***
Подарок Дейдары (а ещё, наверное, Укрепляющее зелье) открыл в ней второе дыхание, и Хината с новыми силами влилась обратно в школьную жизнь. А влившись — поразилась, как многое, оказывается, пропустила, пока без толку грустила и пряталась от друзей по углам. Глупая! Ведь весна в Хогвартсе была так прекрасна в том году, а обитатели замка — так очаровательно счастливы! Теперь, когда квиддичный финал остался позади, всеобщее внимание сосредоточилось на маскараде, до которого осталась всего неделя. Особенно восторженны были девочки; в каждую, казалось, свободную минуту они сбивались в группки, шептались и хихикали, провожая взглядами парней. Те мальчики, что были помладше, смотрели на них с непониманием и опаской, тогда как старшие кавалеры настойчиво искали себе дам. Каждый час школу облетали сплетни о новых парочках, приглашениях на бал, полученных на них согласиях и отказах. Больше всего сплетен, как водится, было о Глории Симонс и Ариадне Забини, самых красивых девушках школы, которым старшекурсники всех факультетов буквально не давали прохода. А ещё, внезапно, — о Роксане Вуд, чья популярность взлетела до небес после финального матча квиддичного сезона. Во время него Роксана единственная из гриффиндорцев смогла поразить ворота Слизерина, чем снискала почёт и любовь. Парни вдруг сообразили, что гриффиндорская староста школы не только талантлива в игре, но и очень хороша собой, и принялись бегать за ней с конфетами и цветами. Всем приглашавшим её на бал Роксана отказывала, ссылаясь на то, что уже занята, — и спекуляции об имени счастливчика делались всё более невероятными день ото дня. Основным подозреваемым по неуловимой для Хинаты логике быстро стал Рабастан Лестрейндж. Придуманный роман между охотниками враждующих сборных с каждым часом обрастал новыми подробностями, и накал страстей в них неуклонно нарастал. Дошло до того, что во вторник Уилл Харкер, староста-напарник Роксаны, попытался прилюдно вызвать Рабастана на дуэль. Благо, Роксана и Ева оказались поблизости и не дали ему договорить. Благо, Эшли смог увести жаждущего драки друга. Благо, Рабастан не услышал, какие обвинения бубнил ему в спину Уилл. Не благо то, что Дейдара обещал непременно передать другу слова гриффиндорца. Благо, Роксана немедленно потребовала его клясться на мизинчиках, что так не поступит. Мэри, которая рассказала всё это подругам, было очень смешно, а вот Хината от подобного накала драмы не ощущала ничего, кроме неловкости. Те же, кого по той или иной причине не интересовала романтика (к счастью, таких было немало!), собирались в команды, чтобы поучаствовать в соревновании групповых костюмов, затеянном студсоветом. К собственному стыду, Хината совершенно упустила из внимания его объявление, как и большую часть подготовки к балу. Однако товарищи по студсовету будто бы вовсе и не сердились на неё за это. — Мы рады, что ты чувствуешь себя лучше и вернулась к нам, — сказала ей Ева перед очередным заседанием, на которое Хината, впервые с Белтайна, явилась. Эти простые слова окончательно излечили её от апатии. Тем более, что у студсовета в те дни было очень много работы. Ребята занимались подготовкой, договаривались с профессорами о помощи, планировали меню и напитки, вели традиционные споры о музыке, помогали желающим мастерить костюмы и маски. В этом, собственно, очень пригодилась Хината с её навыками рукоделия. Каждый день она с нетерпением ждала конца своих уроков, чтобы прибежать в комнату студсовета и заняться рукоделием в компании ребят с разных курсов и факультетов, горящих желанием смастерить что-то уникальное. Их энтузиазм был так заразителен! Хината засиживалась за рукоделием до самого отбоя, часто уносила работу с собой в факультетскую башню, чтобы использовать время до сна. Она любила это ощущение занятости. Дополнительным подспорьем для ученического креатива стал буклетик, выпущенный в сотворчестве Дейдарой, Криспином, Алисой и Евой. Буклет содержал немало советов о макияже, рецептов простых зелий и формул заклинаний для укладывания-перекрашивания-наращивания волос, частичной трансфигурации элементов одежды и так далее. Конечно же, школьники немедленно приспособили всё это для шуток. Больше всех в освоении чар (и выискивании других похожих) преуспели, как и ожидалось, Джеймс Поттер с друзьями. По школе прокатилась волна «нападений», жертвы которых обзаводились разноцветными чёлками, длинными, как крылья стрекозы, ресницами, длинными клыками, килтами вместо штанов, смешными и неприличными надписями на спинах — и это лишь малая доля. Джеймс высоко задрал планку, ухитрившись перекрасить волосы школьного завхоза в розовый (мистер Прингл проходил так до самого ужина, когда профессор МакГонагалл наконец увидела его и задала вопрос касательно смены имиджа), после чего переключился на Эвана Розье и компанию. От усилий Марлин особенно пострадал Уолтер Эйвери, вынужденный даже обратиться в больничное крыло, когда чары Марлин отрастили ему между пальцев перепонки. В отличие от друзей, Питер колдовал исключительно на потеху своей даме сердца, Джекки Пьюси; а вот Сириус выбрал главной жертвой брата. Куда бы Регулус ни пошёл, его ждали заклинания из-за угла, от которых мальчик защищался с переменным успехом. За пару дней он успел «покрасоваться» и мохнатыми зелёными бровями, похожими на жирных гусениц, и раздвоенным змеиным языком, и роскошной львиной гривой, дополненной золотистым пушком на лице. Чаще всего эта «красота» прикрывалось книжкой по трансфигурации, в которой Регулус выискивал контрзаклятие. Что удивляло окружающих, в том числе и Хинату, мальчик не давал отпор, даже ни разу не пожаловался на распоясавшегося брата учителям и старостам. В какой-то момент Гектор не выдержал и сам вступился за него. — Сириус Блэк! — рявкнул он поверх голов третьекурсников, собравшихся перед классом истории магии. Гектор пылал гневом, какой Хината редко видела на вполне добром и располагающем лице парня. — Уже четырнадцать лет как, — откликнулся Сириус, нарочито медлительно повернувшись к старосте. — Чего тебе, Паркинсон? Окинув беглым взглядом собравшихся, Гектор призывно махнул рукой, но Сириус и не подумал сдвинуться с места. Джеймс немедленно встал с другом к плечу, намеренный поддерживать его, что бы ни произошло. На