Heart to heart

Солнце скрылось за облаками уже несколько часов назад, а звонкий смех, разносящийся по пустоши, не умолкал, продолжая действовать успокаивающе на собственные нервы, натянутые тонкою струной. Короткие розовые волосы ласково трепал ветер, играясь с ними, как с тянущейся ввысь травой. Прищуренные глаза цвета сакуры смотрели на мир с любовью, и мир смотрел так же в ответ. Хаиру всегда была прекрасна в своей непосредственности и всеобхватывающей любви ко всему живому. Она делала венки из полевых растений, вплетала тонкие голубовато-фиолетовые цветочки в волосы. Тепло улыбалась, когда пугливые бабочки садились на руки и тут же улетали, почувствующие страх. Розовое воздушное платье красиво обдувал ветер со всех сторон, оно, сшитое точно до колен, было создано для таких летних прогулок. Придерживая правой рукой соломенную шляпку, надетую, конечно же для красоты, Хаиру неизменно поправляла бирюзовую ленточку на ней, пусть та и не вписывалась в её тона — в наряде не было отнюдь ничего бирюзового, но смотрелась она все равно красиво. Она находилась на бескрайнем поле, где острая трава росла по пояс, редкие полевые цветы выделялись своими мягкими оттенками. Казалось, что бесконечность и правда может оказаться уделом в какой-то момент — даже если сосредоточиться и смотреть вдаль, нельзя было увидеть кроны могущественных деревьев, не говоря даже о домах. А всё потому что их никогда не было. В этом расстилающемся рае не существовало мирских забот. За шесть лет Хаиру свыклась. Ей было неуютно поначалу — она думала, что теперь уж точно покинута судьбой и оставлена здесь одна на веки вечные. Ихей бросалась из стороны в сторону, ища край этому пространству, судорожно надеясь найти хоть одну крохотную зацепку. Где она, есть ли тут ещё кто живой, можно ли выбраться? Со временем она начала изредка встречать путников. Они были для неё размытыми призраками, безмолвно скользящими меж полей. Хаиру не уходила далеко, но эту местность знала хорошо. Настолько, чтобы завязать глаза от скуки бирюзовой лентой и возвращаться всегда на одно и то же место. Это было невыносимо. Солнце либо уходило за серые тучи на небосводе, либо ярко светило. В этом месте не было зимы и дождей. Наверное, оно полноправно могло называться раем? Хаиру уже давно поняла, что мертва — слишком ясным было видение крови на своих руках, воспоминания о боли и последних действиях. Ей оставалось надеяться на то, что никто сильно не скорбел по ней, что операция не прошла крахом, что своей смертью она никого не подвела. Ихей все равно не прожила бы долго. Её природа получеловека не позволяла насладиться жизнью целиком, и она, может быть, даже была рада в какой-то степени, что погибла в сражении, а не окружённая толпой безутешных родственников, увядая последние годы от хронических заболеваний. Рождённая рано умереть, Хаиру всегда впитывала в себя краски жизни, желая все успеть почувствовать, потрогать, увидеть, услышать. Она не раз задумывалась, что будет после смерти — ясно, что ничего хорошего, но что же? Ей бы хотелось хоть раз увидеть своих родителей, погибших несвоевременно друзей ещё из Сада, наблюдать за теми, кто выжил, как это описывается в литературе. Но в итоге Хаиру оказалась навечно прикована к этому бесконечному полю, долгим узким тропинкам, неувядающим цветам и палящему время от времени солнцу. Она устала. Она хочет умереть ещё раз, лишь бы глаза её не видели эти пастельные тона природы. Она хочет вернуться в жизнь — даже в опустошенно-серый Токио — и то хорошо. Шесть лет тянутся бесконечно много. Хаиру уже не помнит, когда началось это меланхоличное состояние. Она безразлично смотрела вдаль, прижав к груди колени и положив на них подбородок. Её не радовали встречи с участившимися путниками, не радовали и ласкающие солнечные лучи. В уголках глаз собрались слёзы, что копились столько лет. Воспоминания, если бы с момента смерти обрушились на плечи непосильным грузом, сломали бы окончательно. Они были размыты и ограничивались на собственной смерти. Теперь же постепенно возвращались. Каждый день был нежно храним памятью, каждый разговор, каждый взгляд. Так отчетливо проносились видения, так сильнее тянуло обратно, домой, на землю, хоть и понятно было, что вернуться уже… Невозможно. Цветы засыхали у неё на руках, а то и вовсе казалось, что на них проливалась алыми брызгами кровь. В глазах Хаиру белое рефлекторно оказывалось красным, а красное — белым; находясь посреди круговорота смертей и рождений, запертая в нём, она искала утешение в детских забавах — плетении венков. И больше не было в движениях раскованности и безмятежного спокойствия, исчезла с