МАКАКИ И ИХ 6 СМ

      Такахиро – лучший друг Кётани. Кентаро на дух его не переносит на людях, но если что-то случилось, то прибегает сразу на помощь. Он очень преданный. Кроме дружбы с Ханамаки на первом месте стоит дружба с Яхабой. Этакие эмоциональные качели, дружбой сейчас это назвать сложно.       Как раз сейчас Ханамаки очень нужен Кётани. Не только в каком-то промежутке времени: утром, днём, вечером или ночью. Нужен прям сейчас, в данный момент. Он стоит перед дверью его комнаты, примчался, когда ему позвонил Кентаро и молчал, только слышно было тяжёлое дыхание.       Такахиро постучал:       — Кентаро? — парень не откликнулся на голос Ханамаки. — Кентаро, всё хорошо? — стук стал более настойчивый. — Я вхожу! Опустив ручку, парень не поднимал глаз с неё. Открыл дверь и закрыл её, стоя лицом к ней.       Неделю назад Такахиро был на том концерте, видел, как Яхаба убежал от туда, заматывал бинтом пальцы Кентаро и сочувственно лепетал, что всё будет хорошо. Херовый друг конечно. Но он хочет это исправить.       — Почему ты звонишь и молчишь? — парень хотел сказать ещё что-то, но успел до этого повернуться и оглядеть комнату взглядом. — Господи, блять...       Ханамаки подбежал к перевёрнутому стулу и подхватил Кентаро под коленями, поднимая его. Внезапно дыхание спёрло и Ханамаки подумал, что сам повесился. В животе что-то зашевелилось, стало жарко. Крепко прижимая тело одной рукой к себе, второй парень дёргал петлю, чтобы ослабить её. Такахиро волновался, что делает другу ещё больнее. Ему казалось, что он чувствует ухом и щекой движение брюшной области.       Дрожащие пальцы никак не могли растянуть кольцо злосчастной верёвки. Казалось, что прошло слишком много времени и, вроде, не чувствуется больше движение. Может его и не было.       — Не всё ещё потеряно, — прошептал Такахиро, фиксируя бинт слабым узелком.       Но Кентаро лишь лениво помотал головой, отпущенная рука упала рядом на диван.       — Почему ты так считаешь? — так же шёпотом спросил парень.       — Потому что никому я не нужен, — Ханамаки изогнул бровь, не понимая, зачем он это сказал. Однако, спохватился, беря чужие руки в свои.       — Ты нужен всем. Просто, не понимаешь этого, — ему не ответили. Кётани вытянул свои руки и встал. Перед тем, как уйти, он взял гитару и выбросил что-то в мусорку.       Наконец Ханамаки вытащил друга из петли. На шее остался багровый след. Такахиро не понимал, что ему делать в такой ситуации. Вспомнил, что читал что-то о первой помощи и начал делать непрямой массаж сердца и искусственное дыхание.       Минут пять Ханамаки вытаскивал Кётани из загробного мира, продолжая дальше давить на грудную клетку. Такахиро не знал сколько ещё прошло времени, но тут он отпрянул, видя, как Кентаро начал судорожно хватать воздух ртом, цепляясь руками за чужую рубашку. Лицо медленно начало розоветь.       Ханамаки вытер пот со лба, а затем уткнулся им в грудь пострадавшего. Он никогда не забудет, что увидел сегодня. Особенно это синее лицо и вывалившийся распухший язык.       — Достал бы тебя и убил ещё раз, ежели бы ты сдох — и Ханамаки зарыдал, больше не сдерживаясь. Если бы он не успел, то повесился бы рядом точно.       Из карамана выпала фотография Шигеру, которую Такахиро достал из мусорки неделю назад.       Наплакавшись, он отпрянул от блондина. Тот лежал и молча наблюдал за ним, белки его глаз были розовыми из-за полопавшихся капилляров. Ханамаки провёл рукой рядом с собой и наткнулся на фото, взял его. Перевёл взгляд на Кётани, снова на фото. Блондин с трудом вытянул шею и повернул голову на бок, зашевелил пересохшими губами, пытаясь выдавить из себя хоть слово.       Такахиро перевернул фото и прочитал строки, написанные Кентаро.       — Господи, ты идиот, — выдавил мученически Макки. Впуская руку в волосы, он закрыл глаза, нервно посмеиваясь. — Конченый.       «Приходи в воскресенье к трём часам дня. Я позвоню тебе. Если не придёшь, то больше не увидишь меня.»       