just breathe (don't drown your heart)

Под трепещущими веками на краю дрёмы не оказывается света. Совсем. Ты делаешь вдох, поверхностный и жалкий — словно попытка ухватиться за давно минувший сон, и под бредовое полупадение, утекающий песок из-под ног — ты просыпаешься. В багажнике. Узком, со всех сторон неудобном и душном. Чего-чего? Локоть, дёрнувшийся первым, утыкается в свёрнутую под боком куртку. Имитация подушки, кажется. Взгляд упирается в низкий потолок, где-то рядом, поплыв, в лампочку — пространство визуально увеличивается, перестаёт давить в упор. Нет, всё-таки не багажник, повезло. Только шею ломит и плечи вместе с ней, притупляя не то жар, не то холод. Ты жмуришься, смаргивая усталость в уголках глаз, и ватная голова услужливо подбрасывает воспоминания. Днём, помнится, оба тряслись над аптечкой: ты, наспех завёрнутая в плед, и Джейк, наотрез отказывающийся снять толстовку. Он перевернул всё в машине вверх дном, чтобы только отыскать это вязанное недоразумение, а с самого текло, как с собаки: и вода, и сдавленное недовольство. Т/и то, т/и сё, возьми под голову и глотай воду. На тебе уже ни пледа, ни той лёгкости: — всё в ногах, сбитое и скомканное. Уснёшь, бывало, так же на закате, а потом убитая через «не могу» плетёшься разгребать последствия. Получите и распишитесь, выходит, — Джейк. Ещё тогда ведь знала, по взволнованным глазам напротив читала как книгу открытую: его пробрало. Резкими движениями и едкими ответами укладывал на заднее сиденье, хотя у самого каждую минуту голос садился до воспалённого хрипа. Спасибо пробежке. Ему нужно было прилечь не меньше твоего, но кто бы тогда сел за руль. В своём изнеможённом беспокойстве Джейк не обдумывал каждое слово. Вы не говорили толком — обменивались любезностями, как двое закадычных. Кто бы что решился признать — либо прости, либо я сделаю это снова — так сердце бы разорвало. Вот и перебирали всякие таблетки, которые в аптечке нашлись. И ножнички. Странные, маленькие, с носиком погнутым кверху. Хирургические, ляпнул Джейк. А ты сразу пластинку в бардачке вспомнила. К спине неприятно липнет футболка, стоит слабо шевельнуться. Ничего удивительного: ты здорово в ней пропотела, и тут-то сожаление хлынет второй волной. Грудину от неосторожных трепыханий сдавливает таким спазмом, будто тебя под водой часов десять держали. Это ни жар, ни холод — всего лишь температура; сумрак в автомобиле — молчаливый, к твоей одышке равнодушный и какого-то чёрта вязкий. Не то, что кондиционер не гудит — даже двигатель не работает, а значит, что какой-то контрольной точки в своём побеге вы достигли. Два закономерных вопроса: где и как. Если с первым мозг ещё совладает — ты шатко-валко привстаёшь и садишься, подозревающим взглядом окидывая обитые кожей спинки перед собой, — то уставшее от сюрпризов «как» остаётся в силе до тех пор, пока дверь со стороны водителя не распахивается. Сырость. Вот, что бьёт в заложенный нос первым делом: туманная сырость асфальта после ливня, пробивающиеся сквозь листву кипарисов лучи с той стороны, где встаёт солнце — и как можно было вырубиться на сутки? Вместе с фоновым шумом улицы, проникшим в салон, он не приносит с собой ничего, кроме тишины. Негромко звенят ключи, шелестят бумаги — будто все звуки снаружи подчиняются его молчаливой воле, и воля эта как всегда скомкана-запрятана где-то глубоко внутри. Он не замечает тебя. Он ничего не говорит, перебирая небрежно сложенные карты в руках, стаканчик кофе наперевес — и это так неестественно, потому что ты почти ожидала рассеяно ворчащего себе под нос Джейка, но не этого… убитого размышлениями Джейка, который даже