***
Енхо вообще-то смелый. Он сильный и ловкий, может помочь починить колесо на повозке, перегнать коней из пастбища или затащить на чердак старый сундук. И в общении ему помогать нет нужды — если нужно и познакомится, и подружится, и заставит уважать. Но вот рядом с Тэилем терялся, как мальчишка возле понравившейся омеги. Не хочется видеть страх на красивом лице. — Я слышал в это воскресенье будет ярмарка, — решается Енхо, когда Тэиль снова приходит в лавку, а других посетителей нет. — Вы там будете? — Да, конечно, — омега кивает, не поднимая взгляд. — Моя семья каждый год продаёт там украшения из прутьев и нитей. — Это должно быть очень красиво. Тэиль выдыхает «Да» и кусает аккуратные губы. Енхо замечает как загорелые пальцы нервно теребят завязки на свободных штанах и начинает уже жалеть, что вообще завёл этот разговор, но парень прогоняет эти мысли своими словами. — Приходите, увидите много чудесных вещей. И я буду очень рад вас видеть. Енхо счастливо улыбается, когда их взгляды встречаются. Глаза напротив тёплые и добрые, будто на дне зрачков плещется горячий согревающий кофе. Тэиль быстро благодарит и покидает помещение.***
Альфа никогда не устанет вспоминать о том самом дне. Он говорит, что Тэиль казался самым прекрасным в своей свободной рубашке, обвешанный красными бусами, аккуратно передавая ловец снов маленькой девочке. Погода радовала прохладным ветерком, который ласкал открытую кожу и доносил к обонянию ароматы продаваемых вкусностей. Они тогда ещё долго гуляли между лавок, покупали мелкие сувениры, а ближе к вечеру Енхо помог занести вещи от лавки к дому. Тэиль согласился встретиться на следующий день. А дальше — свидания, цветы, первые касания и лёгкие поцелуи, знакомство с родителями и полуночные встречи в саду. Тэиль вышел замуж за Енхо, как только получил благословение отца, и никогда не сомневался в своём решении. Потому что это была любовь. Та самая — светлая и настоящая, о которой мечтают все и которую так сложно найти. Омега был счастлив обустраивать новый одноэтажный домик — их общий. С большими окнами, новой мебелью и удобной кухней. Рядом у них широкое поле, где каждый год распускается много-много цветов. Не утекло и двух лет, а у пары появился ребёнок. Сыночка-омегу назвали Донхёком, у него папина улыбка и отцовский норов, а ещё с рождения красивая медовая кожа и кудрявые волосы. Родители души в нём не чаяли, оберегали и лелеяли. Мальчик рос смышлёным, добрым, любознательным и активным. То в поле убежит бабочек ловить, то на соседнюю улицу с альфочками воробьёв гонять, то с Енхо в пекарне муку рассыпает, то соседские груши рвёт. В общем, об этих троих говорили только хорошее и знали лично каждого. Семья была дружной, почти не ссорилась, даже в трудный подростковый период во время срывов сына и показушных мелких хулиганств. Тэиль устало улыбался тогда и делился о своих «ужасных четырнадцать», а Енхо шутил об интересных методах «насолить предкам». Жизнь шла своим чередом и приближалась пора первой любви Донхёка.***
— Всё, я ушёл, — Енхо поправляет волосы в прихожей, одной рукой уже открывая дверь. — Вечером мы идём в гости к Минхёку и Джису, не забудьте. — Хёк сегодня тебе не помогает? — Тэиль подаёт мужу корзинку с выстиранным фартуком и свежей газетой. Он тянется оставить быстрый поцелуй на щеке альфы и ярко улыбается, ведь сердце всё ещё трепещет. — Не-а, — в прихожей появляется взъерошенный Донхёк, ещё в одежде для сна и с тостом в руке. — Меня тётушка Джису попросила поиграть с детишками, пока она будет готовить. Так что я у них целый день проведу. На его пальцы стекает варенье с хлеба и парень поднимает руку выше, чтобы губами подхватить капли, чудом спасая пол от липкости. Тэиль грозится пальцем, а Енхо быстро скрывается за дверью, чтобы не видеть гнев мужа. Донхёк невинно улыбается и ретируется на кухню, чтобы не гневить папу. Ему недавно исполнилось семнадцать и чувство взрослости окрыляет, толкает ещё больше гулять со сверстниками и ярче улыбаться. Возможно, кто-то влюбится в его улыбку. — Ты домой вернёшься или будешь ждать нас там? — Тэиль заваривает им двоим чай с ромашкой и садится за стол напротив сына. У него уже появились редкие морщинки у глаз, но от этого улыбка только краше. — Думаю, останусь с ребятами. Меня покормят в обед, поэтому не буду бегать туда сюда. Парень любил присматривать за детьми. Это приносило ему радость. Он был единственным ребёнком в семье, поэтому всегда соглашался помочь знакомым заиграть малышей. Эти маленькие невинные ангелочки доверяли ему и искренне обнимали на прощанье, просили придти ещё и целовали в щёки. Их задорный смех настоящий, а любовь чистая, поэтому Донхёк с готовностью носил их на руках и учил разным играм. День тянулся в привычном темпе. Юноша надел любимые шорты, свободную рубашку, которую нашёл в шкафу родителей, расчесал непослушные кудри и отправился нянчиться с пятилетним Ченле и его младшим на три года братишкой Джисоном. С этими двумя он с их рождения, поэтому считает родными. — Донхёк-хён пришёл! — крикнул Ченле, как только увидел парня в начале улицы. — Ура, хён пришёл! Джисон тоже пытался увидеть омегу, но никак не мог различить его. Тётушка Джису лишь покачала головой. Она тоже любила Донхёка, как родного сына, и беспокоилась о нём. — Я буду на кухне, милый. Когда солнце начнёт сильно припекать, уходите домой, — говорит женщина, после приветствий и нескольких вопросов о делах. — Конечно, не волнуйся. Донхёк уже и не слушал её, отвлекаясь на Джисона, который тянул его за руку к качели, и на громкий лепет Ченле. Оба мальчики были альфами, а от этого активными и шумными. Родители сетовали, что Донхёку трудно с ними управиться, но парень не говорил, что в этом отчасти и его вина (вечно громкий и устраивающий феерии во дворе чужого дома хён приучил детей к таким играм). — Дайте немного передохнуть, — Донхёк улыбнулся и уселся на широкую качелю на цепях. Было немного жарко, а он полчаса шёл сюда от своего двора. — Чем хотите заняться? Джисон ломанно сказал, что хочет кататься, а Ченле принялся собирать игрушки для песочницы. — Хён, я хочу построить замок. Ты в прошлый раз так красиво построил, я тоже так хочу. Научишь? Пусть Джисон катается, а мы пойдём строить. У нас в садике никто не умеет строить, как ты... — Хорошо, но Джисона мы возьмём с собой, — Донхёк потрепал старшего по волосам и повернулся к напевающему себе под нос Джисону. — Мышонок, пойдём лепить из песка фигурки? Мы уже умеем делать бабочку, а теперь давай попробуем цветочек для неё сделать? Малыш нахмурился и переспросил «Цветочек?», проглатывая половину звуков, но всё же радостно закивал и соскочил с качели. Донхёк набрал в колодце немного воды и начал творить чудеса архитектоники. Мальчики тоже лепили, помогали старшему, иногда получалось только ломать. Но это быстро надоело Джисону, его пришлось взять на руки и доверить заканчивать замок Ченле. — Смотри, ласточка прилетела, — Донхёк указал рукой на птицу, которая уселась на стол с инструментами дяди Минхёка. Джисон удивлённо бегал глазами по поверхности и, наткнувшись на маленькое тельце, задержал дыхание. Донхёк присел на корточки, чтобы было лучше видно, и тихо улыбался этому детскому удивлению. Это то, что влюбляет его в детей сильнее. Ласточка ещё немного попрыгала и улетела, а через мгновение послышался голос Ченле: — Какая красивая птичка! Как её зовут? — он подошёл ближе, стряхивая с ладошек песок. — Ласточка, — Донхёк поднимается в полный рост. — Но, Леле, дорогой, нужно быть тише, чтобы не напугать. Тогда она обязательно прилетит ещё. Мальчик поджал губы и кивнул. Видно, задумался о чём-то, но уже через мгновение схватился пальчиками за края Донхёковых шорт и потянул на себя. — Я достроил замок! Хён, посмотри, он такой..! Как это обычно бывает, замок оказался наполовину разваленным, но с другой стороны пристроено ещё несколько башен. Донхёк похвалил Ченле, потрепал по волосам и предложил покататься на велосипедах. Он натянул мальчикам на головы панамки, себе взял соломенную шляпу тёти Джису (с мелкими розовыми цветочками из лент, миленькая) и помог вывести транспорт на дорогу. Ченле сразу начал хвастаться своими умениями, крича «Не отставайте! Видишь, хён, я такой