акт неповиновения Питер и Мэри прыснули, даже Аделоиза улыбнулась, прикрыв рот ладошкой, и что-то зашептала Гекате, которая смотрела на старшего брата с тем же скепсисом и крупицей надменной пренебрежительности, что Гестия — на Сириуса. Гектор расправил плечи и сложил руки на груди. — Хочешь, чтобы я отчитал тебя при всём классе? — А за что меня отчитывать? — Вот прохвост! — возмущённо прошептала Лили Хинате на ухо. — Как насчёт того, что за последние дни ты заколдовал Регулуса минимум семь раз? — Да ладно тебе, Паркинсон! Это же просто братские шутки! — в тоне Сириуса прорезалось нездоровое веселье. — Неужели Рег тебе нажаловался? — Ни в коем случае! — догнавший, наконец, старосту Регулус парой вздохов выровнял дыхание, откинул с лица радужные кудри и обратился к Гектору: — Потому что жаловаться мне не на что. Сириус помогает мне с тренировками внимания и ловкости. — Что?! — опешил Гектор. — Что?! — в голос с ним удивился Сириус, растеряв веселье. — О, это моё благотворное влияние! — подбоченился Дейдара и посмотрел при этом почему-то на Хинату. Она спешно отвела взгляд — и замерла, удивлённая выражением глаз Итачи, прикованных к младшему Блэку. В них сиял открытый, живой интерес. Как его трактовать, Хината понятия не имела и не осмелилась спросить напрямую. Она вообще в те дни очень мало разговаривала с братом. Даже так и не рассказала ему о подарке Дейдары: никак не могла подгадать подходящий момент. Всё из-за связанной с маскарадом занятости, само собой. Да и Итачи, стоит признать, в коротких беседах не давал возможности перевести тему на бал: был единственным, казалось, человеком в окружении, кого совершенно не заботил ни сам маскарад, ни планы на него лично Хинаты. — Так с кем ты идёшь? Этим вопросом Мэри атаковала её при каждом удобном случае: во время чистки зубов, за едой, на переменах, когда Хината помогала ей с костюмом и пока вместе с Гестией и Лили разминалась с утра. Сама Мэри шла с Фрэнком Долгопупсом и была очень довольна собой. Фрэнк был старше, симпатичный и спортсмен: отвечал всем критериям, по которым Мэри выбирала парней. Ещё Мэри как-то уж очень значительно подмигивала Гестии и говорила, что помогает подруге, чем может, но Хината могла только догадываться о смысле подтекста. Впрочем, не сказать, чтобы он угадывался сложно: всё же взгляды, которые Гестия уже не первый месяц бросала на пуффендуйский стол и комментаторское гнездо во время матчей, наводили на вполне определённые мысли. — Ты уже решила, с кем пойдёшь на бал? На сей раз вопрос задал Римус. Хината ответила ему так же, как Мэри: — Меня рекрутировали в команду. Тема весьма экзотическая… я бы не хотела портить сюрприз. — Конечно, я понимаю, — Римус улыбнулся, и эта простая, честная улыбка изменила его нездорово-бледное, осунувшееся лицо с глубокими тенями вокруг глаз. — Я хотел пригласить тебя по-дружески: вдвоём на балу веселее, правда? Что ж, наверное, спрошу Алису. — Спасибо, Римус. Думаю, Алиса будет рада приглашению, — улыбнулась ему в ответ Хината. Дружеские приглашения она понимала куда лучше… других. С другим приглашением к ней за три дня до бала подошёл Джеффри Корнер, однокурсник-когтевранец, с которым за всё время учёбы Хината перемолвилась разве что парой десятков слов. Смущённо приглаживая соломенные вихры, через слово запинаясь и совершенно не зная, куда деть глаза, Джеффри спросил, не хочет ли она пойти с ним на бал. Разволновавшись и покраснев не меньше него, Хината пробормотала отскакивающую уже от зубов фразу про команду, экзотику и сюрприз. Выдавив из себя поздравления, Джеффри сбежал. Позже в тот же день он обзавёлся ослиными ушами — Хината всю нумерологию бросала на Дейдару укоризненные взгляды, но подрывник лишь скалился в ответ. После урока он исчез, но буквально через несколько коридоров Хинату перехватил Рабастан. — Дей сказал, что я — голубь мира. Только вместо оливковой ветви просил вручить это, — Рабастан подал ей деревянный футляр. Хината провела кончиками пальцев по полированной крышке, но так и не решилась её сдвинуть. Вовсе не из-за сомнений, что обнаружит внутри: на самом деле, Хината знала практически наверняка. Не была она уверена, сумеет ли сохранить лицо, если взглянет посреди коридора. — Благодарю, Рабастан. Если тебя не затруднит, не мог бы ты передать Дэвиду просьбу впредь не проклинать людей за то, что они просто разговаривают со мной? — Так ведь мальчишка Корнер не просто разговаривал, а приглашал тебя на бал, разве нет? — Приглашал. Однако не думаю, что это касается кого-либо, кроме нас двоих. Потерев перечёркнутую шрамом бровь, Рабастан посмотрел на Хинату так, словно она упускала из вида нечто очевидное и важное. Хинату это насторожило. — В чём дело? — Я — просто голубь и держу язык за зубами. Которых у меня, к слову, нет, — он изобразил пару взмахов крыльями и был таков. Люди вообще вели себя странно в те дни. Обычно очень ответственные в исполнении своих обязанностей Ева и Роксана всё чаще скидывали патрули на младших старост и пропадали где-то вдвоём, заговорщицки шептались и вообще не выглядели, как семикурсницы за месяц до выпускного экзамена. Забредший как-то на заседание студсовета профессор Флитвик пообещал уговорить профессора МакГонагалл взять отгул на время бала. Джеймс попытался пригласить Лили на бал, чего не стерпел Северус, и ребята подрались; рассердившись на обоих, Лили сгоряча заявила, что лучше пойдёт одна, чем с кем-то из таких дундуков. Тем временем Марлин рассорилась с Сириусом из-за его шуток над Регулусом (впрочем, эти двое быстро помирились: они просто не могли сердиться друг на друга дольше полудня), Корбан Яксли довёл Мору-сенсей до обострения нервного тика, профессор Гринграсс стал избегать людей, в особенности девушек, а Геката после долгой осады с его стороны согласилась принять приглашение шестикурсника Булстроуда. Даже сердобольный когтевранец Лиам больше времени, чем в библиотеке, проводил, ухаживая за Аделоизой Гринграсс. Над его внезапно сменившимися приоритетами в студсовете не подтрунивала только Хината. Все как будто помешались на том, кто с кем идёт на маскарад. Даже обычно рассудительного Рея тенденция не минула. — Я слышал, тебя ангажировали на бал, — словно в пустоту проговорил он по дороге к теплицам. — Поттер? Хината