Фото было запихано обратно в карман штанов. Ханамаки сходил на кухню за водой для Кентаро и аккуратно помог выпить еле тёплую жидкость. Поставив стакан рядом на стол, Такахиро позвонил отцу, сказав, что вернётся вечером. Сам он останется здесь до прихода матери Кентаро.       — Я понимаю, что сейчас ты не в состоянии разговаривать, но послушай меня, — тон доигровщика был серьёзен, однако, он говорил с нежностью и сочувствием в голосе. — Ты ведь знал, что я мог и не взять записку. Я её взял, но не посмотрел даже на обратную сторону. Ты мне позвонил, но я мог не ответить. Я не буду говорить, что осуждаю тебя за этот поступок. Но, — выделил парень. — если ты любишь Шигеру... Короче, ты... Да блять, я не знаю, что ещё сказать, — Такахиро потёр переносицу, чувствуя, как болит голова. — Просто не делай так больше, пожалуйста.       Казалось, этот монолог ничего не значил для блондина. Он мёртво смотрел в одну точку, не слушая Ханамаки. По поводу последнего Такахиро сомневался.       — Я не собираюсь больше. Я понял, что так не нужно, — Кентаро облизал губы. — Прости.       — Понял, только молчи, — приказал Ханамаки. Он понимал и слышал, как тяжело говорить блондину.       Дождавшись родителей друга, Ханамаки осторожно рассказал матери Кентаро о случившемся. Она очень понимающая женщина и поблагодарила его за спасение сына. Скорую решили не вызывать, в этом не было особой необходимости. Женщина – врач. Разберётся сама. Такахиро попрощался, уверяя, что ему ничего не нужно. По пути домой он думал написать Яхабе, но отмёл эту мысль. Нужно немного времени.       И всё-таки, как же хорошо, что у него были ключи от квартиры друга... ·       Акинори – второй друг Кётани. Кентаро всегда по-разному относится к нему. Они знакомы три года. И только год назад мутные отношения между ними стали чище. Во всех смыслах.       Кентаро нравился Акинори лишь, как объект сексуальных фантазий. Он сохранял фотографии каждой фотосессии с ним.       — Я так устааал, — потянулся Акинори, выходя из душа и падая на кровать.       Кентаро молча поднёс ему чашку только что сваренного горячего шоколада. Он знает, что Акинори перестал покупать его в автоматах после первой пробы.       — И всё же, как ты так его готовишь? — Коноха ухмыляется, забирая чашку.       — Чтобы понять, нужно попробовать приготовить самому, — на это Акинори сморщился. Кётани прекрасно знает, что он не любит готовить.       — Кен, мне холодно, — жалобно протянул парень, надувая губы.       Опять.       Опять Кентаро может получить сегодня денег, чем обычно. Акинори называет его засранцем за всяческие уловки, но денег не жалко.       Он сам забрал чашку у старшего, поставил её на тумбочку рядом, сам посадил Акинори себе на колени, сам поцеловал, сам снял футболку.       — Я перевёл, — Кентаро кивнул, натягивая носок на изящную вытянутую ногу.       Никаких свиданий вне квартиры Акинори. Каждый раз приходит к нему, ничего не говорит по поводу захломлённой огромной однушки практически без мебели. Разговаривает с блондином, убираясь и готовя ему еду. Акинори теперь часто находится не у себя дома с семьёй, а в белых хоромах с очень высокими потолками.       Кентаро надевает второй носок и прижимается губами к чужой коленке, утыкается носом в бедро. Он находится в спокойствии меньше минуты, но ему так хорошо. Не нужно думать о проблемах, которые он носит за плечами, а нужно просто отдохнуть хоть чуть-чуть.       — На самом деле я умею готовить, может лучше тебя даже, — от такого неожиданного заявления Кентаро удивлённо смотрит вверх в его глаза и уже хочет засмеяться. Он не сдерживается.       Ну не представляет он блять этого.       — Никогда не слышал твой смех, — завороженно произнёс Акинори. — Тебе идёт. Хочу слышать его больше.       Но, когда он сказал это, Кентаро начал ценить Акинори не только как спонсор и модель. Он нашёл себе человека, который ценит его. ·       Акинори зашёл в комнату, которую недавно покинул Кентаро. Ханамаки молча отошёл от мусорки и всунул фото в руки блондину. Тот осмотрел его и отдал обратно. — Выброси эту макулатуру.       Такахиро просто засунул фото в карман и успешно забыл о нём, а Акинори нахмурился, вспоминая, что только что прочитал на второй стороне бумажки.

