Назови меня по имени

Торговля шла из рук вон плохо. Покупатели не желали даже подходить к прилавку, а если приближались, то, помяв товар и скривив губы, отходили в сторону, бормоча что-то про гнилые манго, грязную чечевицу, вялую зелень, негодный нут и высохшие кокосы. — Двести пан! Где я ему возьму такую сумму к вечеру? — Чандрагупта смачно сплюнул на землю, с ненавистью глядя в сторону прилавков более удачливых торговцев. — За полдень перевалило, а никто ничего не купил. А нечего хлам совать! Как только дрянь продать надо, так сразу: «Чандра, сегодня твоя очередь». Сам бы продал, да ещё чтоб столько выручить! Сволочь. — Выпорет, — тихо предсказал Дхумкету, брызгая водой на умирающие от жары листья кориандра, ревеня и пожелтевшие стрелки лука. — Ох, выпорет! — Решено, — Чандрагупта в сердцах пнул ногой прилавок. — Пойду искать другие источники дохода. А ты присмотри за товаром. — Опять? — глаза Дхума распахнулись, и он мелко затрясся, как овечий хвост. — Нарвёшься. Может, не надо? — Охота была зад подставлять, — Чандрагупту передёрнуло, стоило лишь вспомнить, как всего несколько дней назад, охая и стеная, он лежал ничком в деревянной пристройке, бесстыдно оголившись ниже пояса, потому что надеть дхоти или шаровары не было никакой возможности, так сильно горела воспалённая кожа. — Лучше украду, чем получу плетей. Заодно и тебя от порки спасу. — Но ведь поймают, — еле слышно прошелестел Дхумкету. — И палец отрежут. — За двести пан либо руку отрубят, либо вообще казнят, — гордо проинформировал друга Чандрагупта. — Ну, я пошёл. Перескочив через прилавок, он с вызывающим видом свободного человека, игнорируя рабские кандалы на ногах, посвистывая и независимо поглядывая на разномастную толпу, отправился сквозь рынок. Дхумкету, сложив ладони возле груди, истово начал читать мантры всем богам подряд: Ганеше, Таре, милостивому Шиве, заодно и Вишну, лишь бы друг вернулся живым. *** Этого вайшью Чандра заметил сразу. Тот выделялся из толпы своей необычной внешностью: высокий рост, крепкая фигура, изящный торс и сильные руки, благородные черты лица и одеяния цвета калаканда* — молочно-белые шаровары и чуть более тёмные чалма и уттарья. Но более всего юношу удивила его походка! Молодой мужчина шагал по рынку так, словно намеревался завтра сместить царя Магадхи и занять его трон. Чандра ещё ни разу не видел кого-то, кто гулял бы среди народа с императорским достоинством, оглядывая суетящихся жителей с оттенком любопытства и налётом лёгкого презрения. Тёмно-карие глаза, когда в них попадал луч солнца, казались серебристыми. Лицо вайшьи выглядело, как скульптура божества Вишну. Правда, Нараяна, в отличие от этого торговца, не носил короткой, аккуратно подстриженной бороды и усов. Встряхнувшись, Чандрагупта опустил свои глаза ниже и заметил увесистый мешочек, свисающий с пояса вайшьи. Заветное сокровище даже не было ничем прикрыто и вовсе не спрятано от зевак. «Закончил торговать и возвращается ужинать, — с завистью подумал Чандрагупта. — Вот повезло! Но удивительно, какой простак… Разве можно напоказ выставлять выручку? Украдут же». Ловко изменив свой маршрут, Чандрагупта двинулся за вайшьей шаг в шаг. В душе юноши происходила нешуточная борьба. Один внутренний голос, явно следующий дхарме, орал, чтобы «хозяин не вздумал делать этого», зато второй, наглый и беспардонный, подначивал: «Давай-давай! Смотри, какие браслеты на запястьях! Сукхдэву такие и не снились. И пояс расшит жемчугом. Он точно не бедный. Потери всего нескольких монет и не заметит. Да и не серебро же у него там? Медь наверняка. Серебро так открыто даже богачи не носят». Вероятно, если бы вайшья шёл до самого дома, не останавливаясь, то у первого голоса были бы шансы победить, но вайшья замер возле лавки, где продавали редкие заморские специи. Пока он осматривал товар, Чандрагупта подобрался на четвереньках почти вплотную, осторожно протянул руку, дождался, когда «беспечного простака» в очередной раз толкнут вечно спешащие покупатели, а потом быстро перерезал шёлковый шнурок, на котором висел мешочек, ловко поймав падающий кошелёк второй рукой, прежде чем тот успел звякнуть, ударившись о землю. Теперь осталось, быстро лавируя между чужими ногами, незаметно уползти прочь, но этого сделать он не смог. Чандрагупта даже не понял, что случилось. Лицо вайшьи, тоже стоящего на четвереньках, неожиданно оказалось прямо перед ним, так близко, что юноша почувствовал сладкий цветочный аромат, исходящий от кожи мужчины. — Намастэ, малец! — сказали ему, и дыхание Чандры от страха прервалось на несколько мгновений. — Пойдём-ка побеседуем? За ту самую руку, которой он перерезал мешочек, его ухватили весьма крепко. Он едва удержался, чтобы не взвыть от боли. Его тащили сквозь толпу так, что он едва не разбил себе лицо о тела идущих навстречу людей, успевая