вздохнула. Ей подумалось, что на выходе из замка Рей так долго рылся в портфеле и отстал от класса специально для того, чтобы задать этот вопрос. — Вместе с Рабастаном и Эшли. У них была задумка командных костюмов, для осуществления которой нужна девушка. Они пригласили меня по-дружески. — Не знал, что ты дружишь с ними. — Я дружу со всеми в студсовете. По мере приближения к теплицам тропинка под их ногами всё больше напоминала грязевое месиво. Ночью прошёл ливень, размывший прочертившие территорию Хогвартса тропки, намочивший густую траву; шедшие впереди одноклассники то и дело поскальзывались и, чертыхаясь, подхватывали друг друга. Рей предупредительно подал ей руку, на которую Хината, не желая обижать друга, опёрлась. Раньше бы опёрлась без задней мысли, однако в последнее время это ощущалось как-то… странно. Смущающее. Неоднозначно. Словно подобные жесты что-то значили на зашифрованном языке, понятном Рею, но не Хинате. — А ты в чём пойдёшь, Хлоя? — спросила Лили, когда вечером они с Хинатой помогали Мэри декорировать платье. Мощные стены Гриффиндорской башни оббивал косой ливень, под его напором дрожали оконные стёкла. Невдалеке громыхала гроза; её несло в сторону Хогвартса, и весьма скоро небо разверзнется прямо над его старыми башнями. Впрочем, в спальне третьекурсниц было уютно: топила печка, стрекоча брёвнами, а добрые домовики принесли девочкам какао и большую пиалу мармеладок. Разложившись прямо на полу, Хината, Лили и Мэри клеили разноцветные перья и блестящие звёзды на длинное бежевое платье. Как сказала Мэри подругам, для собственного образа на маскарад она вдохновлялась костюмами певца Элтона Джона и даже купила на каникулах «такие же крутые, как у него» очки для себя и своего парня. Знал ли об этом Фрэнк, оставалось загадкой. — Пока что это секрет. — Секрет — как и имя твоего кавалера? — весело уточнила Мэри. — Признавайся: Мальсибер или Поттер? — Мэри, ну полно, — пожурила Хината, притворяясь полностью сосредоточенной на рукоделии. Однако Мэри и не подумала закрыть тему. — А я вот не знаю, кого бы выбрала на твоём месте, — протянула она, сдула с носа приставшее красное пёрышко и нахмурилась, словно решала сложнейшую задачу. — Правда непросто! Дэвид — красавчик, ходячая харизма и спортсмен, много тренируется на поле и вне, — она почему-то хихикнула. — С другой стороны, Рей — самый милый чистокровный на свете. Такой галантный, такой воспитанный, такой… А ещё я видела его отца в школе на Рождество, и знаете что, девочки? Если пойдёт в него, через пару лет Рей будет просто пальчики оближешь! — Мэри! — в один голос возмутились Хината и Лили. — Прошу, избавь нас от разговоров про облизывание! — добавила Лили, разгорячившись. — Вся школа с ума сошла из-за этого бала! Без обид, Хлоя, я знаю, как студсовет старается… но это уже какое-то безумие! Даже Северус будто с катушек слетел! — Всё из-за тебя, между прочим, — не преминула поддеть Мэри. — Серьёзно, уже разобралась бы в себе и перестала дурить его надеждой! И Поттера тоже, который Джеймс. А вообще, я всё ещё считаю, что тебе стоит попробовать замутить с Блэком: между вами порой такие искры летают… — Мэри! — Что? Правда же! Лили запустила в неё охапкой лент как раз в тот момент, когда дверь спальни открылась, и порог переступила заплаканная Гестия. Подруги бросили всё и подскочили. Мэри мгновенно оказалась рядом с ней и приобняла за плечи, пока Лили расчищала место на своей кровати. Вдвоём они усадили Гестию и обняли с двух сторон, нежно поглаживая и воркуя что-то успокаивающее. Убедившись, что никто не подслушивает, Хината плотно прикрыла дверь, взяла чашку с неостывающим какао и опустилась перед Гестией на колени, готовая в удачный момент вложить кружку ей в руку. Перестала плакать Гестия только к тому времени, как гроза загремела над самым Хогвартсом. Утерев опухшие глаза поданным Лили платком, Гестия приняла кружку какао и сделала долгий глоток, собираясь с силами. — Джейк, он… он идёт на бал с Глорией Симонс. — Не-ет, — нахмурилась Мэри. — Кто тебе сказал? — Я сама видела, как он её пригласил. Она сказала «да», — Гестия шмыгнула носом. — А я-то думала, что нравлюсь ему… Вот дура. — Не говори так про себя, — попросила Лили, а Хината мягко добавила: — Ты замечательный человек, Гестия, и если Джейк не смог этого разглядеть — его потеря. — Хлоя права! Если кто-то здесь и дурак, то только Аббот, — Мэри фыркнула. — Ну надо же! Я думала о нём лучше, — она ненадолго задумалась. — Знаете что? В знак протеста я откажусь идти на бал с Фрэнком! Хината и Лили переглянулись. Сунув платок в карман, Гестия сжала запястье Мэри и помотала головой. — Не делай этого. Ты же так хотела… — Уже не хочу. Я раньше не знала, что он — лучший друг клинического идиота! Да как вообще Аббот посмел предпочесть нашей Гестии эту сучку Симонс?! — Ты же с ней хорошо общаешься, — поддела Лили. — А с Гестией я сегодня буду спать под одним одеялом, потому что чертовски боюсь грозы. Это значит куда больше трёпа о шмотках! — Не поспоришь, — глухо усмехнулась Гестия и, прижавшись к ней, положила голову Мэри на плечо. Чмокнув подругу в макушку, Мэри принялась гладить её по волосам, нашёптывая, куда могут катиться все парни на свете и как замечательно девочки повеселятся на балу без них. — …времени ещё полно, сделаем и тебе чумовой костюм. Нарядимся, накрасимся и будем такими неотразимыми красотками, что Аббот и Долгопупс локти обглодают! Ох, кстати, Лили же тоже без партнёра! Лилс, будешь участвовать? Окинув взглядом развал перьев, лент и аппликаций из пайеток на полу, Лили вздохнула. — Я, конечно, ещё пожалею об этом… Но да, я с вами! — Супер! Жаль, конечно, Хлоя не сможет быть в нашей команде… — Простите, пожалуйста. Я уже пообещала. — Мы не в обиде, — заверила Лили, и Мэри покивала. Смущённо улыбнувшись, Хината перевела взгляд на небо за окном, располосованное вспышками света. Хотела бы она иметь возможность согласиться на их предложение, нарядиться в нелепый костюм из блёсток и перьев и повеселиться в компании подруг. Просто. Безо всякой неоднозначности.***
