Если 1000 человек скучает по тебе — я один из них. Если по тебе скучает 1 человек — это я. Если никто по тебе не скучает, знай, я умер.
Джеймс Поттер
Джеймс вздохнул в девятый раз за этот день, с тоской глядя на унылую девушку за столиком напротив него, игнорируя своего песочно волосого и янтарно глазого друга, который смотрел на него с раскаянием на покрытом шрамами лице. Он мог только наблюдать за тем, как ведьма, которую он любил - и все еще любит - опустилась на свое место, ковыряясь в еде, но так и не поев, пока Алиса с беспокойством смотрела на нее. Его сердце щемило от того, как прекрасно она выглядела, даже когда не улыбалась. "Сохатый, тебе нужно поесть". услышал он слова Сириуса рядом с собой. "Разве она не прекрасна, Бродяга?" тоскливо ответил он. Он услышал его вздох. "Да, Сохатый. Она прекрасна". "Я скучаю по ней". Его голос звучал слишком слабо, даже в его собственных ушах. "Я скучаю по ее смеху, Бродяг. Я скучаю по ее улыбке. Я скучаю по тому, как она учится. Я скучаю по ее голосу. Я скучаю по ее маленьким рукам. Я скучаю по ее неухоженным волосам. Я скучаю по ее нежной коже. Я скучаю по ее губам. Я скучаю по ее объятиям ". Тоскливый вздох. "Я так по ней скучаю". Сириус колебался. "Я уверен, что она тоже скучает по тебе. Ей просто нужно время, Сохатый". Джеймс вздохнул. Прошло три дня с тех пор, как они с Гермионой в последний раз разговаривали после того, как она очнулась в Больничном крыле и обнаружила, что оборотень, который пытался ее загрызть, был не кто иной, как Ремус Люпин. Ремус, мягкий, который был ее партнером по учебе и, впоследствии, ее близким другом. Когда ей сказали правду, она побледнела и ужаснулась, а затем поспешно сказала, что ей нужны книги, не встречая их пристального взгляда. Когда она ушла, Джеймс понял, что их новые отношения превратились в пыль, а в комнате стало еще холоднее, чем прежде. Римус, естественно, считал, что это его вина. Джеймс знал правду, и вина лежала на нем. Если бы он сказал правду, возможно, Гермиона не рискнула бы докопаться до истины сама. Может быть, она не поверила бы словам Снейпа. Может быть, она не подозревала бы его. Сколько бы раз Сириус ни опровергал его утверждения, Джеймс знал, что это все он. "Мне очень жаль, Джеймс", - пробормотал Римус рядом с ним. Джеймс закрыл глаза, и темнота вызвала образ Гермионы. Но в отличие от Гермионы из реальности, у которой были грустные глаза, эта Гермиона улыбалась ему. От этого зрелища его сердце стало невероятно тяжелым. "Перестань извиняться", - устало сказал Джеймс своему другу. "Это ничего не изменит. Мы ничего не можем сделать, только ждать". И ради Гермионы он будет терпеливо ждать. Даже если бы это означало ждать ее целую вечность. Когда ужин наконец закончился, они поднялись в общежитие в нехарактерном для них молчании. Джеймс был слишком поглощен своими мыслями, чтобы слушать болтовню Сириуса, обращать внимание на виноватые взгляды Ремуса или успокаивать встревоженного Питера. Все, о чем он мог думать, была Гермиона, которая могла быть, а могла и не быть его девушкой. Он даже не знал, вместе ли они до сих пор. Джеймс вздохнул, заставив Сириуса и Ремуса сделать обеспокоенную паузу. Затем он услышал звук - отчетливые и легкие шаги, которые он мог ассоциировать только с одним человеком. Он медленно остановился, и поднял взгляд, чтобы увидеть, как она выходит из темноты с нервными глазами и руками, возившимися с золотой цепочкой на шее. Его сердце ёкнуло при виде того, что она стоит на расстоянии не менее пяти футов от него. Она выглядела как мечта; темнота лепила ее форму, а лунный свет из больших окон придавал ей неземное сияние. Он смутно уловил тишину позади себя: его друзья заметили человека, которого они пытались защитить в ту ужасную ночь. С тех пор Джеймс не мог заснуть. Каждый раз, когда он закрывал глаза, он видел только ее испуганные глаза и белое лицо, когда она столкнулась с Лунатиком. Он видел только огромную лапу, которая кинула ее в дерево, и то, как обмякло ее тело, когда она потеряла сознание. Его сердце буквально остановилось, когда он увидел, как она падает на землю, а Лунатик нависает над ней, обнажив свои большие и острые зубы, чтобы свернуть ей шею. Он почувствовал, как мир рушится под его ногами, и на долю секунды ему захотелось раздавить весь мир за то, что кто-то причинил ей боль. Гнев, который он