в моменты одиночества не прекращает полоскать себе мозги. Вчерашнее происшествие заставило его вылезти из своей раковины на считанные часы. — …Привет? — сипишь ты неожиданно слабым голосом. Настолько слабым, что вязкая хмурость, конденсатом окружившая Джейка, не поддаётся. Он сам находит тебя взглядом, запоздало — когда уже тянется через всё кресло поставить кофе в держатель и случайно поворачивает голову. — Привет, — наконец отзывается он. Глупо. Всё равно что олень, пойманный в свете фар — почти также ошалело, и застывает в неудобном положении. Через приоткрытую дверь видно плывущие по отпечатку неба куцые облака. Заправка ожидаемо пуста. Джейк прочищает горло: — Сильно болит? Ты непонимающе ёрзаешь, разрывая зрительный контакт лишь потому, что ломота медленно, но верно пытается пригвоздить к земле. Джейк не спрашивает дважды, видя, как тебя валит набок. Ты только и успеваешь отползти, уперевшись лопатками в острые края аптечки, прежде чем он оказывается уже с другой стороны, без кофе и карт. Пассажирская дверь раскрывается на манер охраняемой криокамеры. — К утру знобить стало, — объясняет Джейк, кажется, замявшись. Он неестественно перекидывает руку через рамку, так и стоя снаружи — наверное, не хочет заразиться. Правильно. Только неловко до того, что не заставить себя глаза поднять. — В аптечке завалялось жаропонижающее, масло там касторовое, но надолго не хватит. Ты вяло качаешь головой. Он выжидающе пялится. — Спасибо. — Было бы за что. — Ты знаешь, за что. На этом моменте Джейк странно вздыхает, сгибается и всё-таки залезает внутрь, придерживаясь за верхний край кузова. Ты по инерции подтягиваешь к себе колени, оставляя ему место, чтобы сесть. Джейк не садится. — Т/и, — подзывает он, заслонив собой и без того узкое пространство. Одним коленом рядом с забытой курткой, второй ногой на днище — тянется, приближаясь с выверенной осторожностью. Ждёт, что ты его цапнешь, а на лице снова мелькает то волнение, от которого скручивает желудок в узелок и дрожат пальцы. — Благодарности оставь на потом. — Я хочу сказать тебе сейчас. — Не надо. — Надо. Он поджимает губы, готовясь возразить. Всем своим видом кричит о том, что переваривать такое — отвык. — Ещё раз, — говорит тише шёпота, — и я тебя поцелую. Этого хочешь? Холодное запястье прикладывается к твоему лбу, настойчивое касание — сродни капле воды в кипящее масло, и ты давишься на выдохе, цепляясь за края собственной футболки. Его забота изъедает. Затыкает самым нечестным из возможных способов, и только так — на контрасте — ты улавливаешь, с какой скоростью сгораешь. У него за задравшимся рукавом, на бледной коже — проглядывают бинты. Чем дольше пялишься, тем сильнее щиплет щёки. Переживаешь. А Джейк подталкивает назад, сам клонится вперёд, краешек губ кривит, улыбается — ложись. Под спиной уже не мешает металлическая коробка. — Тебе вредно недосыпать, — опускаешься нехотя, как бы не ломало и не трясло — безнадёжный жест. За его ладонью тянет до последнего, до ноющей поясницы, а обивка под затылком оказывается такая мягкая-мягкая, что не дёрнешься, когда исчезает и его рука, и ощущение пространства. Центр тяжести смещается. Кипящая кровь ревёт в ушах. — Тебе, — парирует Джейк, нарочно растягивая слова, — вредно гулять под дождём. Смотри, как горишь. Он поворачивает корпус влево, проходится бездумным взглядом по салону — будто собирается уходить, и безоговорочный рефлекс чуть не подбивает тебя сесть обратно. Невидимая струна натягивается. — Я боюсь, — запинаешься второпях, — что потом начнёшь увиливать. — Не нагружайся, — ласково осаждает Джейк. До тебя не доходит: — Так