человек человеку волк

      Было бы странно полагать, что Катя окажется снисходительной к тому, кто посмеет навредить ей. Единственный раз, когда она допустила оплошность и позволила сделать себе больно, оставил на ее душе огромный след — который до сих пор так и не удалось стереть. Ничто не способно вылечить израненную душу.       То чувство страха и незащищенности, которое она испытала, было сравнимо с раскаленным металлом, царапающим на коже линию пунктира. Что-то вязкое — липкое — расползалось внизу живота, сердце — в такт вдохам. Бешеным, неконтролируемым. Желание спрятаться от этого чувства, царапающее мрамор. И холод. Абсолютный холод.       Тогда она поклялась себе, что больше никогда в жизни не позволит себе таких сильных чувств.       С того момента никто не мог даже допустить мысль о том, чтобы сделать что-то необъяснимо глупое по отношению к девушке. Потому что, если Катя разозлится, она будет способна уничтожить человека в мгновение ока. Не физически — нет. Не в ее стиле пачкать о кого-то руки. Она уничтожала человека морально — проникала под кожу, к самому сердцу, медленно вытягивала целый каркас костей по крупицам. И, несомненно, получала от этого удовольствие.       Холодные ветры Тайги воспитали из нее настоящую хищницу. Жестокую и властную.       Если хочешь выжить — необходимо когтями впиваться в любую возможность занять место под солнцем.       Однако в последнее время объяснить действия Смирновой было очень трудно. Будто невероятно сильная тоска поселилась у нее в груди. Кате было скучно. И она стала медленно сдавать позиции. Все чаще отвлекалась на уроках, предпочитая рассматривать голые ветки деревьев за окном, — нужно уточнять, что ее мать была в бешенстве от подобного поведения дочери? — все реже гуляла с кем-то, все реже участвовала в публичных издевательствах. Все реже походила на «главную сучку школы». Этот титул закрепился за ней еще с первого класса.       Только вот тогда она была далеко не сучкой.       Смирнова безразлично смотрела в окно, словно пытаясь разглядеть что-то способное отразить блеск сапфира и на секунду перенести ее в другую реальность. Сложив руки на подоконник и поставив на них подбородок, девушка то и дело пыталась подавить зевоту. Перемены почему-то для нее теперь длились очень долго. На уроках она, по крайней мере, могла поспать, вслушиваясь в рассказы о революции или о теории зарождения мира на земле. Закрыть глаза, когда вокруг тебя носится толпа орущих школьников, казалось проблематичным. Рома то и дело стрелял ледяным взглядом в сторону проносящихся мимо младшеклассников, чтобы хоть как-то унять их пыл и погрузить коридор в некое подобие тишины. Получалось плохо. Катя зевнула. Пятифан хотел провалиться сквозь землю.       Было скучно. Даже скучнее, чем обычно. Здесь в принципе редко что происходило. Единственным действительно шокирующим событием стало убийство какого-то мужчины в лесу, в нескольких километрах от школы. Это событие ураганом пронеслось, поглощая развесивших уши людей в водоворот пугающе-страшного инцидента. Многие, однако, были склонны считать, что мужчина сам покончил с собой, а тело его изуродовали дикие звери уже после смерти. Смирнова не вдавалась в подробности — всю информацию ей рассказал Пятифан. Катя в принципе стала все реже разносить какие-либо слухи — давно прошло то время, когда это приносило ей какое-то… наслаждение. Чувство контроля над ситуацией.       А про то, что происходило в этом гребаном лесу, она даже не хотела знать.       Когда в своих руках держишь власть, она начинает надоедать.       