испытывал, был подобен раскаленной лаве в его венах. Только когда директор Дамблдор подтвердил, что она еще дышит, он начал соображать. Он не отходил от нее ни на шаг, не сводил с нее глаз, не двигался с места возле ее кровати, потому что ему было невыносимо думать о том, что с ней случится, если он поступит иначе. Он боялся потерять ее - и в итоге все равно потерял. И все из-за чертового Северуса, мать его, Снейпа. Джеймс едва не скрипнул зубами. Никакое количество заклятий и проклятий, наложенных им по пути, или недельное отстранение, полученное Снейпом в наказание от директора, никогда не смогло бы стереть ту оцепеняющую и мучительную боль, которую он почувствовал, когда этот сальной ублюдок чуть не убил ее из-за их мелкого соперничества. Никакие баллы от Слизерина или унизительные действия, которые они с Сириусом заставляли его совершать, не могли заставить его забыть ту ужасную и жестокую ночь. "Джеймс." Ее голос заставил его закрыть глаза, так как он омывал его, заставляя плыть по течению и унося с собой гнев и чувство вины. "Гермиона". Его голос был немного хриплым, и он чуть не застонал от тяжести ее имени на своем языке, потому что никогда не думал, что имя может быть таким прекрасным, пока не произнес его. Гермиона притянула толстый фолиант ближе к груди, в ее глазах блестели слезы. Джеймс почувствовал, как его грудь сжалась, и ему захотелось проклясть самого себя. Разве он не обещал не заставлять ее плакать? "Я закончила читать", - сказала она. "Что читать?" потребовал Сириус, нахмурившись, что омрачило его аристократические черты. "Об оборотнях". Ремус напрягся. "И?" нерешительно спросил он. "Я должна была убедиться, понимаешь", - тихо сказала она, когда ее коричневые глаза моргнули, встретившись с янтарными глазами Ремуса. "Мне нужно было убедиться, с чем я имею дело. Я не знала. Я не знала, что делать, и я была так растеряна, поэтому я пошла в библиотеку и сделала то, что делала всегда: Я читала. Итак, я прочитала все книги на эту тему. Перечитала их, чтобы убедиться, что не пропустила некоторые детали". Никто не сказал ни слова, но Джеймс почувствовал, как его друзья напряглись в ожидании неизбежной реакции, которая наступает, когда они узнают, что один из их одноклассников - оборотень. Волшебники и ведьмы никогда не смотрели доброжелательно на темных существ, и они ожидали, что Гермиона отреагирует так же, как и они. "И что ты чувствуешь?" спросил Ремус, приготовившись к проклятиям и отвратительным взглядам со стороны брюнетки-ведьмы. Гермиона посмотрела на книгу в своих руках и неожиданно бросила ее на землю, заставив их отступить назад в шоке. Она подняла голову, ее дыхание вырывалось через рот, а слезы все еще собирались в глазах. "Я чувствую злость", - призналась она, и ее лицо исказилось от ярости. "Я так зла, что мне хочется кричать. Я так зла, что хочу сейчас всех избить. Я читала о ненависти, предрассудках, дискриминации оборотней, и это было так несправедливо! То, как они говорили о них. Как будто они не заслуживают жизни, как будто вы вообще не люди! В каждой книге, которую я читала, было то же самое, и это только больше злило меня, потому что" - ее глаза метнулись к Ремусу - "потому что ты не какое-то бездумное темное существо, Ремус. Я даже представить себе не могу, через что ты прошел. Всю боль, которую ты чувствовал, и все эти предрассудки! Все так неправильно! Ты самый добрый мальчик, один из самых храбрых и талантливых гриффиндорцев, которых я когда-либо имела удовольствие встретить, а они ничего о тебе не знают. Не позволяй им говорить тебе обратное, пожалуйста, потому что ты замечательный и дорогой, и их мнение не должно заставлять тебя думать, что ты ничтожество, что ты чудовище, потому что это не так". Все ошеломленно молчали. Они могли только смотреть на плачущую ведьму перед ними, как будто она была самим Мерлином. Тишина была почти жуткой. "Ты не... Ты не..." Ремус чуть не задохнулся от эмоций. "Ты не боишься меня?" Она слабо улыбнулась. "Сначала боялась, но страх не отменяет моих суждений. Прочитав книги, посоветовавшись с директором и тетей, я поняла, что мне не нужно бояться тебя. Ты не выбирал этот путь и тем более не контролировал свои действия. Я знаю, что если бы в ту ночь ты сохранил свои человеческие воспоминания, то твой волк не пытался бы убить меня. Ты подумал, что я представляю угрозу, когда