начнёшь? Он искоса поглядывает, застигнутый врасплох бессмысленной прямотой. Кончиками пальцев на твоё плечо — слегка сильнее, удерживает в положении лёжа. Если ближе — тоже начнёт пороть горячку. — Обязательно, — говорит с ухмылкой. И тут же умудряется всунуть тебе под голову куртку. Язычок молнии неудачно впивается в позвонок. — Джейк, — хнычешь ты, заметавшись. Жар подскакивает до нестерпимого, разливается по шее, а этот дурной сидит сверху и начинает смеяться: бесшумно совсем, вдохами-полувсхлипами какими-то, и его несёт ещё дальше: додумывается тебе с волосами помочь. Где налипли на лоб — смахивает, приглаживая и перебирая так осторожно, чтоб не дёрнуть случайно — ты млеешь, рывками заставляя себя уворачиваться от касаний как от огня, а он всё равно на одну сторону зачёсывает. Кое-как, но ведь не брезгует. Неочевидный. Хочешь сказать, мол, лучше б расчёску одолжил — он и тут перебивает: — Лили писала. Ты так зависаешь, что просто ему в лицо смотришь, немного грустно. — А ты отвечал? — Разумеется. — Что значит разумеется, Джейк, — ворчишь, на локтях приподнявшись. Каждое его слово — вместо десяти твоих, и с такой наигранной гордостью признаётся, что зацеловать мало. — Хватит копаться в моём телефоне. — Подожди, — он нетерпеливо прикладывает к твоим губам указательный палец. — К ней приходили. Сердечко бедное ёкает от всего сразу. — В форме? — Без ордера. — Про нас спрашивали? Джейк медленно отнимает палец, не сводя глаз. — Про тебя. Снова прижимает невидимой тягой вниз: то ли Джейк, то ли внутреннее заземление. Ты позволяешь себе упасть. Морщишься конечно — голова отдаёт звоном, — но что более важно — последствия всех решений теперь под носом. Очередная сделка с совестью. Это как с нападением на Джесси, только полная противоположность: вполне легально и средь бела дня. Никакая солидарность между тобой и Донфорт не смягчает осадок. — Я думала, нам парное дело шьют, — бормочешь в воздух между собой и Джейком. Едва заметно сокращаются миллиметры с его стороны. — Ты для них пока только заложник, — с готовностью выдыхает он. — А с Лили что? — С ней всё хорошо. Заспамила сообщения и отделалась лёгким испугом из-за твоего визита в Дасквуд. — У неё будут проблемы? — А ты как думаешь? Замешательство, должно быть, отражается на твоём лице. Джейк снова заходится тихим смехом, запрокинув голову — впервые не разделяет беспокойства ни касаемо происшествия, ни того, как свистит у него внутри, вниз по трахее. Тебя пугает этот звук. Тебя пугает, как много утекло, пока ты досыпала свой болезненный сон. — Т/и, не заводись, я пошутил. Лучше сама посмотри, — посмеивается он как ни в чём не бывало, так ещё и вытаскивает твой телефон у себя из кармана. Пока проверяешь заряд — шестьдесят восемь процентов — Джейк боком вылезает из салона, чуть не впечатавшись головой в потолок. Он глухо шипит, торопится, а ты только и успеваешь вверх-вниз пилькать, вверх-вниз — на него и пополняющуюся кучу уведомлений. — Всё в порядке? — громко спрашиваешь вдогонку. — В полном! — откашливает Джейк. — Просто забыл таблетки принять. Как удобно, получается — забыть про больное горло, но вспомнить о звонилке, лежащей в том же кармане. Эти слова бьют тревогу все следующие двадцать минут его отсутствия. Так и получается: что не разговор — побеги вперемешку с отговорками. У каждого вагон причин-поводов, пойми и прости. Только лекарства, ножницы, визитка — набор чемпиона, который вот-вот получит травму и готовится к этому. Страшно. На сидении спереди дожидается пакет — нетронутый завтрак. Ты решаешь, что поешь ближе к обеду. Ведь действительно мог по-человечески не вспомнить.