А вот для Дейдары по мере приближения к субботе неопределённости не осталось никакой. Химе не только приняла от него кимоно и маску, но и ничего не рассказала о них Итачи: если бы не воспринимала этот подарок, как нечто смущающе-личное, не стала бы скрывать от Итачи «товарищескую благодарность». Всю неделю она то и дело поглядывала на Дейдару исподтишка, но, стоило ему повернуться, отводила глаза. Она отшила всех ухажёров, Рею даже не дала возможности её пригласить (Дейдара бы по-пацански посочувствовал ему, если б не считал, что Мальсибер охуел заглядываться на химе). Все признаки твердили, что Хината заинтересована. Осталось её дожать. — Какой-то у вас с ней странный роман, — заметил Рабастан после тренировки. В день бала Дейдара проснулся ни свет ни заря с чувством голодного предвкушения и, чтобы не скучно было время коротать, спустился в подземелья, распинал Лестрейнджа и вытащил на улицу. — В смысле? — В смысле, даже Лиам отыгрывает ухаживание за Ади лучше, чем ты ухаживаешь за девчонкой, которая тебе по-настоящему нравится. — «Нравится» и «хочу» — разные вещи, Басти. Нравишься мне ты, нравятся Эшли с Лиамом, немного Гринграсс… — зацепившись за мысль, Дейдара щёлкнул пальцами. — Кстати, что с ним такое в последнее время? Лестрейндж как-то уж слишком резко передёрнул плечами. — Понятия не имею. — Может, на прошлых выходных он смотался к Септиме Вектор, а та предложила остаться друзьями? — Нет, он странный не с выходных, а с самого Белтайна. Его тогда тоже в школе не было, помнишь? Мы ещё радовались, что проф и Мальсибер сваливают, а деканы заняты с директором: некому будет разгонять нашу вечеринку, — Рабастан нахмурился и принялся вертеть в руке волшебную палочку. — С тех пор, как вернулся, на уроках проф стал скучнее Бинса, практику почти всем курсам поотменял, таращится на всех как-то злобно, особенно на тех, кто пытается с ним заговорить… — он замолчал, проглотив окончание фразы. Дейдара внимательно посмотрел на друга. — Ставлю галлеон, Брайан знает, что с ним такое. Напиши. — Да ну. Он же вместо ответа примчится на помощь, а здесь вроде и катастрофы нет. — Ревнуешь? — Дей, ну заебал, серьёзно. Ты же знаешь, что мне нравятся девушки. — Милый мой, «нравится» и «хочу» — разные вещи! — Дейдара гаденько ухмыльнулся. — Тем более, с определённого ракурса и под определённым градусом… — Мерлин могучий, пусть у тебя сегодня всё сложится с Бенсон и ты в дальнейшем будешь трахать её, а не мой мозг! — прорычал Рабастан и, отпихнув его с дороги, пошёл обратно в замок. От души посмеявшись, Дейдара поспешил догонять друга. Он настиг Рабастана у стены розовых кустов. Эту красоту — целый лабиринт — высадила раскочегарившаяся с приходом весны профессор Стебль, которую хлебом не корми — дай продемонстрировать таланты. Эшли очень ловко её подбил на помощь с декорациями к балу, заблаговременно взяв привычку захаживать к теплицам и хвалить профессорские розы. Положа руку на сердце, нахваливать их было за что: розы у Стебль были мясистые, совершенно не колючие и на драконьем навозе растущие с пугающей скоростью. — А ведь ещё неделю назад это были просто черенки, — заметил Рабастан, задумчиво дёрнув за лепесток ближайший цветок мягкого розового оттенка. Куст зашелестел, пусть ветра не было и в помине, и втянул цветок под прикрытие веток. — Драккл, в такие моменты я начинаю бояться гербологов. — Правильно делаешь! — закивал Дейдара, больная фантазия которого каждый урок травологии генерировала изрядное количество жути, связанной с магическими растениями. — И это я ещё не рассказывал тебе про мужика из нашей истории… — Расскажи, — попросил Рабастан и, оглядевшись, свернул внутрь лабиринта. Последовав за другом в объятия приятной полутьмы: солнце не успело подняться достаточно высоко, чтобы пролить свет за стены кустов, — Дейдара, впрочем, не торопился говорить. Когда они, завернув за пару поворотов, оказались возле одной из притаившихся в лабиринте беседок, Дейдара остановился и достал палочку — Лестрейндж вскинул собственную даже раньше и привычно, почти рефлекторно поставил заглушающие и отвлекающие щиты. Довольно кивнув ему, Дейдара сказал: — Был такой шиноби по имени Сенджу Хаширама. Его особый дар — управление растениями. Очень редкий, между прочим, дар, вдобавок Хаширама умел им пользоваться как никто. Итогом этого использования было нагибание жесточайшим образом любого, кто осмеливался выйти против Хаширамы, — злорадство так и просилось наружу, и Дейдара не смог его удержать: — Даже Учиха Мадара, сильнейший шиноби, которого когда-либо производил клан Итачи, проиграл ему все основные бои. Вот только Лестрейндж пропустил и его замечание, и тон. Он думал о своём: — Такая сила… И что этот Хаширама с ней делал? Захватил какое-нибудь государство? — Почти. Он арканом затащил прежде соперничавшие и враждовавшие кланы своей страны в одно селение. Помнишь, я рассказывал про мою родную деревню? Так вот, вся эта структура селений шиноби была создана Хаширамой. Говорят, сама идея проистекла из его мечты о мире. Я глубоко не вникал, но можно спросить химе и Итачи: они родом из той самой деревни, что основал Хаширама. Рабастан задумчиво побарабанил пальцами по увитому лозами столбику беседки. — До сих пор не могу поверить, что Хлоя Бенсон — шиноби, как ты и Итачи. — Не совсем как мы, — негромко поправил Дейдара, следя за реакцией друга. — Мы с ним были нукенинами, отступниками, предателями родины и врагами народа. А она… — Принцесса. — Принцесса. На это Рабастан неоднозначно хмыкнул и вскинул голову к пушистым, по-рассветному румяным облакам. — Возможно, однажды всё это окончательно уляжется в моей голове. Другой мир, великие битвы, опытные воины в телах подростков… Наверное, чтобы привыкнуть, мне нужно побольше времени провести с вами-настоящими. — К Итачи слишком близко не лезь: в его башке Дамблдор ногу сломит. — Спасибо, мне одного раза в его голове хватило! — Рабастан поёжился от воспоминаний. — Да и я не про то. Судя по всему, мне так или иначе придётся искать с ним общий язык, вот я и подумал… В тот раз он устроил мне проверку на вшивость, вот и вёл себя, как лучший палач Гриндевальда. Могу понять. Но ведь с Хлоей и Реем у него нормальные отношения. Да и к Регу он проявляет участия больше, чем его собственный старший брат. — Да? Ну, тогда пиздец Регу, — вполне серьёзно заключил Дейдара и двинулся к выходу из лабиринта. — Стой, Дей! Почему Регу пиздец-то? Дейдара жестом показал, что не станет отвечать. К моменту возвращения