***
— Да какая ещё спортивная подготовка?! — девушка маленького роста, совсем немного ниже Мелиссы, тащила за собой сумку, которая была размером чуть ли не с неё саму. — Я что, на спортсменку похожа?! На удивление улица не выглядела столь мрачно, какой её привыкла видеть Мелисса. Ослепительное солнце заставляло щуриться каждый раз, когда взгляд поднимался чуть выше истоптанной земли, заставляя губы поджаться, из-за чего создавалась недовольная гримаса. Она совершенно не слушала бесконечные жалобы своей "подружки", даже не пытаясь этого скрыть. Её холодное, отстранённое выражение лица всем своим видом оповещало о том, что её мысли заняты куда более важными вещами, чем разговоры с её глуповатой одногруппницей, не знающей меры. Болтовня с такой энергичной марлийкой, как Ева Майер, не приносила ей ни капли удовольствия, а потому она отвечала без особого энтузиазма. Скорее всего, разговоры с ней попросту вошли у Мелиссы в мучительную привычку, точно как и присутствие с нею рядом. — Вот именно! — всё не унималась миниатюрная брюнетка, чьи волосы были заплетены в милые косички, спадающие на её плечи, а карие глаза метались из стороны в сторону, в поисках жертвы, на которой можно сорваться и выместить свою злость. — Не могу я так просто это принять! Мы сюда не круги вокруг стадиона наворачивать пришли, а изучать политику! — Ева, хватит уже. — закатила глаза марлийка, уже порядком устав от вечных жалоб со стороны девушки. — Меня саму это не очень радует. — отрешённо ответила она. Не то чтобы Мелисса не любила спорт. Наоборот, она обожала тренировки всем сердцем и уделила им половину, а то и большую часть своей жизни. Но сейчас позволить их себе она не могла. И виной тому было нахождение на Парадизе, и без того подпортившее ей жизнь. — Не будешь заниматься хотя бы простыми упражнениями, будешь слабее Мелиссы. — обе девушки даже не заметили, как к ним присоединился ещё один марлиец и уже шёл вместе с ними, как ни в чём не бывало. Лео всегда появлялся и исчезал так тихо, что никто не замечал этого. Парень был настолько нелюдимым и отстранённым от всей этой студенческой жизни, что его пребывание рядом с такой болтливой девушкой, как Ева, и с такой вспыльчивой особой, как Мелисса, действительно казалось странным. Никто не знал, по каким причинам он крутится возле этих двоих, но все были согласны в одном — точно не во влюблённости дело. Но пока никому не удавалось раскрыть этого скромного паренька и навряд ли удастся. — Именно. — спокойно согласилась объект подобного сравнения, продолжая идти с уже прикрытими глазами. Был бы это кто-нибудь другой, а не Лео, она бы уже забрасывала его оскорблениями и колкостями. Но сейчас в них попросту не было смысла: блондин констатировал факт и с этим ничего не поделать. Она действительно ослабла. — Для меня встать с кровати — уже упражнение. — надула губы Ева, заходя в здание их университета. Учебное заведение было довольно таки огромным: три этажа со множеством кабинетов на каждом из них. Чтобы обойти всё здание, точнее — оббежать, приходилось тратить как минимум минут пятнадцать, а при спокойном шаге — все полчаса. Одной из особенностей этого университета являлся его подход к обучению. К подготовительному курсу допускались люди не младше двадцати лет и только после него и нескольких экзаменов могли перейти к основным пяти. Ещё одна особенность — это внешний вид. Разрешался классический стиль одежды только в чёрно-белых тонах. А самым главным было то, что девушкам попросту запрещалось носить что-то иное кроме юбки. Да вот только Мелисса пренебрегала этим. И потому марлийка ходила в чёрных облегающих брюках с завышенной талией и белой рубашке, заправленной в них, совершенно не обращая внимание на замечания. Её пару раз отстраняли от