Лили

Т/и?

Ко мне на работу пришли двое из департамента

Сказали, что есть пара вопросов, и попросили список постояльцев за последнюю неделю

Твоя фамилия случайно не

Дальше сообщения не обновляются по одной простой причине: Лили ничего больше не писала. Зато сразу сверху по списку чатов — шпионский режим за диалогом Джейка. Пятьдесят с лишним непрочитанных.

Джейк

Сохраняй спокойствие.

Лили О Господи Джейк Ты в порядке?

Джейк

В полном. Т/и тоже.

Они ещё смотрят списки?

Лили Да Мне пришлось отойти в кабинет за журналом и Я теперь подозреваю, что вы вляпались во что-то серьёзное

Джейк

Не волнуйся, она под моим присмотром.

У тебя немного времени, скажу быстро: т/и сделала кое-что необдуманное.

Я забрал её из Дасквуда.

Отвечай на вопросы честно, тебе ничего не предъявят.

Прости, что так вышло.

Лили Ты забрал её откуда Сразу понятно становится, отчего испуг: Джейк мастер наводить панику, пускай ненарочно, — кричащее откуда голосом Лили ты слышишь у себя в ушах. Остальные сообщения, с перебоями в десять минут на протяжении двух часов — разбор полётов и торжественное обещание на мизинчиках о твоём казусе остальным пока не рассказывать. Святая троица по охране дурацкого секрета. Ох, какую же крепкую затрещину ты бы дала себе прошлой, покупающей билет в один конец. Когда Джейк возвращается и первым делом пьёт свой остывший кофе, кривясь так, будто каждый глоток наждачкой раздирает горло — ты не спрашиваешь. Это хотя бы не кипяток. Тебя больше интересует новый контакт Nym0S и то, что никто из ребят не заметил подмены в лице Джейка с твоего аккаунта. По этой же причине отшучиваться насчёт пары саркастичных комментариев в сторону Ричи — тяжко. Он бы сделал это снова. Когда вы корректируете маршрут по трём картам, потому что полиция отследила вас с точностью до километра — очевидно, через тебя, — ты снова не спрашиваешь. Ты понимаешь: вот, для чего нужен Нимос. Вставлять копам палки в колёса, когда тебя ни в коем случае нельзя отключать от самой ненадёжной ветки из всех существующих. От сети. У вас всё ещё есть работа — найти Ханну, и хотя Джейк ни разу не напоминает об этом, потому что ты через раз попадаешь по буквам, ему нужна помощь. В конце концов, печатать за рулём опасно. Лили Береги себя, ладно? Ты протираешь уставшие глаза ладонью. Из всего, что каждый из них мог тебе сказать — самые простые три слова. Фактическая анаграмма. От Ричи, Джесси, Томаса и Клео — да даже у Дэна в общем чате проблески чего-то такого отцовского. Заставляет выпасть глубоко в себя и просто заблокировать экран, — может, потому, что ты понимаешь, что делаешь, пожелав им в ответ «и ты себя». Нет, ты никого здесь не бережёшь — наоборот. Лежишь больная на заднем сиденье в машине у Джейка, который тоже не в порядке, и он — с состоянием, близким к коматозному — бережёт вас обоих, и вы не говорите ни о чём из того, о чём стоит говорить, и-- За окном одна за другой сменяют друг друга низенькие ёлочки. Качаются на ветру, проплывая однообразно и гипнотизирующе, — а может, это всё-таки лиственницы. Растут на тоскливых каменных пригорках. Чем-то напоминает Колорадо с его зябким воздухом. Как жаль, что высунуться по пояс и подставить лицо ветру нельзя: кое-кто упрямо заблокировал рычаг, чтобы не продуло. — Джейк, — сипишь ты, намереваясь сказать одно, а язык выдаёт другое: — Зачем спички? В