парней в их с Рабастаном комнату Эшли уже проснулся. Как был в пижаме, он сидел за письменным столом у искусственного окна и фасовал по пробиркам джин. Пять бутылок его и три магловского виски и были той контрабандой, которую Дейдара и Рабастан зацепили на обратном пути из Лондона. Ничего, кроме алкоголя, в посылках не было. После их тщательной инспекции у Дейдары отлегло от сердца. — Уже начал готовиться к вечеру, Эш? — Не только девушкам нужно для этого много времени, — Эшли напоказ поболтал джин в пробирке, закупорил её и весело подмигнул. — Моё главное украшение на бал. — С ним ты совсем неотразим, — поддержал шутку Дейдара. — И никакой плохой запрещёнки, а? — Только хорошая и всем на радость. Басти, поможешь разлить жидкое счастье по флаконам? — Эшли кивнул на ящичек, полный пустых пробирок. Рабастан кивнул, а затем занюхнул на себе футболку. — Дай мне десять минут, я хоть душ приму. — Ну, не буду мешать вашим забавам с жидким счастьем, — бросил Дейдара ему в спину, на что Рабастан, не обернувшись, показал средний палец. Ухмыльнувшись, Дейдара направился следом за ним к двери, но оклик Эшли остановил: — Дэвид, есть минута? — Конечно. Что такое? Откинувшись на спинку стула, Эшли посмотрел на него открыто и спокойно. Даже в пижаме, растрёпанный после сна, с не сошедшим ещё следом подушки на щеке он умудрялся выглядеть так, словно контролировал ход крупномасштабной сделки. — К фейерверкам всё готово? — Да чё там готовить? Вечером, пока вы будете украшать Большой зал, сбегаю поставлю их, накину чары отвода глаз — вот и вся работа. — Где решил установить? — За лабиринтом, на стороне, обращённой к лесу: специально никто туда не попрётся, а мне будет удобно добираться. Да и, если запускать оттуда, из замка будет хороший вид. — Звучит разумно, — согласился Эшли и заметил как бы невзначай: — Надо будет попросить Криспина сделать несколько снимков и отослать их доктору Фейерверкусу с благодарностью. — Это он должен нас благодарить за рекламу, — возразил Дейдара и, махнув другу на прощание, временно убыл в расположение гриффиндорцев. Остаток дня тянулся и тянулся, и Дейдара всё прочнее залипал в собственных фантазиях. Ожидать их осуществление было практически невыносимо. В гостиной он не мог сосредоточиться ни на чём, кроме Хинаты, подшивавшей для какой-то первоклашки слишком длинное платье. Хотелось забрать из изящных пальчиков химе иголку и вложить в них свой член. Ладно, не так сразу. Сперва хотелось вытряхнуть её из унылого мешковатого говна, которое химе постоянно носила, и облачить в кимоно, вздрочнуть-полюбоваться, а затем осторожно извлечь из шелков: так разворачивают хрупкий долгожданный подарок. Хотелось распустить эту дурацкую простецкую косичку, привычку заплетать которую химе подхватила у Эванс, и заколоть её роскошные волосы дорогими шпильками и гребнями, а после достать их один за другим медленно, с чувством. Хотелось вот прямо сейчас подойти и снять с её ножек эти нелепые пушистые тапки и заменить их сандалиями на деревянной подошве (да, Дейдара позаботился обо всём и был горд собой). А может, и вовсе опереть маленькие ступни себе на бедро и, мягко придерживая принцессу за щиколотки и не давая сбежать, накрасить ей ногти — просто чтобы иметь совершенно пристойную причину полапать эти изящные ножки. Дейдаре хватило бы ебанутости сделать это при всём Гриффиндоре. И у него даже получилось бы накрасить ногти лучше, чем у большинства девчонок: опыт не пропьёшь! Эх, мечты, мечты… С ними было тесно, и Дейдара поспешил убраться из гостиной. Но видеть химе он от этого не перестал. Предвосхищать мягкость её густых волос, в которые он скоро запустит пальцы. Представлять вкус её кожи (он считал, она должна быть сладковатой; хотел, чтобы она была сладковатой). И её губы… Так, к биджу, нужно пойти потренироваться! На обед он не пошёл специально, чтобы не видеть химе и не провоцировать себя. Вместо этого Дейдара захватил с кухни еды, отловил Лиама и, затащив самым неприличным образом в заброшенный класс, усадил на парту и потребовал показать таблицу ставок. Они провели замечательный час, подбивая сводку и магически закрывая приём заявок. После обеда мистер президент собрал весь студсовет для последней репетиции приготовлений. В этот раз задумка декораций была масштабной, не обошлось без привлечения профессоров: Флитвик и Стебль всегда были готовы вписаться в студенческий движ, а вот присутствие в классе сто восемь Дамблдора Дейдару сперва насторожило. Но директор выглядел ничего не замышляющим и положительно воодушевлённым, и студсовет с удовольствием спихнул на него сложную трансфигурацию. — Вы в самом деле выручаете нас, директор, — выразил всеобщую мысль Мальсибер. — Даже при помощи профессора Флитвика мы долго провозились бы с такими масштабными чарами. Дамблдор на это замахал рукой: — О, пустяки! Я рад быть полезен. Кроме того, — он подмигнул немедленно прыснувшей в кулак Еве, — вам всем ведь тоже нужно время, чтобы приготовиться к маскараду. На этот раз студсовет не собирался стоять в стороночке от тусни и следить за порядком, как на Рождество и День святого Валентина. Точнее, членов студсовета поставили в известность те самые Флитвик и Стебль, что они, Кеттлберн, Хагрид и Блейк за всем присмотрят, а ребятам нужно повеселиться: они это заслужили. Никто, собственно, не возражал. Только Хината-химе посмотрела на профессоров так, словно не совсем понимала, чего именно от неё требуют старшие по званию. Если подумать, Дейдара ни разу не видел химе веселящейся. Да, порой она смеялась над историями-шутками Марлин и Мэри, пару раз была замечена за игрой с Джимом и командой в настолку или с Лили или Римусом в шахматы… Но всё это было приятным. Возможно, расслабляющим. Не таким уж весёлым. «Им в Конохе что, эту функцию при поступлении в академию вырубают?» — подумал Дейдара, мгновенно вспомнив перманентно каменную рожу Итачи. Учиха вообще не любил шевелиться, если действие не влекло за собой выгоду если не мгновенную, то хотя бы в отдалённой перспективе. Химе же, казалось, каждый миг своего существования стремилась сделать полезным для других. Вот уж где идеальная пара… На эту мысль Дейдара сердито засопел. Ну уж нет! Никаких конкурентов на пути к принцессе! Наверное, у него сделалось что-то с