Просто улыбка (Just a smile)

Сириус Блэк

Он должен был предвидеть это, должен был быть тем, кто противостоял Джеймсу и Лили в тот день, когда он нашел их, должен был наблюдать за ней более внимательно и увидеть знаки. Он знал это. Он знал, что она с самого начала что-то замышляла, но он был настолько глуп, что не обратил на это внимания. Возможно, если бы он раскрыл достаточно правды о ее планах, этой драмы бы не случилось. Теперь Ремус был в ярости, Джеймс был в смятении, а Питер разрывался между ними и тем, что делать. Он в отчаянии потирал лицо, наблюдая за Джеймсом из двери ванной. Поттер до сих пор чистил свой рот с тех пор, как спустился из выручай-комнаты. Блэк не сказал ему ни слова, когда тот вошел, направившись прямо в маленькую ванную комнату в их общежитии и нанеся мыло на тряпку, прежде чем натереть ею весь рот. Кожа вокруг рта уже покраснела. - Джеймс, остановись. Сириус оттолкнулся от дверной рамы и пересек комнату, чтобы выхватить тряпку из его рук, когда он порезал губы. - Нет, отдай, - отчаянно сказал Джеймс, потянувшись за тряпкой. Он промахнулся, когда Сириус уклонился в сторону. - Отдай. -Нет, не отдам. Разве ты не видишь себя сейчас? Ты истекаешь кровью, Джеймс. Ты должен остановиться. Зачем ты это делаешь? - Сириус был расстроен. Он хотел знать, о чем они с Гермионой говорили. - Почему ты ведешь себя так, будто хочешь вырвать себе рот? В горле Джеймса клокотало. - Мне нужно избавиться от этого. - Избавиться от чего? Он был в замешательстве. - От своего рта? - Избавиться от следов губ Лили на мне, - сказал он, выглядя так, будто у него скоро начнется гипервентиляция. - Я должен избавиться от этого, Бродяга. Отдай. Сириус сделал паузу, когда Джеймс уставился ему в глаза. Во взгляде Джеймса было что-то отчаянное и беспомощное, граничащее с паникой и истерикой. Его руки дрожали, чернильные волосы были взъерошены, а одежда помятая. Сириус сразу понял, что все, о чем они с Гермионой говорили, не имело хорошего исхода. - Вы с Гермионой, - Сириус колебался, - расстались? Джеймс отпрянул назад, выглядя так, словно его физически ударили. Он повернулся к запотевшему зеркалу и схватился за раковину, вены на его руках вздулись. Его голова была опущена, плечи напряжены, челюсть стиснута. Теперь Сириус знал, что дело плохо. Очень, очень плохо. Он привык к тому, что Джеймс хандрит и дуется, когда не получает желаемого, что случалось очень редко, но это была совершенно новая его сторона, которую он не видел на протяжении всех их лет до сегодняшнего дня. Честно говоря, это беспокоило Сириуса. - Гермиона... Джеймс задыхался, издавая придушенный звук, пытаясь не дать рыданиям вырваться из его рта. - Гермиона сказала мне, что ей нужно подумать об этом. Она... Она ничего не говорила, кроме этого. Я спросил... Я спросил, что дальше. Она сказала, что ей нужно время. Я пытаюсь убедить себя, что это еще не конец, но, черт возьми, Сириус. Такое ощущение, что так оно и есть. - О, Мерлин, Джеймс... Неудивительно, что он выглядел так, будто вот-вот разорвется на части. - Ты бы видел ее, Сириус. Ты будешь жалеть, что не сделал этого. Джеймс вздрогнул, поднимая голову и открывая свои глаза с красными ободками. - Она не смотрела на меня. Как будто она не могла. Когда я сказал ей, что мы с Лили... п-поцеловались. Черт. Она выглядела так, будто умерла. Я причинил ей боль, когда обещал себе, что не сделаю этого. Я разрушил ее доверие и веру в меня. Я... Я сделал это, Сириус. Это все моя вина. - Почему... Блэк почти боялся спросить. - Почему ты не оттолкнул ее, Джеймс? Ты любишь Гермиону. Почему ты позволил Лили так себя вести? Джеймс сглотнул и посмотрел на небольшое пространство между ними. - Лили... была как сон. Мечта. Я помню, как уговаривал себя не просыпаться, потому что не хотел уходить. Мне казалось, что реальность никогда не сравнится с моими мечтами. Я люблю Гермиону. Очень, очень люблю. Я влюблен в нее. Когда я встретил ее, какая-то часть меня проснулась и поняла, что реальность была не так уж плоха. Он снова сглотнул, его язык высунулся, чтобы слизать кровь с нижней губы. - Однако какая-то часть меня все еще помнила, каково это - жить во сне. С Лили. Она была моей первой любовью. Такое дерьмо так просто не проходит. А потом... А потом она поцеловала