Ждать, когда упадёт второй ботинок

       Каса вернули. Он был в безопасности. Он был самим собой, был почти человеком, и он был здесь. Чака не стало, ребёнок снова стал ребёнком, хотя и во взрослом теле. Мир был спасён. На самом деле это было слишком хорошо, чтобы быть правдой, и при нормальных обстоятельствах Дин ждал какого-то подвоха и ещё одной подлянки в виде очередного апокалипсиса, преподнесенной жизнью*. На этот раз в этом не было необходимости. Подождите, но кое-что есть. Кас был влюблен в него, и это — здорово! Просто потрясающе! Если бы не факт того, что именно это убило ангела.        Если бы Кас не любил Дина, он бы не пошел и не сделал бы чего-нибудь глупого, самоотверженного и безрассудного, например, не убил бы себя, чтобы спасти свою любовь. Дин был уверен, что Кас не согласится с ним, но Дин считал, что именно он убил Каса. Он не прямо убил его, нет, не намеренно, но он это сделал. Он пошел и убил ещё одного человека. Ещё одного человека, которого он любил. Он любил Каса, теперь он мог признаться себе в этом, знал это давно и, пока Кас был в Пустоте, смирился с этим.        Каким бы непреднамеренным поступком это ни было, Дин пошел и убил ещё одного из своих близких, как и всегда. Любить его было опасно, и он знал это. Он никогда не хотел причинять боль дорогим людям, но всегда делал это.        Дин смирился с тем фактом, что любит Каса, он не смирился с тем, что Кас его любит. В своем воображении он проигрывал признание в любви ещё много-много раз, но воспоминания всегда обрывались словами: «Я люблю тебя», мозг отказывался воспроизводить последующие события. И это было тяжело. Каждый раз было трудно поверить, что Кас действительно имел в виду всё то, что сказал, что Кас действительно испытывал именно эти чувства. Но поступки были гораздо громче слов, и действия Каса были подобны невыносимому крику.        Итак, Кас был влюблен в него. В другой жизни это было бы благословением, но но в этой — проблемой. Любовь Каса к Дину так часто причиняла ангелу боль и, в конце концов, убила. Но всё же Дину ничего не хотелось, кроме как подойти к Касу как можно ближе после возвращения, которое обязательно случится, и поцеловать его, он знал, что не сможет этого сделать. Не с чистой совестью. Поэтому он этого не сделал.               Прошел день с тех пор, как Дин вернул Каса, и Винчестер не мог припомнить, чтобы когда-либо был более счастлив и менее доволен одновременно. Откинувшись на кухонную стойку, сделав глоток пива, он тяжело вздохнул, и подпрыгнул от неожиданности, когда Кас произнёс его имя.               — Господи-боже, ты не можешь подкрадываться просто так к людям. Я из-за этого чуть не пролил пиво, — его раздражение в голосе было поддельным, ненастоящим. На самом деле, он сам был виноват в том, что глубоко погряз в своих мыслях. И Дин не думал, что когда-нибудь сможет по настоящему рассердиться на Каса из-за чего-то столь незначительного: всего лишь небольшой испуг.                     Особенно когда он выглядел так, в одежде, которую носил бы нормальный человек: в рубашке и джинсах, с расстегнутой кофтой, накинутой поверх. Он выглядел… таким домашним и мягким. Это шло ему.               — Извини, Дин, — сказал Кас, каким-то образом сумевший произнести это одновременно искренне и саркастично, потому что этот ублюдок, возможно, был влюблен в Дина, но он явно был не против поддразнить его за пугливость.        — Кхм, — очень красноречиво ответил Дин, — что ты вообще здесь делаешь, я думал, что тебе стоило отдохнуть. Полночь же, ты чего не спишь?        — А ты почему не спишь? — тут же парировал Кас. Не веря, что это искренний вопрос, Дин промолчал. Через пару секунд, наполненных смутно неловкой тишиной, Кас, казалось, понял, что ответа не получит. Вместо этого он сам ответил: — Я не мог заснуть. Послушай, Дин, я думаю, нам следует поговорить… — Дину не нравилось, в каком направлении всё шло. Кас собирался вернуться к своему признанию в любви, и за прошедшие двадцать четыре часа события так выбили Дина из колеи, что он мог просто сказать ему правду. Поэтому он прервал Каса, прежде чем тот успел что-то сказать на эту тему.        — Ну, я не знаю. Уже поздно, я устал, да и ты тоже. Если мы сейчас пойдем и станем во всём этом разбираться, то мы никогда не сможем уснуть. И я не знаю, как у тебя, но у меня последние дни были весьма тяжёлыми, и мне действительно нужно хорошо выспаться. Увидимся завтра, Кас, — сказал он и выбежал из кухни, изо всех сил стараясь не обращать внимания на выражения обиды и замешательства, промелькнувшие на лице Каса.               В ту ночь Дин плохо спал. К счастью, следующий день был довольно насыщенным. Дин и Кас заставили Сэма, Эйлин, Джека или их группы действовать в качестве буфера в любой момент. И как бы Касу ни хотелось поговорить, он не стал поднимать тему в присутствие остальных. Но, в конце концов, к вечеру удача отвернулась от Дина. Он был на кухне, готовил себе гамбургеры и разговаривал с Джеком, когда вошёл Кас. Джек поднял глаза и, переглянувшись с Касом, ушёл. Будь прокляты эти недоангелы и их недотелепатические разговоры.               — Дин.        — Кас.        — Мы можем говорить сейчас?        — Нет, извини, я готовлю, не могу сосредоточиться на этих двух вещах, — Дин хватался за спасительную соломинку. Нет, не так, он действительно откровенно лгал, и все находящиеся в комнате это знали.        — У вас с Джеком была прекрасная беседа, — сказал Кас своим откровенным тоном, который не должен был звучать так обвиняюще.        — Это была просто, — Дин активно жестикулировал лопаткой, — Светская беседа. Вроде как отличается от… — он замолчал, двигая обеими руками таким образом, указывая сначала на Каса, потом на себя и снова на Каса, а потом и на всё помещение.               Кас вздохнул, понимая, что это было оправданием. Он покачал головой — достаточно незаметный жест, увидев который, можно было подумать, что он делал это не специально, но достаточно броский, чтобы Дин знал, что Кас сделал это нарочно, чтобы показать Дину, что он зол на него, не говоря этого вслух.