***
Джин улыбается еще немного шире, еще хитрее и почти коварно, развалившись на кресле в расслабленной позе. Длинная серьга в его ухе забавно дергается при каждом движении. Чонгук представляет его снова, но теперь с деталями, добавляя картинку широкого ошейника с гравировкой имени «Jin» и большим кольцом посередине. Почти как собачий. Чонгук легко может представить этот ошейник, потому что он чудится ему последние две недели. Должно быть, он вздрагивает при каждом движении, и металл громко брякает, когда бьется о цепочку на его длинной шее. Быстро, резко и бессмысленно. Однако Чонгук уверен, что мужчины в комнате никогда не замечают этого, потому что высокие стоны Джина всегда заглушают остальные звуки. Чонгук размывает его расслабленный образ перед глазами и снова пялится на дверь. Приводить сюда каждого клиента является его прямой обязанностью, но прямо сейчас он пытается понять, почему не может сделать хоть один шаг, чтобы отойти. Владелец клуба по имени господин Кан предупреждал, что куратор не может выходить в общий зал, если подопечный находится с клиентом, потому что это меры безопасности, однако имеет право передвигаться по коридору. Просто потому, что стоять без движения целых шестьдесят минут довольно утомительно, но Чонгук все равно не двигается. Как будто в любой момент может случиться что-то плохое. Чонгук хмурится, когда стоны становятся еще громче. Должно быть, Джин широко разводит колени, чтобы мужчине было удобнее. Должно быть, он выгибается в спине настолько сильно, что поясница начинает болеть от перенапряжения. Должно быть, если Чонгук не прекратит думать об этом, это плохо кончится. Чонгук сдержанно выдыхает и вспоминает день их знакомства. Он впервые встретился с Джином всего несколько недель назад. — С такой милой мордашкой ты не можешь быть преступником, — протягивает Джин, стоя напротив Чонгука в кабинете управляющего, после чего вдруг поднимает руку и дотрагивается до его лица. Чонгук едва не задерживает дыхание, когда чувствует прикосновение холодных пальцев. Они медленно скользят по щеке и обводят маленький шрам под левым глазом, почти невесомо, но по телу словно проносится электрический разряд. Чонгук думает, что если это и есть какая-то особенность Джина, с помощью которой он способен вызывать бурю эмоций и сбивать дыхание, то понимает, почему Джин может пользоваться популярностью в этом клубе. Определенно, многие готовы отвалить за это бешеные деньги. — Мягкий, — с придыханием отвечает Джин, нарочито медленно облизывая свои безобразно полные губы. — И пахнешь необычно. Совсем как серьезный мальчик. Чонгук мрачнеет и не находит подходящей реакции, потому что люди так не разговаривают. Даже другие проститутки, с которыми он успел перекинуться парой слов, вели себя абсолютно обычно, но только не этот парень. Когда он поднялся, вальяжно подхватывая край рубашки, чтобы прикрыть голый торс и грудь, Чонгук неотрывно следил за ним в полном замешательстве. Прежде, чем в голову выстрелила внезапная мысль — он здесь суперзвезда. И он, черт подери, прекрасно осознавал это. Выдыхая, Чонгук моргает несколько раз, чтобы избавиться от воспоминаний. День их знакомства клешнями въелся в мозги, потому что он был почти обескуражен, когда впервые увидел Джина. Броский розовый наряд с распахнутой рубашкой, выразительные темные глаза и хищная улыбка, оседающая на безупречном лице. Чонгук никогда прежде не встречал настолько красивых людей. Разве что видел в каких-нибудь дорогих глянцевых журналах, но даже в таком случае считал, что их нигде не встретить. Джин был чем-то нереальным с первой секунды, как иллюзия, которая точно исчезнет после неосторожного выдоха, рассеявшись подобно дыму прямо перед глазами. Когда дверь открывается, Чонгук резко делает шаг в сторону и отворачивается, чтобы мужчина спокойно вышел. Хосок предупреждал, что не нужно смотреть клиентам в глаза, иначе это будет выглядеть некрасиво. Чонгук хмыкает про себя, бросив единственный взгляд