быстрый! Джисон-и, быстрее!», а Джисона пришлось подталкивать, чтобы велосипед не останавливался. Донхёку нравилось играть с ними, но спина начинала болеть от наклонений и становилось жарче. Парень присел на скамейку под широкой вишней отдохнуть, пока дети следили за муравьями. Но Джисону снова это надоело, поэтому мальчик начал дёргать за руку. Он залез на скамейку и пытался сесть на Донхёка, требуя внимания. — Что ты творишь, маленький шкодник? — Донхёк беззлобно улыбнулся, помогая устроиться на своих коленях. — Упадёшь так. Он позволил цепким пальчикам изучить своё лицо и рубашку, а затем подхватил малыша на руки и закружил в воздухе. Послышался звонкий смех, радуя слух. Донхёк сделал несколько оборотов вокруг своей оси, потом в другую сторону и прижал мальчика к себе, успокаивая дыхание. — Прошу прощения... Омега обернулся на незнакомый голос и застыл от удивления. Напротив него стоял парень приблизительно одного с ним возраста. Его тёмные волосы были аккуратно уложены, а приветливая улыбка на красивом лице трогала душу. — Прошу прощения, я не местный. Где здесь можно найти аптеку? Мои витамины закончились... Донхёк немного засмущался. Напротив него стоял молодой альфа, весь ухоженный и приятный для глаза, вежливый и явно из города, а сам Донхёк — раскрасневшийся от жары, в дурацкой женской шляпе и одежда его в песке. Позор. — Аптека... Вы сами её не найдёте, но я могу провести, — Донхёк надеялся, что голос не выдал его волнения и что предложение не звучало слишком навязчиво. — Это будет замечательно. Если вас это не затруднит, конечно, — незнакомец бросил быстрый взгляд на детей и робко улыбнулся. — Ребята, давайте поможем найти аптеку этому человеку? Ченле согласно закивал и схватился за протянутую ладонь хёна, а Джисон соизволил остаться на руках. Идти было не далеко, но количество поворотов пугало своим числом. Оказалось, альфу зовут Минхён, он уже студент, а на каникулы приехал в гости к дедушкам. Ему нужно собирать травы для своего исследования, поэтому лучше решения было не найти. Донхёк жутко смущался под внимательным взглядом парня, но ему очень нравилось, как Минхён улыбался и быстро подружился с Ченле. — Ты долго будешь здесь? — осмелился спросить Донхёк уже на обратном пути. Его сердце гулко стучало в груди, а щёки начали гореть. Парень и сам не понимал откуда в нём столько отваги. — До конца лета, — альфа очаровательно улыбнулся и потрепал Ченле по волосам. — Спасибо, что помогли. Увидимся! — До встречи! Донхёк открыл калитку, пропуская мальчиков во двор, а сам ещё раз бросил взгляд на удаляющегося Минхёна. Он даже со спины казался до невозможного правильным.***
Тэиль и Енхо пришли через несколько часов. Ченле уже проснулся после дневного отдыха и снова повис на Донхёке, а Джисон всё ещё сопел в подушку. Старший омега отправился помогать Джису, а Енхо принялся тискать Ченле. — Дядя Енхо, мы сегодня с таким красивым альфой познакомились, ты даже не представляешь! — Серьёзно? — Енхо с прищуром посмотрел на своего сына и стал допрашивать свидетеля. — Как вы познакомились? — Хён показывал ему где аптека и постоянно был такой красный-красный, будто только из бани вышел. А тот альфа смотрел на него и вот так улыбался, — мальчик скорчил смешную рожицу, которая напоминала дурака. Донхёк возмущённо пропыхтел что-то и отвернулся к окну. — Ничего себе! А я его знаю? — Енхо всё не унимался, смущая сына. — Нет, он приехал из города. Но они с хёном договорились о встрече, ты ещё сможешь его увидеть. Потому что хён... — Я пойду тоже помогу на кухне, — Донхёк подскочил с места и скрылся от отца. Ему было непривычно слышать от Ченле насколько он глупо выглядел, а ещё он сам не понимал, почему ему было так неловко рядом с тем парнем. Ему оставалось только надеяться, что дядя Минхёк скоро вернётся и отец забудет о словах глупого ребёнка. Сегодня вечер особенный — так называемый «день знакомства». Семья Со и семья Чжон дружат очень много лет. Вторые переехали сюда, когда Донхёку было шесть лет. Джису долго не могла забеременеть, а Тэиль помогал женщине, работая в поликлинике. Род Мун раньше занимался знахарством, лечили травами и народными средствами, но Тэиль хотел не только варить настойки, но и уметь что-то большее — весомее. Он радовался появлению Ченле, а позже и Джисона больше самих родителей. Ужин проходил за весёлыми разговорами о том, о сём, десерты были съедены (все трое детей этого ждали весь день), вино выветрилось с голов шумных взрослых. Омеги вместе убрали со стола, альфы поставили обратно мебель, Джисон уже лежал на подушке, а Ченле грозился уснуть на руках Донхёка. — Я вам ещё с собой дам пирога, — Джису прятала в корзинку какие-то свёртки, одним пирогом точно не обошлось. — Время так быстро утекает, сегодня особенно. Тэиль понимающе кивнул и принял гостинцы. Он в последние дни ловит себя на мысли, что Донхёк стал совсем взрослый. Сын может захотеть уехать, может найти настоящую любовь, может разбить сердце или принести своего родного ребёнка. Омега старается не думать об ужасных вещах, какими злая шутница судьба может наградить их, он знает, что Донхёк умный мальчик. Но в тоже время понимает, что в один день все дети покидают родителей, отправляясь в свою собственную семью. Как к такому быть готовым? — Хёк, спасибо сегодня за помощь, — Минхёк подмигивает парню. — Даже не представляю, как бы мы справлялись без тебя. — Прекратите, — Донхёк неловко отходит к своему папе. — Знаете же, мне это только в радость. Он обнимает Тэиля за руку и опускает голову на плечо. В такие моменты кажется ещё совсем маленьким и таким беззащитным, что боязно отпускать самого куда-то. Енхо забрал корзинку и открыл калитку для омег. Тэиль заметил, что через дорогу на качели сидит незнакомый темноволосый парень и внимательно смотрит на Хёка. Сын посмотрел на него в ответ, смущённо помахал ладошкой и совсем не слушал болтовню отца. Сердце кольнуло догадкой, что это не просто знакомый.***
Иногда Донхёк нуждается в передышке. Он целыми днями может лежать в своей комнате, читать взахлёб старые книги и почти не выходить на улицу. Тэиль хочет помочь, но не навязывается, потому что его мальчик просто устаёт быть семнадцатилетним подростком и ему нужно хорошенько отдохнуть. У Енхо не бывает выходных — свежий хлеб нужен ежедневно, поэтому мужчина и несколько помощников рано утром уходят в пекарню. Сегодня свободный день у Тэиля, который он решает провести с мужем. Он проверяет Донхёка, лежавшего ещё в постели, и уходит. — Почему ты здесь? Что-то случилось? — Енхо встречает встревоженным взглядом прямо с порога. — Всё хорошо, — омега улыбается и заходит за стойку, где муж упаковывал в бумажные пакеты свежие булочки. — Хочу помочь тебе. Енхо довольно улыбается и молча кивает. Тэиль редко приходит сюда из-за собственной работы и домашних дел, и такие моменты становятся бесценными. — Рядом с умывальником висит чистый фартук. Возьмёшь там коробки для печенья, — альфа кивает в нужную сторону и поворачивается к вошедшему покупателю. Обычно лавка работает до четырёх дня, но пекарня закрывается в двенадцать, поэтому очень быстро пара остаётся одна. Енхо обедает прямо тут и Тэиль впервые радуется этому — в носу щекочет ваниль и хочется простых нежных взглядов. — Тебя что-то тревожит, — Енхо разливает в стаканы яблочный компот и разворачивает бутерброды. — Ещё со вчерашнего вечера. Расскажи мне. Тэиль тяжело вздыхает и неуверенно скручивает тонкую ленту для украшения коробок. Он никогда не умел скрывать что-то от мужа, но рассуждать о повзрослевшем сыне даже в собственной голове сложно. — Ну, что такое? — альфа опирается локтями на стойку напротив Тэиля и заглядывает в глаза. Все его мелкие морщинки на светлом лице и первые седые волосы на висках сейчас хорошо видны. Они отнюдь не молодеют, всё чаще напоминают о себе ушедшие годы юности, но внутри всё остаётся неизменным — лишь прежнее тепло и обожание покорнее ластятся к супругу. — Я волнуюсь за нашего Хёка, — Тэиль устремляет взгляд на небо за окном и вспоминает того незнакомца. — Он может встретить альфу, который вскружит ему голову. Возможно, ему будет больно, и это меня пугает больше, чем должно. — Это жизнь, милый, когда-нибудь ему обязательно будет больно, — Енхо говорит спокойно и в этом его тоне проскальзывают все прожитые им года. Даже глаза в этот момент кажутся намного старше. — Он сможет справиться со всем, что бы не случилось. И мы рядом с ним для поддержки и помощи. Наш Донхёк сильный и умный, верь ему. Тэиль кивает и расслабляет плечи. Ему нужно было услышать это от мужа, с чужих уст это звучит правда обнадёживающе. Они хорошо воспитали сына, не стоит переживать. Енхо проходит за стойку и заглядывает в задумчивые глаза омеги. Он осторожно обхватывает широкими ладонями его лицо, поднимая выше, и осторожно целует в нос. Тэиль удивлённо вздыхает, но на его щёки приземляется ещё несколько поцелуев, перескакивают на лоб, соскальзывают по подбородку — осыпают всё-всё лицо. — Я люблю тебя, — Енхо улыбается, а у Тэиля сердце пропускает удар. Он уже тысячи раз слышал эти слова, но всё равно покрывается счастливыми мурашками, будто это впервые. Им целой жизни не хватит, чтобы отдать друг другу всю свою любовь и нежность. — А я тебя больше, — омега поднимается на носочки, быстро целует в губы и обнимает крепко за плечи, робко пряча лицо в изгибе между шеей и плечом.***