лицом: Рабастан едва дождался конца собрания, чтобы прихватить его за загривок и уволочь «проведать профа». Пусть мог бы без особого труда вырваться, Дейдара не стал. Драка бы, конечно, помогла ему выпустить хоть часть пара, но Басти ж старался, заботился. Жалко его расстраивать. Гринграсс им даже открыл, хотя и не сразу. Бледный, осунувшийся и злой, он не проклял их взглядом только потому, что не забыл посадить на нос артефакт-очки. Сочтя это за благоприятный знак, Дейдара достал из-за спины картонную коробку и максимально театрально поднял крышку. Внутри лежали идеальные, шарик к шарику, трёхцветные данго на шпажках. Гринграсс посмотрел на шарики, на Дейдару, на Рабастана. Снова на шарики. — Что это? — его голос был хриплый, как будто он уж давно ни с кем не говорил. — Сладости, которых вы точно не пробовали, — Дейдара сразу зашёл с козырей. Прямо сейчас на хогвартской кухне их и несколько видов вагаси производили в промышленных количествах для вечера, Дейдара лично выдал эльфам рецепты. — Поставите чай? Подозрительный алчущий взгляд — раздумье — кивок и вполне себе вежливый жест-призыв заходить, но только после того, как заветная коробка конфискована и утащена в логово. Дейдара ухмыльнулся. Серьёзно, после продолжительного общения с Сасори и Итачи Гринграсс казался почти милым! Войдя, Дейдара осмотрелся. Раньше ему не доводилось бывать в личных апартаментах ни одного школьного препода, но эти он не спешил принимать за стандарт. Выглядела комната: не то гостиная, не то кабинет, — откровенно ёбнуто. Аж повеяло заработавшимся данной — только у Сасори в мастерской оказывался развал деревянных и металлических частей марионеток, погнутого оружия, каких-то тряпок, склянок, вязанок волос, перекатывающихся по полу стеклянных глаз с мельчайшими сколами… В процессе корпения над куклами Сасори имел привычку отбрасывать прочь, что не нравилось, а что нравилось, притягивать к себе в пределы «потянулся — взял». В стену слева от его рабочего места всегда были воткнуты дефектные сенбоны, по количеству которых можно было судить, как глубоко данна погрузился в свои фантазии. В задумчивости он вертел в руке сенбон и покусывал за кончик — его искусственные зубы, способные без труда перекусить человеческую кость (Дейдара видел раз и, Рикудо свидетель, выглядело это одновременно впечатляюще и стрёмно), не оставляли шанса и металлу. Заметив, что испортил очередную иглу, Сасори цыкал и метал её в стену, но уже очень скоро брал новую, даже не заметив. Отказ от всего низменного-человеческого, да-да, данна, мы слышали! По логову Гринграсса, конечно, стеклянные глаза не перекатывались, да и сенбонов не было, зато все горизонтальные поверхности занимали книги. Толстенные фолианты, тонюсенькие брошюрки, мерзкие на вид гримуары, потрёпанные учебники — чего тут только не валялось вперемешку с исписанными пергаментами, вскрытыми конвертами, какими-то схемами и рандомно украшающими всё это богатство артефактами: детектором лжи, проявителем врагов, вязанкой амулетов и нескольким парами разноцветных очков. Спустя минуту офигевания, впрочем, Дейдара понял, что в этом безумном на первый взгляд хаосе есть чёткая система; а затем он заметил руны на стенах. Тонкие, серебристые — они почти терялись на приятных светло-голубых обоях, казались не более, чем узором. Но как и с хаосом вокруг: чем дольше смотришь, тем чётче видишь, что у каждого элемента здесь есть собственное место и назначение. Вот только какое — Гринграссу понятно. Пока Дейдара зависал, изучая пространство, Рабастан буднично прокрался к камину, на столике перед которым Гринграсс уже любовно устраивал коробку со сладостями. Не спросив и не замешкавшись, Лестрейндж принялся колдовать над чайником. Дейдара, не удержавшись, присвистнул: — И это тот самый человек, у которого зимой случилась истерика от вида меня за готовкой! Профессор, вы хорошо на него влияете. «Растите из Басти порядочную домохозяйку…» — Завали! — огрызнулся Рабастан, легко догадавшийся, что за фраза готовилась слететь с языка Дейдары. А затем… а затем он не сказал ничего. Его магия с той же ловкостью, с которой отправляла противников на дуэлях в нокаут, кружила баночки и утварь. Басти сам добавил сахар: знал, сколько проф любит, и подал ему кружку: не из безликого сервиза, а красную в горошек, похожую на пузатую божью коровку. По чашке из сервиза досталось Рабастану и Дейдаре, и они уселись рядом с профессором: Дейдара — во второе кресло, а Басти — прямо на потрёпанный, местами пропаленный ковёр. При всех этих действиях он не произнёс ни слова. Потому что проф предпочитал молчать. Где-то тут Дейдара понял, что Гринграсс правда нравится Рабастану: вот честно так, без пидорских шуток. Наверное, потому что Гринграсс не хлопотал над ним, как Эшли и Брайан, которые порой могли придушить вниманием и заботой. Он не был в доску своим, как Дейдара. Он не нудил на ухо, как Лиам. Отстранённый, немногословный, мрачный Гринграсс просто был рядом. Направлял. Учил. Натаскивал. Стал ему чем-то вроде… Данны. К чёрту! Рудизаменителя. Старшего брата, к которому Басти тянется, но от которого не дождётся тепла. Дейдара сердито выдохнул в чай, и горячие брызги обожгли ему кончик носа. Но Дейдаре привычно, он давно забил. А вот Рабастан всё никак не мог оправиться от своего ожога: трогал-поддевал корочку, бередил рану, не давал ей залечиться. Надо было убить Рудольфуса. Не на глазах у Басти, а позже, застав ублюдка врасплох, заманив в ловушку. Потерю пережить проще, чем предательство, Басти бы справился, а друзья помогли. Надо было вышибить Руди мозги за то, что предпочёл сраную политику человеку, который так к нему тянется… — Прекрати! — вдруг каркнул Гринграсс, и Дейдару словно огрело ментальным молотом. Он подскочил раньше, чем осознал, в последний момент остановил руку, готовую всадить ручку ложки профессору в глаз вместе с осколками очков. Гринграсс посмотрел на него так, словно уловил намерение. Насупившись, по-птичьи втянув голову в плечи, он скривился и мрачно потребовал: — Не провоцируй. — А?.. — Дейдара качнулся назад. Шестерёнки в мозгу заработали быстро-быстро, быстро-быстро, быстро-быстро… и ни хрена ни к чему не пришли. — В смысле? Гринграсс ничего не ответил и, отвернувшись к камину, заглотил сразу два шарика данго. Они продолжили пить чай в молчании, но уже со сладостями. Исподтишка наблюдая за профом (он снова ссутулился, взъерошенный и хмурый, в одной руке похожая на божью коровку кружка, в другой — палочка данго), Дейдара решил, что такое времяпрепровождение — идеальное средство против похабных мыслей.***