меня, и я полностью проснулся. Джеймс перевел взгляд на него. - Я проснулся из-за поцелуя. Сны... Они не идут ни в какое сравнение с реальностью. Гермиона - это моя реальность. Когда Лили поцеловала меня, я просто... Я просто застыл. Я был в шоке и не мог пошевелиться. Дерьмовое оправдание, но это правда. О чем я буду сожалеть каждый день. Он потер лицо и взъерошил волосы. - Я был наивен, думая, что Лили и я можем быть просто друзьями теперь, когда мы все прошли через мои ухаживания. То, что она говорила о Гермионе... Я никогда не думал, что нравлюсь ей, потому что это не имело никакого смысла. Я бы хотел... Хотел бы я знать. Это все из-за меня. Может быть, я мог бы избавить Гермиону от боли. Может быть, этого бы не случилось. Может быть... Может быть... Сириус наблюдал, чувствуя себя беспомощным, когда его лучший друг упал на колени и рухнул на пол, закрыв лицо руками, а его плечи затряслись. Он хотел сказать Джеймсу, что это не его вина, а вина Лили, но промолчал, зная, что тот ему не поверит. Поэтому он сел на край своей кровати и наблюдал, как тот плачет на полу. Ему хотелось, чтобы Ремус был здесь, но он ушел, сказав, что ему нужно успокоиться, а Питер был с Алисой в общежитии Рейвенкло, вероятно, утешая Гермиону в данный момент. Сириус был всем, что было у Джеймса сейчас, и он не знал, что делать. - Выпусти все наружу, Джеймс, - пробормотал Сириус, не зная, услышал он его или нет. - Расскажи мне все. На следующее утро Сириус вышел из общежития с большими фиолетовыми кругами под глазами. Джеймс не спал до полуночи, и Сириус ждал прихода Ремуса и Питера, которые пришли после часа ночи. Легко было сказать, что они не выспались после того, как Джеймс проснулся в третий раз, и они услышали его сопение и поняли, что он тихо плачет. Он зевнул и почесал свои все еще мокрые волосы длиной до плеч, когда пришел в общую комнату, его глаза на мгновение закрылись. Когда он открыл их, то напрягся, увидев Лили с Марлин. Что-то горячее, похожее на ярость, захлестнуло Сириуса, когда он увидел рыжую. Лили разговаривала с Марлин и улыбалась. В отличие от Джеймса, он не смог найти следов усталости от недосыпания или укушенных слезами глаз. Казалось, что вчерашнего дня не было, что она не разрушила отношения. Это заставило его сжать руки в кулаки и искривить губы в беззвучном рычании. В то время как Джеймс был в общежитии и, скорее всего, снова плакал, Лили была здесь, смеялась, улыбалась и вела себя как сука, которой она была и не заслуживала быть в таком положении. Как она могла так себя вести, когда его лучший друг чуть не навредил себе из-за того, что произошло? Сириус выдохнул через рот и решительно направился к ней, его шаги тяжело ступали по полу, а взгляд был ледяным. Какая-то часть его сознания понимала, что он воспроизводит образ своего отца, Ориона Блэка: властный, холодный и чертовски неприступный. Обычно это послужило бы тревожным сигналом, но ему было все равно, когда он видел только рыжие - ее проклятые рыжие волосы, которые он хотел вырвать у нее из головы. Он так хотел причинить ей боль, хотел, чтобы она почувствовала ту боль, которую испытывал его лучший друг, его брат по духу. - Неужели тебе совсем не стыдно? - шипел Сириус, нависая над ней, когда остановился перед ее лицом и вторгся в ее личное пространство. Сириус почти чувствовал ее дрожь, но, как любая дурочка, Лили подняла подбородок выше и скрыла свой страх возмущением, которое он так хорошо знал. Сколько лет она дурачила Хогвартс своей милой улыбкой и сладкими словами, своими выговорами, разоблачающими ее так называемую праведность? И сколько лет он позволял ей это? - Честно говоря, Блэк, я понятия не имею, о чем ты говоришь, - выдала она, прежде чем повернуться к Марлин. - Давай, пойдем... Сириус прервал ее. - Неужели ты думаешь, что меня легко обмануть этим идеальным образом, который ты демонстрируешь всему Хогвартсу?. Ее внимание вернулось к нему, и она оскалилась, когда он продолжил. - С самого начала я видел тебя такой, какая ты есть, и ты просто жаждущая внимания, властная всезнайка, стерва, которая думает, что лучше всех только потому, что можешь отвечаешь на уроках. Ты эгоистичная сука без сердца, которая всегда думает, что ты чертовски права, хотя это явно не так. Возможно, ты заставила