Грязь

      Руслан сидел на диване, закинув одну стройную ногу на вторую, с усмешкой крутя в руке поводок. Его татуированная кисть на миг опустилась в чужие рыжие локоны, обладатель которых покорно лежал на его колене, с чуть прикрытыми глазами.       Длинные пальцы провели по заржавевшим прядям, сжали их и повернули веснушчатое лицо на себя. Красивый. Покорный. При своём росте в два метра и телосложением шкафа он напоминал большую собаку, которую выдрессировали донельзя и та уже не реагировала ни на что. Неожиданно тот улыбнулся и оскалился, но не двинулся, знал, что нельзя, правила такие, день такой.       У них было некое расписание, и дни, когда Руслан был хозяином, были особенно долгие. Он напоминал высокомерную шлюху, все оттягивал, хотел почувствовать себя королевой, издевался. И Кашин позволял ему, ему даже иногда нравилось, когда Тушенцов носком своей ноги утыкался в его волосы или приподнимал подбородок. Как собаке.       Просто иногда нравилось, когда такая высокомерная сука потом впечатывалась в кровать и просила его не останавливаться. Весь этот шарм, как тот хозяйничает, даёт ему пощечину просто потому что ему это нравится, оставляет кровавые укусы на шее, не беспокоясь о состоянии партнёра, и рыжеволосый ему не перечит, у них было некое ответное садо-мазо. Сегодня – Руслан, завтра – Даня.       Тушенцову не хватало лишь перчаток и высоких каблуков, хотя последние отлично заменялись обувью с высокой платформой.       Сейчас шатен сжимал в руках чужие щеки, притягивает парня к себе, нежно целовал его губы, а потом, до звёздочек в глазах кусал, слизывая с подбородка горячую струйку крови, пачкал о нее свое лицо, которое, словно вырезали из мрамора самые знаменитые мастера-скульпторы.       Кончик его ровного носа прошёлся по веснушчатому лицу, будто бы пытаясь найти в изученном донельзя лице что-то новое. Что-то, что он еще не видел. Хотя они оба могли с закрытыми глазами назвать и показать каждую родинку и морщинку на чужом лице.       Парень уткнулся в волосы, такие мягкие, которые перебираешь, а они тянутся в руках как карамель, а потом так же застревает в мозгу и ты уже не избавишься от них. Он мог поклясться, что пахнут они так же сладко.       Руслан отстраняется, садится обратно в свою позу и усмехается. Он сжимает в руке поводок и дёргает на себя, наматывает на кулак. Кашин поддаётся вперёд, поднимает глаза на парня, ощущает на истерзанных тонких губах нежное касание. На них чуть надавливают и Данила впускает в свой рот изящный палец, вылизывает его, за одним пальцем следует второй, третий, наконец вся рука. Он упирается большими ладонями в колени и горячим языком проводит по ладошке, вязкая слюна уже капает на его футболку, но Кашин продолжает. Наконец руку отдергивают, проводя мокрыми пальцами по щеке, от чего появляется неприятное ощущение. От щеки к пальцам тянется ниточка его слюны.       Руслан довольно улыбается, вытирает кисть о футболку рыжего и чуть наклоняется, смотрит на ноги Данилы. В штанах уже виднеется стояк. Тушенцов проводит ступнёй по бедру, поднимает выше, утыкается прямо в пах. Рыжая голова опускается вниз, слышится тихий вздох. Он давит еще сильнее, Кашин издаёт слабый стон, громко дышит, краснеет от возбуждения.       Тушенцову это нравится, нравится как от этого садизма возбуждается его парень, нравится какой он покорный и послушный, нравится его пассивность.       Он обводит стояк носиком ботинка, вновь давит и неожиданно чувствует как его хватают за щиколотку. Руслан удивлённо смотрит на того, но наигранно хмурится, довольно правдоподобно, хватает того за подбородок и поднимает, смотрит в покрасневшее лицо, на раскрытый рот, что хватает воздух. Чужая щека тут же краснеет.       