на чужую спину, после чего поворачивается к двери. Каждый раз куратор должен проверять, в порядке ли его подопечный. Однако каждый раз, когда дело касается Джина, Чонгук чувствует необъяснимое волнение, что зарождается где-то в груди. Очевидно, что суперзвезда борделя привлекает богатых ублюдков, которые совершенно точно не будут жалеть его. Они приходят, получают удовольствие и уходят. Чонгук понимает это головой, но каждый раз что-то внутри него задается вопросом, насколько сам Джин действительно в порядке после этого. И не потому, что выяснять это входит в его обязанности. Чонгук хмурится и обхватывает ручку двери, блестящую от чужих прикосновений, чтобы осторожно приоткрыть ее. Удерживая в голове мысль о том, что не должен переступать порог, он легко постукивает костяшками пальцев по деревянной поверхности, чтобы привлечь внимание парня внутри. — Джин, все хорошо? — спрашивает Чонгук, опустив взгляд, чтобы ненароком не заметить его обнаженное тело, на которое точно не имеет права смотреть. — Джин? Изнутри комнаты слышится шумный выдох. Чонгук хмурится, борется с желанием поднять взгляд, но вскоре не выдерживает и все-таки делает это. Джин лежит на животе, его спина и ягодицы прикрыты полупрозрачной вуалью розового цвета. Блондинистые волосы растрепаны по всей подушке, скрывая челкой часть лица. Осматривая его на расстоянии, Чонгук незаметно сглатывает, чувствуя покалывания где-то в кончиках пальцев от его вида. Должно быть, Джин очень устал. Воздух пропитан тяжестью, потом и запахом принужденного секса. Два клиента — привычное число для этой комнаты, однако Чонгук думает, что кто-нибудь из них мог быть требовательнее к нему этой ночью. Острая, противная мысль. — Все в порядке, — негромко отвечает Джин, когда Чонгук почти готов переступить порог и проверить лично. — Не волнуйся, ДжейКей. Чонгук поджимает губы и коротко кивает, прежде чем закрыть дверь. Не нужно много слов, чтобы остановить его, потому что он привык использовать короткие предложения, ровным счетом как и слышать их. Даже если на самом деле не полностью верит в искренность его ответа. Очевидно, люди с подобной работой и характером не позволяют себе быть слабыми. Не имеют права показывать боль, признаваться в ней или даже чувствовать усталость по мнению других. Если ты чертова суперзвезда борделя, еще и с самым высоким ценником на свои услуги, ты просто обязан быть идеальным. Чонгуку тошно от этих размышлений всякий раз, когда он вылавливает взгляды мужчин в клубе, облизывающие Джина глазами через весь зал, прежде чем подняться и записаться на очередной сеанс. Даже когда Чонгук отходит от двери, в голове по-прежнему слышатся надрывные стоны, которые давно ничем оттуда не вытащить. Всего несколько недель проработав куратором Джина, Чонгук настолько впитал это в себя, в собственное подсознание, что теперь даже в моменты тишины слышит их повсюду. Через несколько дней Чонгук осмеливается спросить о том, по какой причине клиентам розовой комнаты позволено больше вещей, чем в других. Иногда отличие в границах очевидно: Джин гораздо дольше не выходит, предпочитая оставаться внутри, чем остальные парни по истечении часа. Всякий раз Чонгук неотрывно смотрит на мягкую обивку его двери, порываясь войти снова и проверить его состояние, но всегда останавливает себя. И после этого самого вопроса, когда Джин отдыхает в общей комнате для персонала, вальяжно раскинувшись в мягком кресле, Чонгук понимает, что не был готов получить ответ, который на самом деле был очевиден. — Высокие цены за услуги, — отвечает Джин со скучающим видом. — Чем больше денег платят, тем меньше прав я имею. Большие деньги порождают большие ожидания. Привыкай к этой мысли, ДжейКей.***