всех поверить или подумать, что ты хороший человек, но на самом деле это не так, Эванс. Он шагнул ближе к ней, его серебряные глаза были непоколебимы, когда он заглядывал в ее зеленые глаза. - Ты можешь хорошо себя вести, но это не так. Ты ребенок. Жалкий ребенок, который хнычет, когда не получает то, что хочет. - Ты переходишь границы дозволенного, Сириус! - выругалась Марлин, притягивая Лили к себе. - Я? угрожающе ответил он. - Думаю, что нет, Марлин. Разве не ты всегда жаловалась на праведное и святое поведение Лили? Я помню, как ты рассказывала мне, как невыносимо жить с ней в одной комнате, и что у тебя не было выбора, кроме как подружиться с ней, потому что ты жалела ее за то, что она магглорожденная. Марлин резко побледнела, когда Лили уронила руки и повернулась к ней с красным лицом - первый признак того, что она собирается взорваться в ближайшее время. - Что? Это правда? - потребовала ответов Лили, выглядя преданной своей подругой. - Это не... Это не было... - Марлин замялась, качая головой, не в силах оправдаться. - Это правда, - процедил Сириус, глядя на Лили. - И вот еще одна: ты здесь никому не нравишься. Конечно, они восхищаются тобой и уважают тебя, но искренне ли ты им нравишься? Кроме профессоров, многие считают, что ты здесь не нужна. То, что никто этого не говорит, не делает это менее правдивым. Ты - угроза, всегда крадешь внимание и никому не даешь шанса. А теперь ты закатываешь истерику, как гребаный ребенок, когда внимание, которого ты жаждала, было отдано кому-то лучше тебя. Ты ведешь себя как гребаная сука и шлюха, потому что Гермиона украла всю твою славу, которую ты не заслужила. - Заткнись, Сириус! Заткнись! - взвизгнула Лили, оглядывая комнату и понимая, какую толпу зевак они собрали. - Как ты смеешь! Вы ничего обо мне не знаете! Вы не знаете, через что я прошла! Вы, чистокровные, все одинаковые. Только потому, что я магглорожденная ведьма... - Да всем наплевать! - Сириус взорвался, фактически заткнув ее. - Мне похуй, магглорожденная ты или полукровка. Ты говоришь о предрассудках и дискриминации, но на самом деле ты гребаный лицемер, раз так говоришь. Не все чистокровные верят в статус крови, а ты ведешь себя как жертва, потому что хочешь чувствовать себя лучше, чтобы люди любили тебя больше, потому что ты не можешь взглянуть в лицо чертовой правде, что ты не имеешь значения. Ты не имеешь значения, и ты здесь не нужна. Причина, по которой мы терпим твой проклятый рот и самодовольное отношение, заключается в том, что ты нравилась Джеймсу. Да, тот самый Джеймс, который бегал за тобой четыре года; тот самый Джеймс, с которым ты обращался как с дерьмом; тот самый Джеймс, который сейчас несчастен, потому что ты поцеловала его, и теперь Гермиона знает! Послышались множественные вздохи, но Сириус проигнорировал их, устремив свой взгляд на Лили. Эванс вздрогнула под его взглядом, переводя глаза влево-вправо, больше беспокоясь о реакции соседей по комнате, чем о его словах. Возможно, она думала о том, как спасти ситуацию, но было уже слишком поздно. Сириус слышал их ропот, шок и язвительные замечания. Блэк в нем, его мстительная и безумная часть, была самодовольна. Лили наконец-то повернулась к нему, глаза слезились. - Ты не понимаешь. Я не хотела, чтобы все это случилось, Блэк. Я поцеловала Джеймса, потому что в тот момент мне было больно. Он застал меня в уязвимом состоянии, и я просто хотела снова чувствовать, а он был рядом, и мы говорили о прошлом, понимаешь? Он сказал мне... Он сказал мне, что ему очень жаль, и я не могла просто не поцеловать его. Лили отвернулась, быстро моргая, чтобы не дать слезам упасть. - Я не хотела этого. Я не ожидала, что Ремус найдет нас. Я не хотела этого. Мне жаль... Прости меня. Сириус уставился на нее. Молчание охватило их обоих, а затем... - Что может сделать твоя жалость? Это сказал не Сириус, а Джеймс, который все это время стоял позади них. Он выглядел замкнутым, побежденным. Призрак озорного волшебника, который так много любил и которому причинили много боли. Сириус молча смотрел, как Джеймс идет к ним, его шаги были медленными и слабыми. На нем все еще была форма, которую он носил вчера, и он не удосужился причесаться или умыть лицо водой, оставив на губах засохшую кровь из пореза. - Скажи