Ее интереснее получать, а не хранить, будто это — самое дорогое в твоей жизни. — Как тебе новенькая? — невзначай бросил Рома, зевая во весь рот. Крупицы слез собрались в уголках его глаз. Парень вытер их тыльной стороной ладони, поворачиваясь корпусом к девушке. Катя пожала плечами. — Ты ее, кажется, напугала, — его губы искривились в нелепой усмешке. — Предостерегла, — поправила его Смирнова, выпрямляясь. Она бедром оперлась о подоконник, прислонившись щекой к холодному стеклу. Все тело неприятно ныло. Хотелось движений. Действия. Адреналина. — Она выглядит так, будто ее любое обидное слово может заставить разрыдаться, — девушка зло оскалилась, помутневшим взглядом скользнув по напряженному телу собеседника. Рома был на взводе.       Ошейник больно царапал горло. — Ой, брось, — Рома закатил глаза. Он точно знал, что Катя слишком хорошо считывает эмоции людей. Да и людей в принципе. Такой уж был у нее талант. Поэтому он совсем не сомневался в том, что Смирнова давным-давно узнала все слабости только что переведенной ученицы. Пятифан даже был уверен, что она и его слабости знала.       Держи друзей близко, а врагов еще ближе.       С Катей Пятифан общался с первого класса. Он прекрасно знал, насколько ледяная и прогнившая у нее душа, поэтому даже не пытался вступать с ней в какие-либо перепалки. То ли принципиально, то ли из-за непонятного страха оказаться у нее на коротком поводке. А пока Смирнова дозволяла ему делать то, что он хотел, Рома пользовался этим без угрызения совести. Развлекался. Катя вела себя с ним открыто и честно, может, именно поэтому он ей и доверял — не каждый решится открыть душу, если не будет уверен в полной отдаче с другой стороны.       Так и случилось.       Огонь и лед. — Только не говори, что хочешь что-то с ней сделать, — Катя нахмурилась, сведя тонкие брови к переносице. Она не терпела насилие по отношению к тем, кто был намного слабее нее. Или Пятифана. Тем более Пятифана. — Даже для тебя слишком банально вредить беззащитным овечкам.       Шум не утихал. Дети носились туда-сюда с криками и дикими воплями. Это была большая перемена, которую обычно ученики старших классов проводили в столовой. Однако денег у Ромы в этот раз не было, — сигареты были слишком дорогим развлечением — а Катя вообще не ела в столовой. Она же не самоубийца. — Ну-у-у, — протянул парень, запустив ладонь в темные волосы. На губах появилась приторная ухмылка. Смирнова немного сузила глаза, скрестив руки на груди. Рома был очень высоким, однако под стальным взглядом Кати тут же уменьшался до размеров атома. — Да не буду я ее трогать, — он цыкнул, закатив глаза. — больно надо. — Кого обмануть пытаешься? — Ой, мисс Правильность заговорила, — он усмехнулся. — Я же знаю, что ты сама ее жопу заценила. И не ра-а-аз, — нараспев протянул парень. — Завидуешь, что у меня было больше девушек, чем у тебя? — Смирнова невинно захлопала ресницами, обиженно надув нижнюю губу, и наклонила голову, изображая искреннее сочувствие. Уголок губы Пятифана дрогнул.       За живое задела.       О своеобразных отношениях Екатерины Рома знал. Не то чтобы он был удивлен, когда впервые увидел Смирнову, зажимающуюся с какой-то девушкой за углом школы. Нет. Он где-то на подсознательном уровне это чувствовал — надо же было как-то оправдывать то, что Катя совсем не обращала на него внимания в романтическом плане! Пятифан не раз прикрывал Смирнову, чтобы оставить ее секрет в тайне. Мать бы спустила с Кати три шкуры — отослала бы куда подальше. Или вообще отказалась бы от нее. Возможно, в Роме тогда впервые проснулась человечность, когда он подумал, что Кате могут навредить.       Мотнув головой, Пятифан уставился в дверь кабинета, будто бы пытаясь посчитать все трещинки на лаковой поверхности. Вдруг его словно пробил электрический разряд, заставивший даже Смирнову, стоящую рядом, вздрогнуть. — А давай заключим пари! — он резко хлопнул ладонью по подоконнику, моментально поменявшись в лице. План, созревший в его голове, Пятифан посчитал поистине гениальным и невероятно хитроумным. Шум разлетелся по коридору, из-за чего некоторые младшеклассники аж подпрыгнули на месте, испугавшись. — Кто первый влюбит в себя новенькую, получит проигравшего в полное подчинение на…. — он ненадолго задумался. — На месяц!       