***
— Малфой! — она вылетела в его комнату, а направление знала, потому что несколько раз имела возможность наблюдать за ним. Но здесь была пустота. Твою мать. Почему так тихо? Наверно потому что сейчас ночь и все спят… Но тогда где этот слизеринский принц? Неужели решил выйти в сад к павлинам или полить цветочки? Навряд ли. Библиотека. Точно. Малфой любил там проводить своё свободное время. Но неужели ночь его свободное время? И снова бесконечные коридоры, повороты, портреты и темнота. И снова та же дверь. Такая большая и широкая. Она знает, что там лежат миллионы книг, которых вообще нигде нет больше, кроме как в Малфой-Меноре. Она открывает эту тяжёлую дверь. И снова кричит: — Малфой! — Заблудилась Грейнджер? Или ты забыла что все детки и пай-девочки уже давно лежат в своих кроватках и видят десятый сон? — он скучающе ответил ей, сидя в большом дорогом кресле. — Мой десятый сон — это кошмар, где ты в главной роли, — проговорила она в его же манере и на его губах отразилась фирменная усмешка. — Ты что-то хотела или ты опять придумала как обозвать меня пооригинальней? — спросил он, разглядывая свои пальцы. — Расскажи мне. — Сказку на ночь? — вновь пытался пошутить Драко. — Правду. О нас с тобой. В прошлом, — решила проигнорировать его предыдущую реплику Гермиона. Эти слова дались ей нелегко, но она удивилась, когда на его лице не отразилось даже самой маленькой тени эмоции. Он ждал этого. — Я потрясён, Грейнджер, что ты не прикончила меня сейчас и даже не обозвала, где же твои оскорбления? Может быть я всё тот же мерзкий ублюдок? Он переводил тему. Не хотел говорить ей это. Оно и было понятно и Гермиона сразу же была готова к этому. — Малфой, я не девочка на побегушках и не стану тебя умолять выполнить мою просьбу. — А что если я не хочу? Они оба замолчали. Эта тишина давила на них сверху. Никто не хотел ничего знать. Она думала, а что если просто проникнуть в его воспоминания. Нет, ей этого точно не стоило делать. Тишина, как ей казалось длилась целые сутки. Но потом Драко всё же заговорил: — Предлагаю пойти на компромисс. Это выгодно для тебя и я не взболтну то, о чём ты не должна узнать. Хотя я и тебя понимаю, Грейнджер. Это твоя жизнь и ты вправе узнать о своём прошлом. Но твои друзья оберегают тебя, — ему очень хотелось добавить, что и он тобе оберегает её, но он не сделал этого. Не позволил себе. Была ли это трусость? Он не до конца понимал. Возможно да. Но с другой стороны это было ради её же безопасности. — Каковы условия твоего…компромисса? — спросила Гермиона, принявшись рассматривать великое множество стеллажей с книгами уже в который раз. — Ты задашь мне три вопроса. Я постараюсь на них ответить как можно развёрнуто. Только, пожалуйста, сначала подумай прежде чем сделать это. Гермиона подумала хорошо. Она знала, что Малфой в любом случае рационален в своих решениях. Сейчас ночь и он, по всей видимости даже не ложился спать. Он сидел в библиотеке как обычно во всём идеально, касаемо внешнего вида. Прекрасно выглаженная белая рубашка с длинным рукавом, которая подчёркивала все его физические достоинства в теле. Чёрные брюки, с которым он постоянно стряхивал несуществующую пыль. И конечно же его шикарный блонд. Его чёлка спадала на лоб и он постоянно убирал пряди. Невольно Грейнджер закусила губу, но тут же отогнала от себя образ, чёрт бы его побрал, идеального Драко Малфоя. — Первый вопрос. Что нас связывали в прошлом? — Отношения… — Подробнее, Малфой, — выпалила Гермиона. Малфой уже раздражал её. — Научись не перебивать людей, Грейнджер, — пробубнил Драко. — Научись давать развёрнутые ответы. — Не хочу с тобой спорить. Так вот. Ты наверняка уже в курсе, что моя тётка являлась к тебе во снах, — Грейнджер кивнула на это высказывание, — и мы убили её. Вместе. С тех пор нас связывало что-то большее чем просто дружба. Конечно, это не сопливые ухаживания и я не бегал за тобой, как сопливый школьник, но у нас была своя идиллия. И я бы сделал всё, что угодно, лишь бы вернуть то спокойное время, когда мы находили спокойствие в объятьях друг друга, спорили и в шутку могли обозвать друг друга. Малфой был уверен в своих словах. Он говорил точно смотря ей в глаза. Честно признаться Гермиона думала, что у него есть сомнение, что-то типо «Люблю…не люблю», но он уже прямо наводил её на мысль, что он действительно любил её. Однако, она узнает это чуть позже. — Почему ты перестал бороться за меня, и прошу прощения конечно за столь едкое высказывание… Губы Малфоя растянулись в хищной улыбке. О, Гермиона знала её ещё с Хогвартса. Она всегда появлялась на его лице, когда он вступал в очередную перепалку с гриффиндорцами. — Не понимаю, что тебя так смешит, — в вопросительном тоне произнесла Гермиона. — Гермиона Грейнджер