Чонгук облокачивается плечом о декоративный шест в общем зале, посматривая на мужчин, очарованных одним из танцоров на сцене. Однако его мысли совсем не сосредоточены на происходящем. Чонгук размышляет о том, что Джина не было в клубе в тот день, когда его принимали на работу, и последующие две недели тоже. Остальные в борделе работают почти каждый день. Чонгук пытается сложить дважды два в своей голове, постукивая костяшками пальцев по глянцевой поверхности стены за спиной, которая сверкает зеленым цветом из широких прорезей для светодиодов. На часах около половины второго ночи. Людей вокруг довольно много, но не слишком, чтобы привлекать к работе всех официантов. Чонгук переводит взгляд на бар и замечает человека, который гораздо разговорчивее других сотрудников. Невысокий парень с черной бабочкой на шее подмигивает Чонгуку, когда чувствует внимательный взгляд со стороны. Чимин, человек, который никогда не отказывает и готов поделиться секретами. Прежде Чонгук иногда перекидывался с ним парой слов, потому знает, что именно он ему нужен прямо сейчас. И когда Чимин оказывается рядом, Чонгук просто надеется, что не ошибся по этому поводу. — Я слышал, что Джин работает в этом клубе несколько лет, — говорит Чонгук, опираясь локтями о барную стойку в той части, где нет посетителей. — Когда я получил работу, его здесь не было. Никто вообще не упоминал о нем. Я подумал, что ты можешь рассказать, почему. Чимин слегка прищуривает хитрые глаза и поправляет лацканы черного пиджака без рукавов, как он делает каждый раз, прежде чем начать разговор. — Почему-то я был уверен, что ты спросишь это именно у меня, — с улыбкой говорит он. — Джин восстанавливался после операции, и только через два месяца смог вернуться к работе. Один из клиентов немного покалечил его. Ситуация была довольно мерзкой, поэтому никто особо не хотел вспоминать это. Чонгук мрачнеет, когда внезапные картинки кидаются прямо в мозг, пытаясь во всей красе объяснить его слова. Он рывком дергает головой, чтобы избавиться от них, и снова смотрит на Чимина, ожидая, что тот добавит еще что-нибудь. Акриловая брошь с логотипом клуба блестит на его груди, как маленький кристалл. — Мужчина скрылся, — добавляет Чимин после шумного выдоха. — Клуб добавил его имя в черный список, чтобы он больше никогда не пришел снова. Но, честно говоря, даже когда это произошло, Джин не использовал «код розовый», хотя на самом деле должен был. — Код розовый? — хмурится Чонгук. — Да, это было придумано для особых случаев, чтобы предупредить куратора, — объясняет Чимин. — Владелец клуба всегда был изобретательным. Это что-то вроде секретного шифра, как те, что используют в Америке, чтобы предупредить о пожаре или еще о чем-нибудь. Если ты смотришь американские сериалы, то понимаешь, что я имею ввиду, потому что… — Что это означает? — обрывает Чонгук, чувствуя, что это очень важно. — Критическое состояние, — отвечает Чимин, после чего снова поправляет лацканы, но гораздо более нервно. — Иначе говоря, это значит «я не выдерживаю».***
Яркие филаментные лампочки привлекают взгляд слабым покачиванием, свисая с высокого потолка на черных проводах. Чонгук поднимает голову выше и замечает оранжевые светодиодные нити внутри каждой из них — всего около десяти штук, висящие над барной стойкой. Общий зал довольно разнообразен по части света, потому что в каждом углу имеет разный принцип освещения. Ближе к сцене расположены большие прожекторы, чтобы сосредоточить внимание посетителей на танцорах, но в более спокойных зонах имеет лампочки разнообразных форм и размеров, которые восхищают своим дизайном. Чонгук педантично поправляет воротник черной рубашки и снова обводит взглядом бар. Не замечая толпы посетителей, он смотрит только на чертовы лампочки, потому что в тюрьме его почти тошнило от противного мерцающего плафона в центре потолка. Когда нечем было заняться, Чонгук смотрел на него часами, подсчитывая количество замыканий, во время которых он выключался. В среднем около двенадцати раз за шестьдесят секунд. Иногда семнадцать. Чонгук хмыкает и отводит взгляд, думая о том, каким образом его нервная система оставалась в порядке, прежде чем в тюрьме починили электричество. Розоватый блеск со стороны вынуждает