лица миловидная улыбка, так красиво подчеркивающая пухлые губы и по-детски нежные черты. Солнце всё реже выходило из-за туч и больше не дарило свой приятный свет тянущимся к небу растениям — но на это Хаиру уже было всё равно. Она бессмысленно брела по кругу, запертая в пространстве, а может — и в самой временной петле. Она не знала, кого искала всё это время; но сердце что-то больно кололо, побуждая продолжать поиск. Душа была неспокойна. Хаиру не могла теперь с точностью ответить, что этот человек жив. И им не выбраться из этого зачарованного круга по одиночке. — Скучал по мне? — в голосе не столько чувственной нежности, сколько боли; всё это время ей приходилось напряженно молчать, изредка отвечая тем, кто спрашивал дорогу. Собственная речь кажется чужой и далёкой, не говоря уже о человеке, с которым судьба её разлучила на долгие шесть лет. У Коори всё такой же уставший вид, полуопущенный взгляд фиалковых глаз из-под тонкого веера ресниц; разве что в чёрных волосах проглядывают белые пряди. Хаиру недовольно щурит глаза, по привычке играясь с ними. Она подошла незаметно, как будто так было нужно. Как будто они только вчера расстались, и не было этих слишком долгих лет друг без друга. Коори ласково сжал её руки, прислонившись своим лбом к чужому. Хаиру не прекращала улыбаться ни на секунду, впервые готовая заплакать от нахлынувших эмоций — в этом Богом забытом месте она теперь не одна — но вместо этого лишь одергивает правую ладонь, прислоняя её к щеке. Она почти не замечает, что Коори повторяет за ней, что по его щеке тоже стекает горячая слеза.  — Как я мог не скучать, Хаиру. Эти шесть лет казались адом, — о, как ей не хватало звучания его голоса! Неловко признавать, что Ихей его немного забыла. Она наслаждалась, когда он произносил слова в своей привычной флегматичной манере, — именно поэтому я здесь. — Коори-сэмпай, если Вы убили себя, я буду очень-очень зла на Вас, — демонстративно отвернувшись, заявила Хаиру, скрывая взгляд за розовыми прядями волос. Эмоции, долго скрываемые от себя самой, от всего света, проскальзывали в раздраженных действиях. Но причиной им была не ненависть или обида. Боль. Чувство, что не сберегла, не удержала. Осколки его души полноправно принадлежали ей и раскрошились звёздной пылью на её руках. — Мы не должны говорить об этом, — с горьким привкусом вины переводит тему Коори, разворачиваясь ближе к ней и накрывая её ладонь своей. Хаиру не отвечает, повинуясь внезапной нежности, охватившей с головой. Она ждала этого тепла долгие шесть лет, она искала эти прикосновения всё это время. И, в конце-концов, у неё тоже есть право на счастье. Ихей прислоняется к его груди — так близко, как они никогда рядом не стояли — заставив опуститься на землю. Согреваемые небом, им было отведено столько времени, сколько бы они пожелали до того, как зайдет солнце — а в этих краях оно никогда не заходит. Вплетая руку в её волосы, Коори замечает улыбку на своём лице. Он чувствует, что улыбается ей. Ему казалось, что за эти шесть лет эмоции покинули его и возродились только сейчас, рядом с Хаиру. — Что случилось за всё это время? Как Арима-сан и остальные? Они уже мертвы? Шесть лет прошло… — тема для разговора была выбрана не самая приятная. Хаиру же искренне стремилась хоть немного понять, узнать, отстраненная от мира, в котором жила долгий двадцать один год. — Это длинная история, — уклончиво объясняет Коори. На такой неопределенный ответ Ихей ещё сильнее хмурится. Она прекрасно знает, что все, кто был ей дорог, мертвы. — Думаю, у нас достаточно времени, — с усмешкой растягивая гласные, произносит она, — и я вполне готова выслушать. — Не сейчас, — немного виновато отводя взгляд, отклоняется Коори, глядя чуть в сторону от Хаиру — туда, где расстилаются бескрайние поляны, закольцованные в один круг, по которому можно лишь безэмоционально передвигаться. Это место не было раем. Оно скорее являлось заточением и пожизненной клеткой для мёртвых — сумбурно и смешно, правда? — У нас всё равно будет достаточно времени, — бормочет Ихей, не вырываясь из объятий. Коори мечтал почувствовать это тепло все эти годы — по идее, любая попытка прикосновения для них обоих должна увенчаться провалом, рука попросту пройдет сквозь ткань, но не сейчас. Забытое ощущение чужого тепла сквозь ткань приятно согревает холодные руки. У них впереди — бесконечность в широком смысле этого слова. У них за спиной — ничтожный отрезок времени, подпитываемый разве что навязчивым желанием цепляться за прошлое, чтобы двигаться вперёд. И, кажется, они добились всего, к чему шли все прожитые годы — к измерению, что позволит им больше не разделяться.