извиняется за едкое высказывание? Такое бывает только в сказках. Я поражён, — Гермиона всё же позволила себе улыбнуться. И это было так непривычно для неё. И она впервые осознала, что смогла улыбнуться за эти две недели. Что же происходит? Или это влияние Малфоя на неё. Почему она так быстро смогла переменить своё мнение о Малфое. Спустя неделю раздумий она просто признала, что он ещё ни разу не оскорбил её и не навредил ей. Он стал взрослым мужчиной. Его взгляды поменялись. Пора было это признать. — Почему ты не боролся за меня после того как я потеряла память? — неожиданно спросила Грейнджер. Он посмотрел в сторону и задумался. А затем сказал: — А ты уверена, что я перестал это делать? Вот он. Тот миг, когда сгущается воздух. Когда бабочки в животе это лишь рвота, которая готова выступить наружу. — Малфой, я не знаю, что нас связывало, но я не хотела причинять тебе боль и… — Ты уже сделала это. Ты убила всех чёртвовых бабочек в моём животе, Грейнджер. И скрылась с места преступления. — И я бы любила тебя, Малфой. Но моих сил уже нет. Прошлая жизнь предала нас. Но мы были преданы ей. Гермиона сама не знала, эта фраза, будто давно лежала на корке её сознания. Она просто вылетела из её головы, но вот, насколько она была важна, а главное нужна… Неловкое молчание нарушил Малфой. И она мысленно поблагодарила его за это. — Какой твой последний вопрос? Она не хотела его задавать. Боялась. Но, собравшись с силами всё же произнесла: — Ты любишь меня? Сейчас. — Как думаешь, Грейнджер, если я готов убить ради тебя миллионы, если я готов геройствовать, как чёртов Поттер, если я готов стать вторым Воландемортом, лишь чтобы вытащить всю эту темную дурь, что вселили в тебя твои родители и мои обезумевшие родственники. Ответь сама себе на этот вопрос. И смирись с этой мыслью. Да. Ответом конечно же было да. Он рискует ради неё каждый день. Он находит всю информацию ради неё. И она бы даже предположила, что он делает гораздо больше для неё, чем она думает. Малфой уже начал вставать и собирался было уходить, пожелав Грейнджер спокойно ночи. Но видимо Грейнджеры его не оставят. Боль резко пронзила голову Гермионы и она тут же закричала от неё. В своём сознании она видит дымку. Чёрную, как угли, которые неприятно отпечатываются на месте соприкосновения. Она, точно острый меч, вторглась в её сознание. Боль была острой и обжигающей. И она отдалённо слышит свои крики, вырывающиеся из груди. Малфой тут же подлетел к ней и засуетился. Драко предположил, что это усталость или моральное переутомление. Но человек так не кричит при душевной боли. У Грейнджер это всё было, как слагаемое один — душевная боль, слагаемое два — боль, которую доставляли ей Грейнджеры, в итоге получалась сумма, наполненная её травмами, душевными криками и, конечно же острой болью в голове. Он уже знал, как она кричит. И надеялся, что когда они победят зло (как бы иронично это не звучало), то он раз и навсегда забудет, как она кричит. — Твою мать, — проговорил Драко, держа Гермиону у себя на руках. — Тинки! — громко воскликнул Малфой. Ему опять страшно. Не за себя. Это не тот страх, который пугает тебя до глубины души, заставляя дьяволов водить хороводы, вокруг этого огня под названием страх. Это боязнь за будущее. Это страх за неё. Потому что светлый луч озарил его тёмную душу, вселяя туда тёплые чувства. Будто в ледяной пещере развели огонь и лёд начал плавится. — Хозяин Драко. Тинки к Вашим услугам, — проговорила эльфийка, мимолётно взгляну на Гермиону и уже поняла в чём будет заключаться его просьба. — Тинки, прошу тебя, делай всё то, что я тебе велел. Иначе… Его сорванная фраза была прервана самым неожиданным событием. Глаза Грейнджер открылись, но они стали другими. Чужими. Цвета чёрной смоли. Он одновременно ненавидел и любил этот цвет. — Думаешь мы не узнаем, что вы там замышляйте, щенок. У нас есть… достоверный источник информации. Мы повсюду за вами наблюдаем. Как бы вы не старались, она умрёт. Сдохнет в собственной крови, а её душа будет истощена от тёмной магии. — Вы думайте я позволю вам. Никогда. Вы ёбаные ублюдки, вы будете гореть в пламени и я найду самый изощрённый способ чтобы избавиться от вас я взорву ваше поместье и оставлю вас упирать там. Я буду пытать вас и мне плевать что потом сам же умру в Азкабане, главное чтобы от вас не осталось и следа. Она будет жива. Потому что я готов убить за неё. Всё что он слышал дальше лишь смех. Безумный смех, который резал уши. Он готов был закрыть их руками лишь бы не слышать этого отвратительного звука больше никогда. — Тинки, я аппаратную вместе с вами. Но потом, ты знаешь, чем её лечить. Мисс Паркинсон ведь передала тебе зелье? — спросил юноша. Пэнси неожиданно для всех стала зельеваром. Нельзя сказать, что они