Я приду, когда зацветёт весна

Where have I crossed the line?

— Режь по суставу, что ты делаешь? Ты собралась ему кости дробить? — парень со скальпелем в руках прошипел от недовольства и поправил неокровавленной фалангой пальцев круглые очки на переносице. На его равнодушном лице проскальзывали ноты агрессии, когда он пытался не хмурить брови. — Я… — шепнула Ханоко, смотря в упор на свои трясущиеся кисти над маленьким трупом. Одинокий свет яркой белой лампы над операционным столом озарял темное пространство хирургического кабинета, а в глазах Ханоко все плыло мелкой рябью от наворачивающихся слёз, — Я не могу… — Соберись! Бери левее. — седовласый недовольно хмыкнул и смахнул со лба капельки пота. Он уже был на пределе и собирался накричать на некомпетентную коллегу, но, сохранив самообладание, смог только показательно громко выдохнуть. — Ну, давай же, — он отвернулся и снова принялся оперировать, — Представь, что это курица. — холодно подбодрил непутевую ученицу, не сводя глаз с рабочего места. Ювелирно отделив бедро от туловища, хирург небрежно скинул его в утилизирующую корзину. — Какая к чертям курица?! Это мёртвый ребенок… — вскрикнула Ханоко, и, кинув скальпель на холодное железо стола, попятилась назад. Волна паники и тревоги охватила тело и пробралась до кончиков пальцев мелкой дрожью. Она облокотилась о холодную раковину и развернулась. Нащупав липкими руками краник, Ханоко открыла его, и полилась холодная вода. — Не отмывается… — прошептала девушка, со всех сил раздирая руки под ледяной водой. Она с усердием тёрла их друг об друга, внешнюю ладонь с внутренней и наоборот, пока они не начали неметь. В маленьких впадинках кожи рук осталась алая засохшая кровь. Еле уловив взглядом в темноте черный предмет в виде металлической губки, она впопыхах схватила его и принялась терзать грубой стороной с жесткими ворсинками, раздирая кожу в кровь. — Ты слишком мягка для шиноби, поэтому от тебя пользы, как собаке пятая нога. — прокомментировал Кабуто, отвлекшись на звук, но Ханоко проигнорировала своего псевдо-коллегу. Куноичи вяло прижалась спиной к холодному кафелю стены и скатилась вниз. Голова кипела, а контраст температур на лице и руках вгонял в предистеричное состояние. Она припечатала ледяные ладони с новыми царапинами к горячим, солёным от слёз щекам и всеми силами старалась привести в норму сбитое дыхание. Мокрые рукава белого халата задрались на локте и неприятно холодили кожу. Она ещё раз посмотрела на руки — черные сгустки крови будто въелись в верхний слой эпидермиса и пропитали каждую клеточку насквозь. — Не отмывается. Оно никогда не отмоется... — обессиленно шепнула Ханоко и вытянула голые ноги по полу идеально вымытого кафеля. Что-то мокрое противно прошелестело под раковиной. В полумраке комнаты девушка смогла различить переливающиеся, чистые, как первый снег, чешуйки, вальяжно передвигавшиеся зигзагом по луже кафеля. Белая змея, притаившись за ножкой умывальника, резким толчком прыгнула вперёд и вцепилась клыками в оголённую икру Ханоко. Куноичи взвизгнула от боли и вскочила с места. Рывком приподнявшись от фантомной боли, Ханоко обнаружила себя на кровати, подаваясь телом вверх, точно цепляясь за воздух руками. Куноичи начала усердно искать место укуса, но на ноге не было никаких ран и кровоточин. Осознав, что вернулась в реальность, она принялась растирать глаза костяшками пальцев. Не понятная, до жути реалистичная летаргия уходила. Сон. Это всего лишь сон. Ханоко осмотрелась и обнаружила, что нет вокруг никакой операционной, металлических столов и скальпелей, а всего лишь скромное убранство комнаты для гостей, которую любезно предоставила госпожа Канью немногословным кивком головы несколько дней назад. Это был отдельный домик для гостей в небольшом