такой устоявшейся тишине он явно слышит вопрос, но не торопится реагировать, пользуясь крутым поворотом на развилке. — Питаю тайную страсть к ароматическим свечам. — Я серьёзно. — Ладно, т/и. Ты раскусила меня, — монотонно сознаётся Джейк. — Я решил, что ты питаешь тайную страсть к ароматическим свечам. Как бы его ослиное упрямство не усложняло жизнь, злиться вышло из привычки. И ты понимаешь в очередной раз. Он такой не без причины: с пятью дополнительными вопросами и непробиваемой решимостью всегда перевести тему. Захочет — скажет. Про визитку и игру в горячо-холодно. Только в гудящем-звенящем воздухе снова разливается непонятная тоска. Джейк каждый раз будто жалеет. — Поэтому цветок? Пытался сделать мне свечку? — шутишь невпопад. Он бросает на тебя взгляд через зеркало, слегка нервно. Думает, наверное, что совсем поехала. Горячка. — Т/и, один вопрос, — тише говорит, но так же ровно. — Я похож на человека, который плохо справляется? Для верности моргаешь дважды. Потом елозишь, так и так рассматривая, пускай вопрос в смысле переносном, — Джейк похож на того, кто мало спит и первый полезет в драку, но никак не «всё из рук вон». Ты так и говоришь: — Нет. — Хорошо. Мне нужно, чтобы ты держала это у себя в голове. — Может, ещё угадаешь число, которое я задумала? — Восемь. — Мимо. Джейк смеётся, легко и беззаботно, но его ответ — смирение, с которым он этот камень на сердце признаёт — выбивает из тебя любую игривость: — Я прижигаю раны, т/и. Мурашки на полпути превращаются в пробирающий озноб. Тебе такой способ известен: четыре к коже, пятой поджечь и держать, пока рана не закупорится. Шрамы остаются на всю жизнь. Одного не понимаешь — до чего нужно себя довести, чтобы таким оперировать на постоянной основе? — Ч-чёрт, Джейк… — прижимаешь руку ко рту. — Поэтому бинты…? Он неопределённо дёргает плечом — недвусмысленно отмахивается. — Твоё маленькое исследование зашло чуть дальше, чем я думал. — …Ты этому ни разу не поспособствовал, не волнуйся. Его, кажется, продолжение темы совсем не интересует. А тебя вот-вот почти затошнит. Ты тараторишь взахлёб: — Это правда так необходимо? — К сожалению. — И ты не расскажешь мне, откуда раны, да? — В другой раз. Его беспристрастное обещание другого раза вселяет лишь истеричную тревогу. Сколько ещё ожогов понадобится, чтоб ты добралась до истины? Фантомный запах палёной плоти бьёт в нос вместо освежителя. Наверное, любой нормальный человек сказал бы «так и не пойдёт» и двинул Джейку крепкую затрещину, чтоб уснул до ближайшей больницы. Да, так бы и было. Потому что любой нормальный человек не завоевал бы доверие чёртового хакера-детектива. Вы в этом по самые гланды. С рассудком ниже среднего. Судя по редеющим снопам сена, следующая стоянка будет не скоро; жилые дома и без того часа два назад кончились. Только приложившись горячим лбом к холодному стеклу — разглядывая в пролесках и закутках дороги глухую область маршрута, стрелой идущей через хвойный лес, ты задаёшься вопросом, а не понадобятся ли вам резко таблетки. Не случится ли чего непоправимого вдали от людей и преследований. Оставаться один на один с новой тревогой не хочется: слишком часто стало отдавать в правый висок пульсациями. Джейк-ожоги и полиция-Лили. Постепенно уменьшающееся количество палочек связи пугает, но хотя бы Ричи дал тебе добро. О, если бы он знал.