занятий за подобные нарушения дисциплины, но это, судя по всему, на неё никак не повлияло, и в конце концов, на это практически перестали обращать внимание, понимая, что девушку никак не переубедить. Да и к тому же, конфликты с её семьёй никому нужны не были. Трое марлийцев, достигнув аудитории их первой пары, расселись по своим местам. И самое странное, что не рядом друг с другом, несмотря на их достаточно хорошие отношения. Почему никто из них не хотел садиться с Евой было яснее сегодняшнего дня. Эта болтливая и неугомонная девушка сама конспект не напишет, так и другим не позволит, и в конце концов обидится на то, что ей не уделяют должного внимания. В общем — себе дороже. Что до Мелиссы и Лео — было и вправду не ясно, почему они, вполне хорошие приятели, одинаково спокойные и трудолюбивые, также сидят поодаль друг от друга. Но сказать, что всем было всё равно — это ничего не сказать. Во всей группе витала атмосфера соперничества, и общение с людьми не ради выгоды, а просто ради удовольствия — редкость. Никто не хотел помогать кому-то, тем самым способствуя росту другого и падению себя любимого, а потому дружба была лишь на словах, а весь смысл этого слова — лишь в их словарях. Даже между Мелиссой и Евой дружеских отношений вовсе не было. Последняя получала от их общения свою пользу, непонятную только идиотам. Это, конечно же, внимание кузена Мелиссы. Сероглазая марлийка же не показывала виду, что догадывается о её намерениях. Она выжидала удобного момента, когда это можно будет использовать уже себе на пользу, имея такое преимущество над Майер — влюбчивой девушкой — которая явно не захочет, чтобы её одногруппница наговорила лишнего. Коротко об их отношениях — взаимная выгода, понятная только им. Бескорыстной дружбы, по крайней мере, в их университете — не существовало.***
Наконец, дождавшись окончания очередной нудной пары и наслушавшись новых замечаний по поводу одежды, Мелисса направилась на улицу, даже не удосудившись переодеться, тем самым спровоцировав новый конфликт. Упрямство, пожалуй, одна из самых худших её черт. Она никогда не выполняет чужие требования и никогда ни с кем не соглашается, будто от этого действительно зависят её честь и гордость. И она, даже в душе понимая правоту другого человека, ни за что в жизни не признает собственную неправоту. Таков её характер — противный и своевольный, а главное — совершенно не привлекательный. Эти наглость и хамство, которые она себе позволяла, вовсе никак не были связаны со статусом её семьи. Стоит ли говорить о том, что она не любила, когда её называют по фамилии. Когда хоть как-то намекают на родство с этими людьми. Майер, к удивлению, даже не дождалась девушку, и потому уже минут пять стояла возле стадиона, потягиваясь. Её одежда мало отличалась от одежды других марлийцев: удобная белая футболка и не менее удобные спортивные шорты, которые из-за распространённости в их группе не привлекали к себе лишнего внимания. Мелисса ненавидела открытую одежду, в которой было прекрасно видно её худощавое тело. Не то чтобы у неё были по этому поводу комплексы; скорее, сам её вид вызывал ностальгию по тем временам, когда она была в хорошей форме и её физической подготовке мог позавидовать любой парень. Тем временем преподаватель, уже успевший потрепать нервы и без того вспыльчивой особы, прокашлявшись, объявил: — Сегодняшний зачёт — километр бега. Сдать смогут все, поэтому ноги в руки — и вперёд. Три круга — и вы сдали. — мужчина обвёл всех окружающих взглядом, примечая их недовольные возгласы. Он был сам по себе довольно неприятным человеком, а если учесть то, что молодая марлийка уже успела поругаться с ним, то её мнение о нём упало ниже плинтуса. Все прекрасно знали о её подорванном здоровье, о том, как она