дворе женщины. Кошмар закончился, но дышать по-прежнему нечем. В воздухе точно закончился кислород. Прикрыв глаза, она схватилась за голову. Раскалывающая мигрень окольцевала лоб невидимым нимбом, будто реальность сжимает виски и отторгает обратно в сон. Ханоко упорно растирала рукой лоб и водила руками по лицу, будто втирала невидимую мазь от всех болячек и бед, умывалась ею. Но как бы она ни боролась с самовнушением, боль не уходила. Взглянув на зреющее утро за окном косым взглядом из-под растрепанных волос, Ханоко прикусила губу. И снова. Снова. Снова. Снова. Каждое утро повторяется как одно, прошлое сливается с настоящим в бесконечный день сурка. Ей снилась лаборатория Орочимару. Проведенные дни там не могли не наложить на неё отпечаток и не оставить кучу отвратительных воспоминаний, которые Ханоко отчаянно пыталась утопить в прошлом. Но почему ей приснился реальный день из её прошлого, для нее по-прежнему оставалось загадкой. Как бы Ханоко ни хотелось верить в эзотерику, этот сон был явно неспроста. Орочимару любит ломать своих подчинённых психически. Пытки и грубая сила совсем не в стиле великого змея — слишком скучно, грязно и вовсе не элегантно для утех старого психопата. Он развлекался иначе. Никого из своих подопечных он не оставлял без работы, каждая живая душа работала за еду, кров, «великую идею» Орочимару — узнать все техники мира, усовершенствовать их и обрести бессмертие. Ханоко не испытывала животный энтузиазм к этим рвениям в отличие от своих коллег, поэтому Орочимару пришла в голову гениальная мысль. Он периодически менял работу для Ханоко, от легкой к сложной, грязной и омерзительной, и следил за её эмоциями, но не находил в них негативного отклика. Не мог найти то отвращение в глазах, которым желал так отчаянно насладиться. Орочимару тщательно следил за куноичи и вынюхивал все её слабые стороны, чтобы нащупать рану и разодрать её, а затем с упоением наблюдать над страданиями. И ему это удалось. Озарение пришло к змею, когда он решил приставить Ханоко к Кабуто, сделать её его маленькой собачкой на побегушках, ассистенткой «подай-принеси». Змей не упускал из виду любой шорох, лишнее движение, и каков был его восторг, когда он выискал ту самую эмоцию, которую так сладко лелеял. Ханоко была ещё тем крепким орешком, но змей скривил губы и оголил белоснежные клыки, когда та впервые заглянула под белую простынь на операционном столе в кабинете Кабуто. Простой приказ расчленить труп оказался неподъёмной ношей для куноичи. Её глаза в мгновение омертвели, а тело застыло холодным камнем, когда она увидела тело младенца. Эксперименты Орочимару над клетками Мокутона продолжались и после создания удачного эксперимента в виде Ямато. 63 ребенка только из Конохи и десятки тел из других деревень ежедневно шли в ход на опыты и эксплуатировались самыми разными способами. Пробирки с кровью для анализов, огромные колбы с формалином заполняли всё свободное пространство каждого кабинета. Ханоко пыталась отводить взгляд, жмурить глаза и задерживать дыхание от ядовитых трупных ядов, но её кровь охладела, когда в нескольких сантиметрах от неё лежало маленькое тело. Секретное табу, о котором сама Ханоко не подозревала долгое время, и для обычных наемников оказалось бы ничтожной мелочью пересечь. Маленькие человечки для неё были чем-то трогательным, чистым, открытым и недосягаемым, при виде которых хотелось улыбаться и трепетать, ведь они видят то, чего не находят взрослые, и испытывают настоящие, никем не сломленные чувства. Возможно, именно поэтому она помогла той беззащитной девочке тем вечером. Прошла неделя или чуть больше с той глупой драки. Ханоко давно перестала считать дни, которые летели слишком быстро, полностью переложив «календарную» ответственность следить