***

Второе жаропонижающее уходит в половину девятого — на опережение перед вечерней лихорадкой. Подействовать не успевает, потому что ты ляпаешь бред про расчёску и благополучно разворачиваешься. Джейк в ответ стоически молчит. У него перед глазами — точка горизонта на дороге впереди, и ты подозреваешь, что на большее ему не банально не хватает сил. Тебе тоже. Если раньше бездумные разговоры с ребятами состояли из пятнадцати ошибок в слове из девяти букв, то сейчас ты просто читаешь-читаешь-дремлешь-читаешь. И пугаешься уведомлений Нимоса. Когда всплывает в первый раз — стрелка спидометра с лёгкой подачи хакера доползает до сотни в час. С тех пор там и держится. — Может, остановимся? — бурчишь своё предложение Джейку в спину. — Почему? Тебе плохо? — Нет. Просто я не знаю, сколько ты спал за всё это время. Дай Бог сомкнул глаз в мотеле, прежде чем с техникой пошёл возиться. Это и двадцать часов назад было неприлично мало — а сейчас без преувеличений смертельно. — Я ценю твою заботу, — угрюмо отвечает он. — Но мы застрянем на сутки, если я прилягу. — Идеа-ально. Вот и отоспишься. Ну? Джейк издаёт тихий звук, подозрительно похожий на фырканье, но кроме этого продолжает молчать. Ради спортивного интереса не сдаётся. — Пожалей хотя бы оленей. Ты выглядишь так, будто собьёшь кого-нибудь и глазом не моргнёшь. Лучше отоспаться сейчас, чем… мы не знаем, что дальше. — Допустим, аргумент. Ты протянешь без лекарств? — Протяну. Он даже не ленится вздёрнуть руку кверху и поправить зеркало, чтобы в отражении смачно закатить глаза. — Т/и, напоминаю: в последний раз ты чуть не плакала от жара. Вы оба знаете, что это правда, но всё в его нескоординированной развязности говорит о том, как Джейк готов поддаться. Стоит лишь надавить. — И я сделаю это снова, если не заглушишь двигатель. Он драматично всплёскивает руками — чёртов психопат! — и как ни в чём не бывало тут же перехватывает руль, круто пролетая мимо барьерного ограждения. Ещё один день без незапланированных съездов в овраг, какое счастье. Правда пикировать куда-то по гравиевой насыпи приходится уже через пятнадцать минут поисков более или менее удалённого от трассы места. Трещат ветки ломанных кустов, беспокоятся и вспархивают птицы с деревьев вокруг — вечерняя идиллия, от которой у тебя зуб на зуб не попадает. Джейк съезжает глубже в лес, тушит фары и, удостоверившись в сохранности груза в лице тебя, барабанит пальцами по рулю. — Хорошо. Ладно, — провозглашает. — Одна ночь. Он замолкает, и тут ты понимаешь, что второго спального места у вас нет. Дрыхнуть сидя, конечно, сам Бог велел — только Джейк не просто без шеи останется — вообще без всего, а на пассажирском маневрировать некуда. Не говоря уже о бациллах. Поэтому ты задаёшь самый глупый вопрос: — Мне подвинуться? Он не глядя отрезает: — Лежи. Ещё надо поковыряться. Ты вздыхаешь, подтыкая себя пледом. Есть же люди, у которых жопа отвалится, если они не истощат себя до предела. Джейк звенит ключами, закидывает на место съехавшую карту и деловито дёргает дверь. Его планы обрываются в ту же секунду. Она открывается только наполовину, впечатавшись в шипастый куст. — Обожаю природу. — Давай почаще-- — Нет.