отвлечься от воспоминаний. Чонгук поднимает голову как раз в тот момент, когда Джин оказывается рядом. На его плечах яркий пиджак с блестками нескольких цветов: розовый, черный и синий. Они подрагивают при каждом движении парня и переливаются, как цветной бисер. Чонгук задерживает взгляд на его ключицах, которые выглядывают из-под разноцветной ткани, и думает, что ни один человек на планете не смотрелся бы в этом настолько хорошо, как Джин. Однако после разговора с Чимином мысли о розовых цветах вынуждают Чонгука напрягаться каждый проклятый раз, когда Джин надевает что-нибудь розовое. Всеми силами стараясь не вспоминать это, он отвлекается любым способом, но ничего не может поделать с тем, что Джин обожает этот цвет. — ДжейКей, — протягивает Джин со слабой улыбкой, сжимая раскрытую пачку шоколада в пальцах. — Военная форма тебе очень идет, должен сказать. Чонгук легко усмехается, но всего на секунду. Вряд ли он не сливается со стенами рядом с Джином, который похож на сказочного волшебника всякий раз, когда выходит из комнаты. Чонгук не может ничего поделать и с тем, что этот парень по-настоящему прекрасен в розовом. — Я больше похож на охранника, — отвечает Чонгук. — Остальные кураторы выглядят как дворецкие. — Всё потому, что ты мой куратор, — улыбается Джин еще сильнее, подмигивая Чонгуку. — Клиенты видят человека в образе военного и начинают думать головой. Это что-то подсознательное, что заставляет их держать себя в узде, потому что они помнят о тебе за дверью. Как известно, военные часто не знают жалости. Чонгук прежде и не задумывался об этом, но теперь понимает, что это может быть ради безопасности. Возможно, с предыдущим куратором Джина что-то произошло, после чего владелец клуба внес изменения, которые обязывают иметь суровый и почти угрожающий вид. С этим у Чонгука нет проблем, больше по части характера, но он все равно неосознанно начинает продумывать варианты, которые могли произойти. Хосок говорил, что многие правила клуба были написаны кровью. Почти каждое из них — после какого-то случая, который закончился болезненно для кого-то из сотрудников. Чонгук мрачнеет, отвлекаясь на мысли о словах Чимина, которые снова вспыхивают в памяти, и не замечает, когда Джин вдруг приближается. — ДжейКей, хочешь сладкое? — игриво шепчет Джин и подносит небольшой кусочек шоколада к его губам. Опомнившись, Чонгук предсказуемо отступает назад, но натыкается спиной на перегородку с красной светодиодной лентой, которая разграничивает общий зал и бар со столиками. Джин всегда был напористым, что он понял еще в первые дни, и сейчас приближается еще больше, не оставляя никакого выбора. Когда Чонгук понимает, что легче согласиться и открыть рот, позволив накормить себя, то делает это, только бы Джин побыстрее отступил и никто из других кураторов их не заметил. Просто потому, что это категорически запрещено. Джин кладет кусочек шоколада ему в рот, однако не останавливается на этом, пробираясь внутрь указательным пальцем, как будто чтобы заставить Чонгука облизнуть его. Чонгук не замечает и закрывает рот, поздно понимая, что чувствует что-то теплое. Джин хитро прищуривается, обводит кончиком пальца его влажный язык, как будто слегка поглаживает, но не дольше нескольких секунд, после чего осторожно вытаскивает обратно. И, словно не наигравшись, подносит к собственным губам, пробуя чужой вкус, оставшийся на пальце. Чонгук внимательно следит без единого движения, почти как в трансе, позволяя вытворять все это. Джин всегда получает то, что хочет, и всегда позволяет себе гораздо больше, чем другие. Когда он отходит на приличное расстояние, растворяясь в бурной толпе общего зала, подсвеченный яркими лампочками, Чонгук впервые делает спокойный выдох, едва вернувшись к реальности. Каждый раз, когда Джин выкидывает что-то подобное, позволяя себе интимные вещи и прикосновения, Чонгук думает, что должен остановить его. Не позволить играть с собой, нарушая десятки правил клуба, разрушая границы