за днями недели на напарника. Он всегда считал себя главным, так пусть пожинает плоды своей маленькой гегемонии. Ханоко пыталась забыть и просто пустить на самотёк небольшую заварушку, которую сама же и устроила. Она понимала, что устраивать бойню из-за всплеска эмоций было слишком опасно и отнюдь не рационально, тем более в густонаселенной деревне, но ничего не могла с собой поделать. Она считала, что больше всего её злила несправедливость, когда более сильные люди пользуются слабыми. Но в то же время осознавала, что судить других в её случае — лицемерие, ибо сама прибегала к манипулированию людьми в своих целях. Ханоко верила, что существует большее зло и меньшее зло, несмотря на тонкую грань между ними. Но сейчас это не имело никакого значения. На повестке дня — вернуться в логово в течение двух дней, и от этой мысли у куноичи застревала кость в горле. Ханоко вяло подтянула под себя колени и положила на них голову. Чем больше сидишь, тем больше мысли не желают отлипать от мозга. Надо подниматься с кровати и что-то делать. Девушка вытянула руки вверх и наконец встала. Быстро накинув верхнюю одежду, она резво спустилась босыми ногами на первый этаж домика для гостей. Здесь находилась пустая кухня, в которой она ни разу не успела заметить живой души. Прикоснувшись к чайнику тыльной стороной ладони, она тут же одернула её к себе. Горячо. Недавно кто-то здесь был. Не придав этому особого значения, Ханоко налила немного чая в неглубокую пиалу и вышла во двор. Скромный, чистый дворик госпожи располагал небольшим прудом по центру. Водоём был давно заброшен, а в мутной воде плавала тина и какие-то остатки жухлых водорослей. Может быть, когда-то там водились карпы, но сейчас это место пустело. Ханоко присела на низкую лавочку рядом с прудом, хотя эту деревянную конструкцию сложно было назвать лавкой — гниющая доска, прибитая к низким, черным ножкам. Тем не менее она выглядела достаточно опрятно, за двором ухаживали, по крайней мере, пытались поддерживать чистоту. Ханоко приподняла чашу к носу и вдохнула аромат чая — кто-то отлично постарался утром и заварил свежие травы. Она вдыхала приятные нотки раз за разом, но не могла понять, какие именно травы были заварены. Утреннюю тишину прервали голоса за забором, который наглухо закрывал внутренний двор госпожи. Неожиданно в голове куноичи пронеслась мысль, выбившая её из равновесия: «Что я тут делаю? Просто барахтаюсь на поверхности, пытаясь не утонуть.» Ханоко положила чашу к себе на колени и прислушивалась к голосам людей, которые проходили мимо высокого забора, за которым не было ничего видно. Это была толпа подростков, и девушка поняла по их звонким крикам, что молодые люди ещё не ложились спать и продолжают веселиться утром. Ей отчего-то стало тоскливо. Будто где-то там, за забором, кипела настоящая жизнь, совсем недосягаемая для наёмницы. Для кого-то жизнь била ключом, вот только её уносила по течению назад. В конце концов, она была еще молода. Возраст стремительно рвался к третьему десятку. Ханоко казалось, что за последние пять лет она прожила всю жизнь наперёд и нахлебалась ею сполна. Так не должно было быть. Это совсем не тот сценарий, который она ожидала для себя. Девушка подняла остывающую пиалу чая и сделала ещё глоток, как услышала какой-то шорох позади себя. Кто-то приземлился на землю с большой высоты. Она быстро узнала знакомый силуэт в падающей тени возле лавочки. — Я вижу, тебе нравится мой чай, м. — резво подметил Дейдара, стоявший за спиной Ханоко, и довольно подбоченился. — Ты когда-нибудь думал о том, какой могла быть твоя жизнь, если бы ты был обычным человеком? — вдруг выпалила Ханоко, неожиданный и даже странный вопрос для самой себя. Погружённая в свои мысли, она не обернулась к Дейдаре и грустно