Уже на пороге Басти осторожно спросил, придёт ли Гринграсс хоть взглянуть на маскарад. Проф на это скорчил выдающуюся в своей мерзости мину и захлопнул за ними дверь. Да, теперь он больше напоминал Сасори. По немому уговору Дейдара и Рабастан всю дорогу до подземелий даже словом не обмолвились о том, что сейчас было. Неловкую гнетущую паузу между ними отчаянно нужно было чем-то заполнить, и Дейдара вслух полюбопытствовал: — Как думаешь, что такого ужасного Флитвик, Стебль и Дамблдор сотворили с МакГонагалл, что она согласилась и на танцы до полуночи, и на лабиринт с укромными беседками, и самоустраниться от этого праздника жизни? — Привязали к стулу и пытали лимонными дольками, вымоченными в валерьянке, — с готовностью ухватился за смену темы Басти, и остаток пути они выдавали теории одна тупее другой. Хоть посмеялись, и то хлеб. На Хогвартс медленно опускался тёплый майский вечер. Кто хотел, тянулся в Большой зал на ранний ужин, но многие предпочли потратить дополнительное время на подготовку и перебиться на балу закусками. Дейдара и Рабастан тоже проигнорировали призывно распахнутые двери трапезной и углубились в подземелья, прошли мимо входа в слизеринское общежитие и через некоторое время оказались в уюте их логова. Эшли уже был там и критично изучал своё кимоно. — Я только что осознал, — заметил он друзьям с долей искреннего замешательства, — здесь нет карманов. — Зато есть пояс, и я покажу тебе, как им пользоваться, — хмыкнул Дейдара, хрустнул пальцами и принялся руководить процессом. Опыт правда не пропьёшь. Надевать кимоно (или одевать кого-то, если уж на то пошло) было сродни использованию ручных печатей для ниндзюцу: один раз научился — уже не забудешь. Можешь потупить, конечно, немного вначале, но руки быстро вспомнят движения. Заматывая на Эшли оби (он вызвался быть первой жертвой), Дейдара задавался вопросом, как химе справится с собственным нарядом. Ей там, случаем, помощь не нужна?.. Хотя, если бы до этого дошло, никуда бы из спальни они не ушли. Так что ничего-ничего, пусть сама справляется. Дейдара лучше потом поможет ей это роскошество снять. Развалившийся на своей лежанке Лестрейндж наблюдал за происходящим с ехидным интересом. У него явно было много, мно-ого комментариев, но Басти из последних сил держал их при себе: не хотел провоцировать Эшли задать наконец сакраментальный вопрос: а где это, собственно, дорогой друг научился тонкому искусству запаковывания людей в экзотические тряпки? Что удивительно, Эшли даже не пытался ничего спрашивать — лишь безотрывно следил за крутившимся вокруг него Дейдарой и улыбался, как довольный котяра, хитростью разжившийся дополнительной порцией сливок. Синий цвет шёл ему, как Рабастану шли все тёмные оттенки красного и коричневого — Дейдара был достаточно самоуверенным эстетом, чтобы продавить собственное видение. Потому что Рабастан в магазине первым делом попытался закутаться во что-то чёрное, а Эшли вцепился в уныло-бежевую фигню, от вида которой Дейдаре захотелось достать палочку и поупражняться в огненных чарах. А вот выбранные им кимоно были хороших цветов, с нормальным рисунком и гармонично подобранными аксессуарами. Всё, точка! Дейдара тут художник. Правда, после некоторых препирательств точку всё же пришлось сменить на точку с запятой и выбирать хакама этим придуркам: им, видите ли, неудобно совсем без штанов. На резонное замечание Дейдары, что Лестрейндж — дохуя чистокровный и наверняка носил дохуя консервативные мантии (да-да, те самые, что на голое тело; их ещё очень любит профессор Дамблдор), Басти промычал что-то невнятное, подумал-подумал, а затем заявил, что под благим влиянием друзей перевоспитался и ментально «омаглился». За такой аргумент Дейдара ему всё простил. С самим собой он не церемонился в выборе. «Раз уж решил делать отсылочки, нужно довести дело до конца!» — сказал себе Дейдара и взял скучное салатовое кимоно и красное хаори. Осталось только заплести четыре хвоста, ей-ками! В мозгу крутилось много пошлых шуток на тему ловли биджу. Дейдаре не терпелось рассказать их Итачи и посмотреть на его лицо. Хотелось бы рассказать их и химе, но она и половины не поймёт. Смешно выходит: химе наряжается вроде как для Дейдары, он — вроде как для Итачи… а Учиха в рот ебёт все эти перипетии и наверняка даже носу не покажет из подземелий. Ну и пусть: пропустит всё веселье. Скрывая лицо обезьяньей маской, Дейдара твёрдо решил, что покажет веселье химе. Они договорились встретиться у портрета Полной Дамы: Дейдара не хотел, чтобы его принцесса ходила через школу вся такая красивая и без эскорта. Басти и Эш увязались с ним: парням, казалось, было неловко находиться в кимоно и масках без Дейдары. Весь поход до башни Гриффиндора Лестрейндж матерился на сандалии и тренировался выхватывать палочку, не путаясь в рукавах; Шелби же, из-за маски вынужденный снять очки, подслеповато щурился вдаль и жаловался, что теперь не сможет так же эффективно, как обычно, ловить направленные в его сторону девичьи взгляды. Дейдара только глаза закатывал на это ребячество. Тем более, не так уж много он услышал из того, что друзья говорили: его мыслями вновь владела Хината-химе. Интересно, справилась ли она с кимоно? А что решила с причёской? Как на её образ отреагировали девчонки? Пришлась ли по размеру ей маска?.. У портрета Полной Дамы собралась своеобразная тусовка. Кавалеры с других факультетов уже начали подтягиваться за своими львицами и, пока ждали их, заводили светские беседы и пытались угадать, кто собеседник. Эта игра народ веселила, как и возможность немного поболтать без знания личностей друг друга. Жаль, что Дейдара всех мало-мальски знакомых различил на раз по голосу, фигуре, жестам… Парни были выряжены кто во что горазд; немало было среди них и отдавших предпочтение мантиям или более магловским сюртукам, но нашлись и уникумы, нарядившиеся шутами, рыцарями, лепреконами, какой-то жуткой гринграссоподобной хренью (вампирами, наверное). Пуффендуец