хорошо общались с Драко, но контакт поддерживали. Она уехала во Францию и там открыла собственную лабораторию, где ежедневно экспериментировала. Конечно, она знала, что происходит здесь в Мэноре, но лезть в эти дела не стала. Но главное, что в письме и она и Драко поняли друг друга и предложили друг другу взаимопомощь. Пэнси прислала им несколько зелий, которые способны были помочь Гермионе. Кончено они уже были проверены и получили своё одобрение прежде чем давать их Гермионе. Драко смотрел на Грейнджер и мечтал об одном: «Лишь бы всё наладилось и было хорошо». Он усмехнулся своим мыслям. В этом мире никогда не будет спокойно. Но вот на его душе будет спокойно лишь тогда, когда на устах Гермионы Грейнджер заиграет счастливая улыбка, лишь тогда, когда она останется живой…***
— Спасибо, Блейз, — сказал Малфой и принял из его рук неизвестный пока что никому пергамент. — Это карта поместья Лестрейндж. Не спрашивайте, откуда она у меня, потому что я не собираюсь напоминать вам свою фамилию, — съехидничал Драко, а затем продолжил, начиная объяснять план действий, — это центральный вход, но мы с вами не настолько глупы, чтобы просто ворваться через него и начать посылать в них проклятья. Здесь по бокам соответственно тоже есть вход, а в остальном всё очень похоже на Малфой-Менор только там… немного гиблая местность. Здесь также центральные залы. Сверное, Южное, Западное, Восточное крыло — ничего нового. Библиотека. Она тут в разы меньше и была у меня идея начать с неё, но что-то мне подсказывает, что где-то там и отливается их шайка психопатов. — Драко, не забывай, что там не трое человек. Как ты уже ранее упомянул скорее всего там есть бывшие Пожиратели Смерти и тебе небезизвестно, сколько их там на самом деле, — проговорила Нарцисса. — Поттер, сколько авроров тебе удалось собрать? — спросил Драко. — Много. Иногда мне кажется, что их больше чем Пожирателей Смерти, живших при Воландеморте. Драко перевёл взгляд на мать и повёл одной бровью, на что женщина лишь коварно усмехнулась. — Отлично. Итак, ваши идеи друзья, — на выдохе воскликнул Драко. Комната погрузилась в молчание. Такая гнетущая тишина, будто временно остановила их разговор и вся комната провалилась под толстый слой льда. Каждый думал о своём. — Где сейчас Грейнджер, — нарушила тишину Гилперт. — В своей комнате. Ночью у неё случился приступ, как рад таки слова, которые я вам передал были сказаны ею… вернее Грейнджерами, которые овладели её душой. Это проклятье таит в себе много секретов и ещё всякой чертовщины, о которой мы не знаем. Именно поэтому я горю желанием побыстрее расправиться с ними. На них так всех неожиданно накатили эти события, а за ними и усталость, которая давила сверху постоянно. Просто каждый мечтал поскорее избавиться от этого дерьма и наконец спать спокойно. — На самом деле есть у меня один вариант… — проговорил Нотт. Все взгляды сосредоточились на Теодоре и это было начало. Начало их нового пути к освобождению себя и Гермионы от оков привязанности Грейнджеров.***
Холод. Сырость. Холод. Сырость. Оставаться здесь порой было совсем невозможно. Джин уже ненавидела это место. Оно даже не пахло… воняло чем-то протухшим. Они в тысячный раз собрали своих, как говорил Рудольфус, приспешников и обсудили весь план действий. Всё было идеально. Так как она и мечтала. Продумано до мельчайшей детали. Создано миллионы запасных вариантов на случай, если «что-то пойдёт не так». Но она помнила об одном: они с Эдвардом не чёртовы волшебники поэтому им придётся бездействовать. И она ненавидела это. Старалась изменить, но ничего не получалось. Её задачей было убить девчонку. Свою дочь. Совесть не грызла совсем, потому что она причинила им столько боли. Она была ненужной, лишним пазовом в их идеальной картине. Она желала поскорее убить Гермиону, вырвать из неё чёртову душу. Но ей так это надоело. Она выдохнула весь из лёгких и вновь ощутила мороз по коже. Ноябрь в этом году необычайно холоден. Джин поёжилась, но желание причинить себе физическую боль распирало её, словно внутри неё росло какое-то странное чудовище и двигало её желаниями. Она ощутила тепло мужских сильных рук на своей талии. Эдвард. Господи его упаси, только не сейчас… Только не в тот момент, когда она готова сама себя пытать. — Детка, почему ты не в постели, — спросил хриплый мужской голос, зарывшись в её волосы и вдыхая ароматы ноября. — Не знаю, Эдвард, — честно ответила Джин. — Тебе страшно? — спросил Грейнджер. — Ни капли. Моё желание это прикончить этих сопливых малолеток, но… — У нас нет магии, знаю детка. Что поделать. Поручи это Рудольфусу, но ведь совсем скоро весь этот чёртов мир будет лежать в твоей маленькой ладошке. Мы с тобой заживём так, как хотели. Будет всё, что ты захочешь. У