провожала глазами толпу весёлых голосов за забором. — Стараюсь не думать. Иначе крыша едет. — случайно ответил Дейдара, ничуть не удивлённый такому личному вопросу. Будто он только и ждал этот странный вопрос невпопад и заранее подготовил к нему ответ. — Вот как… — почти прошептала Ханоко и наконец опустошила пиалу. — Да, чай и вправду неплох. — Белые ногти? Оригинальное решение. Вроде бы, таких нет ни у кого из наших. — метко подметил блондин и приподнял краешек губ. Буквально вчера лака ещё не было. — Дресс-код, или как его там. Пытаюсь соответствовать. — Ханоко вытянула кисть и с интересом стала осматривать свои ногти, будто видела их впервые. Она слегка улыбнулась и развернулась к Дейдаре, вытянув пальцы на показ. — Почти Инь-Янь. — одушевленно отметила куноичи, но её улыбка быстро сошла с лица, когда она поняла, как это глупо выглядит со стороны. — Тогда уж наоборот, м. — Дейдара хмыкнул и зачем-то отвернул лицо от неловкости. Между напарниками повисла неловкая пауза. Странная ситуация, на которую оба из них не знали, как реагировать. Вскоре Дейдара прервал тишину: — Глина наконец у меня, поэтому будем выдвигаться. И чем быстрее это случится, тем лучше будет для нас, м. — он достал кусочек глины из внутренних сумок и одним движением руки слепил знакомую Ханоко птицу. Куноичи запрыгнула на уже привычное ей средство передвижения, как глиняное существо тут же взмылось в небо. Белая мраморная деревушка оказалось далеко под подошвой. С высоты птичьего полета стало отчётливо видно серьезность всей проблемы. Город буквально раскололся на две части: одна — изысканная и античная, нетронутая варварской рукой, величаво сверкала на солнце яркими переливами, и резко отличалась от своей уродливый половины — беспощадно разломанной на части, нескладно перекрашенной в неестественные оттенки человеческой природы. Ханоко сморщилась от яркого летнего солнца. — Так и убежишь, как вор? Не попрощавшись? — Ханоко присела на колени и оперлась руками о птицу. Дейдара сосредоточенно щелкал по прибору на левом глазу и что-то тщательно рассматривал внизу. Он хладнокровно сложил несколько знакомых печатей. — Прощать и прощаться будет некому. — О чем ты говоришь? — куноичи подняла голову в недоумении, пытаясь найти ответ в глазах напарника, но её тут же накрыла волна грохота из деревни. Ханоко вжалась своим телом в белое тело птицы и опустила глаза. Снизу доносились душераздирающие крики людей, деревню обуяло пламя. «Новая» половина деревни была полностью разрушена за несколько мгновений. — Зачем? Что ты творишь?! — напарница вскрикнула, судорожно наблюдая за суетой в деревне. Кудрявый огонь несся вихрем по чернеющим крышам. Маленькие муравьишки в виде людей скакали в разные уголки: кто-то пытался кого-то спасти, кто-то рвался что-то унести. В такой июльский солнцепёк у людей не было никакого шанса потушить бедствие, и золото углей только злостно издевалось над народом. — Потому что могу. — сквозь зубы процедил блондин. Дейдара стоял как статуя и наблюдал ледяным взором за суетой снизу, — А ты чего разоралась? Жалко? — он саркастично сделал акцент на вопросе и немного повысил тон, пародируя голос девушки. Ханоко нахмурилась и раскрыла губы. Вместо привычного напарника стоял совсем другой человек. Он был хладнокровен и неприступен, как никогда. За время, проведённое вместе, она совсем забыла, с кем делит досуг — это не друг из санатория, и даже товарищем по оружию его сложно было назвать. Он не наслаждается болью, которую причиняет, не упивается чужим горем и слезами, но эта беспощадность и звериная жестокость в его глазах не позволяет поступать иначе. — Я не мог позволить подобное кощунство, м. — он немного пришёл в себя. — Да не оправдывайся, — Ханоко успокоилась и подняла голову, — Я просто