мне, Лили. Его голос был хриплым и более глубоким, чем обычно. - Скажи мне, на что способна твоя жалость, потому что ты продолжаешь говорить об этом. Разве от этого я перестану чувствовать эту боль в груди? Разве это сотрет то предательство, которое я совершил по отношению к Гермионе? Пожалуйста, скажи мне, потому что ты ведешь себя так, будто это может все исправить. Ты и раньше искала меня, чтобы извиниться, и каждый раз ты говорила те ужасные слова, которые раньше говорила мне, а потом уходила, прося меня держаться подальше, но ты всегда та, кто продолжает возвращаться. Я должен был догадаться, что это был план, чтобы заманить меня к тебе. -Нет, Джеймс, я не знала, - настаивала она, качая головой. - Я действительно хотела извиниться перед тобой. Я- - Заткнись, грязная лгунья. Ореховые глаза Джеймса вспыхнули, когда он набросился на нее, заставив ее отпрянуть назад в шоке. - Неужели ты думаешь, что я снова поведусь на твою ложь? Неужели ты думаешь, что я останусь слеп к тому, как ты манипулируешь мной?! Я много раз говорил тебе, что влюблен в Гермиону, но ты продолжаешь спрашивать, спрашивать и спрашивать! Ты даже обвиняешь ее в том, что она использовала на мне любовное зелье! А потом ты меня поцеловала. Он смотрел на нее с чистой ненавистью на лице, стиснув зубы. - Ты, наверное, надеялась, что это заставит меня снова полюбить тебя, но нет. Это просто напомнило мне, какими ужасными мы были раньше, и теперь этот поцелуй пробудил меня от моего невежества, когда дело касалось тебя. Благодаря этому поцелую я наконец-то узнал, что ты за человек, и Сириус был прав: ты жалкая маленькая девочка, ищущая внимания, чтобы заставить себя чувствовать лучше и заставить их думать, что ты лучше, потому что ты можешь творить магию. - Однажды ты сказала мне, что само мое существование вызывает у тебя отвращение, что я не более чем свинья, и ты скорее умрешь, чем сойдешься со мной, но позволь мне сказать тебе кое-что, - Джеймс приблизился к ее лицу на расстояние дюйма. Его глаза угрожали испепелить ее существование. - Может, я тебе и противен, но я ненавижу тебя за то, что ты сделала. Я бы предпочел остаться в загробном мире навсегда после смерти, если бы это означало, что я увижу тебя снова в следующей жизни. Я бы лучше трахнул свинью, чем тебя. Лили вздрогнула, как будто ей дали пощечину. Она выглядела обеспокоенной и неуверенно протянула руку, но Джеймс откинулся назад и отбросил ее руку. Сириусу вспомнилась Дорея, когда он увидел, как Джеймс окинул Лили холодным взглядом. - Я бы принял и, скорее всего, простил то, что ты сделал, если бы это не касалось Гермионы, - его голос дрогнул, когда он произнес ее имя, но это не помешало ему продолжить. - Я бы принял это, если бы твоя причина не была такой мелочной. Если бы это был я, я бы ушел прямо сейчас. Но ты втянула Гермиону, невинную, которая не трогала тебя и не говорила о тебе ничего плохого. Я могу понять, потому что я заслужил это за то, что был с тобой придурком, но Гермиона? Она не заслужила ничего из этого. Помнишь, ты была той, кто продолжал отвергать меня; той, кто продолжал говорить, что я тебе не нравлюсь; той, кто кричала и бесновалась всякий раз, когда кто-то упоминал меня или я признавался тебе. Не я, не Гермиона, а ты. Перестань обвинять всех остальных в своих недостатках, потому что ты сама их породила. Вот почему ты не можешь притворяться и вести себя так, будто я изменил тебе, хотя между нами никогда не было ничего общего. И никогда не будет. Ни в этой жизни, ни в последующих. - Мое сердце, мое тело и моя душа принадлежат Гермионе, и ни один жалкий повод для поцелуя не сможет этого изменить. Держись подальше от меня, Лили, и держись подальше от Гермионы". С этими словами и одним взглядом Джеймс повернулся на пятках и с грохотом покинул общую комнату. Сириус посмотрел на Лили, которая побледнела и дрожала. - Пусть Хогвартс знает правду о тебе. Надеюсь, ты усвоила урок. Как только ты наебешь одного из нас, мы наебем и тебя. Тебе чертовски повезло, что Гермиона не одобряет этого. Будь благодарна, что она не хочет, чтобы мы мстили за нее. Честно говоря, это только заставило нас понять, насколько Гермиона лучше тебя, - пробормотал он ей вслед, после чего последовал за Джеймсом и покинул тихую общую комнату.