тебя, у меня, у всех нас. — А что если нет, — воскликнула Джин, — что если мы лишь думаем, что они молоды и глупы, но… — Перестань. Его губы накрыли её. Такие знакомые. До боли. Он врывался в её жизнь всегда так неожиданно. Эдвард был жестоким. Во всём. С тех пор как они переехали сюда, он специально попросил отдельную комнату для них в самом отдалённом уголке, но со всеми удобствами. Джин не поняла его, но понял Рудольфус, который хищно улыбался ему тогда. Всё просто. Эдвард, как юный школьник, решил вспомнить молодость и жёстко трахать Джин по ночам. Ей казалось, что её крики и стоны были слышны по всему поместью. Всё потому что её муж был очень грубым с ней. По всему телу оставались красные, бордовые, фиолетовые следы, но она и не стеснялась этого. Гордилась. Хотя мало кто оценивал это. Все Пожиратели лишь хищно улыбались, а Эдвард все равно даже на собраниях позволял себе распускать руки, оставляя их то на коленях Джин, то на внутренней стороне бедра. И лишь иногда изводил её пальцами. В такие моменты Джин теряла контроль. Хотелось забрать мужа и уединиться в укромном месте, почувствует тепло его губ, почувствовать его у себя внутри, ведь они никогда не был нежен с ней. Да и та не просила. Мгновенье и вот она уже лежит на кровати, вновь заглядывая ему в безумные карие глаза, а его зрачки достигли гигантских размеров. Мгновение и она уже лежит совсем без одежды перед ним, а он жадно целует её шею и она знает, завтра оставаться следы. Но ей плевать, потому что он её наркотик и она готова сейчас была принять очередную дозу. Ей было мало его. А ему мало её. За их планами по захвату мира они совсем забыли, что «муж и жена — одна Сатана». В его жестах, глазах, действиях всегда играли злые дьяволы и каждый из них манил её в горящий котёл. И она медленно плавилась прямо как сейчас под его прикосновениями. А дальше всё как обычно. Комната вновь наполнилась громкими стонами, страстными поцелуями и всхлипами, где между ними прослеживали фразы. — Мой. — Моя.***
Тихая, глухая ночь окутала шикарный по своей величине особняк Лестрейндж. Они бы все мечтали жить так мирно, прибрав всю злость к рукам своим. Но жизнь распорядилась иначе. Им мешала эта доброта и искренность в людях. Никто из присутствующих здесь никогда не обладал такими качествами. Каждый искал подвох, ведь жизнь трудна и опасна, но кто не рискует, тот не становится рабом тьмы. А уж это настоящее наслаждение. Существовать зная, что внутри по твоим венам растекается темнота. Прекрасное наслаждение. Жизнь распорядилась иначе, когда в 4 утра огонь в их камине вспыхнул зелёным пламенем. Но как же так? Они же закрыли камин. Определённо точно. Не могли же они упустить какой-то важный факт. Как по сигналу весь особняк поднялся на ноги. Бесконечная дневная суета медленно перетекла в ночь. Топот ног, шуршание мантий множества людей было слышно для множества людей. Когда многие Пожиратели и Грейнджеры встретились у дверей библиотеки, то они уже были готовы к схватке с противником. — Стоять! — прозвучал резкий голос издалека. Рудольфус. Ну конечно. Командир во всём своём истинном воплощении, что бы не произошло. Командир, который до сих пор был самым низким рабом для тьмы. Потому что порой он не видел её истинных глаз, насмехающихся над его поведением. — Если это непосредственно сама Грейнджер, так и нужно друзья. Я послал этой жалкой шайке храбрецов предупреждение. Так что просто хватаем девчоночку без вопросов, — в командор тоне возгласил Лейстрейндж. — А если это кто-то под оборотным? — спросил один из сторонников Лестрейнджа. — На дом наложена гибель воров. Никому сюда не протираться незамеченным. Я жил здесь всю свою жизнь так, что я знаю все законы этого дома, не говоря уже о том, что я могу сам создавать эти законы, — с усмешкой закончил Рудольфус. Лестрейндж с самого детства мечтал стать генералом армии. Конечно тёмной армии. Ведь именно злая сторона этого мира манила его больше всех. Но когда то же нужно реализовать свои планы, верно? Он помнит своё детство досконально, ведь всегда оставался где-то в тени, а зачастую подвергался пыткам. И вот ему пять, а он уже научен многому. Он уже убивает животных и это доставляет ему… удовольствие? Отец горд им. Безмерно счастлив, что его сын станет великим. Убийцей? Да, так и будет. Ведь его фамилия говорила о многом. Роковой момент настал. Дверь открылась. Оттуда вылезла пышная копна волос, оповещая о том, что это было непосредственно сама она. Её взгляд зацепился за лица мамы и папы, которые сейчас лишь хищно улыбались, как бы мысленно отмечая собственную победу и душевно ликуя. — В подвал её и под ключ! — строго прозвучал голос Лестрейнджа. Но ведь они были не из тех, кто просто так сдаётся без боя. Естественно это была их