поняла, что заступиться за ту девчушку было действительно глупо. Или уже можно сказать бесполезно. — Можешь внушить себе, что это восточные благовония влияют на неподготовленного человека. Черт их разберёт, что они там раскуривают на самом деле, м. — Без твоих советов не прожить и минуты. Сидя на коленях, куноичи молчаливо и сосредоточенно смотрела в одну точку, иногда одергиваясь от порывов холодного ветра и заводя плечи назад. Размышления терзают и без того измученное сознание. Ханоко старалась не думать о правильности поступка. Право судить было далеко не её привилегией. Она находила забавным, что взрослые люди учат детей правилам, что есть хорошо и что плохо, хотя сами не умеют их различать. И всё-таки нет ничего кристально белого или чёрного в мире. Всё серо. Постепенно опускалась мгла ночи. Природа быстро стихала. Путь был направлен прямо на север, отчего климат стремительно менялся на влажный. Нависали тучи, и под облаками Ханоко мерещилось, что они сейчас упадут ей на голову. Закрапал мелкий дождь, усиливающийся с каждой минутой. Это был образцово-ненастный день. Ледяной ветер стязал руки и куноичи поспешно убрала их под хламиду, перед этим расправив широкий чёрный ворот. Даже летом в этих местах было особенно холодно, что любая южная зима могла бы позавидовать. Напарники согласились друг с другом одними глазами, что пора найти укрытие и переждать непогоду. Выбор был невелик, и двое шиноби остановились в глухом кабаке, где-то на отшибе какого-то захудалого поселения. Ханоко успела промочить ноги, пройдя несколько шагов по слякоти и бездорожью. Старое деревянное здание с гнилыми ставнями и облезшей краской издалека больше походило на подгоревшую баню, чем на жилое заведение. Половицы противно заскрипели, когда пара вошла и села за первый свободный стол. Из-за нескончаемого потока входящих и выходящих людей входная дверь кабака ходила ходуном. Порывистый ветер то и дело дербанил старый колокольчик, подвешенный на карнизе. Звон переливающегося стекла был почти не слышен из-за громкого гула. В кабаке за каждым вторым столом сидели подозрительные личности с надменными и безучастными лицами, поэтому напарники не вызывали ни у кого из гостей интереса. У всех был свой повод засесть в этом месте: кто-то сидел с унылой миной, кто-то живо что-то обсуждал, но все были увлечены распитием горячительных напитков в старой посуде, лишь напоминающей щербатые, не полностью отмытые кружки. В тёмных широких подставках посетителей лежал недожаренный лук и бурый рис, в этих краях шлифованный рис являлся предметом настоящей роскоши. Настроение Ханоко было хуже некуда и она быстро выбрала себе занятие. Ножки доисторического стола качались из стороны в сторону, и от быстро наступившей скуки девушке показалось занятным ковырять ногтем потёртый лак на его поверхности. Если она тёрла левой рукой, то стол наклонялся вправо, если левой рукой, то влево. Ханоко поймала себя на мысли, что начинает стареть, если такие глупости имеют место быть в её жизни. — Может, выпьем немного? Согреться, м. — Дейдара оборвал молчание и положил локти на стол, отчего последний принял статичное положение. Ханоко подняла голову. — Тут и так тепло. — равнодушно пожала плечами куноичи, потирая пробоину в столе. — Могла бы и прямо сказать, что боишься свалиться без сил после второй рюмки сакэ, м. — он ухмыльнулся в своей привычной манере. — Такой, как ты, достаточно понюхать, чтоб опьянеть. Я знаю, что вы, женщины, пятикапельные. — его распирала гордость от собственной наглости, но он пытался сдерживать улыбку. — Ты точно сейчас обо мне говоришь? — Эта фраза немного растормошила Ханоко, она вскинула брови и приподняла уголок губ. Эффект, которого добивался Дейдара, вступил в полную силу. В напарнице разжёгся