Если бы Рома не был полностью уверен в своей победе, он бы не стал участвовать в настолько глупом споре. Смирнова прекрасно понимала, что у него были все шансы на победу. Высокий, красивый, сильный — мечта любой девушки. Когда молчит. А Смирновой пришлось бы несладко.       Подобного рода «отношения» между представительницами одного пола были не то что недопустимы, они были абсолютно неприемлемы. (Будто это могло остановить Катю). Основная проблема заключалась в характере Смирновой — невыносимом. Ужасном. Отвратительном. Катя думала, — нет, знала — что новенькая просто испугается ее. Вернее, она уже испугалась, после того как Смирнова поговорила с ней несколько минут. Пятифан улыбнулся. — Слабо? — Катя цыкнула, увидев озорной огонек во взгляде Ромы. Он излучал абсолютную уверенность в своей безоговорочной победе. Ему как никогда хотелось «заполучить» Смирнову к себе в подчинение. Чтобы не Бяша ему за сигаретами бегал, а Катя — как же ему хотелось посмотреть на это! — Вижу же, слабо. — Зай, — сквозь плотно сжатую челюсть проговорила Смирнова. — Не нарывайся, пожалуйста.       Раздался звонок. Все поспешно начали расходиться по классам, коридор медленно опустел. Только вот Пятифан и Смирнова совсем не торопились идти на урок. Им бы ничего не сказали, потому что преподаватель по музыке сам опаздывал чуть ли не на все занятия. Разрешение их небольшого конфликта требовало времени. — Не нарываюсь, — он сунул руки в карманы черных спортивных штанов. — Согласна? На два месяца! — Согласна, — Катя дернула бровью. Между ними рассыпались сотни звезд. Сейчас они выглядели так, будто готовы впиться друг другу зубами в глотки. Разорвать в клочья плоть. А за окном — тишь. Даже ветер не смел тревожить черные гиганты деревьев.       Врезавшийся в спину Ромы Бяша заставил Пятифана отвлечься от гляделок со Смирновой. — П-пятифан, ебаный рот-т, — пытаясь отдышаться, произнес парень. — Сам теперь за сигами гонять будешь. Там холодина ми-н-нус сто, а я в спортивках-х, — Катя пыталась придать себе максимально серьезный и грозный вид, однако поведение двух этих парней постоянно заставляло ее смеяться во весь голос. Вели себя они до безумия нелепо. — О-о-о, нет, — Рома покосился на девушку, та лишь пожала плечами, сделав шаг в сторону кабинета, где сейчас должен был идти урок. — За сигами нам будет бегать наша Королева Сучек. — Н-не понял. — Да мы поспорили, — Бяша удивленно посмотрел сначала на Катю, потом на Рому. И тут же засмеялся, забыв о пленяющем его тело холоде. Он точно знал, что ничего хорошего из этого не выйдет.       Пятифан и Смирнова спорили постоянно. Из-за всего на свете. И Рома никогда не выходил из этих пари победителем. Одному Богу известно, сколько денег он проиграл Кате. Только вот азарт и желание получить хоть какой-то адреналин застилали глаза. В Тайге ничего интересного не происходило, надо же было чем-то занимать свободное время. — Бля, ну это будет цирк.       Катя усмехнулась. Действительно, цирк.       Наблюдать за Полиной было совершенно неинтересно. Даже скучно. Обычно, когда хищник выслеживает свою жертву, он заучивает все ее привычки и повадки. А в Морозовой не было ничего особенного. Абсолютно. Но Смирнова продолжала подбираться к ней. Медленно. С неким трепетом от слишком долгого ожидания. Пятифан же всегда кидался с разбегу, без разбора. Катя находила это забавным — вместо того, чтобы притянуть девушку к себе, он сам ринулся на колья, в попытке заполучить ее внимание.       У Смирновой были совсем другие методы.       И ловить на себе вопросительные взгляды Полины ей нравилось до безумия. До дрожи. До приятного тепла. Потому что Морозова — все еще не до конца осознающая то, где она находится — вела себя слишком дружелюбно. Даже не замечая того, что уже завела себе пару-тройку врагов. Девушки в классе Смирновой невзлюбили новенькую сразу же. И Катя это видела. Слышала. Чувствовала. Делать с этим что-то совершенно не хотелось. Слишком много сил отнимает забота о другом человеке.       