ловушка. Потому что в какой-то степени это была их игра, которая должна была быть по их правилам. Из тёмной ниши раздались множество голосов, произносящие различные заклинания. Множество Пожирателей пало. Первый раунд пройден. Им удалось избавиться от части людей, что уже было хорошо. Однако уверенность в том, что этот дом кишит ещё десятками, а то и сотнями бывших приспешников Воландеморта, была стопроцентной. Люди, живущие в этом доме всегда имели козыри и тузы в кармане. И были готовы подложить их в самый неудобный момент для врага. В этом, можно сказать, и состояла их жизнь. Они продолжили сражаться и лучи самых разных цветов летели в разные стороны. На шевелюре Гермионы стали появляться светлые волосы. Конечно же это был Малфой под оборотным. И по иронии судьбы он выбрал именно Рудольфуса в качестве своего противника, который до этого старался избежать этой стычки. У Драко было два варианта. Либо он старался просто сбежать отсюда (что было маловероятным, потому что именно Рудольфус, как один из главных предводителей их шайки жаждал этого дня). Либо старался спасти что-то ценное. По всей видимости тёмные артефакты, которые имели для него большое значение. Драко посетила мысль, что именно эти артефакты были самыми сильнейшими в магическом мире и предназначались они для… Грейнджер. И Драко сам того не подозревая оказался прав. Эти артефакты были семейными и передавались в роду Лестрейндж из поколения в поколение. Они моментально овладевали магическими способностями человека, забирая или же уничтожая его душу. А иногда и вовсе очерняли её тёмной магией и жертва могла стать самым опасным тёмным волшебником мира. Драко встряхнул головой, отгоняя назойливые мысли о том, что бы было с Грейнджер, если бы она попала под влияние этих тёмных вещей. Малфой сконцентрировался полностью и начал наступать на своего противника яростнее. В нём горело желание придушить его, а потом расправиться с Грейнджерами. В нём горело желание расправиться с ними за неё. Они дали Грейнджер зелье сна без сновидений. И тогда он поцеловал её и тихо произнёс: — Не волнуйся, Грейнджер. Их кровь будет на моих руках, ведь я разделил эту боль с тобой. Он не смог бы больше смотреть ей в глаза, потому что, когда они уходили она смотрела на него с отчаянием, болью и… чем-то схожим на любовь. Любила ли она его? Вопрос крутился в голове без остановки. — Ты сдохнешь, щенок. Круцио! — яростно прокричал Лестрейндж, но Драко с легкостью отразил красный луч. — Навряд ли, дядюшка, — выплюнул Драко специально едко выделяя это слово, а затем добавил, — Редукто! Ступефай! — Боишься произнести запретные слова? Что забыл, кем ты был при жизни Воландеморта? — Лестрейндж обратил свои кривые зубы и улыбнулся противной улыбкой, от которой Драко хотелось сейчас же промыть себе глаза и выкинуть её из своей памяти раз и навсегда. Они продолжали посылать друг в друга заклинания, сражаясь каждый за свои цели. — Пока она будет со мной. Я буду сражаться, неважно кем я был в прошлой жизни, хоть самим Тёмным Лордом, — произнёс Драко прекрасно зная, что Рудольфус поймёт, о ком пойдёт речь. — Ты глуп, Драко. Когда она умрёт ты поймёшь всё, — отчеканил Рудольфус. Для Драко это было что-то вроде удара ножом в спину. Опасно было заводить с Рудольфусом тему о ней, ведь это всегда выводило его из себя. Драко ещё сильнее принялся наступать и Рудольфус еде успевал отмахиваться. Ярости Малфоя не было предела. Казалось, что сейчас мир взорвётся вокруг него. Из его палочки выходили лучи разного цвета, но сейчас… они стали темнее. Чёрт, сгустки тёмной магии всё-таки овладели им и сейчас в Рудольфус могло угодить опасно жалящие проклятие. Но ведь он и хотел этого? Да, конечно. Просто не умел контролировать. Он гордился тем, что он был хорошим дуэлянтом. Он гордился своей магией. — Грязнокровка? — произнёс Рудольфус куда-то за спину Драко. Нет. Она не могла. Только не это. Драко обернулся и тут же понял. Ошибся. Он попал в ловушку Рудольфуса. В него угодило заклинание и он влетел в стену, ударяясь всем телом о твёрдый бетон. На затылке он ощутил тягучую, вязкую жидкость. Из последних сил прислонил руку и заметил там кровь. Всё тело ломало на части. Он старался дышать. Вдох. Рёбра болят. Болит всё. Голос Рудольфуса непонятно о чём. Наверняка вновь какие-то оскорбления. Выдох. Всё бессмысленно. Никто не спасёт его. Все ушли. Вдох. Он должен надеяться только на себя. Выдох. Надо встать. Подняться. Вдох. Ради Грейнджер. Он дышит ради Грейнджер, когда Рудольфус уже смеётся ему в лицо. Выдох. Ради Грейнджер. —….