азарт. — Не стоит недооценивать женщин. Меня сможет перепить только Господь. — она подняла глаза вверх, перебирая в голове всех, кого могла знать, — …или старуха Цунаде. — Спорим? — спросил блондин с запалом и, подавшись вперёд, плотнее прижал локти к столу. Казалось, в его зрачках сверкнули два фитиля. — Спорить ещё с тобой на что-то… — она задумалась, приложив ладонь к щеке, — Надо спорить на что-то крупное, уж больно я уверена в своей победе. — Может, на желание? Любое. — он поднял кисти вверх, переплетая пальцы. — Желание? — от удивления Ханоко слегка рассмеялась и стыдливо прикрыла глаза рукой. Такое поведение было настолько не похоже на недотрогу-подрывника, что она засомневалась, не успел ли кто-то его подменить, — Сколько тебе лет? Тринадцать? — Я не понимаю намёков. Если трусишь — говори прямо. — Дейдара продолжал гнуть свою линию и нисколько не хотел отступать, но с напыщенным безразличием откинулся на стуле, и, сложив ногу на ногу, развёл руками, — Я не могу тебя заставить, м. — Ведь присосался как пиявка… — шёпотом процедила Ханоко, закатывая глаза. — Не бери меня на слабо. Я согласна. На столе тут же появился прозрачный кувшин и пара тарелок с немного заветренными закусками. Большего кабак предложить не мог, — скорее всего, это было самое приличное из имеющегося. — Всего лишь литр? Точно слабенькая. — прищурив глаза в полутьме помещения, он самоуверенно приподнял уголок губ. В рюмках появилось спиртное, и Дейдара ловко подхватил свою двумя пальцами, — А ты точно школу закончила? Не хотел бы спаивать малолетку. Ханоко прищурилась и нарочито закивала головой, смотря в глаза блондину. — Очень смешно. Твой юмор совершенствуется вниз с геометрической прогрессией. — одним движением руки она опрокинула рюмку и не поморщилась, что впечатлило нукенина. — И только попробуй пропустить хоть одну рюмку. Выпьешь всё до последней капли. –- она вальяжно поставила рюмку на стол с характерным звуком и потянулась за кувшином. — Идёт, м. Только я тебя не потащу на себе. — он, тут же сориентировавшись, последовал примеру напарницы и, пытаясь не морщиться, прикусил щёку изнутри. — Тебе точно не придётся. — Ханоко закинула ногу на ногу и откинулась на спинку мягкого дивана. «Ты даже не представляешь, кому бросил вызов, Дейдара-сан». Спиртное лилось рекой. Рюмки не успевали впитывать аромат второсортного пойла, как тут же опустошались. Простое предложение провести угрюмый вечер за стаканом чего-то увеселительного превратилось в настоящие соревнование, где проигравший примет тягость неизгладимого позора. Никто не хотел давать слабину и отступать просто так. Ханоко тщательно пережёвывала рыбу после каждого захода, стараясь быстро не пьянеть и не терять нить самообладания, щипала себя за кожу на запястье, в то время как Дейдара разошёлся не на шутку и периодически забывал о еде. Дождь давно сошёл на нет, и заведение постепенно опустело. — Я тебе говорю, что они сделаны из бамбука! — воскликнул Дейдара, указывая пальцем на настенные часы заведения. Напарники не заметили, как перешли к глупым разговорам на отстранённые темы и начали спорить о чём-то на повышенных тонах. — В голове у тебя из бамбука, а это пластик. Кто будет делать часы из травы? — Ханоко прищурилась и полностью удостоверилась в своей правоте. Ну, когда бамбук был чёрным? Подрывник чуть было не сорвался с места снимать многострадальный циферблат, как служащий кабака убедил, что это какое-то твёрдое и старое дерево. — Тем не менее, я был ближе к правде. — он схватил недопитую стопку и опустошил её в одно мгновение. Поставив несчастную на место, он распустил волосы и заправил длинные пряди за уши. К разным ожиданиям Ханоко, компания подрывника оказалась достаточно приятной для подобного рода посиделок. Куноичи быстро