личного пространства, пробираясь под кожу как змей, чтобы дотронуться до чего-то живого внутри. И чтобы вытащить это наружу, обнажая все нервные окончания, как будто имеет на это право. Краем сознания Чонгук догадывается, что Джину ничего не стоит обесточить его. Безупречное сияние позволяет разглядеть Джина среди любого количества людей. Каждый раз надевая что-нибудь чертовски броское и даже провокационное, он не имеет ни единого шанса остаться незамеченным. Иногда Чонгук следит за ним издалека, находясь в противоположном конце зала, и замечает чужие взгляды, направленные на него отовсюду. Джин привлекает внимание чем угодно: манерой общения, мягким голосом, яркой одеждой и безобразно сладким одеколоном, который кружит голову не хуже алкоголя. Однако вместо того, чтобы отвлечься и отвернуться, Чонгук все чаще начинает проигрывать, потому что продолжает на него смотреть. Иногда кажется, что Джин действительно любит находиться в центре внимания, но после подобных случаев Чонгук приходит к выводу, что это происходит само собой. Он использует любой вальяжный, часто пошлый жест при общении с человеком, которого от него никак не ожидаешь, и этим заставляет отвлекаться от разговора. С расслабленным видом обсуждая что угодно в компании нескольких человек, Джин спокойно может вдруг облизнуть пальцы, томно выдохнуть или даже издать нечто похожее на стон — складывается впечатление, что он специально, но Чонгук понимает, что это скорее дело привычки, как что-то, что он делает автоматически. И на самом деле Чонгук не знает, должен ли испытывать сочувствие после такого вывода.***
Иногда Чонгук замечает, с какой настороженностью другие кураторы смотрят на него. В особенности Хосок, которого он видит чаще остальных. Размахивая своей тростью, как мечом, Хосок прохаживается вдоль коридора и никогда не упускает возможности швырнуть на Чонгука острый взгляд. Возможно, даже режущий. Он как будто ожидает какой-нибудь ошибки, чтобы оправдать свое недоверчивое отношение к новенькому. И даже учитывая, что Чонгук работает здесь почти четыре недели, он никогда не прекращает чувствовать этот взгляд, который часто едва не в сантиметре от того, чтобы вспороть его спину, оставляя огромные кривые полосы на одежде. Особенно когда они единственные, кто остается в коридоре для клиентов, как сейчас. Черная тень от длинной трости тянется вдоль всей стены из-за бокового освещения. Чонгук слегка поворачивает голову и цепляется взглядом за единственную выгравированную букву на табличке двери, напротив которой стоит Хосок. Короткое, загадочное «V». Чонгук подлавливает себя на мысли, что «V» значит «Вендетта», но только не в этот раз. За матовой синей дверью скрывается единственный подопечный Хосока по имени Тэхён. Иногда Чонгук замечает, какими взглядами эти двое обмениваются, но не собирается думать об этом слишком сильно. Возможно, кураторы обречены привязываться к своим подопечным. — В следующий раз я не позволю тебе войти внутрь, — вдруг говорит Хосок, после чего поворачивает голову и впивается взглядом в Чонгука. Черная подводка вокруг глаз делает его похожим на вампира, и трость подчеркивает этот образ. Чонгук коротко кивает и отворачивается. Острый запах серьезного разговора врывается в нос, но он не хочет разговаривать о правилах, потому что идеально выучил их все до единого. — При каких обстоятельствах ты можешь войти? — продолжает Хосок вопреки его молчанию, не собираясь отступать так легко. — Я должен убедиться, что ты знаешь правила. — Если случится что-нибудь плохое, — отвечает Чонгук. — Если подопечный нажмет на кнопку тревоги или начнет кричать мое имя. И если он использует «код розовый», мысленно добавляет Чонгук, однако не произносит вслух. Через несколько дней после того разговора Чимин объяснил чуть подробнее и сказал, что на самом деле этот шифр никогда не использовали. И даже Джин, ради которого его придумали, обозначив именно розовый цвет, скорее всего забыл о нем, будучи в шоковом