У Кати никогда не было кого-то настолько близкого, ради кого можно было и в огонь, и в воду, и в медные трубы. Смирнова заботилась исключительно о себе — иногда о Роме, потому что считала его менее раздражительным, чем других. Но в остальном — девушка даже бровью не повела бы ради кого-то.       Поэтому, когда Катя стала ловить себя на мыслях о том, что волнуется за Полину, она подумала, что медленно сошла с ума.       Ее продуло, видимо.       С каждым днем Смирновой все меньше хотелось ей навредить.       Катя не могла отрицать, что Полина выглядела… неплохо. Даже по стандартам Смирновой. И улыбка у девушки — яркая-яркая — была совершенно непохожа на дикий оскал всех обитателей Тайги. А зеленые глаза Морозовой сияли с таким по-детски невинным блеском, что Смирновой просто хотелось улыбаться. Не то с издевкой, не то от наслаждения. Полина совершенно ничего не боялась — была, по мнению Кати, невероятно глупой. И слепой, по всей видимости. Это вызывало раздражение. Злило.       Поэтому, когда Катя заметила, как Максим пытается зажать Морозову, она была готова разорвать всех вокруг. Этот идиот метил на место Ромы — главного задиры школы. Короля подворотни. Мелкого уголовника. (Выбрать понравившееся). Однако Пятифан превосходил его во всем — в силе, в ловкости, в умении убеждать. А еще у Ромы была поддержка в роли Катерины, которая не просто не давала Пятифану свалиться со своего «трона», но и предупреждала о надвигающихся опасностях. Это, в большей степени, его и спасало.       Но после того, как Рома оставил Полину в лапах этого урода, Катя поклялась, что начистит ему лицо при первой же встрече. Пятифан совсем идиот? Или притворяется? Смирнова была благодарна всем Богам, что успела вовремя. И смогла лицезреть испуганную Морозову. Бледную и готовую разрыдаться в любой момент. Абсолютно беззащитную. Такие люди вызывали жалость.       Только вот Катя — почему-то — хотела лишь одного. Защитить ее. И выиграть спор, конечно же. Куда без этого? Весь этот фарс был затеян только ради него. Смирнова знала, что у Ромы были все шансы — однако с каждым днем он все больше и больше терял их, совершая вот такие вот поступки. Глупые. Идиотские. Но и сама она была далеко не пушистой.       Только вот план Смирновой работал.       Чем дальше и сильнее она отталкивала Полину, тем ближе Морозова оказывалась в итоге.       А сегодня ей повезло вдвойне.       Расписание внеклассных занятий по музыке у Полины Катя запомнила почти сразу. Там и запоминать то нечего было — Морозова задерживалась каждый день. Вероятнее всего, музыка ее успокаивала. Эти сладкие мелодии — всегда радостные, рвущие душу на куски лепестками цветов — заставляли Смирнову с замиранием сердца ждать кульминации. Взлеты и падения. Черное и белое. Ненависть и любовь. Все сливалось воедино, образуя нескончаемый поток нот. — Красиво, — Полина дернулась. Уже второй раз Смирнова застала ее за игрой. — Как всегда.       Она остановилась в дверном проеме, прислонившись к косяку. Катя скрестила руки на груди, пристальным взглядом осматривая помещение. Они не разговаривали с той злосчастной вечеринки. Когда Катя сама отдала Морозову в руки Пятифану. Но больших изменений в их отношениях Катя не заметила. Возможно, Рома опять упустил свой шанс.       Он не может выиграть, даже когда Смирнова поддается ему. — Что тебе нужно? — усталым голосом спросила Полина, и музыка затихла, погружая класс в пронзительную тишину. — Мне не очень хочется с тобой контактировать, — девушка поджала губы. — Вообще.       Катя усмехнулась, опустив взгляд. Это было вполне ожидаемо. Правда Катя думала, что Морозова скажет это еще несколько дней назад. И не будет оттягивать.       А Полина обдумывала это решение слишком долго. Пыталась понять, что же с ней происходит. В глазах Кати она видела лишь мрак, в который совершенно не хотела погружаться. Было страшно и неприятно. Морозова всегда боялась коснуться морского дна. Почувствовать холод, пронзающий до костей.       