Они оба знают, что Кашину это нравится, об этом говорит и нарастающее возбуждение, и чужой блеск в глазах, который ни с чем не спутать.       Данила дёргается, за щеку не берётся, нельзя, отпускает его щиколотку, глотает воздух и накопившуюся слюну. Он ждёт заветные слова, ждет как с чужих губ вырывается это чёртово "можно". Словно он пёс, ждущий, когда ему разрешат накинуться на еду.       И Руслан говорит, совсем тихо, с усмешкой и надменным взглядом. Даже не говорит, шепчет, и рыжий читает по его губам: "Можно".       Сидящий на полу срывается с места и уже сидит в чужих ногах, что-то рычит в бледную шею и стягивает джинсы. Вскоре они уже лежат на полу, а Данила нежно снимает белье, окидывая взглядом лицо Тушенцова, он сам давно хочет, но не говорит, любит быть сукой. Неожиданно поводок дёргается, и шатен напоминает, что его нужно растянуть.       Он не любил, когда Кашин входит сразу, ему было больно, неприятно. Каким бы садистом не был Руслан, он любил нежный секс, когда парень заботится о том, больно ему или нет, когда делает все аккуратно, не спешит. Но заставить такого зверя быть спокойным после столь долгого ожидания сложно.       Данила слушается, достаёт из тумбы рядом лубрикант, обильно смазывается пальцы, нежно вставляет их. Тушенцов издаёт первый тихий вздох, сжимает поводок, кивает, разрешает продолжить. Рыжий продолжает, расставляет пальцы в стороны словно ножницы, проходится по стенкам кишечника, давит на простату. Протяжный вздох, больше похожий на стон, раздаётся у его уха и проникает в закоулочки разума, возбуждает еще сильнее, сносит крышу, рука покидает чужое тело и погружает на джинсы. Но неожиданно Руслан встаёт, тянет поводок и толкает любовника в грудь, заставляет лечь на своё место. На колени рыжего тот час приземляется Тушенцов и сам стягивает мешающую ткань с бледного тела своего партнёра, берет в руку его член и проводит вверх и вниз, слыша нетерпеливый вздох.       Тушенцов приподнимается и совсем аккуратно насаживается, кусает губы. Он мечтал об этом весь вечер. Руслан медленно садится, уже половина чужого органа сжимается кишечником парня и пульсирует, а спустя пару секунд уже весь скрывается внутри. Парень облегчённо вздыхает, глубоко дышит, поднимает бедра вверх, опускается, медленно двигается. Каждое движение встречается со стоном рыжего, а тот, в свою очередь, отскакивает от очередного нервного вздоха шатена.       Данила хочет двинуться навстречу, сжать его тело и выбить громкий стон, но ему нельзя. Он просто сжимает в руке обивку кресла и позволяет Руслану ублажать себя.       Медленные движения постепенно становятся совсем не медленными, рука Руслана сжимает футболку на чужой груди, глаза чуть слезятся, а поводок так же резко дёргается, заставляя их губы встретиться. Стоны шатена раздаются на всю квартиру, он прижимает к себе Кашина, чей голос вовсе не отстаёт от чужого, а лишь похрипывает и иногда рычит, стараясь не сорваться. Их голоса вскоре звучат в унисон, а потные и горячие тела трутся друг о друга. Тушенцов кладёт руку рыжего на свой член, что-то говорит, но из-за вечных шлепков и дрожи в голосе ничего не слышно. Данила начинает ему дрочить, нежно ласкает, сжимает в тёплой ладони.       Руслан прижимается, придвигается к чужому уху, шепчет чтобы тот двигался сам, устало кладёт на плечо щеку и уже чувствует резкие и грубые толчки.

***

Парни лежат на мягкой кровати и глубоко дышат. Вот уже минут так десять. Они вымотаны, у Дани болит щека и колени, затекла спина, но он доволен. Он любил субботы, пускай каждый раз после них остаётся неприятный осадок. Но с ним он разберётся в понедельник.