не придёт. Жалкая грязнокровка. Она сдохнет, как последняя тварь, — слышит он отвратительный голос и чувствует его дыхание на своём лице. Смерть дышит ему в лицо. Хлопок. Драко не видит ничего. Кто-то трансгрессировал, чтобы помочь убить Рудольфусу Малфоя? — Боюсь ты ошибся, Лестрейндж! Авада Кедавра! Она. Грейнджер. Зелёный луч. Холодный взгляд тёплых карих глаз. — Грейнджер! — успевает выкрикнуть Драко. Тело Рудольфуса безжизненно падает. И взгляд больше ничего не значит для этого мира. Жизнь рода Лестрейндж закончена. Остались лишь Грейнджеры, ведь Драко был уверен, что бывший Орден уже расправился с остальными Пожирателями, в то время как Грейнджеры, скорее всего находились под самой строгой защитой. — Малфой! — услышал он голос Гермионы, — ты цел? — Грейнджер, какого хера ты убила его? Ты не думала что тебя потом посадят в Азкабан? — Плевать, Малфой, мы покончили с ним пора покончить с нашим главным врагом. Вставай же, Драко! — произнесла Гермиона. Драко задумался над её словами. Она была права. Плевать, что их за это осудят, но Пожиратели представляли угрозу всему миру. Они были особо опасны. — Пошли, Малфой. Нужно найти остальных и… — Грейнджер, — оборвал её Драко, поднимаясь с пола, но чувствуя сильную тяжесть во всём теле. — Боже, Драко, ты весь в ушибах, наверняка даже переломах. Вот, держи, — Гермиона протянула ему восстанавливающие и заживляющие зелья, которые были у неё в сумке. Драко послушно выпил их и выбросил оставшиеся стеклянки куда-то в пустоту. — Грейнджер. — Что? — не выдерживала уже Гермиона. — У меня есть тысячи вопросов к тебе. Как зачем и почему ты здесь? Но позволь мне сделать кое-что. Позволишь? — Только быстро, Драко. Времени в обрез. И он склонился к её губам, зарываясь пальцами в густой шевелюре. Они целовались, будто посреди поля битвы. Он чувствовал её вкус на своих губах. Всё тот же. Ничего не изменилось. Грейнджер улыбалась. Он чувствовал это. Драко был удивлён тем, что она не оттолкнула его в первые же секунды, а нежно начала отвечать на его поцелуи. Драко прикусил её нижнюю губу, спрашивая разрешение и… она впустила. Их языки сплелись, танцуя самый красивый декабрьский вальс. Она зарывалась пальчиками в его блондинистой шевелюре и ему было до чёртиков приятно. Она его наслаждение. Она его всё. Руки Драко переместились на её талию и он вырисовывал тонкие контуры на её прекрасной фигуре. Он хотел чувствовать её целиком, хотел подчинить себе, забыть этот ужас и никогда не выпускать. Но всё закончилось, когда воздух уже кончался. Они отстранились друг от друга, взглянув лишь в глаза. Она в его серые. Он в её карие. И Драко и Гермиона запомнят этот момент навсегда и неважно, когда они умрут сегодня или через несколько десятков лет. — Я люблю тебя, Гермиона Грейнджер, — произнёс Драко с непонятными даже ему самому эмоциями. — Драко Малфой. В моей памяти так много пробелов и трещин, но… я изучила тебя за этот месяц. И неосознанно… полюбила тебя, зная, что внутри ненавидела. Да, ч обходилась с тобой как дура, но я уверена, что и та Гермиона и я скажем тебе одно и тоже. Я люблю тебя, Драко Малфой. Прозвучал грохот, как гром среди ясного неба и отрезвил сознание обоих. — Идём Грейнджер, — произнёс Драко, хватая руку Гермионы, — пора вновь спасать этот грёбанный мир.***
— Гермиона! Твою мать! Какого чёрта ты здесь делаешь? — сказал Поттер, когда увидел лучшую подругу в толпе сражавшихся. — Думал утаишь от меня всё, Гарри? Не получится. Я должна спасти себя в первую очередь. — Ты должна была быть в безопасности! — Я не осталась бы в стороне, как ты не понимаешь, Гарри? Поттер тяжело вздохнул. Он не хотел, чтобы Гермиона принимала в этом участие. Он так хотел, чтобы она осталась в стороне от этого всего хаоса. Но нет. Теперь ему нужно будет следить за ней отовсюду. — Гарри, Гермиона! — раздался голос Рональда, стремительно подбегающего к ним. — Идёмте за мной. Они бежали. Гермиона еле успевала уловить рыжую макушку, следуя за Роном. Завернув за угол, они отдышались и Уизли начал говорить: — Мы открыли комнату Грейнджеров. Да, без травм не обошлось. Но всё же… мы сделали это! Гарри, нам нужно лишь разобраться с остальными. Гермиона, теперь ваш с Малфоем черёд. Пожалуйста, будь аккуратнее. — Как вы сделали это? — спросила Грейнджер. — На комнату были наложены несколько защитных чар, а ключ был в кармане у одного из Пожирателей. Сейчас они лежат под ковром слева от их двери. Мы с Асторией наступили с боку, как мы и предполагали, Гарри, там будет ещё кто-то. К сожалению, Асторию отправили в Мунго, никто не знает, что с ней, в неё угодило какое-то неизвестное проклятие. Но единственное… Гермиона, будь аккуратна, я не уверен, что комната открыта просто так, хотя постарался сделать всё, что было в моих силах. И да… возможно у них маниловское оружие. — Поттер, Уизли, вы чего встали? Бежим! — крикнул чей-то голос из-за угла. Рон и Гарри быстро обняли её, как бы передавая, что они все вместе и