***

Не то чтобы отсюда видно закатившееся солнце — пурпурный сумрак блекнет до мрачных оттенков, разбавленных стрекотанием сверчков. Ты слушаешь убаюкивающее клацанье по кнопкам, редко прерываемое задумчивым мычанием, и как бы покадрово запоминаешь изменения: вот Джейк возвращается с ноутбуком, тактично сев справа от руля; вот блики на приборной панели смазываются и пропадают; вот статично-синий отблеск от экрана становится ярче, режет глаз. Ты плавишься в мареве, изредка цепляя членораздельные мысли. А потом одна из таких приходится пощёчиной: Что-нибудь пойдёт наперекосяк. И всё начинается сначала: подорваться на месте, цепляя телефон нетвёрдой хваткой. Можешь ли ты предотвратить неизбежное, если бросишь на это все свои силы? Философия Джейка оказывается заразнее твоей простуды. Так не пойдёт. На стремительно разряжающемся смартфоне, который ты находишь зарытым под курткой, давно устоявшийся штиль. Оно и понятно: часы показывают половину первого. Должно быть, организм до предела обезвожен, раз поднял тебя в разгар температурных качелей. Последняя таблетка осталась на утро. Джейк, как бывалый телепат, молча суёт в проём между кресел полупустую бутылку. — Есть новости? — спрашивает он с намёком и трясёт водой. Ты долго думаешь над ответом. Так же долго полощешь рот. Нагромождение зацепок, связанных парой имён, и подозревать каждого встречного — так себе прогресс. Листаешь непрочитанные чаты — скрытые и не очень — пока не замечаешь, что Джейк со своего аккаунта тоже в сети. Мониторит. — Нет, — говоришь. — Пока только теории. — Я понял. Умело задушенное разочарование в его тоне. Неприкрытое в твоём. Никто не обещал, что искать пропавшую по цифровым следам — легко. Решаешь дёрнуть Ричи. Спросить про Дженнифер, заодно оправдывая статус младшего детектива. Ты пишешь, старательно исправляя опечатки: «Привет, надо кое-что узнать для расследования, есть минутка?» — но клавиатура пару раз сворачивается и всплывает обратно с какой-то задержкой. Всё бы ничего — ну да, ответит только утром, — сообщение тоже не уходит. Зависает на отправке. Где-то тут у тебя комично дёргается глаз. — Дава-а-ай, — шипишь, постукивая ногтем по корпусу в защитном чехле. Ползунок загрузки вымученно крутится, никак не подгоняемый, и через пару секунд хиленько выдаёт ошибку. Ты повторяешь попытку. Красный кружок с восклицательным знаком упрямо возникает перед глазами. Самое интересное начинается, когда теорию с плохим соединением приходится отринуть: после третьей попытки экран пролагивает рябью пикселей, и ты встречаешь знакомое предупреждение широко распахнутыми глазами. Нимос появляется из ниоткуда, пульсирует красными пятнами тебе в лицо. — Слушай, тут… — Я вижу. Джейк, до этого деликатно молчавший, напряжённо вглядывается в ноутбук. Ссутуленно и неподвижно он читает в логах то, что для тебя не имеет никакого смысла. Анализирует данные построчно. Спустя мгновение, тихое клацанье возобновляется. Ты не видишь, какое выражение отпечатано на его лице, когда он набирает команду за командой — видишь, как эти команды приводят Нимос в действие. На его баннере крутится ползунок — такой же, что и при отправке сообщений. — Мне нужен твой телефон, — быстро проговаривает Джейк. Вытягивает раскрытую ладонь, другой выуживает кабель из бардачка. Ты ни секунды не сомневаешься, собираясь добровольно передать вещь, но кое-что заставляет на полпути отдёрнуть руку. — Разве это не опасно? Подключаться при атаке? Джейк нетерпеливо оглядывается через плечо и перехватывает тебя за запястье. — Это всегда опасно, поверь, — настаивает он. Контакт глазами — считанные мгновения, его колющая-режующая решимость непоколебима. Как только Джейк отстраняется, телефона в твоей руке больше нет. Дальнейшие махинации быстрые и отлаженные. Вставить, подключить, установить сопряжение с ноутбуком и запустить три программы одновременно на виртуальной машине. Джейк закусывает щёку изнутри и барабанит по кнопкам; бледные пальцы отбивают команды со скоростью, какой даже фрилансеры не набирают тексты. Кажется, что ещё секунда — он сорвётся на отборный мат, не сумев кинетической энергией выместить свой пыл, и ты молча утыкаешься лбом в обивку кресла, за