Донхёк больше не встречает Минхёна. Проходит почти неделя, но их пути больше не пересекались, а парню не хотелось нарочито искать с ним свидания. Но мысли о симпатичном альфе всё не покидали кудрявую голову. Что-то внутри протяжно выло, что его нужно ещё раз увидеть и получше рассмотреть. Убедиться, что он был настоящим, правда таким чудесным, каким сейчас вспоминается. Их столкновение случается нежданно. Папа попросил Донхёка сходить в магазин за продуктами. День уже близился к вечеру, солнце склонилось над горизонтом, а тени под ногами вытянулись в причудливые фигуры. В такое время гулять хочется больше всего, а детей на улице много и все они улыбаются и бегают вокруг какой-то наивной глупости. — Здравствуйте! — Донхёк улыбается знакомой продавщице и всматривается на полку с крупами. Удостоверившись, что нужный ему товар есть, парень отходит в очередь из пары человек и складывает руки за спиной. Внизу — пол в мелких песчинках из-под чужих подошв и чьи-то ноги в брюках. Взгляд скользит выше, натыкается на зажатую в ладони книгу. «Ботаника. Редкие растения». Что-то щёлкает в груди, а глаза судорожно осматривают ещё по-юношески широкую и несуразную спину, упираются в затылок и узнают Минхёна. Донхёк замирает от накатившего волнения и нетерпеливого предвкушения, когда на него снова посмотрят тёмными глазами. — Минхён-хён, — он вздрагивает от этого имени на губах, но выговаривать это приятно до дрожи во всём теле. — Вот так встреча. Альфа оборачивается на голос и улыбается, узнав Донхёка. Парню кажется это таким тёплым и прекрасным, будто они знакомы десятки лет, имеют общие длинные истории и уже не раз сплетали пальцы в самый надёжный замок. — Здравствуй, Донхёк, — голос Минхёна приятно проникает под одежду и заставляет чувствовать радость. — Не заметил тебя сразу, задумался. Донхёк понимающе мычит и думает, что не вежливо спрашивать такое у малознакомого человека, но быстро проговаривает «О чём?». Минхён разворачивает книгу на странице с одной из многочисленных закладок и поворачивает к парню. — Об этом. Статья о редких цветах, название на латыне и рядом цветной рисунок. Донхёк ничего не понимает, поэтому поднимает хмурый взгляд на альфу. — Они редкие, но найти можно. Я бы получил дополнительные баллы за этот экземпляр, — он неловко улыбается в пол и чешет за ухом. — Правда, здесь я ещё их не встречал и сомневаюсь, что получится. Подходит его очередь, поэтому Минхён отворачивается. Донхёк хочет помочь парню, поэтому обдумывает, как лучше поступить, чтобы не напугать и не показаться ещё более странным. — Подожди меня на улице, пожалуйста, — просит, когда Минхён прятал сдачу в карман. — У меня есть идея. Парень недоверчиво хмурится, но всё же кивает. У Донхёка в груди расправил крылья большой журавль, готовый к полёту. Он рискует. Достаточно сильно рискует, когда молча ведёт Минхёна к себе, оставляет продукты папе и, взяв два велосипеда, просит альфу следовать за ним. Удивительно, но тот слушается и, даже не получив ответы на вопросы, доверяет. Донхёк сам бы себе не верил, а он соглашается на поездку через поле. Узкая дорога не позволяет ехать рядом, но омега рад, что не придётся смотреть в лицо Минхёну. Высокая трава время от времени бьёт по голым щиколоткам, но он привык. Ему хорошо в такие моменты — когда пахнет цветами, землёй, солнце оставляет следы на коже, а педали привычно рипят под старыми сандалиями. Вскоре Донхёк замечает ручеёк — скромный источник, которому так и не суждено обратиться в полноводную реку. Здесь иногда поют рабочих коней или берут воду, чтобы помыть руки после работы да умыть лицо от жары. На большее не стоит надеяться. Парни оставляют велосипеды и отходят чуть дальше, где раскинулось несколько старых лип. Донхёк останавливается, а Минхён уже открыл рот для вопроса, но сам замечает. Между деревьями, на кочках среди воды, уверенно тянутся те самые цветы. — Это же... Глазам не верю, — альфа поражённо тянется к нежным лепесткам и присаживается на корточки. — Невероятно! Он это выдыхает и достаёт из кармана маленький блокнот и карандаш. На бумаге появляются какие-то термины, Минхён осматривает местность и делает пометки. Донхёк ему не мешает — молча стоит недалеко, засунув руки в карманы шорт и пряча улыбку. Этот момент хочется наблюдать дольше. Возвращаются уже когда солнце спряталось за горизонт, но небо ещё только начало темнеть. Минхён сорвал один цветок, бережно замотал в платок и поместил в нагрудном кармане. Он сказал, что сделает гербарий и добавит в свою работу. — Донхёк, ты просто чудо, правда, — Минхён передаёт велосипед владельцу и устало улыбается. — Я очень тебе благодарен. У Донхёка сердце трепещет от каждого слова, а щёки вот-вот нальются краской, но предательская ответная улыбка всё же расцветает на пухлых губах. — Я рад, что смог тебе помочь. Минхён снова уходит, намёками обещая ещё вернуться, но в этот раз Донхёк уверен, что это случится намного быстрее.***
Тэиль не хочет сам себе признаваться, но его радуют изменения в жизни сына. Донхёк последний месяц выглядит счастливее — много гуляет, постоянно что-то готовит на кухне, постоянно поёт себе под нос и будто светится от внутренней радости. Это начинает происходить после знакомства с тем юным альфой. Сам Тэиль смог поговорить с ним, когда они столкнулись у калитки во двор. — Прошу прощения. Вы папа Донхёка? — альфа вежливо поклонился после утвердительного кивка. — А ты кто? — Меня зовут Ли Минхён, я знакомый вашего сына. Мы договорились встретиться сегодня. Тэиль тогда пригласил его подождать в доме, угостил компотом и немного узнал о молодом человеке. Он оказался вежливым и скромным, на первый взгляд умным и образованным. Донхёк, не ожидавший увидеть Минхёна в доме, очень удивился и по-детски засмущался. Прошла уже половина лета, им придётся снова отправиться учиться, но почему-то есть ощущения, что их общение продлится дольше. Дружба это или нечто больше не так важно, если эти чувства настоящие и способны сохраниться на много лет. Послышался хлопок входной двери. Енхо вернулся чуть позже обычного, сбив с толку своего омегу. Тэиль убирает пустой стакан в раковину и направляется в сторону прихожей. — Почему так поздно? Что-то случилось? Он хмурится, но стоит увидеть Енхо, все претензии исчезают. — Мне нужно было забрать это, — Енхо улыбается и протягивает мужу большой букет. Душистый аромат сразу заполняет не только лёгкие, а и всю комнату. Цветы связаны кружевным платком, как делали очень давно. — Красота, — Тэиль поражённо осматривал подарок и не мог сдержать восхищения. — Спасибо. Он подошёл ближе, чтобы поцеловать Енхо. Альфа притянул его к себе за талию, не отпуская дольше обычного. Для них проявление чувств не под запретом, но спустя столько лет совместной жизни привыкаешь. Поэтому они иногда устраивают друг другу сюрпризы и, пока Донхёка нет дома, забывают, что им давно не двадцать. — Нужно поставить в воду, — Тэиль отстраняется и идёт за вазой. Ему всё ещё до звёзд под веками приятно внимание альфы, хоть и теперь это совсем по-другому ощущается. Он знает, что его любят, а такие моменты доказывают, что также сильно и нежно, как и раньше. — Я сегодня встретил знакомого Донхёка. Альфу. — И какой он? — Енхо обнимает мужа со спины и прижимается щекой к чужому виску. Ему бы так всю жизнь стоять, только сына ещё сюда. — Кажется не плохим, — Тэиль аккуратно наливает воду и расправляет цветы. — Я не знаю, какие между ними отношения, но Хёк уже привязался к нему. Ты бы видел его взгляд, когда он заметил нас вместе. Он осторожен, но ещё не настолько зрелый, чтобы умело прятать свои чувства. — Это хорошо. Пускай побудет ребёнком, ему не нужно слишком рано узнавать обо всём плохом, что может случаться в жизни. Альфа крепче сжимает объятия и тычется губами в пахнущую ромашковым мылом шею возлюбленного. Тэиль прикусывает губу и наклоняет голову в сторону, позволяя целовать себя. — Я знаю. Он у нас молодец.***