расслабилась и позабыла всё, о чём так переживала утром. Щёки налились персиковым румянцем, губы покраснели красным градиентом на едва видимых складках. В голове бегали десятки мыслей обо всём и ни о чём одновременно. Внутренняя самоцензура начала куда-то улетучиваться в воздух вместе с легким паром изо рта, но седовласая отчаянно пыталась держать себя в руках, чтобы случайно не наговорить лишнего. Голова слегка кружилась, и лёгкая рябь в глазах смывала всё пространство в один тёмный круг. Время текло плавно, расслабленно, никто и не успел заметить, как перевалило за полночь. — Да к черту всё. Я победил. — блондин резко подхватил кувшин и принялся лакать содержимое с горла. Нукенин не мог себе представить, что в таком легком турнире он ни на йоту не приблизился к победе. — Хватит с тебя уже. Завтра тебе будет очень плохо, Дейдара. — Ханоко привстала и подалась чуть вперёд, чтобы выхватить из рук сакэ у неугомонного. — Зато сейчас мне очень хорошо, м! Ханоко пододвинула кувшин поближе к себе. Пора уходить. Она заметила за собой, что буравит взглядом линию подбородка блондина, когда он смотрел куда-то вперёд, но опомнившись, резко отводила глаза на что-то другое. Следила за ним с интересом, что же выкинет эта непреступная крепость, но подрывник был уже прилично пьян для глупостей. Поэтому Ханоко взяла это бремя на себя. — Не победил. — Воспользавшись ситуацией, куноичи подхватила кувшин и поднесла к губам. Вмиг она расправилась с остатками спиртного и демонстративно поставила кувшин на стол. Ей пришло в голову кинуть на пол и разбить его, но так дебоширить было бы уже слишком. — Да какого хрена?! У тебя что, желудок бездонный? — обнаружив себя проигравшим, тут же вскрикнул Дейдара. — Не знаю, тебе видней. — она довольно усмехнулась и вытерла рот рукавом хламиды, — Тем не менее, нам пора уходить. — Я не оставлю это просто так. Ханоко поднялась и поняла, что ноги стали ватными и не весят больше ни килограмма, отчего пошатнулась и опёрлась о стол, чтобы не свалиться. Алкоголь провалился вниз и напарники почувствовали опьянение в полную силу. Оба вышли из здания. У куноичи теперь стояла дилемма, куда идти и где переждать ночь. Обращаться к блондину было бесполезно, он был совсем невменяемый. Пройдя по влажному бездорожью куда-то вглубь улицы, Ханоко остановилась возле старой лавочки у заброшенной школы, огороженной забором. Рядом стоял старый фонарь с перегоревшей лампочкой. Начинало светать. — Садись уже, аккуратней. — она осторожно взяла за плечо и усадила пьяного подрывника, и следом села рядом. Почувствовав ответственность за блондина, она постепенно начала трезветь, чтобы быть всегда на чеку. Напарник облокотился о спинку и расстегнул верхние пуговицы плаща, пытаясь его распахнуть. На его щеках сиял яркий румянец и подрывник слабо понимал, где находится. Голова была слишком тяжёлая и шея отказывалась её держать, поэтому он плавно переместил её на плечо Ханоко. — Куда! — крикнула седовласая и всеми силами попыталась его оттолкнуть, но тот лишь слегка пошатнулся и свалил свою тяжёлую голову куноичи на колени. — Ну вот, приехали… — она стыдливо прикрыла глаза, не желая принимать происходящее, и отрицательно покачала головой. Это было слишком неприемлемо, но деваться уже было некуда. Тащить его на хрупких женских плечах было чем-то невообразимым. Спит, как убитый. Когда он успел так быстро провалиться в сон? Ханоко осторожно убрала растрёпанные светлые пряди с лица подрывника. Ситуация настолько комична, хоть анекдоты рассказывай. Она рассматривала его повязку на лбу и почти невесомо провела по ней подушечкой пальцев. Что там, за этой чертой на протекторе? Целая история за какой-то черточкой. Дрожала твоя рука или скрипела от уверенности? Она обвела взглядом его