которым он сидит, боясь одновременно тревожить и оставлять хакера одного. На экране плывут шифры. Данные и коды доступа, перенаправления адресов — в суматошном переключении окон ты догадываешься, что Джейк по кусочкам защищает твой телефон: всё, что успеет. А Нимос пиликает. Часто. Громко. Джейк не глядя бьёт по единственной кнопке снизу, и ползунок крутится. Он повторяет это движение чисто механически, но с каждым разом интервалы увеличиваются. Пока совсем не исчезают. Всё выходит из-под контроля на твоих глазах. — Т/и, хочешь шутку? — цедит Джейк. Ты обалдело выпрямляешься. Он не отводит взгляда от монитора — значит, вполне серьёзно. — Валяй. — Я написал Нимоса за два дня. Хвастаться? Сейчас? Самое время. С трудом сдерживая голос от скачек по нотам, ты отмахиваешься: — Окей, гений и всё такое… — Нет, т/и. Я не гений. Я конченный идиот. За два дня можно написать калькулятор или троян, но не комплексную программу. Эта — дырка от бублика. У меня был хвост, ты оставалась одна, и я подумал: «Ну, солянка из базовых алгоритмов, за ней ведь не полезет ФБР». И угадай что? — За мной полезло ФБР? — Я привёл их прямо к тебе. Столько яда к самому себе в этих словах. Ошибка вылетает за ошибкой, Нимос на радостях окончательно глохнет, и чёрный после него экран загорается неестественно бледно… трансляцией. Джейк чертыхается. — Будь добра, закрой камеру. Ты мигом подрываешься заткнуть объектив пальцем, несмотря на то, что для этого приходится схватиться за кресло и перегнуться вперёд. Вы с Джейком теперь отказываетесь так близко, что он ненароком впечатывает тебе локтем в грудь, тут же извиняясь. В том, как бешено у тебя качает сердце кровь, нет ничего смешного: это страх. Слетевшее с катушек беспокойство, потому что Джейк, гениальный и умный Джейк, всегда выходящий сухим из воды, не справляется, а один из мужчин по ту сторону экрана торжественно разворачивает на ваше обозрение такой же пестрящий зелёным по чёрному ноутбук и запускает программу лёгким нажатием на enter. Господи, что с ними не так? Надевать маски и строгие костюмы! Вместе с принудительной попыткой получить доступ к фронтальной камере, тот же коп для пущего эффекта задирает руку: зрелищно, действуя на нервы, и выпячивает указательный палец. Он знает, что делает. Он указывает прямо на тебя. Смотри, т/и. Не отводи глаз. Джейк резко прекращает печатать, и тебя прошибает холодный пот. Он что, сдаётся? Ты дёргаешь головой, не понимая, как можно застыть СЕЙЧАС, это ведь совсем не время, — но Джейк молчит, и ты тоже ни одного слова не можешь выдавить. Со скрипом клинит шестерёнку, отвечающую за речь; секунда утекает за секундой, жар и холод до навернувшихся слёз — будто само тело воспротивилось и зависло, отрезав последний шанс к спасению. Джейк, застыв в считанных сантиметрах от экрана, перечитывает строчки кода перед собой, а ты смотришь на него и трясёшься, как осенний лист. Загрузка угрожает в любой момент завершиться. Его бегающий взгляд останавливается, впившись в одну конкретную строчку. Набор зелёного и белого. — Попался, — шепчет он и выделяет её курсором, быстро набирая что-то вместо исходной команды. Трансляция на твоём телефоне зависает. Смазываются пиксели, горит процессор под нагревшимся экраном — и всё возвращается на круги своя. Твой рабочий стол, чуть погодя, всплывает на месте ужасающей картинки. Будто ничего и не было. Джейк протяжно выдыхает через нос. Присползает вниз. — Ты сделал это, — шепчешь без облегчения. Тишина осязаемо горит в горле, и горят мышцы, готовые отказать в любой момент. Обивка скользит под вспотевшими ладонями. Джейк молча поворачивает голову в твою сторону. Ты не видишь его глаз: только нижнюю часть лица и нос, которым он почти касается твоей щеки. В маслянистой темноте льющийся свет от экрана словно меркнет. Вы держитесь на периферии друг друга долго, осознанно. Джейк закрывает крышку и придвигается ближе, утыкаясь лбом в твою макушку. — Придётся избавиться от симки, — выдаёт он до боли измотанно. Сидя в машине в паре сотен километров от Дасквуда, ты чувствуешь, как вы отдаляетесь от Ханны. С каждым новым днём, неизбежно — дальше, чем были до этого. И дыхание Джейка сгорает у тебя на губах.