Летние вечера для молодёжи единственное время, когда можно по-настоящему отдохнуть. Обычно все собираются у клуба на дискотеку, но Донхёк не очень любит такое. Ему нравится танцевать и быть в толпе с весёлыми ребятами, но запах алкоголя и обнимающиеся везде пары вызывают неприятные эмоции. С Минхёном они иногда ходят сюда, но обычно долго не задерживаются. Воздух душный от быстрых танцев, рубашка кажется слишком тёплой, пока Донхёк взглядом обводит толпу. Рядом танцует Минхён, в своей модной одежде, которой ни у кого в посёлке нет, и несколько одноклассников омеги. Он замечает друга в стороне, поэтому просит Минхёна наклониться. — Хён, я отойду немного подышать, — ему приходится кричать, чтобы быть услышанным. Альфа кивает несколько раз и говорит что-то типа «Хорошо», а запах его парфюма попадает Донхёку в нос. От этого в животе что-то напряжённо переворачивается и во рту пересыхает. Парень осторожно пробирается сквозь толпу и догоняет друга — Хуан Ренджун. Тоже омега, который иногда приезжает сюда к родственникам, но они не виделись уже два года. — Здравствуй, Ренджун, — он улыбается, рассматривая лицо напротив. Друг почти не изменился — он подрос, похорошел, черты лица стали чётче, только прежнее изящество никуда не делось. Он всё такой же удивительно неземной, как произведение искусства. — Рад тебя видеть, — Ренджун приподнимает уголки губ и его глаза искрятся знакомым теплом и пониманием. — Когда ты приехал? Я даже не знал, что ты здесь? — да, Донхёк немного расстроен, что встретил его случайно на дискотеке, а не на перроне с букетом и свежими пирогами. — Я проездом. Мама получила работу в Пусане, поэтому мы переезжаем туда. Мать настояла, чтобы мы погостили здесь несколько дней. Донхёк кивает и мысленно удивляется. Ренджуна воспитывали две женщины, которые всегда могли без сожалений оставить прежний дом и податься на поиски нового. Их семья много путешествовала, открывала интересные места, а Ренджун вырос очень сильным и спокойным человеком, готовым к любым происшествиям и со стойкой психикой. — Последний год в школе... Готовый к тому, что придётся заканчивать школу в новом классе? — Донхёк думает, что он бы всего этого не выдержал, да и папа чувствовал бы себя не комфортно с такой жизнью. — Я шесть лет учился в Китае, потом в Сеуле, и на дому учился, даже брал курсы в Таиланде, — Ренджун хмыкает и качает головой. — У меня нет каких-то тёплых воспоминаний со школы, просто люди, с которыми я сидел в одном кабинете. Для меня куда важнее те, с кем я общался вне учебное время. Ты, например. Донхёк приятно удивлён, поэтому улыбается под тихий смех друга. Они не так много дружат и письмами не обменивались, но что-то крепко связывает их, заставляет чувствовать человека слишком хорошо. — Надеюсь, мы сможем чаще видеться, если ты теперь живёшь ближе. — Конечно, — Ренджун улыбается и мягко обнимает Донхёка. От него пахнет лавандой. — Мне пора идти. Я завтра к тебе зайду. — Хорошо, буду ждать. — До встречи, Хэчан. Он быстро уходит, а Донхёк продолжает улыбаться. Ему радостно, ведь соскучился больше, чем считал. Рядом появляется Минхён. — Уходим? — на его щеках играет румянец, на рубашке расстёгнутые верхние пуговицы. Донхёк замечает новые оттенки в его глазах. Это грусть? — Да. Обычно, после танцев они ещё гуляют. На улицах пусто, тишина сменяется на далёкий лай собак или тихие трели ночных птиц. В этот раз оба молчат — Донхёк думает о Ренджуне, а Минхён идёт, закинув голову назад, и рассматривает звёзды на небесном покрывале. — С кем ты разговаривал? — голос Минхёна звучит хрипло, а в ночи ещё и таинственно. — Я его раньше не видел. — Мой друг. Он тоже не местный, тут живут сестра его мамы и в деревне недалеко родители матери. Мы познакомились много лет назад. Я очень рад, что он приехал хоть на пару дней. — Он тебя обнимал, я испугался, что пристаёт. Донхёк замирает и внимательно смотрит на альфу. Почему он так решил? И если правда испугался, это просто из-за доброты или он что-то чувствует к нему? Донхёк засмущался от собственных мыслей, но чужая забота приятно грела изнутри. К нему ещё никто никогда так не относился, кроме родителей и семьи Чжон. — Нет, всё в порядке. И не думай, от омеги я точно отобьюсь, — он шутливо щурится и направляется дальше. — Омега? Мне в темноте показался крупнее. Минхён равняется с ним, теперь смотрит на лицо. От этого взгляда появляется щекочущее чувство в животе, Донхёк никогда раньше такого не испытывал. А ещё ему совсем немножко хочется взять парня за руку и переплести пальцы.***
Оказалось, Ренджун уезжает через день. Он, как и обещал, приходит в гости, Тэиль расспрашивает о родителях, учёбе и другой ерунде, а Донхёку всё не терпится просто поговорить с ним. Разговоры с Ренджуном всегда были сродни новому фильму — необычные и интересные. Даже спустя часы парни не могли наговориться. — Мне очень нравится гостить у тебя, — они лежат в тени широкой яблони, которую взращивал ещё предыдущий хозяин дома. Ренджун внимательно рассматривает ветки над собой, когда начинает говорить, поэтому создаётся впечатление, что это лишь мысли в его голове. — Твоя жизнь кажется такой спокойной и стабильной, в доме будто всегда солнечно и скрипят половицы, а этот двор совсем не увядает. Донхёк улыбается этим словам и переворачивается на бок, чтобы видеть лицо Ренджуна. — Это скорее правда, чем преувеличение. Мне и самому иногда кажется, что мы не во времени. Иногда приходится проверять нет ли слоя пыли на мне. Между ними снова повисает молчание, но Донхёк находит его другим. Не таким, как с родителями, когда они вместе отдыхают или занимаются домашними делами — тихим и уютным. И совсем не таким, как с Минхёном на их прогулках — приятно волнительным и тёплым. Это молчание напоминает разговоры с собой. Они не торопятся, а постепенно собираются с мыслями, чтобы ни одного лишнего слова — остальное и так известно обоим. — Не будь таким строгим к себе, — Ренджун закидывает одну руку за голову, а второй ловит божью коровку у себя на животе. — Я вижу и, что более важно, знаю, что у тебя в голове всегда свои катаклизмы и оппозиции. С таким мыслями ты просто не способен припасть пылью. Только не ты. — Это всё может оказаться коматозным сном или видениями умирающего мозга. Я много думаю о всех происшествиях, но при этом не уверен в их реальности. — Мы всё ещё подростки, это нормально. Когда жизнь поворачивается к нам не самым своим лучшим боком, свойственно сомневаться в её истинности. Донхёк согласно мычит и поднимается. Сейчас его голова пуста, Ренджун всегда помогает ему освободится от сомнений. Они одногодки, но внутренняя мудрость совсем разная. Донхёк — эмоциональность и сердце, Ренджун — спокойствие и контроль порывов. — Мы слишком редко встречаемся, — Донхёк вздыхает и отряхивает себя от приставших травинок. — Мне не хватает тебя и наших разговоров. — Прости, но я правда не думаю, что переписка поможет. Слагать слова на бумаге намного сложнее, чем в голос. Я не хочу терять нашу особенную связь из-за почты. Ренджун направляется к калитке. Их поезд рано утром, поэтому Хёк не сможет его проводить. Но так даже лучше — провожать намного сложнее, чем встречать. — Я не прошу писать мне. Уверен, ещё чуть-чуть и мы будем жить на соседних улицах — в городе или деревне, не важно. Они обнимаются на прощание и Ренджун уходит. Когда он скрывается за поворотом, Донхёка