состоянии из-за того проклятого клиента. Чонгук хмурится от воспоминаний. В какой-то момент он хотел спросить у самого Джина, но быстро понял, что не имеет права напоминать ему об операции. Он просто не может себе это позволить. Оценивающий взгляд темных глаз едва не вспарывает ткань униформы на груди, но Чонгук все еще не поворачивает голову. Хосок неотрывно следит за ним, разглядывает, словно какой-нибудь редкий экземпляр картины из эпохи Корё, но молчит какое-то время. Как будто обожает использовать это давление, даже если на самом деле он прав, спрашивая об этом новичка. Чонгук не имеет права винить его в этом. — Хорошо, — хмыкает Хосок. — Правда есть еще кое-что. Ситуации, когда ты должен помочь своему подопечному подготовить себя для особых клиентов. Внезапно Чонгук чувствует колючие мурашки, которые проносятся по всему телу. Он поворачивает голову и бросает непонимающий взгляд на парня. Бледное лицо выделяется ярким пятном среди темных стен коридора. — Именно, — говорит Хосок, словно подтверждая его молчаливые догадки. — Клуб находится под покровительством одной преступной банды, которая обеспечивает финансовую поддержку и помогает избегать внимания полиции. Проституция в этой стране запрещена, ты же понимаешь. И да, это не бесплатно. Примерно раз в месяц они приводят одного из своих людей, который бронирует парня и развлекается с ним несколько часов подряд. — Преступная банда? — мрачно повторяет Чонгук и почти чувствует, как слова обжигают язык. — Никто не проводит в комнате больше часа. Это против правил. — Деньги решают многое в этом мире, — хмыкает Хосок и отворачивается обратно к двери. — Особыми клиентами их делает жестокость, с которой они используют наших парней. Обычно плохое обращение с сотрудниками клуба недопустимо, но это другой случай. Эти люди могут делать что угодно. Даже куратор не может им помешать, потому что ты не имеешь права реагировать на крики, если внутри особый клиент. Чонгук выдыхает, ощущая давление, словно его придавило огромной железной балкой. Мерзкое и липкое чувство после этих слов царапает кости внутри. Преступные банды не знают жалости — Чонгук отлично осознал это в тюрьме, когда делил камеру с несколькими из их представителей. Если подобные люди периодически посещают это место и занимаются изнасилованием, которое длится несколько часов, то это худшее, что Чонгук мог представить, когда получил работу. Разумеется, он не ожидал, что сотрудникам здесь легко, однако это кое-что совсем другое. Дикое и бесчеловечное, что заставляет почти с яростью сжимать кулаки. Никто, черт подери, не должен терпеть это даже за огромные деньги. — Они всегда кричат, — холодно добавляет Хосок. — Пронзительно и громко, а ты просто стоишь возле двери и не можешь ничего сделать. И сердце Чонгука падает вниз, когда он слышит высокий стон Джина через стену, внезапный и резкий, как выстрел. Он ни за что не хочет знать, какими бывают его крики, и еще сильнее не хочет знать, какой должна быть проклятая подготовка к изнасилованию.***
Чонгук не может не связывать жестокость особых клиентов с причиной, по которой Джин перенес операцию. Чимин не сказал больше ничего конкретного, но Чонгук убежден, что они покалечили его настолько сильно, что операция была единственным выходом. От этих мыслей просто омерзительно внутри, как и от картинок в голове, которые снова и снова пытаются воспроизвести перед глазами сцену насилия. Чонгук поджимает губы и отводит взгляд от барной стойки. Он достает мобильный и проверяет дату. Двадцать четвертое число. Хосок предупредил, что особые клиенты всегда приходят ближе к концу месяца. По груди прокатывается острое чувство беспокойства, но Чонгук разве что отпивает немного воды из стакана, пытаясь отвлечься на что угодно вокруг. Покрытый вечным спокойствием, Чонгук ощущает, что может легче справляться с эмоциями, которые периодически накатывают и способны стать проблемой для него. Чтобы осознать это в полной мере, еще и в действии, Чонгуку