Рядом с Катей она чувствовала себя в безопасности — факт. Однако Смирнова в ее глазах и была причиной тех самых опасностей, которые следовали за Полиной хвостом.       Смирнова сделала несколько шагов вперед и ловко запрыгнула на парту, упираясь руками в деревянную поверхность. Она смотрела на Морозову с неким разочарованием. Будто бы надеялась, что игра затянется еще на некоторое время. На данный момент это было единственное развлечение для девушки. — Почему же? — Потому что мы даже не друзья, — Катя закатила глаза, опасно откинувшись назад. У Полины замерло сердце от испуга. Она думала, что Смирнова сейчас полетит вниз. Однако девушка лишь запрокинула голову, оголяя шею. Волосы спадали вниз белоснежным водопадом. — Осторожнее! — Боишься за меня? — она лукаво усмехнулась. — Боюсь, что подозрения в твоей смерти упадут на меня, — передразнивая Катю, сказала Полина, как бы невзначай скользнув взглядом по ключицам девушки, которые сейчас были хорошо видны в ядовито-желтом свете ламп. — Почему же? — Морозова считала, что сейчас Катя просто играет с ней. Задает такие же глупые вопросы, которые задавала она. На душе стало неприятно-гадко. — Потому что абсолютно все в классе меня ненавидят, — на выдохе произнесла девушка. Вдруг она поняла, что Смирнова пристально следила за ней, пока Полина бесцеремонно рассматривала девушку. — Кроме нескольких человек. — Считаешь себя центром вселенной? — Полина замерла. — главной героиней какой-нибудь слащавой истории? — Катя в одно ловкое движение спрыгнула с парты. — Почему ты так уверена, что все ненавидят именно тебя? — Они смотрят так, будто я добыча. — Брось, — Смирнова улыбнулась. — Они так на всех смотрят, — девушка махнула рукой куда-то в сторону, делая шаг ближе к Полине. — Если перестанешь думать, что все зациклены на тебе, жизнь станет проще. — Ты пришла лекции читать?       Смирнова сама не знала, зачем пришла.       Она вдруг поменялась в лице, натянув непроницаемую маску спокойствия. Все попытки выглядеть дружелюбно в глазах Полины разбились об пол, рассыпавшись мелкой крошкой по обшарпанному линолеуму. Морозова сглотнула, резко напрягла все тело и выпрямилась, расправляя плечи. Она была всего на несколько сантиметров выше Смирновой.       Интересно, насколько крошечной была Катя, если даже Полина была выше?       Катя вскинула брови, посмотрев на нее с выражением полного безразличия ко всему происходящему. Ей действительно стало скучно.       Полина, считающая себя главной героиней какой-то сказки про принцесс, где все непременно старались ей навредить и как-то ее обидеть, в глазах Смирновой превратилась в один сплошной раздражающий фактор. Нелепый, нудный, тянущийся сгоревшей карамелью. И если до этого момента Катя могла поклясться, что чувствовала какой-то интерес к девушке напротив, то сейчас все это растворилось морской пеной.       Шторм утих.       Кажется, они смотрели так друг на друга слишком долго. И у Полины в глотке что-то стучало так сильно, что хотелось сжаться до крошечных размеров. Потому что Катя сейчас казалась ей живой. Даже несмотря на читающееся в ее глазах отвращение. Грязь растекалась под ребрами, гниль заполняла легкие. А еще ужасно сильно хотелось сбежать.       Морозова действительно всю свою жизнь прожила в сказке. Окруженная теплом и заботой со стороны других, живущая в безопасности и любви. Поэтому ее разочарованию не было предела. Когда ты всю жизнь ждешь принца, который вытащит тебя из мертвой хватки дракона, а твоей спасительницей становится настоящая злодейка — волей-неволей начинаешь сомневаться в правильности своих суждений. Катя не была похожа на героиню. Совершенно.       Обычно такими рисуют кровожадных монстров, — ей бы зубы побольше да когти поострее — которые с абсолютным хладнокровием готовы уничтожить любого при любом удобном случае. И Полина в это верила — вернее, она точно знала, что Смирнова когда-нибудь ее убьет. Не бывает в этом мире все так просто. Не может черное быть белым.       