как нож плакал из последних сил, мучаясь от сильной боли в животе. — Кх.. Господи, за что мне это, за что… — еле слышно шептал он. В полубреду Кнайф вспоминал хорошие моменты в своей никчёмной жизни. Пикчер, Лампочка... Слёзы нахлынули новым потоком. В то время как круассан снова принялся беспощадно вливать бензин внутрь него. Так он пил его до тех пор, пока бочонок не опустел полностью. После чего его вырвало во второй раз. Не выдерживая, он пошатнулся и, от стресса и боли упал в обморок, на этот же пол. Больше он не помнил ничего. Лишь отголосками слышался смех Курасана.* * *
Нож был ещё жив. Несколько дней он провел в пустом бреду. И неизвестно, может быть, сколько ещё раз он будет также «веселиться».