незваным пришла на твою территорию, и твой инстинкт был направлен на защиту твоих друзей, твоей стаи". "Лунатик", - поправил Сириус, ошеломленно глядя на нее. "Мы зовем его Лунатик". "Лунатик", - мягко повторила Гермиона, прежде чем одарить их дрожащей улыбкой. "Лунатик боялся, как и я. Я не могу винить его за его действия, когда он хотел только защитить. В конце концов, это была моя вина". "Нет..." Ремус попытался протестовать, но Гермиона покачала головой. "Так и есть", - настаивала она. "Если бы я не решилась выйти в ту ночь, я бы не встретила Лунатика, и этого можно было бы избежать. Ты не должен чувствовать себя виноватым, потому что это была не твоя вина, что бы ты ни думал". Затем она посмотрела на Джеймса. Джеймсу показалось, что у него отрезали язык, потому что он не мог подобрать слов, чтобы успокоить свою ведьму, сказать ей, что она просто замечательная и он ее очень любит. "Прости меня, Джеймс", - всхлипывала Гермиона. "Прости за то, что не доверяла тебе и поверила Снейпу. Я не собираюсь оправдывать свои действия, потому что я знаю, что я не права. Я должна была подождать. Я должна была сначала поговорить с тобой. Я должна была доверять тебе, и я очень сожалею, что подозревала тебя в первую очередь". "И это все?" Джеймс проигнорировал резкий вдох своих друзей и устремил свой взгляд на нее. "Это все, что ты хочешь сказать? Ты даже не собираешься извиниться за то, что подвергла себя опасности той ночью? Или за то, что чуть не погибла? Или за то, что заставила меня до смерти волноваться за тебя? Ты даже не собираешься извиниться за это?" Слезы полились свободнее, с большим удовольствием, когда Гермиона бросилась к нему и прыгнула в его распростертые объятия. Джеймс уткнулся лицом в ее шею, вдыхая ее запах, поднимая ее на ноги и крепко притягивая к себе. Он чувствовал, как ее слезы смачивают его мантию, как ее дыхание перехватывает и дрожит на его коже. Он мог думать только об облегчении, которое грозило захлестнуть его, когда она снова оказалась в его объятиях, и он почувствовал себя целым. Было больно, что она не доверяла ему. Больно, что она поверила чужим словам и не поговорила с ним о своих подозрениях. Еще больнее, что она рисковала своей жизнью только для того, чтобы узнать так называемую правду, вместо того, чтобы поговорить с ним об этом. Как бы сильно он ни любил Гермиону, Джеймс полагал, что не все отношения идеальны. Были бы такие моменты, как этот, когда они подозревали друг друга, что привело бы их к краху. Но он не мог потерять Гермиону только из-за одного недоразумения. В первую очередь, он должен был сказать ей правду, независимо от того, что Ремус сказал или сделал, чтобы помешать ему. В конце концов, они оба были неправы и причинили боль многим людям своими действиями. Но что такое отношения без ошибок, споров и ссор, верно? Как и в жизни, они будут учиться на своих ошибках и строить более крепкие, более надежные отношения с помощью доверия, терпения, честности, любви и общения. Джеймс знал, что они справятся и с этим, и со многими недоразумениями и спорами, которые им предстоят. Они обязательно сделают это. "Мне так жаль, мне так жаль", - повторяла она снова и снова, пряча лицо в его шее, икая и всхлипывая. "Никогда больше так не делай, слышишь меня?" сказал он, наполовину укоряя ее, а сам моргая от слез. "Я не могу... Я не могу потерять тебя, Гермиона. Я не знаю, как выжить, если это случится". Он почувствовал, как она кивнула. "Я обещаю", - прошептала она. "Я обещаю поговорить с тобой о своих сомнениях и никогда не рисковать собой только из-за своих подозрений. Я обещаю никогда не позволять своим сомнениям затуманивать мои суждения. Я обещаю доверять тебе всем своим существом". "Больше никаких секретов", - объявил Джеймс. "С этого момента мы будем правдивы друг с другом. Если у нас есть сомнения, мы будем говорить об этом и слушать. Хорошо?" "Хорошо", - робко сказала она и кивнула, еще больше зарываясь головой в его шею. "Мне так жаль, Джеймс". "Шшш, хватит, Гермиона", - успокаивал он, поглаживая ее по спине. "Тебе больше не нужно говорить, что тебе жаль. Я знаю, что это так. Я просто рад, что ты снова в безопасности". Они могли бы обниматься еще долго, но Джеймс не сделал ни единого движения, чтобы отпустить ее. Он просто чувствовал, что это правильно - снова держать ее в своих объятиях. Там, где ей и место.