всегда накрывает ощущения, что его никогда и не было. Будто он сказочный волшебник, который приходит лишь во сне. Через полчаса появляется Минхён. Он робко протягивает букет ромашек перевязанных бечевкой. Донхёк принимает подарок чуть дрожащими руками и удивлённо смотрит на парня. — За что? — У тебя очень красивые глаза, — Минхён краснеет и не решается поднять взгляд. — И весь ты красивый. Я хочу каждый день гулять с тобой и иногда касаться твоей кожи. Донхёк ощущает, как щёки начинают гореть от смущения. Он пытается спрятать улыбку от приятных слов и надеется на то, что это всё же реальность, а не сон. — Ты поэтому подарил мне цветы? Его голос не дрожит, но так и звенит волнением и восторгом. Минхён поднимает голову и встречается с внимательным взглядом. Глаза Донхёка большие и сияющие, что не хочется никогда омрачать этот свет хмуростью или унынием. — Ты волнуешь меня, — выдыхает альфа на одном выдохе. — Заставляешь сердце сбиваться с ритма и постоянно думать о тебе. Поэтому я подарил тебе цветы. — Минхён, — Донхёк расплывается в счастливой улыбке, но умело сдерживает глупый писк, который собирается в глотке. — Я чувствую тоже самое к тебе. Ты переворачиваешь во мне все эмоции и я чувствую так много рядом с тобой. Он сам чувствует, как щёки начинают гореть алым, воздух горячий и раскалённый, а странное ликование всё быстрее наливает юное тело. В этот момент что-то меняется во вселенском устое и отрезает все пути к отступлению. Даже бабочка, севшая на плечо, совсем не привлекает внимание. — Пойдём? — Минхён также смущён, его скулы слегка покраснели, а неуверенная улыбка совсем не похожа на искусственную. Это подкупает куда сильнее всех громких признаний и клятв. Донхёк кивает и делает шаг вперёд. Ему до невозможного тепло и комфортно от медленного шага, мимолётных столкновений плечами и украдкой пойманных взглядов. Сегодня они даже не говорят — лишь улыбаются и слишком часто задыхаются от сказанных раннее лестных слов. Они направляются по излюбленному маршруту, который выводит за посёлок. Там асфальтная дорога, где редко проезжают автомобили и большие грузовики. А вокруг неё — поля, покрытые цветами и редкими посевами местных, там пахнет пчелиным мёдом и открытым небом. — Хёк, можно кое-что спросить? — хрипло начинает Минхён, облизав пересохшие губы. Донхёк уверенно кивает и пальцами перебирает тонкие ромашки. — Вчера я случайно услышал, когда подходил к тебе и другу, что... Он назвал тебя другим именем. Хэчан, кажется. Что это значит? Омега улыбается вопросу и прикусывает губу, вспоминая произошедшее много лет назад. Ещё в детстве. — Когда мы только познакомились, — начинает рассказ, подняв взгляд к темнеющему небу, — Ренджун ещё очень часто путал корейские слова. Он перескакивал на китайский, часто вспоминал о родной стране, а я всё слушал. В один день мне захотелось показать ему насколько прекрасно в летней Корее, сколько здесь солнца... Я не знаю, что у него было в тот момент в голове, но Ренджун выкрикнул «Это не Корея, а ты Хэчан». Донхёк хихикнул от забавного выражения лица Минхёна — слишком внимательное и заинтересованное. Будто слушает самый главный секрет в своей жизни, а не глупости, которые несёт слишком сентиментальный подросток. — Так и приклеилось на всю жизнь. Ренджун стал звать меня этим прозвищем, а я был не против, — он пожимает плечами и глубоко вдыхает прохладный воздух. — Это имя подходит тебе, — Минхён смотрит прямо в душу и его взгляд пронзён чем-то нежным и чувственным. Слишком открытым. — Позволь мне тоже иногда так тебя называть. — Конечно.***
У Донхёка сердце стучит совсем не так, как до встречи с этим альфой. Он и раньше много общался с альфами, но Минхён одними лишь взглядами — осторожными и пристальными — был способен затрагивать тончайшие струны в его душе, играя на них причудливые песни собственного авторства. Всё меняется с первыми, почти неощутимыми прикосновениями шершавых пальцев Минхёна к запястьям Донхёка. Когда на привычных прогулках они уже осмелели для сплетений ладоней-пальцев, а дыхание сбивалось от радости. Это было сродни микроскопичной межгалактической катастрофе. В один день альфа приглашает Донхёка к себе — показать свои находки на лужайках, которые ему показал сам парень. Это не имело никаких скрытых намёков, Минхён действительно познакомил его с дедушками, угостил освежающим морсом и достал все свои гербарии и зарисовки. Донхёк слушал с приоткрытым ртом и детским восторгом, сам спрашивал об интересующих растениях и удивлялся этой красоте. — Поверить сложно, что эти маленькие, незаметные росточки столь важны для кого-то. Минхён, это так красиво. Он улыбается и склоняется ниже над листами, чтобы рассмотреть каждую неровность на бледных листочках. — Каждая малейшая пылинка важна и нужна для чего-то. Создана для какой-то великой миссии или для кого-то сильно нуждающегося в этом. Донхёк поднимает взгляд на альфу и задумывается над чем-то. Ему нравится Минхён, но когда он говорит такие сложные и красивые вещи, ему кажется, что в груди переворачивается что-то намного сильнее симпатии. — Я думаю, что ты, — он тыкает пальчиком ему в щеку, — был создан для великой миссии. Исследовать разные интересные вещи, писать научные работы и вытаскивать на свет скрытое прекрасное. А я, — переводит палец на своё лицо, — чтобы помочь тебе это самое прекрасное найти. Он улыбается ярко и солнечно, сам не понимая, почему находиться здесь, рядом с Минхёном вызывает в нём столько восторга. — Возможно, — Минхён тоже улыбается и тянется ладонью, чтобы погладить по голове. Его прикосновения приятные, пальцы осторожно перебирают прядки и спускаются к шее. А там — горячая кожа и толпы приятных мурашек. Они смотрят друг другу в глаза, а мир вокруг будто застывает в тягучем меду. Солнечные лучи нагревают деревянный пол под босыми ногами и пылинки прекращают плясать на ветру. Ещё немного — и Донхёк клюнет поцелуем Минхёну в подбородок, потому что видит только эту призрачную улыбку в глазах и маленький порез от бритвы у губы. Из веранды доносится громкий голос одного из дедушки. — Минхён! К тебе пришли! Альфа шепчет «Я сейчас», обаятельно улыбается и проводит большим пальцев по родинке на шее Донхёка прежде, чем медленно подняться и выйти к гостю. Его прикосновение горит, а последний взгляд ласкает лицо — слишком волнительно это всё, но и прекрасно, как в детской сказке. А дыхание ещё не восстановилось. — Угощайся, — перед Донхёком появляется тарелка с мытой черешней, а голос Минхёна приятно ласкает слух. — Это приходила Джимин. Знаешь её, да? Минхён садится обратно на своё место, но в этот раз его колено прижимается к Донхёковому. От прикосновения разливается тепло по всему телу, а пальцы поджимаются в наслаждении. — Да, знаю, — во рту сухо, а черешня перед глазами выглядит отталкивающе. — Она учится в параллельном классе... Почему она принесла это тебе? Ему не приятно, что милая девушка омега приходит к альфе, с которым у Донхёка чувства и отношения. Но Минхён выглядит так прекрасно, когда смотрит на него и улыбается только ему одному. Ревность совсем не нужна им, но всё равно горит в груди. — Дело в том, что... — вздыхает Минхён и упирается взглядом в стол. — Честно, я не понимаю почему, но она обратила на меня внимание. Как альфе, мне это льстит, не буду лгать. Только... Меня она совсем не привлекает. Она красивая, умная, внимательная, но не та, к которой я могу испытывать романтическое влечение. Даже после отказа она продолжает пытаться. Донхёк даже не дышит, но он должен спросить ещё кое-что, чтобы не накрутить себя ложными надеждами. — А в какую ты можешь влюбиться? — его голос звучит совсем тихо, но альфа чётко слышит каждое слово. Он вздыхает загадочно, наклоняется ближе и пристально смотрит в лицо. — В кого-то с загорелой кожей, родинками на щеках, кудрявыми волосами и самым звонким смехом. У него ещё есть два любимых мальчика — сыновей друзей семьи, с которыми он очень часто играет в женской шляпе. Он настоящее солнце и знает об этом от маленького китайского друга уже много лет. Минхён улыбается и закусывает губу, ожидая реакции. А Донхёк не понимает — это признание или просто глупые разговоры? Он боится ошибиться, но это всё слишком сладко для его неопытного сердца. — Чудесно, — он прикрывает глаза и роняет голову на плечо Минхёна. Ему в нос ударяет запах чужого тела, а осторожное касание к колену успокаивает бурю в мыслях. Становится тепло, как от солнечных лучей весенним утром. А внутри разливается тягучий мёд, что только пасечник собрал из нескольких улей. Омега надеется, что у него не у одного пальцы дрожат от близости и удовольствия.***