справятся. А затем оставили одну. На этом моменте дыхание Гермионы, словно замедлилось и мир просто поплыл. Рон говорил всё так быстро, что она не успела переваривать информацию. Мысли нагоняли её. Нужно было найти Драко. Нужно было спешить. Она выбежала из укрытия и побежала на поиски светлой макушки. — Грейнджер! — окликнул её голос сзади. — Бежим, Драко! Грейнджеры на последнем этаже! И они вновь куда-то бегут. Всё так стремительно. Тут царит динамика. Но это битва за жизнь. Тут ты не успеваешь ничего думать. Тут просто всё идёт своим чередом. Кого-то убивают. Кто-то прощается с жизнью. Кто-то сам становится убийцей. Здесь нет такого понятия, как время, ведь ты забываешь, что это такое. События сменяют друг друга, а в голове непроглядный туман, и ты лишь мечтаешь, когда это закончится. Но самое худшее, что твой друг неожиданно может стать твоим врагом. Тогда возникает вопрос, за что нужно бороться? Гермиона знала за что. За свою жизнь. И вот так, уже добегая до последнего этажа за руку с Драко, запыхавшись, пытаясь найти нужную комнату. Ей вылилось это во снах. Она уже знала, куда идёт. — Слева от двери пол ковром лежат ключи, достань их. Я проверю нет ли здесь никого, — скомандовала Гермиона, отпустив руку Драко и многоценной почувствовала холод. — Не хочешь поменяться ролями, всё-таки я сильнее и… — Это не обсуждается, Малфой. Иди. Драко сдался. Знал это бесполезно. Тем более спорить с ней сейчас точно не к чему. Гермиона тихо на цыпочках кралась к двери. Половицы слишком громко скрипели или её просто уже глушились этот звук? Ей это напомнило ситуацию, когда она попала в родительскую ловушку. Один. Два. Три. Она не изменяла старым привычкам. Пять. Шесть. Семь. Ей слышится шорох и она уже держит палочку наготове. Восемь. Девять. Десять. Может это ей кажется? Одиннадцать. Двенадцать. Тринадцать. Может Грейнджеров и вовсе здесь нет? Четырнадцать. Пятнадцать. Шестнадцать. В городе стоит большой ком. Хочется крикнуть, сделать, что-нибудь, но нужно идти. Семнадцать. Восемнадцать. Девятнадцать. Звук металла режет уши и она уже проклинает Малфоя, но понимает, что ключи у него. Двадцать. — Ну что попалась, Грязнокровка? Она не знает кто это. Не видит. Он в маске. Посылает тысячу проклятий и заклинаний, которые в целом знает. Дверь открывается. Чёрт это была ловушка? Оттуда она видит мужчину и женщину. Нет. Не ловушка. — Уйдите, закройтесь. Живо! — кричит им пожиратель. Но Малфой успевает, хватая её с собой. А в спину летит знакомое: — Круцио! Нет. Мерлин, только не это. Боль. Больше ничего. Всё тело разрывает на осколки. В комнате был кто-то ещё помимо Грейнджеров. Он посылает в неё ещё множество Круцио, но она не слышит и не видит ничего. Есть только она и боль. Она видит много крови. Чья она? Видит зелёный луч и белую макушку. И молится, чтобы это не в него, а от него. Просит у Мерлина, чтобы он не упал. Но падает не он. Падает сначала отец. Потом Гермиона видит. Драко нужна помощь. Он ранен. Он истекает кровью. А его ли это кровь на руках. Нет. Она понимает это. Видит что он разрывает что-то чёрное. И понимает. Ей нужно сделать тоже самое. В неё, словно вонзили сотню иголок. Но сердце… конечно, ведь крестраж там. Драко уничтожил лишь одну его половину. Вторая сейчас где-то здесь. Пора распрощаться с этим. Из последних сил она встаёт. И понимает, Драко действительно ранен. Сильно. Он весь в крови. Как в своей так и в крови Джин, ведь на руках разорванное сердце, тот самый крестраж. Оно необыкновенного цвета. Такое чёрное и бордовое. Её мать разорвана на органы. Её сердце в наглую уничтожено. Она размыто видит Драко, а он кивает ей на отца. Тот в ужасе и истерике, не понимая, что произошло. — Мы любили тебя, Гермиона, — выделяет Эдвард её имя. — Но вы так и не поняли, что мне не нужна была ваша любовь. Она была чёрствая и прогнившая, а это ненависть. Вы ненавидели меня, отец. — Гермиона растягивает слова, не потому что ей нравится. Потому что ей больно. Как морально так и физически. Ей надоело. Отца она ненавидела больше всего. Драко жаль, что он убил женщину, но она причиняла боль Гермионе. Джин создала эту боль. Она была инициатором этой идеи. Эдварда было не жаль никому. И всё. Момент растворяется, когда звучат два слова: — Авада Кедавра! Зелёный луч летит прямо в его грудь и он не понимает, что это такое. Он настолько глуп, что даже не понял, почему и от чего умерла Джин. Но он даже не оплакивает её смерть. Она была просто средством достижения целей для Эдварда. Тело отца бездыханно падает на пол. И она знает. Драко сделает это. Опять. Она поворачивается к нему. Видит усталость, боль. Он постарел лет на десять за один день. Ни ей плевать. Она победила. Они победили. Он кивает ей. И противный звук разносится по комнате. И всё погружается в чёрный туман. У Гермионы затуманивается зрение. И она падает, не чувствуя на себе даже мужских, крепких рук. Иронично, ведь перед ней глаза матери. Её глаза. Карие, но без тепла. Отдалённые и холодные. И она вспоминает всё.***
