Трусишка зайка серенький

Лес учтиво указал мне путь на дорогу, где я распрощался с Бяшей. Сосны вели меня вдоль малинника, а не через него. Так путь оказался проще и быстрее, чем следовал я, и вскоре я вышел к другу. Бурят бросился ко мне, цепляясь за рукава и испуганно лепеча что-то о возвращении домой. Я отодвинул Бяшу от себя и посмотрел на мальчишку строгим взглядом.       — Ты никого тут не видел? Друг вопросительно изогнул бровь, разглядывая мое лицо. Я вспомнил о маске и коснулся щеки, почувствовав шерсть. Волчья шкура на мне теперь стала более, чем осязаемой. Я вынул зеркальце и посмотрел на себя.       — Что ты делаешь, на? — спросил Бяша, хватая меня за запястье. — Нахрен руку вытянул?       — На себя смотрюсь. Я в этой шубе на Пугачеву похож. Бяша осмотрел меня с ног до головы и, покрутив туда-сюда за руку, произнес с легкой насмешкой:       — Какая шуба то, на?       — Да как? Она же на мне, смотри! — я сделал поворот, и «овечья шкура» закружила вместе со мной, сбрасывая с себя крохотные снежинки. Теплилась надежда, что Бяша все же увидит красивый рыжий подол и жутко реальную маску волка, но мальчишка лишь пожал плечами.       — Ты, кажись, головой где-то стукнулся, на! — бурятенок прищурился так, что его глаза стали похожи на тонкие черные линии. — Антона то не нашел? Мой вздох был опечаленным и долгим. Я распоясал шубу и вынул спрятанную между моей «реальной» курткой и олимпийкой шапку Петрова, протягивая ее Бяше. Бурятенок поднял на меня слезный взгляд, словно вот-вот зарыдает, и отстранился.       — Вот же блять! Давай уйдем, пожалуйста. Поищем его завтра, на! Я вздохнул. Незнакомец пообещал, что, надев «овечью шкуру», я отыщу Антона. Отступать сейчас уже было очень поздно, но и мучить друга я не хотел. Тем более тот все равно как ослеп: не видит ни маску, ни шубу. Что даром будет таскаться со мной по темноте.       — Я провожу тебя, пошли, — проговорил я и, не дождавшись ответа, зашагал по дороге к деревне. — Вернемся завтра. В голове возникла идея: отвести Бяшу домой, а самому возвратиться в лес и продолжить поиски. Тем более тайга теперь стояла на моей стороне, раз помогла отыскать путь назад. В нескольких сотнях метров загорелись первые огни деревенских домов. Бяша жил на окраине поселка, буквально второй участок от леса. Мы остановились у ворот его дома. Я обнял друга и пожелал ему спокойной ночи. Дождавшись, когда он зайдет внутрь, я развернулся к лесу и побежал по тропинке назад. Ветер дул мне в спину, загоняя вглубь тайги. За спиной осталась родная деревня и ждущая меня мама. Возможно, она уже обратилась в полицию. Но я не думал ни о чем, кроме того, что хочу узнать правду и найти Антона живым. Найти живым… Оказавшись на развилке дороги с той тропой, куда уходил я в первый раз в поисках Петрова, я присел к земле и стал вслушиваться в перешептывания елок. Ситуация, казалось, приближалась к тупиковой. Оставалось два варианта: сдаться и все-таки уйти домой или встать и идти дальше к дому Антона. Если бы я еще знал, где он живет… В прочем, поворотов никаких по пути не было — дорога вела все время прямо, не разветвлялась и была довольно широкой, что вселяло надежду не потеряться снова и не забрести на чужую территорию. Лес потихоньку редел, оставляя между стволами сугробы все больше и больше. Я понимал, что скоро выйду на поле, а Антона все нет нигде. Я закипал от злости, что меня обвели вокруг пальца, как дурачка, и заставили «плясать» в овечьей шубе, бегая по лесу от сосны до сосны. Я услышал глухой удар, будто били тупым предметом, и на мгновение остановился. До носа дошел странный приторно сладкий запах, доводящий до подташнивания, и чем ближе я подходил к месту, тем сильнее тянуло блевать.       — Антон! — я заметил лежащее тело мальчишки впереди и тут же ринулся к нему. Запах стоял около него ужасный, словно умер кто. Я не на шутку перепугался, что аромат тянется от Антона. Неужели он уже давно без духа? Я перевернул Петрова на спину лицом к себе и взглянул на бледную кожу и синие губы. Он лежал в снегу в одной своей белой рубашке с жилеткой, а его куртка была разодрана в клочья и покоилась в кустах у дороги. Я поспешил снять с себя шубу и обернуть ею Антона, но пояс настолько туго затянулся, что я не мог развязать его своими обледеневшими пальцами. Я хныкал, корячился, но попытки были бестолковыми, сколько бы я не корпел над ремнем.       — Тоха, мать твою, только живи, пожалуйста, — дрожащим голосом произнес я, приподнимая мальчишку в своих объятиях, чтобы хоть немного обогреть его.       — Какой вид, какой вид! — услышал я голос позади нас. Еще одна незнакомая фигура с дурацкой маской, но уже лисьей стояла посреди дороги, согнувшись к нам. Лисица оперлась руками в колени и наблюдала, как я тщетно пытаюсь привести Антона в чувства.       — Волчонок все-таки нашел нас, — улыбнулась Лиса, присаживаясь ко мне. Она вдруг сунула мне маску, которую мы ранее нашли у Петрова в рюкзаке, и приказательным тоном продолжила: — Надень ее на Антона.       — З-зачем? — слезы странным образом не прекращались, будто кто-то открыл дамбу, и начался потоп. Они скатывались по щекам и растворялись в шерсти, покрывающей овал лица. Мне было страшно шевелиться от вида этой Лисицы и ее надменной улыбки. Да еще и ощущение такое сложилось, будто сейчас выскочит мой уже знакомый Волк — и начнется вся жуть.       — Да что ты уперся! Надевай, говорю! Лисица вскочила и заплясала вокруг нас, напевая что-то неразборчивое, словно это был ритуал. Я трясущимися руками приподнял голову Антона и завел резинку за макушку, но опустить ее на лицо я не успел — Антон схватил меня за руку раньше. Глаза Петрова резко распахнулись, будто он очнулся после летаргической смерти, и мальчишка вывернул мне руку, чтобы я не смог надеть маску до конца. В его взгляде мелькнуло сожаление. Он словно и не хотел, чтобы я нашел его, как будто знает что-то, чего не знаю я. Сегодня я видел достаточно, но явно меньше, чем Антон. Блондин потянулся ко мне, ледяными пальцами пытаясь стянуть с меня волчью морду, и тяжело стонал. А я застыл, как вкопанный, и ничего не мог поделать. Тело будто оцепенело.       — Зайчик! — воскликнула Лисица и подскочила обратно к нам. — Не смей! Незнакомка ударила Антона по рукам, заставляя прекратить попытки снять с меня маску. Я опешил. Удар был хлестким, внезапным. Из-за мороза вся кровь в венах начала мерзнуть, кожа Антона побелела еще сильнее.       — Помоги снять эту чертову шубу! Он же сейчас замерзнет до смерти! — вскрикнул я, когда Лисица сделала очередной прыжок-поворот. Она остановилась, удивленно посмотрев на меня секунду, и после залилась звонким смехом. Я взбесился: — Я тебе ноги переломаю, сука! Убью, тварь! По весне твой труп искать пойдут!       — А не ваши ли? — вдруг спросила Лиса, заставляя меня мигом заткнуться. И правда. Я слишком самоуверенный и дерзкий с теми, кого совсем не знаю. Я видел, как шепчется лес; слышал странные голоса из ниоткуда; встретился с каким-то чудаком в маске волка. И все время «то ныл, то беспощадно бил». Но я — буду не я, если скажу и сделаю наоборот.       — Завали свое ебало и помоги мне, — процедил я, не отводя глаз от лисьей морды. Отступать я не стал, продолжил гнуть ту самую линию, к которой привык, которой всегда потакал. Куда как проще показать зубки, чем включить голову и рационально подумать. Лисица хмыкнула, пряча улыбку, и схватила меня за пояс, толкнув на себя.       — Это было очень грубо! — взвизгнула она. — Щенка нужно проучить! Из чащи леса послышался рев, жуткий топот копыт, захрустел бурелом. Лиса лишь ахнула и скрылась в кустарнике, пообещав вернуться. Ее смех поглотила хвоя.       — Беги, — прошептал Антон, хватаясь за воротник моей шубы. — Пока можешь, дурак. Беги и не оглядывайся.       — Ага, щас! Я тебя полночи искал, чтобы потом бросить? — откликнулся я и подсунул руки под тело Петрова, чтобы поднять его. — Лучше вместе умрем, чем я тебя здесь брошу, сученыш. Сосны расступились, смущенно отворачиваясь. Они больше не охали, не шипели. Абсолютно молча колыхались по ветру, будто хотели что-то еще сказать, но разучились говорить.       — В таком случае, пиздец нам, — только и ответил Антон, опуская веки и разжимая кулак с воротником шубки.       — Эй, эй! — я протряс Петрова, заставляя его открыть глаза. — Давай-ка ты не будешь засыпать, хорошо?       — Боишься один умереть? — усмехнулся Антон, на что я скорчил недовольную физиономию и фыркнул.       — С чего ты взял, что мы обязательно умрем? — я постарался выдавить улыбку, но уголки губ предательски дергались от подступающей истерики. Мелькнул силуэт, высокий и темный, как сама ночь. Лес наполнился ревом и гулкими смешками отовсюду. Я схватил Антона и прижал к себе. Я был не похож сам на себя в тот момент, но мне хотелось погеройствовать, даже если это будет последнее, что я сделаю за свою короткую жизнь. Мне были чужды проявление заботы и мысли о ком-то еще, кроме себя. Я всегда лишь казался, но никогда не был. За 12 лет я понял одну вещь — достаточно иметь чужой облик, чтобы сойти за другого, кем на самом деле не являешься. И я просто переоделся. Нацепил ту самую неосязаемую маску волка для устрашения и сверху накинул овечью шкуру, чтобы никто не понял меня сразу. Я не научился быть хорошим, зато могу это сыграть. В величественных соснах, теперь казавшихся маленькими дохлыми кустиками, появились сначала крученые рога, а затем и все тело целиком. Словно мертвое создание, чудище вывалилось из чащи на дорогу.       — Каков, а! — донесся протяжный вой. — Да ты не смерти боишься, щенок, а правды. Не хочешь, чтобы кто-то узнал твое истинное лицо. Жуткое существо, похожее на козла, село рядом с нами. Его длинные худые лапы приподняли мою маску, сдвигая на лоб.       — Покажи, волчонок, свои клыки. Я вынул зеркало и послушно раскрыл рот, вглядываясь в зубы. Они не выглядели как-то иначе, чем обычно.       — Расскажи нам истину. Я помогу. Я начинаю, ты — продолжаешь. Тебя зовут Рома, тебе двенадцать лет, ты учишься в шестом «в», ненавидишь тех, кто не в твоей стае, а еще у тебя есть маленький секрет, которого ты так стыдишься, — Козел провел лапой по воздуху перед своей мордой и указал на меня. Игра, которую затеял лес, больше не казалась мне такой увлекательной, как раньше. Я с ужасом отстранился, отпуская Антона из рук. Мальчишка свалился вновь на мерзлую землю без сознания. Ему хорошо — он умрет и даже не узнает об этом. А вот что ждет меня…       — Заткнись! — выпалил я на одном дыхании, практически плача от страха. Нет, не из-за смерти. Ее я не боюсь. Козел коснулся ног Петрова, пробуждая тем самым его ото сна. Мальчишка распахнул яркие глазенки, разглядывая чудище перед собой. Взгляд его был притупленным, незаинтересованным.       — Оставь нас в покое, — на последнем издыхании произнес Антон, отпираясь от лап существа, которые так резво тянулись к нему. — Чего ты хочешь?       — Красивое представление, конечно! — встрепенулся Козел, мотая рогами из стороны в сторону, будто приготовился атаковать. — Пусть волчонок скажет правду, почему он пришел за тобой на самом деле! Антон посмотрел на меня. В его взгляде я прочитал о просьбе, которую не мог исполнить. Не сейчас. Никогда. Я не скажу, что движет мной помочь утопающему незнакомцу.       — Ты готов поступиться всем ради спасения своей ненастоящей шкуры, — обратился ко мне Козел, развязывая пояс шубы на мне. Та послушно сползла с плеч, падая комочком на снег, как в первый раз. — И раз тебя не пугает твоя собственная смерть, значит я убью Зайчика. Существо вскочило на задние лапы, брыкаясь и тяжело дыша. Оно обошло нас стороной, словно опасаясь, и склонилось над бессильным блондином, облизываясь и рыча.       — Могила твоя, не Зайчика. Я разорву его на куски, сожру сладкую плоть, оставлю кости. А кто провожал Зайца? Ты, Волчонок, ты! Твоя легенда о бравом щенке канет в лету. Этого ты добиваешься? Или секрет, или маска! Я одними губами произнес Антону короткое «прости», и сунул ладонь с веревкой под голову пацана.       — Скажи правду, Ромка, или мы умрем, — Петров снова остановил меня на полпути, дрожащими руками скрепляя запястье.       — Да, Волчок, говори. Или заставь играть роль! Я не мог плакать. Слез больше не было. Силы покидали меня, пока слюни Козла капали на лицо Антона. Я видел его голод, я знал его желание расправиться с нами. Но правда… Такая жгучая, такая мерзкая. Если мы выживем и я все-таки назову причину, моя жизнь станет сущим адом. Так не проще ли покончить со всем этим здесь и сейчас?