требуется десять последующих минут. Всего лишь десять минут с того момента, как он замечает одного из громко разговаривающих мужчин около барной стойки, который совсем не подбирает выражения. Чонгук не собирается подслушивать, концентрируясь на битах электронной музыки в колонках, но все равно вылавливает обрывки слов со стороны: — Как же приятно его трахать, — посмеивается мужчина, облокачиваясь о высокую барную стойку, чтобы не свалиться. — Он выглядит как ебаная принцесса, но когда ты внутри… сжимаешь его блядский зад и долбишь до упора, это просто… Чонгук с легким раздражением двигает челюстью, отводя взгляд. Никогда прежде он не задумывался о том, что клиенты говорят о Джине за его спиной, потому что никогда не слышал этих разговоров. Догадывался, что они в восторге, но, выслушивая это прямо сейчас, Чонгук быстро понимает, что не хотел бы этого знать. Просто потому, что Джин — не вещь, о которой можно говорить в таком тоне, как будто обсуждаешь чертовы игрушки для секса. —…ты должен попробовать, — продолжает мужчина, кивая кому-то перед собой. — Это лучшая шлюха из всех, особенно когда начинает визжать, а ты загоняешь еще глубже и… Даже Чонгук с его огромным количеством спокойствия и уравновешенности в крови не может это выслушивать. Отвратительные картинки поджаривают воображение: Джин соблазнительно выгибается и стонет, срывая голос, когда его трахают остервенело и дико, каждым мощным толчком вдалбливая в кровать, едва не выбивая крики из широко раскрытого рта. Чонгука почти передергивает от этого образа. По правде говоря, он все чаще замечает, как представляет процесс, когда находится напротив той самой розовой двери. Он никогда не знает, что происходит за ней, но собственное воображение обожает издеваться, подкидывая мерзкие варианты того, в какой позе Джин позволяет мужчинам разрывать себя. Кровь кипит в жилах впервые за долгое время, когда Чонгук быстро проходит общий зал, пробираясь к двери для персонала. Электронная музыка становится в разы громче после двух часов ночи, не позволяя думать ни о чем, кроме горячих танцующих парней в клетках, однако Чонгук больше не слышит бит. Голова заполнена одной мыслью, которая ощущается почти огромной: этот мужчина прав. Очевидно, что полностью прав, но Чонгук не может просто так принять это. Впервые думая о том, что клиенты видят в Джине вещь, которую можно использовать любым жестким образом, он чувствует, как сильно злится. Джин обнаруживается в комнате для отдыха. Большое кресло красного цвета как будто обнимает его, позволяя телу полностью расслабиться, почти впитаться в обивку. Кроме него в комнате только один танцор, высокий парень с вычурным именем, но он больше сосредоточен на своем мобильном, чем на окружающем мире, потому Чонгук позволяет себе не беспокоиться о нем. Он подходит ближе к креслу Джина, словно чтобы поговорить, но в последний момент сворачивает к столику с напитками. Нет, нужно вернуть спокойствие, причем срочно, чтобы не наговорить лишнего. Чонгук делает глубокий вдох и цепляет пальцем одну из пластиковых бутылок с водой. Последний шанс промолчать, черт подери. — Почему такой хмурый? — интересуется Джин, словно почувствовав напряжение, которое вошло вместе с Чонгуком. — Что случилось, ДжейКей? Чонгук поднимает голову, но разве что сжимает челюсти, чтобы не сказать правду. Потому что это на самом деле отвратительные слова, чтобы самолично произносить их. Или же Чонгук просто боится того, какой может быть реакция Джина. Если ему больно слышать подобное, то Чонгук собирается держать рот закрытым до последнего. Однако блеск интереса в глазах перед ним подталкивает к ответу, а вальяжный взмах руки как будто намекает, что некрасиво игнорировать вопросы. — Я слышал кое-что гадкое о тебе, — не выдерживает Чонгук, как только понимает, что Джин не намерен терпеть его молчание. — Гадкое? — переспрашивает с усмешкой Джин, вскидывая брови. — Вряд ли ты сможешь удивить меня какой-нибудь гадостью. Я