Тэиль понимал, что это похоже на перебор, но он всё ещё любил помогать сыну ухаживать за собой. Он помогал мыть голову, грел воду, тёр спину, расчёсывал волосы и готовил свежую пижаму. Это не было необходимым, но ему хотелось этим хоть иногда заниматься. — Папа, а как ты понял, что полюбил отца? — Хёк подтягивает колени ближе к груди, весь сжимается от собственного неловкого вопроса, пока Тэиль тщательно мылит кудряшки. — Возможно, я сейчас скажу нечто очевидное, но обычно ты это осознаёшь неожиданно, — старший омега улыбается, вспоминая начало их с Енхо истории. Это было давно, но ощущается будто вчера. — Я тогда пришёл в лавку купить хлеба. Енхо как раз выходил с кухни, его руки и щека были в муке. Я увидел его радостную улыбку, доброту в глазах и просто понял это. Тэиль нежно смывает пену тёплой водой, а Хёк отбрасывает голову назад. Его бровки нахмурены, губы поджаты — сосредоточенно думает. Сейчас его торопить не нужно, а лишь подтолкнуть к правильным решениям. — Милый, запомни, если ты поймёшь, что полностью ему доверяешь, что готов отдать в его руки себя, воспитывать с ним детей в собственном доме, всю жизнь провести рядом и никогда не сомневаться в его верности — это твой человек. Это не обязательно значит, что нужно сразу бежать и делать это всё, но просто принять эти чувства — это означает полюбить. По-настоящему. Он ласково проводит рукой по загорелому плечу, улыбается и покидает ванную, чтобы не мешать. Донхёк впервые испытывает подобные чувства, поэтому напуган и потерян. Ему нужно время всё обдумать и разобраться во всех мелких потрясениях у себя внутри. Енхо уже дома — стоит у выходящего на поле окна и пьёт крепкий кофе. После работы ноги и руки наверняка болят, но осанка всё ещё идеальна. Тэиль никогда не привыкнет к этой стойкости мужа, силе и непоколебимости. Он подходит к альфе ближе и обнимает со спины, прижимаясь близко к крепким мышцам. Всегда чувствует себя как за каменной спиной. — Как день прошёл? — Енхо расслабленно выдыхает и отставляет чашку на подоконник, чтобы накрыть тонкие руки своими огрубевшими ладонями. — Привычно, — омега приподнимается на носочки и утыкается коротким поцелуем в чужой загривок. — Кажется, наш Хёк-и влюбился, — последнее слово он загадочно шепчет и улыбается. — В того городского альфу? Он неплохой, но приезжий. Закончится лето, ему придётся возвращаться и оставлять нашего малыша. — Но у них есть время побыть вместе и построить что-то надёжное. — Конечно, — Енхо разворачивается, чтобы тоже обнять мужа и прижать к себе близко-близко. Они молча наблюдают за птицами под небесным куполом, обдумывая последние дни. — Ласточки сегодня низко летают, будет дождь.***
Донхёк заворачивается в старый растянутый свитер, который когда-то принадлежал отцу, и просит папу помочь расчесать волосы. На небе и правда сгущаются тучи, превращая день в ночь, и начинает лить тёплый летний дождь. Семья расположилась в гостиной, отец в голос читал старый сборник английских сказок, пока Донхёк сидел на полу у ног Тэиля и наслаждался заботливыми касаниями к голове. — Мне кажется или кто-то постучал? — папа хмурился, прислушиваясь к звукам, и все замерли. Енхо поднялся проверить. — Донхёк, это к тебе, — альфа загадочно улыбался, возвращаясь обратно в комнату. — Думаю, на сегодня мы закончили читать. Донхёк хотел спросить, что он имеет ввиду, но подозрительный вид обоих родителей заставил его проглотить любопытство. Он быстро встал на затёкшие ноги и направился в прихожую. — Хён... На пороге, неловко переминаясь с ноги на ногу, стоял Минхён. Он сжимал в руках букет цветов и смотрел немного растерянно из-под мокрой чёлки. — Привет, Донхёк, — он улыбнулся, когда омега подошёл ближе, и от этой искренности в голосе сделалось слишком прекрасно. — Ты весь промок. Зачем шёл под дождём? — Я должен был отдать это, — Минхён протягивает ему цветы — яркие васильки, которые всегда прячутся среди колосков в полях. — Я увидел их, когда возвращался из леса на велосипеде, но тогда не мог собрать. Хотел сегодня отдать вечером, но начался дождь, а я только начал рвать. Поэтому решил не бросать. И вот я здесь. Он смущённо пожимает плечами, пока скулы розовеют. Донхёк зачаровано смотрит то на цветы, то на самого альфу и не может поверить, что это всё взаправду с ним происходит. — Ты же знаешь, что не должен делать всё это, — шепчет, пальцами перебирая синие лепестки и боясь быть слишком откровенным. — Но мне нравится, — голос звучит ближе, чем раньше, и когда Донхёк поднимает голову, парень оказывается прямо перед носом. — Я хочу делать это для тебя. Омега задыхается от чужой близости и ничего не может с собой поделать. Поэтому решается и целует робко Минхёна в холодную щеку и тащит за руку в свою комнату. — Тебе нужно согреться. Старший послушно плетётся следом, неловко здоровается с папой Тэилем, быстро переодевается в сухую одежду и замирает посреди комнаты омеги. Он тут впервые, хоть уже и был в доме и даже приглашал несколько раз к себе. Но для Донхёка его комната — это личный мирок, где хранятся все его тайные мысли на полках с книгами, все его фантазии на рисунках на стенах и все его желания в коробках с мелкими ненужными сувенирами под кроватью. Даже вырезки из журналов на столе значат слишком много для парня. — У тебя очень интересно, — говорит Минхён, рассматривая фотографии в рамочках на полке. — Не как у меня. — Уверен, что у тебя в квартире тоже так всё. Донхёк присаживается на краешек кровати и кусает губы. Ему что-то нежное щекочет в груди и тянет прикоснуться к альфе. Он догадывается, что это всё природа омеги, ведь сегодня Минхён выглядит слишком привлекательно в этой своей геройской и мужественной уверенности. — Минхён... Парень оборачивается и его глаза встречаются с донхёковыми. Чувства захлёстывают омегу под пристальным взглядом, и ему кажется, что всё становится более, чем очевидно. Минхён делает шаг ближе, садится рядом и находит чужую ладонь своей. Донхёк сжимает тёплые пальцы своими и придвигается ещё ближе. — Можно я тебя поцелую? — голос Минхёна слегка хрипит, посылая табуны мурашек по коже неопытного омеги. — Сделай это, пожалуйста, — Донхёк невольно облизывает губы и испугано замечает, как на это действие реагирует Минхён. Его взгляд темнеет, а кадык дёргается от судорожного глотка. Не успевают закрыться глаза, а губы уже встречаются в поцелуе. Минхён осторожно прижимается к омеге, даёт привыкнуть к ощущениям, медленно ведёт. Он явно делает это не впервые, но Донхёк благодарен за каждое аккуратное прикосновение к своим губам — губами, к своему лицу — кончиками пальцев, к своей спине — широкими ладонями. Омега приоткрывает рот, когда чувствует на губах чужой язык. Поцелуи Минхёна сводят его с ума. Сегодня их свидание сорвалось из-за ласточек, которые летали слишком низко, но благодаря тёплому дождю они смогли вот так валяться на узкой кровати в комнате Донхёка, прижавшись близко друг к другу и дарить неторопливые поцелуи. — Тебе пора домой, — Донхёк поднимает голову с крепкого плеча, чтобы строго посмотреть на парня, но Минхён наклоняется и снова целует в пухлые губы и долго прижимается к мягким щекам. — Я хочу побыть с тобой ещё немного, — он проводит костяшками по зацелованной коже и смотрит так преданно и счастливо. — Дождь прекратился, поэтому тебе нужно идти, — Донхёк упрямо толкает его в грудь и недовольно хмурится. — Если снова начнёт лить, ты не успеешь домой к темноте, дедушки будут волноваться. — Я уйду, если ты поцелуешь меня на прощанье. Альфа игриво улыбается, но Донхёк говорит «Хорошо» и тянется к губам. У него опыта совсем нет, сегодня его первые поцелуи, но Минхён довольно жмурится и отвечает неторопливо. Этого им пока достаточно. Донхёк проводит его, становится на пороге и тянет рукава свитера ниже на пальцы. — Иди быстрее, я не хочу, чтобы ты промок ещё раз. Минхён кивает и тычет пальцем себе на щеку. Донхёк краснеет, осматривается вокруг и быстро наклоняется. Ему на нос успевает капнуть вода с крыши, отчего парень смешно дёргается, а Минхён тихо хихикает и стремительно покидает двор. Очаровательно.***
