Трусишка зайка серенький

Он врезал ему! Со всей дури дал кулаком по жирному прыщавому лицу Бабурина, и тот, не сумев удержать равновесие, повалился на мерзлую землю прямиком в чье-то дерьмо, взвизгнув, словно свинья, от моментального унижения. Ух! Хороший был удар. Мощный такой. Я аж пошатнулся. Как меня тогда пробрала гордость за этого пацаненка, которого толком не знаю. Весь сам щупленький, будто крохотный, как в ладонь посадить можно, а он вон каков оказался. Сема совсем не то говорил о новеньком. Сказал, мол, городской приехал и, того гляди, по ветру тянется: ни за тех, ни за других. Да еще и нажаловался мне, что проучить надо за дерзость, но, когда навстречу нам на тропинку выбежал откуда-то из сосен Петров, я будто бы даже смягчился, и лицо стало более расслабленным. Он показался мне таким по-детски наивным, что я не смог сдержать улыбку. Мы втроем собрали полукруг, перекрывая дорогу, и решительно наступали. Бабурин вышел чуть вперед и остановился напротив Антона. Я и Бяша остались немного позади Семы и молча наблюдали за словесной перепалкой, пока Свинья не замахнулся на мальчишку сжатым кулаком с перстнем на безымянном пальце. Я вмешался, громко свиснув — казалось, целый лес вздрогнул. Я знал: если Бабурин бьет, выставляя печать вперед, значит удар будет сильным и не один. Заметив в глазах Антона настоящий животный испуг, я почувствовал жалость и решил оттянуть неизбежное. Сема схватил Петрова за плечи и дернул вперед. Он попал в лапы Бяши, и бурят оттолкнул его, повалив тем самым на землю. Свинья сделал шаг, наступая на ладонь Тохи.       «Ты педик?» — вдруг спросил Бабурин, от чего мои губы задрожали. Чтобы не выставлять друга странным, я неуверенно повторил за Семой:       «Отвечай, ты педик?». Фраза прозвучала неестественно, словно говорил не я, еще и голос, как натянутая струна, дребезжал. Взгляд Антона блеснул на мне. Он единственный, кто услышал эту дрожь. Петров уделил мне всего пару секунд внимания, затем снова был отвлечен Семой. Я отступил назад, переключаясь на затянутый снегом бескрайний лес. Вдруг Тоха заговорил про отца и Афган. Я тут же встрепенулся и, чтобы Бяша и Бабурин ничего не подумали лишнего, я выскочил вперед, вскидывая руку в приказе «молчать». Антон наврал про службу его отца в войсках в Афганистане, и смущение переросло в ненависть. Я зацепился за нее, все сильнее раскручивая и закипая. Я встал в стойку, будто и сам приготовился бить, но вовремя пришел в себя. Наконец, когда наступила кульминация, я приказал покончить с этим цирком и расходиться по домам. Я обошел Антона со спины и, впившись ногтями в его рюкзак, слегка дернул на себя, но мальчишка отказывался идти на контакт. Тогда, выудив отцовский нож-бабочку, я прокрутил его, острием подпирая горло Петрова. Я слышал сбитое дыхание пацаненка. Мне не впервой угрожать холодным оружием человеку, но сегодня это делалось как-то неохотно и не как всегда. Руки толком не слушались, когда я крутанул ножик. Он чуть не выпал на землю. Антон в итоге послушно отдал вещи. Я едва заметно выдохнул. Такими темпами Петров претендовал на неполучение от меня хорошего оплеуха. И хорошо. Мне не хотелось бить. Я еще и сменку в тот день посеял где-то. Думал, ну все, у этой крысы найду, но тут мимо меня из рюкзака пролетела заячья маска, будто с Новогоднего маскарада. Я поднял ее, отряхнул от снега и вопросительно протянул Тохе. На лице невольно проступила улыбка.       «Надевай и скачи, зайчик!». В случае, если Антон откажется, скакать придется Бабурину, и я со своей позиции что с удовольствием поглумился бы над Семой, с другой — лицезрел бы танец Петрова в маске зайца. Бабурин выхватил из рук маску, испугавшись, что самому придется унижаться, и подставил к лицу Петрова, приказывая надевать. Вдруг — смачный плевок, нахмуренные брови и бегающий ранее взгляд Антона, застывший на Свинье в один миг. Антон знал, на какое место нужно надавить, словно кто-то ему подсказал.       «Свинья!» — выкрикнул Петров, сотрясая эхом лесной простор. От удивления глаза распахнулись, а на лбу образовалась морщинка. Я глянул на Бяшу, который так же, как и я, раскрыв свои узкие глазенки, смотрел на Антона с шоком. Удар — нокаут. Бабурин с грохотом полетел на землю, хрюкая и корчась от унижения. Я не сдержал гортанного смеха, так норовившего выскользнуть из меня. За мной повторил Бяша, запрокинув голову назад. Сема разревелся, насупился. Его попытку дать отпор мы быстро пресекли, но Свинья успел схватить очки Антона. Он крутанул их перед моим носом, и я, до того неплохо сдерживая себя, сорвался с цепи.       «Отдай очки!» — выпалил я, нанося первый удар, за которым незамедлительно последовал второй. Носок моих ботинок был так созвучен ребрам Бабурина. Я смеялся и бил. Вот чего не хватало мне. И почему я не додумался показать Свинье его место раньше? Чувство это представление вызвало приятное, как топленого молока из погреба попил в летний день. Отвлекшись на шарящего руками по воздуху Тоху, я упустил из виду смывшегося Сему. Ну, ничего. Еще отыграюсь. Правда, этот черт все же унес с собой очки Антона, и теперь Петров аки слепыш — ничего не видит и ориентируется по звукам и запахам.       «Меня, кстати, Ромка зовут», — произнес я, обращаясь к мальчишке. Я закусил губу. Идиот. Мое имя мелькало в диалоге столько раз, что, вероятно, и глухой бы уже запомнил. Бяша усмехнулся моему ответу, отводя взгляд в сторону, но я тут же цыцнул ему. Меня очень умилял Антон. Пока мы разбирались с сигаретами, он успел закорешиться с кедрами, перепутав нас и деревья. Я искренне рассмеялся, так по-доброму, как никогда раньше. Предложил ему покурить, но тот учтиво отказался. Я по привычке не отворачиваться во время курения от собеседника выдохнул табачный дым в лицо Петрова. Тот закашлялся, жмурясь и закрывая нос рукой.       «Ты не бойся, мы тебя до дома проводим». Мы с Бяшей взяли Тоху под подмышки и не спеша повели вдоль сосен. Антон смотрел на меня всю дорогу, и я никак не мог понять: видит ли он хоть немного мое лицо и улыбку на нем. В сумерках сибирского вечера Петров казался мне таким чарующим, что и я невольно поглядывал на мальчишку, иногда задерживаясь на искрящихся глазах. Я начал рассказывать про Бяшу, как вдруг лес сгустился сильнее, откуда-то со спины внезапный порыв ледяного ветра отвлек нас, и я почувствовал в руках пустоту.       — Где Тоха? — спросил я, оглядываясь по сторонам, на что Бяша пожал плечами и заблеял. Следы на дороге остались только мои и бурята, а Петрова будто и не было с нами. Я почесал затылок и присел на корточки.       — Херня какая-то! Как такое может быть? Он же шел все время с нами! И тут из глубины лесного массива донесся рев дикого животного и в миг на улице потемнело. Бяша схватился за меня.       — Ромка! Да ну его, на! Пойдем домой. Я хотел было двинуться на звуки, но бурятенок дернул меня влево, в сторону деревни.       — Иди ты, Бяша! Он же не видит ничего. В лесу и при хорошем зрении потеряться можно, — промычал я, вновь осматриваясь. — Его нужно найти. Я отцепился от Бяши и пошел через сосны по сугробам вдоль дороги. Мальчишка не стал долго думать и ринулся ко мне, приклеиваясь к моей руке.       — Мы весь лес что ли будем обходить? Я ничего не ответил Бяше, лишь шире делая шаги. Оглядевшись, я стал прислушиваться к голосам вековых деревьев в попытке узнать от них, куда ушел Антон. В голову полезли нехорошие мысли, что он мог заблудиться, свалиться в овраг, сломать лодыжку или что хуже. В нашей округе ходили легенды о хозяине леса. То было высокое, ростом с сосну, существо с черной, как копоть, шерстью и алыми глазами, в которых человек мог увидеть свою смерть. Хозяин утаскивал с собой детей, стариков, молодых ребят в самую гущу леса. Никто не слышал диких воплей, ведь лес проглатывал все истошные крики, выплевывая только кости по весне. Люди, которым довелось лишь раз уловить хруст ветвей под лапами Хозяина и его рычание, всю оставшуюся жизнь слышали голос существа отовсюду. От Хозяина нельзя сбежать, нельзя скрыться. Он видит все сквозь стволы деревьев и знает, где ты засел, за каким сугробом. Одними только длинными лапами Хозяин схватит добычу и утащит ее с собой вглубь бескрайнего леса. И я боялся, что легенда может на самом деле оказаться явью.       — Слышал? — Бяша сжал мое предплечье сильнее, указывая свободной рукой на заснеженные кусты впереди нас. — Я туда не пойду, на!       — Стой тут, я гляну что там, — я обогнул ветки и вышел на пролесок. Гул стих. Только где-то наверху в хвое шуршали крыльями и изредка улюлюкали птицы. Я сделал шаг, и моя нога с треском провалилась через бурелом в яму.       — Сука! Я повалился на спину, запрокидывая голову назад. Перед глазами сверкнуло вечернее сибирское небо с далекими тусклыми звездами. Я попытался встать, но какая-то неведомая сила удерживала меня на снегу. Справа от меня что-то пробежало, скрываясь в елках и будто бы даже хохоча. Я замер, боясь пошевелиться, и зажмурился.       — Даже зайчик не боится, а волчий щенок трясется от страха! Ха-ха-ха! — услышал я чей-то женский высокий голос из сосен. Глаза моментально распахнулись, и я перевернулся на живот и пополз по земле к деревьям, откуда доносился смех. Оказавшись в елках, я понял, что здесь никого нет. Я поднялся на ноги и отряхнул штаны. Ветер снова зашумел, унося с собой все лесные звуки.       — Алиса! — прорезался голос Антона, как мне показалось, где-то неподалеку. Я ринулся на эхом разлетающийся крик. Выбежав в малинник, я остановился напротив кого-то в нескольких метрах. Темнота и валящий стеной снег не позволяли мне точно увидеть, был ли это Антон. По крайней мере, я надеялся, что там стоит Петров. Я хотел подойти ближе, как внезапно фигура передо мной растворилась в тумане. Я шагнул назад, впечатываясь в ствол кедра, и снова услышал насмехающийся голосок:       — Волчонок вышел на охоту, его зайчонок убежал. Но волк так мал и очень глупый. А зайчик лисам пиром стал! В ноги с ветки упала шапка Петрова. Я с ужасом поднял ее, сжимая в руке, как нечто личное и сокровенное. Глаза защипали подступившие слезы. Хуже шапки было найти бездыханное тело мальчишки.       — Ро-о-омка-а-а! — завыл Бяша, но я пропустил это мимо ушей, двинувшись дальше в малинник. Пряча свою находку за пазухой, я вышел на болото и осмотрелся. Снег запорошил отпечатки и моих ботинок, и я понял, что потерялся. Крики Бяши заглушил вой ветра, а метель скрыла дорогу впереди меня. Я опустился на колени, вытаскивая шапку.       — Тоха… — прошипел я, вытирая с щек горячие слезы. — Найдись живым, пожалуйста. Слова рассеялись в пологе таежных деревьев. Снег неестественно внезапно закончился. Туман схватился пуще прежнего, затмевая взгляд. Мне подумалось, что Антон, вероятно, теперь и вовсе ничего не видит. Сел, наверное, где-то под елкой и трясется от страха. Уши закрыл ладонями, чтобы не слышать жуткий шепот леса. А я тут бегаю вокруг него и даже не догадываюсь, что он совсем рядом. Позади захрустели ветки и послышались голоса. Я обернулся на шум, встречаясь глазами с чьим-то строгим темным взором. Сверкнула белоснежная улыбка, а перед лицом замаячила чужая взрослая рука.       — Заплутал? — тон был басистый, спокойный. Я поднялся в полный рост и прищурился, дабы разглядеть черты говорящего, но ночь стояла темная, сибирская, я едва мог рассмотреть собственные ладони.       — Вы не видели тут мальчишку? Светлые волосы, куртка… — я замолчал. Хотел сказать еще про очки и шапку, но вспомнил, что первое стащил Свинья, а второе — сейчас у меня в руках.       — Ты с деревни? Сколько тебе? — настойчиво продолжал незнакомец. — Что ты делаешь так поздно один в лесу?       — Я… Друг мой пропал, — ответил я, вновь пряча находку за пазуху.       — Здесь часто стали пропадать дети, знаешь? Не советую я вам, ребятишки, одним по лесу шастать. Тут и зверья дикого достаточно. Без ружья в лесу гулять опасно. Давай я отведу тебя в деревню? — незнакомец опять протянул мне руку на что я вслепую отмахнулся.       — Я знаю дорогу. Но без своего друга я отсюда не уйду! Лес зашумел, будто бы заохал. Отовсюду зазвучали смешки и причмокивания. Сосны закивали в такт моим словам. «Другу? Другу?» — зашипели ели, переглядываясь и всплескивая ветвями.       — А щенок настойчив! — незнакомец вдруг толкнул меня на снег и склонился надо мной. Все вокруг замерло по велению ветра. Лицо встречного стало более четким. Я разглядел шерсть на овале лица, прищуренные глаза, как у волка.       — Не Антона ли ты ищешь? Я ошарашено взглянул на незнакомца, замечая жуткий оскал и сдвинутые к центру брови.       — Что ты с ним сделал? — зарычал я, цепляясь в меховой воротник шубы оппонента. Повалив его на спину, я сел сверху на живот, вжимая в землю, чтобы тот не смог сбросить меня с себя. Выудив ножик, я приставил его к горлу незнакомца, полностью овладевая ситуацией. Проступила едва заметная улыбка.       — Рычишь уже почти как взрослый волк. Так и быть, убедил. Я расскажу тебе, где зайчик, если спрячешь нож.       — Ага, как же! Так я тебе и поверил! Отвечай, куда пропал Тоха, иначе я тебе глотку перережу, сучка! — не отступал я, все сильнее прижимая лезвие к шее. Руки затряслись от страха, что с Петровым могло что-то произойти, и в этом буду виноват я. Ведь Антон доверился мне в обещании, что я помогу добраться домой, а сам потерял его из виду на прямой дороге.       — И когда ж волки стали с зайцами дружить? — парировал незнакомец, играясь пальцами с воротником моей олимпийки. Я отпихнул его руку, только спустя несколько секунд заметив вторжение в личное пространство.       — Да че ты, фраер, заладил? Волк, волк! Шизик что ли? — я покрутил ножиком у его виска, улыбаясь так, будто не он сумасшедший, а я. Округа наполнилась ярким лунным светом. Лицо мужчины стало ясным как день. Я увидел аккуратную волчью маску, из дырок которой на мне искрились два серых человеческих глаза. Я немного опешил, расслабляя руки. Незнакомец сунул руку в карман и вынул зеркальце.       — А как мне тебя иначе называть? В отражении я увидел точно такую же волчью маску на своем лице. Я отстранился, касаясь щек. Подушечки пальцев уловили мягкую детскую кожу — ни намека на шерсть.       — Что за…? — голос предательски сорвался. Я с ужасом ощупал себя еще и еще раз, не понимая, как такое может быть наяву. — Какого черта происходит? Незнакомец расплылся в ядовитой улыбке, сбрасывая меня в снег. Я потерял контроль в мгновение, оказываясь в том положении, в котором сам еще никогда не был — проигравшим. «Волк» согнулся рядом со мной и снял несуществующую маску с моего лица. Я увидел ее в чужих руках, и что-то во мне будто оборвалось. Значит, она все же есть, или я схожу с ума. Незнакомец швырнул ее мне на грудь и все так же беззвучно сбросил с тела шубу. Она упала около моего носа, сворачиваясь клубочком, словно настоящий зверек. А «волк» тем временем сбежал. Я оперся локтями в землю, осматривая оставленный мне подарок. Это была шуба из овечьей шерсти с рыжим, как лисья морда, подолом. Маску я оглядел со всех сторон: вертел ее в руках, разглядывал каждую волосинку.       — И волк тот, что в овечьей шкуре, — зашептал лес, склоняясь ветками ко мне, — найдет зайчонка и лису.       — Ладно! — выкрикнул я в пустоту, надевая поверх своей куртки овечью шубу. Она как влитая села на мне, хотя до того казалась не по размеру. Рукава будто бы сцепили мои запястья, пояс намертво завязался на талии. Оглянувшись назад, чтобы взять маску, я понял, что она пропала. Я сделал оборот вокруг себя, осматривая землю. Я клал ее на место шубы, но она пропала. Просто испарилась. Я сунул руку в карман, выуживая то самое зеркало, в которое глядел на себя волка. Смотреть на отражение еще раз было страшно, почти до ужаса. Я зажмурился, но одним глазком все-таки решился взглянуть. Маска. На мне была надета та же странная маска с большими, будто бездонными дырками, из которых сверкали два моих светлых глаза; с редкой, но словно и настоящей шерстью — жутко похожая на реальность волчья морда. Я выдохнул. Уже более спокойно, скорее даже смиренно. Вся эта комедия становилась понятной и мною принятой. Я волк в овечьей шкуре — притворяюсь тем, кем не являюсь. Но кому и зачем есть смысл показывать мне истину таким способом, к тому же я и сам знаю, что заигрался с обманом? Туман стал более рассеянным и стелился уже только по колено. В кустах мелькнула тень. Хозяин пришел смотреть представление