мучается из-за него, но ни один из них даже не подтвердил слова девушки, словно из интереса желая узнать, как её самочувствие отыграется на ней при таких обстоятельствах. Лицемеры. Только к их сожалению она не поддалась ни единой провокации и осталась при собственном мнении. Раздался громкий и противный свист, поторапливающий марлийцев, которые нехотя, но собравшись с силами, медленно начали выполнять положенную задачу, в то время как Мелисса своенравно направилась в здание университета, не дожидаясь чьего-либо позволения. Раньше для неё подобные испытания были пустым звуком. Сейчас же — непреодолимой задачей. Но через секунду Мелисса, словно в качестве расплаты за своё сквернословие, не то споткнулась, не то просто потеряла сознание, распластавшись на холодной, не нагреваемой даже солнцем, земле.***
Пришла в себя она в неестественно белой, как ей показалось, комнате. Пока её зрение и в целом ориентировка во времени и пространстве не восстановились, девушка не заметила, что в помещении она не одна. — Ты опять упала в обморок. — изучая заключение врача о её здоровье и не отрываясь от чтения проговорил Лео. Мелисса ничего не ответила, а лишь отвела глаза, всё ещё пребывая не в лучшем состоянии. Что-то в этой комнате было не так. Что-то заставляло её чувствовать дискомфорт, ёрзать на не менее белоснежной, чем стены, койке, вечно, но при этом, будто в медлительном спокойствии оглядывать всё помещение, в поисках того, что именно вызывает столько беспокойства. Столько непривычного для неё беспокойства. Её также не менее раздражал тот факт, что этот бессовестный марлиец даже после её пробуждения не удосужился отложить её досье, доступ к которому ему явно никто не предоставлял. — Леонард фон Эйлер, будь добр, оставь моё личное дело в покое. — нетерпеливо произнесла Мелисса, плавно скрестив руки на груди, дабы не выдать ни толики своих истинных эмоций. Мало ли, что Лео ещё может там прочитать. Парень, даже не подняв взгляд на неё, проигнорировал её просьбу, невозмутимо, но в то же время слишком холодно продолжив: — Ты не пьёшь таблетки? Как самонадеянно. — это было сказано с таким пренебрежением, словно они и не были приятелями. Словно они были не просто незнакомыми людьми, которым всё равно друг на друга, а настоящими врагами, испепеляющими своего оппонента не только яростными взглядами, но и колкостями. — И как глупо. — Тебя это так волнует? — с нескрываемым безразличием ответила вопросом на вопрос Мелисса, не отводя своих тяжёлых словно металл серых глаз, успевших покраснеть не то от злости, не то от плохого самочувствия. — Нет. — без капли лжи произнёс марлиец, наконец подняв глаза на девушку, раздражения и ненависти к которой уже не скрывал, — Меня больше волнует то, как такая хрупкая и больная девчонка вернулась с острова. Одна. Без своего соотечественника. Без Маркуса Вайсса. — Должно быть, не такая уж и больная. — усмехается Мелисса, однако выражение её лица по-прежнему угрюмо, без какой-либо самодовольныой эмоции. А разум же её начал абстрагироваться от реальности, погружаясь в пучину прошлого. В голове невольно всплыли воспоминания о том, как высокий черноволосый юноша, улыбаясь, протягивает ей руку со словами: — Хватайся, Мелисса. Кажется, это была просто тренировка. Одна из сотен или даже тысяч. Его тёмно-голубые глаза глядели прямо в её серебристые с каким-то хитрым прищуром, а когда она всё-таки схватила его за руку, наполнились игривым блеском, а сильная рука потянула её вверх. Затем следующее — как он резко хватает её же за руку, которая вот-вот намеревалась свалиться со стены. Судя по всему, она не проконтролировала количество газа её УПМ и он закончился раньше, чем растерянная девушка смогла забраться на поверхность. Но парень среагировал быстро