Они сами не замечают, как это входит в привычку. Каждый раз, когда кататься на велосипедах или просто гулять в подсолнухах не получается из-за плохой погоды, они закрываются в комнате и целуются, обнимаются, долго смотрят друг другу в глаза, едят свежие фрукты, читают. А иногда они так прячутся от комаров или несносной жары, оправдывая свою жажду к чужому телу. — Минхён! Прекрати, — Донхёк пытается увернуться, но альфа всё же обхватывает его лицо ладонями и довольно сжимает щёки. — Я выгляжу глупо, — пыхтит Донхёк со вздохом. — Нет, ты выглядишь мило. Как самая милая и симпатичная булочка из пекарни твоего отца, — Минхён смеётся и коротко целует в надутые губы. Донхёк от таких заявлений и действий заливается краской, как те самые румяные булочки, но не успевает возразить. Альфа поднимается с пола, где они устроились, и выходит из комнаты. Вероятно, за арбузом, а Донхёк вздыхает и падает на спину. Ему нравится быть здесь, рядом с этим человеком, но настойчивые мысли о скорой разлуке возвращаются в голову. — Что опять случилось, пока я ходил за этим? — спрашивает Минхён, когда замечает чужую вялость и грусть. — Я просто думал тут, — Донхёк играется с косточками в тарелке и не решается ответить. — Ты всегда много думаешь, — беззлобно хмыкает альфа и пытается заглянуть в глаза. — Если хочешь, можешь рассказать мне. — Минхён, — вздыхает Донхёк и расправляет плечи, чтобы почувствовать хоть немного больше уверенности. — Через месяц ты уедешь. Мы не сможем видеться и проводить столько времени вместе. Меня это пугает, потому что я не хочу терять тебя. И постоянно думаю об этом. Он выпаливает это на одном дыхании и сам пугается этого открытого отчаянья. Минхён стал значить для него слишком много, и это очень сильно похоже на любовь, только вот разобраться со всем этим остаётся слишком мало возможностей. — Не волнуйся раньше времени, — говорит Минхён и берёт его липкую ладонь в свою точно такую же. — У нас ещё есть месяц. Целый месяц, больше тридцати дней, почти восемьсот часов для нас. Я не хочу огорчаться раньше положенного, просто потому что наша встреча это лучшее, что со мной случалось. Донхёк удивлённо вскидывает голову и натыкается на нежный взгляд Минхёна. Он смотрит внимательно, но так тепло и влюблённо, что противится невозможно. Омега подаётся вперёд и осторожно целует его, крепко обнимая за шею. — Со мной тоже, — улыбается он, отстранившись от сладких из-за съеденного арбуза губ. — Наша встреча это лучшее, что со мной случалось. Его обвивают сильные руки и тянут ближе к себе. Они валятся на пол, сплетая руки-ноги и снова целуются до головокружения. Сказанные слова звучат словно признания, но Донхёк старается не думать об этом слишком серьёзно. В конце концов они скажут это, но чуть позже. — Мне нужно идти, — он отстраняется и быстро встаёт на ноги. — Куда и почему? — Минхён садится и обхватывает голые лодыжки Донхёка горячими ладонями, удерживая на месте. Младший от прикосновений млеет, чувствуя, что коленки подкашиваются, но стойко контролирует собственное тело. — Я иду к Ченле и Джисону. Меня попросили снова с ними поиграть, — парень вздыхает и в следующее мгновение ощущает поцелуй на колене. — Что ты делаешь? — Я завтра зайду к тебе после обеда, хорошо? Донхёк кивает не в силах ответить в голос и, когда его ноги отпускают, быстро покидает комнату. Ли Минхён сводит его с ума.***
Пекарня для Енхо была чем-то особенным. Он любил это дело, его бабушка занималась выпеканием в старой домашней печке и передала знания единственному внуку. Альфа никогда даже не задумывался о выборе жизненного пути, а с годами убедился, что это его судьба, которая помогла встретить любовь всей жизни и подарила счастье быть родителем. Когда его семья проявляла интерес к пекарне, становилось понятно, что он принял правильное решения, приехав в этот посёлок. — Отец, я сегодня помогу тебе, хорошо? — Донхёк появляется на пороге лавки, когда Енхо уже разогрел духовки. — Конечно, проходи. Сегодня как раз один кондитер приболел, заменишь его. У Донхёка всегда хорошо получалось справляться с кремами и декорированием десертов. Мальчик смешно надувал губы, сосредоточено рисуя на коржах и булках, а после тщательно умывался, потому что каким-то образом всегда весь вымазывался в варенье, сгущёнке, корице, ванили и всевозможных посыпках. — После обеда уходишь? — спрашивает Енхо, когда сын сел у прилавка складывать коробочки для печенья. — Точно не знаю. Минхён сказал, что сегодня будет много работать над документацией в университет, поэтому просил не тревожить. Он зайдёт за мной, когда освободится. Отец кивает и присаживается на табурет, пока покупателей нет. Его гложет странное чувство, сегодня Донхёк необычайно тихий и задумчивый, когда обычно его не заткнуть. — Что тебя тревожит? — спрашивает напрямую. Смуглые руки замирают с картоном, а сам мальчик замирает. — Ты же знаешь, я всегда помогу, если попросишь. Донхёк обдумывает что-то своё, кусая губы, и всё же решается рассказать. — Я не красивый, — вздыхает он и опускает влажные глаза. — У меня слишком пухлые щёки, как у малыша Джисона, полные бёдра и вялые мышцы. Я не такой изящный, как другие парни-омеги, и тем более не хрупкий, как омеги-девушки. Я не соответствую Минхёну, который ещё и с города, и старший... К нему столько красивых людей подходит, что я не могу не сравнивать себя с ними. — Так вот в чём дело, — кивает Енхо и присаживается на корточки перед сыном. Он берёт его ладошки в свои и заставляет посмотреть в глаза. — Тебе не нужно переживать об этом. Конечно, ты не перестанешь сравнивать себя с другими прямо сейчас, но я хочу, чтобы ты научился любить себя. Я, как твой отец и как альфа, могу с уверенностью сказать, что ты очень привлекательный. Правда, личико, фигура, голос — прекрасны. Не стыдись свой внешности, потому что она очаровательная. Донхёк недоверчиво хмыкает и качает головой. Но на губах проскальзывает мимолётная улыбка, поэтому Енхо продолжает. — Если не веришь, обрати внимание на своего Минхёна. — Ничего он не мой... — смущённо бормочет Донхёк, краснея и быстро замолкая. — Не в этом суть сейчас, — мужчина улыбается и наклоняется ближе. — Он же не просто так выбрал тебя. Он решился попробовать с тобой, значит ты ему понравился. Вы общаетесь уже больше двух месяцев, сам подумай продолжалось бы это столько времени. Омега краснеет сильнее и кивает несколько раз. Кажется, что он обдумывает слова отца, но не может до конца в них поверить. — Он смотрит на тебя слишком восхищённо каждый раз, поверь мне. Ты ему очень сильно нравишься, если уже не больше. В лавку заходят несколько бабушек и Енхо отвлекается на них. Он надеется, что сын поймёт, что он хотел ему донести и больше не будет забивать свою светлую голову этими мыслями. Мальчик с детства постоянно пропадал в своих мыслях и имел склонность думать только в отрицательном ключе, хотя для всех окружающих оставался беззаботным и радостным. — Отец, я схожу в кладовку за упаковками, — Донхёк быстро скрывается за дверью. Его нет несколько минут, но когда он возвращается слегка хромает на одну ногу и потирает плечо. — Что случилось? — Енхо сразу бросается к нему, подхватывает на руки и относит к стулу. — В темноте споткнулся о швабру, — шипит мальчик и хмурится. — Вроде не вывихнул, но сильно болит. И скорее всего набил синяк. Енхо наклоняется осмотреть ногу и неодобрительно качает головой. Донхёк сверху стонет от неприятных ощущений и поджимает губы. — Ничего страшного, но сегодня лучше не напрягать. Мужчина пытается придумать, как доставить сына домой — работать ещё несколько часов — и облегчить боль. Но на пороге появляется Минхён. — Здравствуйте, — молодой альфа улыбается и делает поклон. — Минхён, можешь помочь нам? — просит Енхо и кивает на Донхёка.***