шею. «Пьяный преступник лежит у меня на ногах. Как он так просто потерял бдительность? Доверять мне было бы огромной ошибкой. Я ведь сейчас могу вспороть его горло кунаем и даже не моргнуть. Убежать, в конце концов. Или он забыл, кто я?» Она аккуратно залезла под плащ и нащупала оружие. «Или не могу?» Ловко и бесшумно вынув кунай, она невесомо провела острым лезвием по кадыку блондина. «Одно движение… Решило бы кучу проблем. Пейн хорошо придумал, поставив меня с ним в пару. Надеялся, что мы начнем играть в кошки-мышки и тем самым крепче меня свяжет. Буйок там плавал. Этого не произойдет. Можешь считать меня глупой и слабой сколько угодно, и пока ты будешь искренне в это верить, я охотно этим воспользуюсь.» Я тут кошка. Она прислонила лезвие вплотную и посмотрела на его пшеничные волосы. Ханоко никогда бы не подумала, что отсутствие меланина в волосах может так красиво выглядеть. А ведь с генетической точки зрения это рецессивный признак… «Но ведь я такая же.» — он усмехнулась собственным мыслям, в которых сейчас не находилось ничего рационального. Интересная штука — жизнь. Для кого-то как подарок, для кого-то главный враг. «Наверное, я так и не смогла пересилить свою слабохарактерность…» — её рука задрожала. Она попыталась плотнее приложить кунай, но по неосторожности уронила его на пол. Куноичи не решилась его поднять. «Скажи спасибо, Дейдара. Сегодня твой новый день рождения.» «Этим поступком ты жалеешь не его, а себя». — посмеялся внутренний голос. Она немного покривилась в лице. Дейдара… Ну и имечко. Звонкое, голосистое, почти как он сам. Как корабль назовешь, так он и... — Развлекаешься? — Ханоко замерла от омерзительно игривого и знакомого голоса. Непонятный иней пробрался до самих кончиков пальцев, парализуя всё тело. Всё как во сне. Трезвость мыслей настигла её моментально. — Кабуто. — не разворачивая головы, она опознала собеседника. Косым взглядом заметила блеск круглых линз очков и скрипнула зубами. — Я надеюсь, ты понимаешь, что за игру затеяла? — Это я-то затеяла? — она посмотрела на Дейдару и, прекрасно понимая, что он в глубокой отключке, на всякий случай заткнула его свободное ухо пальцем. — Тебе улыбнулась невероятная удача. — Как это понимать? — Ну я ведь не один это вижу? — девушка замолчала, не найдя подходящих слов для ответа, — Используй это в своих целях. — под словом «это» он подразумевал блондина, живого человека, говоря о нём как о какой-то игрушке, с которой можно поиграться и выбросить, что ещё больше разозлило Ханоко, — Сделай что-то полезное. Хоть раз. — Заткнись. Я не хочу дышать с тобой одним воздухом. — Младенец может ворочаться и драть горло в люльке сколько угодно, только сам никогда из неё не выкарабкается. На то она и рассчитана. — Ты можешь надеть на меня сотню намордников, но однажды всё равно будешь укушен. Так что пошёл вон отсюда, пока цел. — она остервела от такого унизительного, но крайне точного сравнения. — Не забывай, зачем ты тут. — бросил Кабуто, удаляясь. Вот как. Дейдара так легко поверил в её бред про Орочимару. «Отпустил, ушла сама, дочь бывшего товарища» — лапша на уши, лучше чем в рамене. Зная личность Орочимару, даже Ханоко бы насторожилась такому простому рассказу. Люди склонны верить тем, кого не знают. Может быть, потому что они ещё нас не обманывали. Ханоко даже кольнула какая-то иголочка вины за свою ложь, только она давно разучилась ощущать такие слабые уколы совести. Недостаточно глубоко, чтоб задеть. Ханоко никогда не любила кукловодов. Особенно тех, кто игрался не с марионетками, а с людьми, искусно водя нитями по струнам души и двигая разум и тело в удобном ему направлении. И сейчас она оказалась безвольной марионеткой в опытных руках змеи, правда, у которой нет рук. Но это лишь верхушка айсберга из лжи.