Не может зло быть добром.       Правильно? — Музыку пришла послушать, — расслабив все мышцы, ответила Смирнова, переведя взгляд с Полины на скрипку. — Все еще играешь «Муки Любви» как радостную мелодию для влюбленных? — она резко вскинула подбородок, ледяными иглами протыкая Морозову насквозь. Полина вздрогнула.       Ей показалось, что в Смирновой можно утонуть. Раствориться. Превратиться в пыль.       Полина облизнула губы.       Хотелось сделать шаг ближе. — Играю так, как говорит мне сердце, — дрожащим голосом ответила девушка. Ноги от чего-то подкосились. Катя усмехнулась. Сказанные Морозовой слова ее удивили.       Смирнова чуть подалась вперед, выпрямляясь, и скользящим взглядом осмотрела лицо Полины внимательнее. Будто до этого что-то мешало ей так сделать. От такой близости внутри Морозовой все сжалось — воздух стал больше походить на жидкий азот. И все горело ярко-синим пламенем. Был ли это страх?       Что вообще чувствуют люди, когда боятся чего-то?       И боялась ли Полина Смирнову?       У Смирновой на губах мелкие трещинки — девушка не любила пользоваться гигиенической помадой, из-за чего кожа на морозе постоянно покрывалась едва заметными полосами. У Смирновой длинные-длинные ресницы, светлые, нетронутые. У Смирновой идеально гладкая кожа, бархатная, словно из шелков сотканная. Морозова опустилась ниже, цепляя взглядом все едва заметные шрамы, все родинки. И с каждой секундой Смирнова обретала все более человечный образ.       Полина поняла, что пялилась на нее слишком пристально, и только сейчас заметила, что уперлась поясницей в подоконник.       Девушка подняла взгляд вверх, уткнувшись им в посеревший потолок. — Хочешь, — тихо произнесла Катя, поставив руки по обе стороны от Морозовой и крепко впившись пальцами в белый пластик. Она наклонилась к самой шее девушки, чуть приподнимаясь на носочках. Полина сглотнула. У нее из глаз искры посыпались, прожигая пол. Звезды взрывались, отдаваясь в висках. И пламя охватило все тело. Она с нежным трепетом ожидала чего-то неизвестного. Будто Катя прямо сейчас могла впиться зубами в кожу, оставив метки. И от этого становилось страшно. В груди все замерло. — Сделаю тебе журавлика? — Морозова несколько раз моргнула. — Какого журавлика? — спросила Полина, учтиво пропустив слово «нахрен». Как нормальный человек ведет себя так, а потом предлагает что-то настолько глупое. Смирнова выпрямилась. — Бумажного. — Кать, — Морозова издала нервный смешок. — Тебе лечиться надо, — Смирнова лишь пожала плечами, словно слышала подобную фразу очень часто.       Однако Полине стало интересно. Она улыбнулась краешком губ, поправляя волосы, и потянулась к школьной сумке, надеясь найти там ненужный листок бумаги. Смирнова следила за каждым ее действием, немного наклонив голову. — Только быстрее, — смущенно проговорила Морозова, обреченно выдыхая, будто бы ее заставили ввязаться во что-то неприятное. Абсолютно все действия Смирновой Полина считала не просто нелогичными, а совершенно абсурдными. Нелепыми. Однако именно эта нелепость и заставила сейчас девушку размякнуть, на секунду отбросив все свои страх и негодование. Завтра они не будут общаться. Точно не будут.       В пятый раз обещала себе Полина, пока Смирнова умело делала очередной сгиб.       Через несколько минут на деревянную поверхность парты опустился маленький журавлик. — С-спасибо, — Морозова с неким волнением и трепетом коснулась бумажной птицы указательным пальцем. — А как ты… — она подняла голову. Кати уже не было.       В груди что-то защемило от обиды и плохо скрываемого разочарования. Не то в самой себе, не то в Смирновой. Девушка с некой досадой шумно выдохнула, убирая скрипку в чехол, и направилась к выходу. Было поздно.       Вернувшись домой, Морозова так и не смогла выкинуть Катю из головы.       На прикроватной тумбочке Полины поселился крошечный бумажный журавлик.