уворачиваться от них лишь в самый последний момент. Наконец, он очутился прижатым к забору чьего-то заброшенного дома, где хозяев не наблюдалось в помине. Кричать «помогите», будучи вором, довольно глупо, поэтому Чандрагупта просто молчал, гадая, что с ним сделают дальше. — А теперь отдавай деньги по-хорошему, — промолвил вайшья с весёлой улыбкой, но при этом выхватил из ножен, висевших на другом его боку, длинный кинжал и ощутимо уколол кончиком лезвия шею Чандрагупты. — Или я выпотрошу тебя, как золотого махсира**, наглый ты воришка! Сопротивляться было бессмысленно. Чандрагупта понимал, что сила в данном случае отнюдь не на его стороне. Дрожащей рукой он протянул украденное. Дар речи к нему постепенно возвращался, и он попытался оправдаться, осторожно косясь на лезвие, всё ещё плотно прижатое к его шее. — Мешочек сам по себе упал, господин! Шнурок развязался, должно быть. Я собирался всё вернуть, но вы зачем-то меня схватили, — по мере того, как он вдохновенно врал, сердцебиение успокаивалось, и последние фразы дались ему достаточно непринуждённо. — Я испугался, прямо слова вымолвить не мог! А то давно бы деньги вернул, ещё на рынке, — и он, облизав пересохшие губы, вперил невинный взор в незнакомца, который отчего-то заметно смутился. Рука, удерживающая кинжал, вздрогнула и слегка отстранилась. Лезвие перестало колоть кожу. Помнится, Лубдхак говорил, что лжец никогда не может смотреть людям в глаза. С того дня Чандра ежедневно практиковался перед отполированным куском серебра, когда «проклятого рабовладельца» не было дома. Очень скоро он научился врать легко и убедительно, не опуская глаз. Чандра считал этот навык самым большим своим достижением. Теперь он возблагодарил богов, что успел освоить сию премудрость до встречи с ловким вайшьей, который оказался вовсе не простаком. Кинжал, ещё немного помедлив возле его горла, вдруг спрятался обратно в ножны так же быстро, как оттуда появился. Взгляд незнакомца скользнул по ногам юноши, и теперь вайшья заметил кандалы. — Ты не свободен, — констатировал он, и Чандра ощутил горечь во рту. Ему не хотелось, чтобы этот неизвестный тип узнал о его незавидном положении, но отрицать очевидное было нелепо. — Да, — неохотно признал он. — Я раб на протяжении многих лет. Меня купили в раннем детстве. — Имя? — Чандрагупта. — Кто хозяин? — Вайшья Лубдхак. — Хочу знать, где его дом. Отведи меня. — Расскажете ему обо мне, да? — юноша хмуро покосился на незнакомца. — Впрочем, меня сегодня и так выпороть должны. Ударов сорок получу. Ну, а за то, что деньги ваши сразу не вернул и лишнюю проблему создал, ещё ударов тридцать добавят. Опять на зад три дня будет не сесть! А, ладно… Не впервые уж. Выражение лица вайшьи изменилось. В глазах его мелькнуло нечто сродни сочувствию. — За что будут пороть? — заинтересовался он. — Я не продал товар, — Чандрагупта сам не понимал, почему всё ещё стоит и не убегает от этого человека, рассказывая то, чего говорить точно не следует. — Товар, откровенно говоря, паршивый. Так как его продать? Лубдхак приказал двести пан выручить, не меньше. Кто ж их даст? — Я, — неожиданно сказал незнакомец, с серьёзным видом развязывая мешочек, который ещё не успел прицепить обратно на пояс, а затем вручил Чандрагупте пять серебряных монет. — Пять каршапана?! И всё мне?! — глаза Чандрагупты засияли от счастья. — Тебе. Ну как, порка отменяется? Неожиданно Чандрагупта перестал улыбаться и поник. — Боюсь, что нет. Если я принесу серебряные монеты, Лубдхак решит, что я обокрал кого-то очень богатого, а остальное спрятал. Всё это, конечно, чушь насчёт воровства, но Лубдхак точно подумает. В общем… Медных пана у вас, случайно, не найдётся? — и он с надеждой посмотрел на вайшью. Незнакомец хлопнул себя по бедру с раздражением. — Нет у меня мелочи! Но я могу пойти к твоему Лубдхаку и купить у него что-то стоимостью в пять каршапана. Скажу, что ты уговорил меня на эту сделку, хоть я поначалу не соглашался. Это поможет? — он изучал лицо Чандрагупты, на котором снова забрезжило выражение робкой надежды. — Наверное, — Чандрагупта сам не понял, зачем улыбнулся этому незнакомцу так ласково, как прежде улыбался только при виде Субхады, шедшей с реки после утреннего купания. — Идём! — его запястье снова оказалось в цепких тисках чужих пальцев, но в данном случае Чандрагупта не орал не оттого, что боялся привлечь стражу. Ему не хотелось, чтобы его руку отпускали. Странно было в этом сознаться даже себе, но прикосновения незнакомого вайшьи почему-то заставляли сердце отчаянно колотиться, а по всему телу разливалось приятное тепло. — Давай, шевели ногами! — нетерпеливо тащил его за собой благородный спаситель. — И я избавлю тебя от необходимости лечить зад на протяжении трёх дней! Последняя фраза прозвучала чрезмерно откровенно, и Чандрагупта ощутил, как отчаянно краснеет.