***

      Заняться человеком, которого ты практически не знаешь. Это – волнение, когда принимаешь душ, когда ложишься спать, не можешь уснуть; волнение, когда собираешься, смотришь в зеркало перед выходом. Это – переминание с одной ноги на другую в нетерпеливом ожидании, присматривание в даль, когда видишь знакомую одежду и лицо. Но тоже самое происходит, если ты просто не помнишь или забыл этого человека.       Ацуму спокойно принимал душ накануне встречи с Киёми, но с того момента, как он лёг в кровать, начались проблемы. Липкое чувство охватывало изнутри, не давая при этом слепить уставшие глаза. Мучаешься, ворочаешься, оно не проходит. Ощущаешь себя мухой, неосторожно пролетавшей мимо и попавшей в сплетённую паутину. Барахтаешься и путаешься в собственных мыслях. Муха выбилась из сил. Запутался в мозговой сети своего разума.       Под назойливыми лучами солнца и недовольными речами брата просыпаешься. Паутина порвана, ничего не помнишь и не соображаешь. Снова принимаешь душ со спокойствием, смывая остатки белка, обогащённым смятением, апатией и волнением. Только липкий осадок остаётся на сердце, в желудке и голове.       В отражении ты чист, на снимках рентгена запачкан. Прячешь неутешительные листы плёнки под непринуждённую улыбку.       Блондин щурится, замечая чёрные кудрявые волосы и такого же цвета маску на лице. Сакуса подошёл, снимая её на ходу.       Вместо приветствия Ацуму спросил:       — Зачем снял маску? За эти несколько раз ты всё время был в ней, — на мгновение Сакуса вскинул брови, удивляясь. Раньше Мия спрашивал: "Зачем тебе маска? Она ведь бесполезна."       Киёми пожал плечами, решив не отвечать. Мию устроило и это.       Злобные глаза Суны, враждебность в голосе и его Ацуму, ты меня заебал. Мия не понимает, что он читает в меню. Аппетита нет, желание заполнить пустоту в себе есть. Всё настроено против, и ты смирился с грустью и своим тупым желанием.       — Займись, пожалуйста, Сакусой, а не своим братом. Ещё раз ты подкатишь к нему, я за себя ручаться не буду.       Ты просто любишь. Разве можно это считать виной? Любовь ведь бывает разная, и фотография разорвана, отделяя единственное утешение.       Саму, я бы не хотел быть с тобой...       — Повтори ещё раз.       ...порознь       — Что? — Ацуму поднял глаза с меню на парня.       — Повтори ещё раз, — снова сказал Сакуса.       Он реально не понимает или просто дебил? Что он должен повторить?       Тихо:       — Я не понимаю, о чём ты? — брюнет тяжело вздохнул, качая головой, будто у него что-то не получилось. — Ты куда? — с изумлением спросил Мия.       — Пошли за мной, — Сакуса встал, проходя к выходу кафе. Блондин вышел за ним.       Здорово. Он сидел и молчал, так ещё и повёл себя как идиот. Просто Сакуса настолько вежлив, что не хочет обидеть его и напрямую сказать: "Какой же ты скучный."       Значит, лучше уйти сейчас и попросить прощение за потраченное зря время. Опять это липкое чувствую. Живот заболел от безысходности и стыда.       Но душевные терзания прервал Киёми, обнимая Мию, задев локтем колонну с цветочным горшком. Цветок зашатался.       — Прости меня, пожалуйста.       — За что? — удивился Ацуму. Руки обомлели и повисли вдоль туловища.       — Да за всё, пожалуйста, — лицо Киёми оказалось непозволительно близко.       — Стой, подожди... — прошептал Ацуму.       Это неправильно... Или же всё так и должно быть. Он не знает. Лишь сжимает собственные губы, пытаясь избавиться от липкости. Боль сменилась лёгким волнением. Пустота заполнилась чем-то непонятным, он не может объяснить чем. Не соображает. Но это заменило завтрак, обед и ужин. Это сравнится с блинами, приготовленными Осаму, и высушенными цветками суданской розы.       Горшок свалился с колонны прямо на макушку Ацуму. Близнец повис безвольной тряпкой на брюнете. Сакуса свёл брови к переносице, надеясь, что всё получится.