Дорога домой для омеги как в тумане. Он помнит, что отец попросил проводить его домой, что Минхён забеспокоился, услышав о травме, и согласился. А дальше — только руки альфы на его талии и приятный запах его кожи. Это заставляет забыть о боли и всех глупых сомнениях, а только дышать рядом. — Сильно болит? — тихо спрашивает Минхён, когда уже дома у младшего прижимает к припухшей щиколотке замороженные вишни. — Могло быть хуже, — натянуто улыбается Донхёк и сжимает пальцами обивку дивана под собой. Альфа сидит перед ним на коленях и заботливо осматривает покрасневшую кожу. Это заставляет сердце болезненно замирать. Постепенно в тишине дома вишни из полотенца начали таять и сок пропитал ткань. Когда холодные капли попадают на кожу, Донхёк дёргается. — Прости, задумался, — Минхён торопливо убирает холод и перехватывает получше полотенце. — Об этом я не подумал, — неловко улыбается парень и вытирает сок с ноги. — Нужно было поискать говядину... — Ты бы её не нашёл, — омега хмыкает и останавливает чужие движения. — Мы вчера всё приготовили для ужина, это было лучшим вариантом. Он просит, отнести это в раковину и помочь добраться к комнате. На подоконнике всё ещё стояла банка с букетом, который несколько дней назад подарил Минхён — душистая лаванда. Донхёк замечает брошенный альфой взгляд на цветы и мимолётную улыбку. — Тебе удобно? — он присаживается на кровать рядом с парнем и поправляет подушку под ним. — Да, когда ты рядом, — Донхёк улыбается и тянет Минхёна за руку на себя. Тот ложится тоже на подушку и осторожно обнимает его поперёк живота. — Я испугался за тебя, — шепчет он и утыкается носом в мягкую щеку. — Думал, что-то серьёзное. И отец твой так беспокоился. Донхёк покрывается мурашками от приятного голоса и прикрывает глаза. Этого становится запредельно, что страшно представить, как можно быть без таких чувств. — Наше свидание сегодня сорвалось, — расстроенно вздыхает он. — Прости. — Издеваешься? — Минхён приподнимается на одном локте и заглядывает в лицо. — Какое свидание? Главное, чтобы ты был в порядке, а погулять мы можем и в другой день. Он улыбается и снова ложится на подушку. Донхёк счастливо кивает и прижимается ближе к альфе — это то, что ему было необходимо услышать здесь и сейчас. Тычется мягким поцелуем в шею и утыкается лицом куда-то под челюсть. Ему тепло в уже родных руках и кончики пальцев снова начинают покалывать от удовольствия. — Хёк-и, мне пора идти, — говорит Минхён вместе с поцелуем в макушку. Донхёк на это только сильнее обнимает и бормочет в плечо, что не отпустит. — Хороший мой, если я сейчас не уйду, то твой папа будет в шоке. Донхёк недовольно дует губы и поднимает лицо, чтобы посмотреть на альфу. Милые обращения разливаются румянцем на щеках обоих. — Я знаю, но всё равно хочу побыть с тобой подольше. Он подтягивается выше и целует Минхёна в губы, запечатывая все свои благодарности судьбе за их встречу. Ему незамедлительно отвечают, за затылок притягивая ближе, чтобы углубить поцелуй. Они долго не отрываются друг от друга, но Минхён всё же встаёт с кровати и оставляет парня одного, бросив влюблённый взгляд на прощанье.***
Через пару дней нога проходит и Донхёк снова пропадает в полях с Минхёном. Они не замечают за знойными днями и тихими вечерами, как быстро истекает лето и опадает лепестками еженедельных букетов. Донхёк обещает себе не плакать из-за переполняющих его чувств и привязаности, но в последний совместный вечер он прячет влажный взгляд за томными поцелуями на старой качели под ивой и сильнейшими объятиями на рассвете среди золотых колосков пшеницы. — Я буду очень скучать, — шепчет он уже на платформе перед поездом, сжимая в пальцах чужую рубашку на плечах и жмуря глаза от яркого солнца. — Очень сильно. — Я тоже, милый, — Минхён протягивает ему последний букетик незабудок и целует слишком отчаянно и непозволительно долго. Томно и болезненно. — Я люблю тебя. — Я тоже люблю тебя, Минхён-и, — Донхёк ещё раз прижимается прежде, чем альфа ныряет в свой вагон. Минхён машет ему из окна и одними губами просит не плакать, а Донхёк еле сдерживает дрожь в руках и срывающиеся слёзы. Поезд отправляется в то же мгновение, не оставляя им шанса ещё раз посмотреть друг на друга, лучше запомнить любимые черты лица.***
Первые дни Донхёк пытается держаться. Он привычно присматривает за малышами Чжон, помогает отцу в пекарне и ездит на велосипеде в поля. Ему кажется, что вся его жизнь уже не принадлежит ему. Каждый миг, каждое место и каждый встречный теперь частично останется с Минхёном. В его шершавых тёплых ладонях, на сухих потрескавшихся губах, между тёмными жёсткими волосами, в добрых и сияющих глазах. Навсегда и безвозвратно. Он получает письмо, когда приходит домой из школы. Пошла вторая неделя учёбы и времени на тоску оставалось всё меньше, но парень каждую ночь долго смотрел на пустую часть кровати и перебирал в руках уже засохшие незабудки. Конверт остаётся запечатанным долгие несколько часов, пока он собирается с мыслями и решает открыть письмо. «Дорогой, милый, любимый мой Хэчан! Я даже поверить не могу, что лето закончилось. Городские дома и асфальт под ногами всё ещё тёплые, сохраняют жар наших совместных дней и ежедневных встреч. Я не хочу отпускать эти воспоминания. Ты мне веришь? Но меня кое-что очень сильно радует. С каждым прожитым днём приближается пора нашей новой встречи. Я хочу надеяться, что это произойдёт, что мы сможем пронести наши чувства через осень, зиму и даже весну. Писатели говорят, что со временем мы полюбим ещё сильнее, что разлука может укрепить связь в сталь... или наоборот — стереть без возможности вернуть. Давай не допускать второго исхода, хорошо? Я уверен, что сейчас ты вспоминаешь наши встречи, ведь всё это перед твоими глазами — дом, сад, поля, велосипеды и дороги. Видеть это всё слишком сладостно для влюблённого, но и слишком жестоко. Прости меня за боль. Но я не буду сожалеть о своём решении подойти к тебе или о смелости на чувства к тебе. Это для меня лучший подарок случая. Единственное, что напоминает мне о нас, кроме мыслей, это гербарий. Он помог нам стать ближе. Но даже его придётся отдать в университет. (руководитель говорил, что это хорошая работа, но я справился только благодаря тебе) Хэчан, давай не забывать обо всём этом? Нам ждать осталось до лета, крепись! С любовью, искренне твой, Ли Минхён» Донхёк тихо всхлипывает и перечитывает аккуратные строки ещё несколько раз. Ему болит где-то под рёбрами, но он счастлив. Эти слова отпечатываются у него на сердце и подпитывают слабый огонёк надежды на лучшее. Омега аккуратно складывает письмо и откладывает его в ящик стола. Он не знает, что ответить, чтобы не показаться слишком глупым, поэтому отправляется помогать родителям со стиркой. Это отнимает немного времени и отвлекает от мыслей — отец рассказывает какие-то басни, а папа напевает под нос мелодию. Они счастливо смеются и выглядят молодо в этой старой одежде для работы. Донхёк понимает, что хочет также когда-нибудь быть вне возраста и радоваться осеннему солнцу. — Сынок, ты чего застыл? — отец отвлекает парня от мыслей и брызгает водой на голую кожу рук. — Мы тут не просто так собрались, работай. Он смеётся, а Донхёк быстро кивает и продолжает расправлять бельё на верёвках. Слова так и просятся сорваться с языка. — Вы думаете, возможно любить на расстоянии? — он поворачивается к родителям и заламывает тонкие руки. — Можно ли пережить почти год без встреч и всё так же тонуть в человеке? Папа бросает обратно в воду рубашки и выпрямляется. На его лице нет ни одной отрицательной эмоции, только уверенность в собственных убеждениях и спокойствие. — Конечно, — он кивает и смотрит прямо в глаза сыну. — Любовь не игрушка, она не может надоесть, и она не простуда, которая проходит через неделю. Ты должен верить ему и верить в себя. — Мы не будем говорить, что он действительно будет твоим до гроба, потому что первая любовь далеко не всегда становится единственной, — не громко добавляет отец с мягкой улыбкой на губах. — Но если сейчас для тебя это столь важно, ты способен всё вынести. И ты это сам знаешь. Донхёк кивает и благодарно улыбается. Он сделает всё правильно: соберёт несколько осенних цветочков и уже опавшие листочки деревьев, бережно положит в конверт и будет ждать. До следующего лета, когда взойдут первые колоски и солнце снова станет печь в неприкрытую голову. До их новой встречи.