— Сколько раз я должна повторять, что любовь не выражается в касаниях, — её голос твёрдый. Она стоит на своём, чтоб он убрал от неё свои мерзкие руки. Мерлин помоги как ей это всё надоело. — Проверим. Вновь тянет к ней свои руки. Хватит. Стой. Остановись. Она бьет в ответ. Ужас за ударом. Останутся синяки? Плевать. Она стоит сама за себя. До конца. До самого конца.***
Отец пьян. В стельку. Мать не трогает её. Ей пять лет. Пять чёртовых лет она живёт на этом свете. И уже знает как выглядит пьяный человек. Она помнит этот синий стул. На него она вставала и махала рукой в пустоту, мечтая стать известной. А теперь удар. Ещё удар. И вот когда по рёбрам бьёт ножка стула трескается и её мечта. И жизнь. Она плачет. И ей пять. И это была первая трещина в их отношениях. И она понимает: они не те, кем хотят казаться. Но она не они, поэтому она будет другой, хотя бы ради этого мира.***
Письмо из Хогвартса стало, как спасательным кругом для неё. Словно все ангелы услышали её, давая ей дорогу из ада в рай. Она находит то, что ей нужно. И обещает себе… Она будет лучшей.***
Так и есть. Она лучшая. Везде кроме квиддича, который вообще её не интересует. Она нашла себе друзей. Но не стала им ничего рассказывать. Вернее обозначила эти отношения как некий «нейтралитет с обоих сторон». Но, когда ей задали этот вопрос это был, словно удар под дых. Она не знает, что ответить, решая солгать. И это было правильно. Правильно по отношению к самой себе. Не к другим. Не к Гарри, Рону или кому-то другому. К себе. Он пообещала переиграть их. И у неё получится она верит.***
Гермиона ненавидит каникулы. Поэтому старается по максимуму их проводить среди семейства Уизли. Среди тех, у кого есть семья. И ей не нужно бороться против кого-то, оставившая свою позицию в очередной ссоре. Она здесь. В Норе. Здесь тепло и уютно. Здесь все относятся к тебе, как к человеку, а не как к вещи. Здесь ты любишь, любим или любима. Здесь царит любовь.***
Поиски крестражей перекрывает всё. Словно вычёркивает из памяти родителей. Есть она, Гарри, Рон. Но нет их. Она решила, что им не место в её мире. И она пойдёт дальше. Их воспоминания подправлены, но они всё вспомнят. Они сами принимают решение уехать отсюда. Но вот уедут ли они? Она тогда не знала. И не понимала, кто был на тёмной стороне. Тогда бы Гермиона рассмеялась, сказав, что слабые люди не могут быть на поводу у могучего тёмного волшебника. Но они и не были. Они были запасным вариантом, но Лорд естественно о них не знал, иначе поддержал бы он связь с грязнокровками? Конечно нет. Но тьма зарождалась в них уже тогда. Она видимо приятно охлаждала из душу, завладевала их телом. И они поддались искушению тьмы, потому что… «Если будешь долго смотреть в темноту, то она начнёт смотреть в тебя» И они ослепли, погрязли на самое дно, отдавшись тёмным силам. А она осталась на той стороне баррикад. Как всегда антонимично. Свет и тьма. Белое и чёрное. И несмотря на то, что они были самыми родными другу друга, на самом деле они ими не являлись. Потому что всё перекрыла эта опасная дорога жизни.***
Победа. Гарри победил. Но победа равно свобода? Ох, она была чертовски неправа, когда решила, что это действительно так…***
И она вспоминает всё. Как сидела и думала над планом побега. Как ей снились эти безумные чёрные очи Беллы. Она помнит его. Драко Малфоя. Он спас её. Всегда спасал разве нет? И в этот раз может быть тоже спасёт? Или они встретятся только в мире ином? Они ушли и не забыли сказать самое главное друг другу. Но Гермиона и понятия не имела, кто на самом деле этот человек. И если потребуется, то она переживёт ещё миллион жизней, но будет с ним. Он поглотил её. Заставил верить в светлые чувства. Неужели опять плохой конец? Сейчас она хочет повторить их первую ночь. Но уже поздно. Время — враг. Её личный враг, которого она ненавидит до безумия. Она смотрит в его глубокие омуты, когда безжизненно падает. Но он не последнее, что она видит. Он последний, кого она любит. Он последний, кому она открывается. И помнит тот шёпот у кровати. Значит это был не сон. Это был он. Это всегда был он. Драко Люциус Малфой.***
Последние о чём она думает это о себе шестилетней девочке с кудрявыми волосами и полными слёз глаза. Вопрос: — Ты хотя бы любишь меня, мам — говорит юная Гермиона — А за что тебя любить? И здесь. Лёжа на холодном полу. Она встречается с глазами, у которых однажды спросила про любовь. С карими глазами матери. Она не нашла ответ тогда. Но поняла сейчас. Есть за что, мама…