и потому успел подхватить сменившее направление тельце Мелиссы, не давая ему размазаться по земле кровавым пятном или упасть прямо в раскрытую пасть титана, уже предвкушающую вкус её маленькой плоти. — Я держу тебя! — его хватка крепка, а сам он, чуть подбросив её, подхватывает поудобнее одной рукой испуганную марлийку за талию, и спуская стальные тросы в воздух свободной рукой, размеренно поднимается наверх, при этом не поглядывая на девушку, а лишь сосредоточенно направляясь к поверхности на стене. Ему не нужно было проверять то, насколько надёжно он держит этого маленького новобранца, потому как сила, с которой она вцепилась в него руками, говорила сама за себя. А потом перед глазами предстаёт и то, что она силилась забыть: его бездыханное тело с кровоподтёками и глаза, в которых больше нет того радостного огонька, что был прежде. Сейчас это просто тело без души, неживое и ничем уже не напоминающее о человеке, которому оно принадлежало. Пустая оболочка, от созерцания которой подступают слёзы и тошнота. Невыносимо. Воспоминания давно минувших дней нахлынывают волной, погружая Мелиссу в свои сети. Её губы начинают слегка подрагивать, а глаза пытаются удержать взгляд на чём-то одном, а не на всём сразу. Лицо застывает в подобном ошарашенном выражении, а эмоции переполняют её: хочется кричать, просить Лео замолчать, но в итоге получалось лишь чуть приоткрыть рот, будто бы пытаясь выдавить из себя хоть что-то. Но несмотря на всё это, она лишь говорит: — Я не знаю никакого Маркуса Вайсса. — Не лги мне. Я знал его: он бы не вынес одиночества и был бы готов начать разговор даже со своим врагом, который прекрасно понимает его. — без капли сочувствия проговорил марлиец, постепенно сминая бумаги в своих бледных ладонях, — Признайся уже — ты его убила. Зная, что одна не справишься с миссией, воспользовалась его добротой, а после избавилась, как от ненужной вещицы. — Даже если и так, то что? Кто тебе вообще поверит? Моя семья лишь в сотый раз восхитится моей хитростью и сообразительностью, а все остальные лишь вновь убедятся в том, какие же Вайссы дураки. Напряжение в помещении сделалось невыносимым. Или только ей так казалось? Мелисса не ожидала подобного от Лео. Совсем не ожидала. В комнате стояла практически идеальная тишина. Слышны были только поскрипывание паркета, провоцируемое сквозняком из-за открытого нараспашку окна, и тихие голоса студентов, доносящиеся всё от туда же. Все эти звуки стали ненужным фоном, который заглушал спор двух марлийцев. Она и не догадывалась, что он готов так жёстко цепляться за её старые раны, разрывать их ещё больше, с таким равнодушием, что её просто тошнило. Его хладнокровие никогда не позволяло общаться ему с людьми, заводить знакомства, а потому такая привязанность к Мелиссе действительно поражала. Но она никак не думала, что первая разгадает, что скрывается за ледяной коркой его разума. — Что ты чувствуешь, когда лжёшь? — ровно поставленным голосом неожиданно спросил марлиец. Его холодные и некогда привычные стеклянные глаза, казалось, по-прежнему не выражают ни единой эмоции, однако теперь, раскрыв его истинную сущность, Мелиссе виднелся чёткий гнев, направленный прямиком на неё. — О чём ты? — ответом на вопрос последовал вопрос от девушки, явно ошеломлённой подобными расспросами от парня. Её выражение лица практически не изменилось, но изгиб брови явно выдавал её не то чтобы непонимание, а, скорее, неверие во всё происходящее. — Каково это: врать не только остальным, но и себе? Когда в последний раз ты говорила правду? Мелисса и вправду завралась. Вся её жизнь превратилась в паутину лжи, окутывающую её с каждым годом всё больше и больше. Ровно с того момента, когда она двенадцать лет назад соврала отцу о том, что не боится.