Рори О’Шейн вовсе изображал льва. Он стоял вместе с Джейком Абботом и Фрэнком Долгопупсом (оба ограничились мантиями, ничего впечатляющего) и охотно демонстрировал приятелям, как ловко двигается через воздух его хвост с кисточкой. — Кру-уть! — воскликнул Джейк, завидев чинно пришвартовавшихся сбоку от толпы Дейдару и слизеринцев. — Вы кто, ребята? Лестрейндж только набрал в грудь воздуха, как Дейдара незаметно ткнул его под рёбра. Сам же, подавая пример, как надо пользоваться масками АНБУ, безмолвно воззрился на Джейка. Эшли быстро смекнул, что к чему, и поступил так же. Под взглядами двух масок Джейк поёжился и поднял открытые ладони на уровень груди. — Понял-понял, секрет. Дальше Дейдару с друзьями словами не трогали, но косились с любопытством и долей восторга. Басти и Эшу это начинало нравиться, судя по их хитрым переглядкам. Уже представляют, небось, как напустить вокруг себя побольше загадочности, чтобы после использовать на полную катушку. Наконец, разверзлись врата львятника. Первыми из проёма вылетели — кто бы сомневался! — Джим с компанией. Наконец-то получивший повод надеть костюм капитана Кирка из «Звёздного пути» братишка сиял от счастья и, увлечённо что-то тараторя, тащил за собой Сириуса с Марлин и Питера с Джекки. Последняя, судя по лицу, не совсем понимала, как оказалась в этой ситуации, поминутно одёргивала юбочку, но за руку Питера держалась крепко. Они проскочили мимо так быстро, что Дейдара не успел даже ничего сказать мелкому, но потом решил, что и к лучшему. Пусть развлекается с друзьями. Собственные дружки Дейдары в тот момент синхронно повернули маски в сторону портрета. Дейдара посмотрел — и сам чуть не уронил челюсть на пол. Потому что из гостиной вслед за чередой вполне прилично одетых девочек вылезли три звезды такого уровня, что все вокруг забыли, как моргать. Своих одноклассниц Дейдара узнал с трудом и скрипом — особенно Эванс, их приличное, правильное, занудное Солнышко, подсадившее химе на дурацкие косы, обожавшее защищать обделённых и читать нотации грубиянам да смутьянам. В мантии, полностью обшитой золотыми лентами и блёстками, Лили стала настоящим солнцем. За её спиной смущённо переминалась с ноги на ногу Гестия в белом платье с пучками длинных белых перьев вместо наплечников. Предводительствовала же подружками Мэри, платье и плащ которой покрывали перья всех мыслимых цветов; от каждого её движения рябило в глазах. Все трое девчонок вместо масок имели огромные, цветные, эпатажные элтонджоновские очки. Фрэнк Долгопупс отмер первым и выступил звёздному трио наперерез. — Мэри, выглядишь… — Проходи мимо, проходимец! — вздёрнув носик, Макдональд уничижительно помахала рукой. — Погоди, но ты же мне даже не объяснила… — Сказа-ала тебе, Фрэнки: катись лесом! — Мэри прихватила Гестию под руку и направилась через народ в сторону лестниц, громко напевая: — I'm a bitch, I'm a bitch, oh, the bitch is back Stone-cold sober, as a matter of fact I can bitch, I can bitch 'cause I'm better than you It's the way that I move, the things that I do, oh-oh-oh!.. Задержавшись рядом с растерянно хлопавшим глазами Фрэнком, Лили ободряюще похлопала его по руке: — Женская солидарность. Прости, — после чего демонстративно скуксилась в сторону Джейка и уже тогда побежала за Мэри и Гестией. — Ничего не понял, — пробормотал Фрэнк. — Но было очень интересно, — хихикнул Джейк и повис у друга на плече. — Когда Глория выйдет, надо спросить, не найдётся ли у неё для тебя подружки… — Смотрите! — перебил его Рори, отведя с глаз львиную гриву. — Так вот кого ждут эти неразговорчивые парни!.. Дейдара встрепенулся и обернулся к портрету, рассчитывая в полной мере насладиться видом. И сбился с дыхания. Застыл. Растворился. Аккуратным шажочком химе преступила порог. Свет гостиной ударил ей в спину, очерчивая идеально традиционный силуэт. Хината собрала волосы в простую причёску, единственным украшением которой служил большой белый цветок под стать росписи кимоно. Сиреневый шёлк был словно создан специально для принцессы Хьюга. Каждая деталь костюма была гармонична и на своём месте — вот только роскошный наряд являлся не более, чем дополнением той, что была в него облачена. Вышибло дух из Дейдары то, насколько Хината прекрасна. Белая лисья маска с алыми полосами скрывала лицо, а наряд оставлял на обзор очень мало кожи: кисти рук и немножечко тонкой шеи химе. Но нагота не требовалась для привлечения взгляда, даже возможность понаблюдать за мимикой и глазами не так важны. Всё дело было в том, как химе себя несла. Не было в ней ни тени жеманства, ни грамма кокетливости. Наряд, в котором другая чувствовала бы себя королевой, никак не влиял на Хинату. Она оставалась собой. С замиранием сердца Дейдара вышел вперёд. Остановившись в нескольких шагах, он поклонился ей, как не кланялся Цучикаге. Все пошлые мысли покинули голову: думать похабно о ней — кощунство. Ею хотелось любоваться, прилежно изучая каждую деталь совершенства, а после — нарисовать, чтобы сберечь момент. Хотелось переживать его снова и снова, закрывать глаза — и видеть этот образ, сотканный из достоинства, силы и непорочной красоты. Лишь бы ему это было позволено… Вокруг раздались смешки. Только тогда Дейдара осознал, что так и стоит, склонившись перед принцессой. Смутившись, она сделала быстрый повелительный жест, и Дейдара разогнулся. Их взгляды встретились. Казалось, химе попыталась найти в его глазах искру шутки, но Дейдара был предельно серьёзен. Это испугало Хинату, и она, часто-часто заморгав, спешно посмотрела ему за плечо. — Д-добрый вечер. — Добрый, в самом деле, — откликнулся Эшли, вместе с Рабастаном подошедший поближе. — Ты прекрасно выглядишь, Хлоя. — Все мои мучения того стоили, — заворожённо проговорил Басти. — Мучения?.. — Да ведь сандалии — это жутко неудобно!.. Басти и Эшли завели с ней разговор о какой-то чепухе, а Дейдара всё не мог заставить себя произнести хоть слово. Он растерялся. Что он мог сказать Хинате? Что впервые за годы ощущал себя близко к Искусству? Что раньше не замечал её и стыдится за это? Мог ли вслух признать, что она — совершенство, а он по-скотски всё опошлил? Стоило ли ему вообще открывать при химе свой грязный рот?.. И главный вопрос: зачем Дейдара опять собственноручно расщепил себя на атомы?