много чего слышал о себе. Чонгук поджимает губы, бессмысленно пялится на его розовый пиджак с блестящими пуговицами, после чего резко поднимает взгляд: — Один мужчина возле бара рассказывал о том, как приятно трахать тебя. Он назвал тебя шлюхой, вещью, которую каждый может использовать. Не было даже намека на то, что он видел в тебе человека. Произносить все эти слова не лучше, чем копаться пальцами в грязи. Чонгук почти чувствует желание вытереть ладони о джинсы, чтобы избавиться от этого мерзкого ощущения. Джин разве что прищуривается, однако молчит, внимательно изучая парня перед собой, словно принимая какое-то важное решение. Секунду Чонгук думает о том, что не должен был позволять словам вырваться, прежде чем слышит ответ, который поражает его. — Я трахаюсь с людьми за деньги, ДжейКей, — спокойно объясняет Джин, после чего поднимает руку и дотрагивается до шеи, чтобы медленно повести ее вниз вдоль всего тела. — Если тебе кажется, что это принадлежит мне, то ты ошибаешься. Это тело принадлежит людям, которые покупают меня на час. И они не обязаны волноваться о моих чувствах. Чонгук не замечает, что застыл без движения, просто смотря на него и пытаясь понять, насколько эти омерзительные слова способны быть шуткой. Искренние эмоции, которые бы раскрыли настоящее отношение Джина к этой работе, остаются скрыты за спокойным выражением лица. Чонгук догадывается, что они где-то спрятаны, но не представляет, где именно. Кажется, что Джин действительно привык считать себя вещью, и Чонгука ужасает эта мысль. — Я вещь, — кивает Джин с таким же спокойным видом. — Вещь, которую можно обрызгать спермой. Вещь, которую можно выебать и оставить валяться на полу. Я думал, ты понимаешь, в чем смысл моей работы, ДжейКей. Мерзотное чувство ползет по гортани вверх и щекочет язык, как подступающий кашель. Естественно, Чонгук понимает смысл его работы. Однако это понимание всегда оставалось где-то позади, за спиной, не появлялось прямо перед лицом, не кричало о себе. Чонгук разве что хмыкает носом, но не может ничего ответить. Впервые за долгое время он поддался эмоциям, когда услышал этот отвратительный разговор, который задел его, и позволил себе прийти сюда, чтобы высказать это Джину. Не стоило этого делать. Если Джин способен оставаться спокойным, когда называет себя вещью, значит, Чонгук тоже должен. И без разницы, что раньше подобные слова о других проститутках не вызывали никаких эмоций, что проблема в его личном отношении к Джину, которое после каждой ночи становится еще непонятнее. Это не имеет значения, думает Чонгук, кивая головой. — Ясно. Джин мягко улыбается и кивает, снова возвращая себе привычный веселый вид. Имитирует ли он хорошее настроение в такие моменты, Чонгук не знает, но не собирается думать об этом после подобных слов. Вещь. Противное слово вертится в голове последующий час, во время которого Чонгук чертовски сильно пытается как-нибудь отвлечься, но сталкивается с тем, что повторяет его только чаще в своих мыслях. Это не может быть правдой. Джин не имеет права искренне считать себя вещью.***
Хосок привычно вышибает ногой дверь, но никто из присутствующих в комнате не реагирует. Кроме Чонгука, который словно почувствовал его появление за десять секунд до того, как он вошел. — Ли Дохён здесь, — объявляет Хосок, привлекая внимание, и переводит взгляд на Чонгука. — Особый клиент для Джина. Чонгук мрачнеет за секунду, но всеми силами старается не выглядеть так, словно ему на голову вылили ведро ледяной воды. Противный холод расползается по всему телу, добирается до кончиков пальцев рук и жестко сковывает грудь. Чонгук не представляет, что должен делать и чувствовать после этих проклятых слов. Он молча переводит слегка непонимающий взгляд на сидящего в кресле Джина, однако его реакция полностью отличается от его собственной. — Прекрасно, — протягивает Джин и переводит взгляд на часы, которых у него нет. — Время для подготовки, раз такое дело. ДжейКей, хочешь попробовать?