***
Я слышал начинавшуюся драку. Мое нутро не давало мне обмануться: стычки я всегда чуял сердцем. Вывернув из-за угла дома, я увидел картину: Антон отпихивался от рук какого-то старшеклассника. Лица я не видел, но со спины догадался — это был Шуря. Шурик чем-то походил на меня: такой же потерянный и агрессивный, только старше меня на годов 6. Уж не знаю, как так случилось, что Петров ему на глаза попался, но моей задачей было вмешательство. Шуря бьет наверняка и очень сильно, а если я Свинье не позволил ударить Антона, то этому бугаю даже трогать не дам. Я, немедля более, звонко свистнул, обратив внимание Шурика на свою персону. Тот развернулся всем корпусом и радостно промычал: — А, Пятифан! Сейчас мы эту куколку в четыре руки отмудохаем! Ему думалось, что я сыграю на его стороне, но ошибся. Первым бить — моя история, однако пацанский кодекс гласит: «не дерись при девушках». Милых дам здесь не было: только я, невежа и перепуганный Тоха. Но почему-то правило о женщинах сработало именно сейчас. Я не поднял руку и, более того, решил разобраться на словах: — Что случилось? — Какая разница, эу? Не хочешь участвовать — съебись в тень! — Шуря недовольно зыркнул на меня и помахал кистью уходить. Его расстроило мое безучастное поведение при виде драки. Я лишь усмехнулся. Я знал, что по силе здесь мне не победить, но по хитрости — очень даже. Шурик дуб дубом; просто груда мышц без царя в голове. — Руки убери от него. — Ты че щас спизданул? Пятифан, наше сотрудничество не покрывает тебя от кары, — старшеклассник замахнулся на меня, но промазал. Я предполагал этот удар и мигом увернулся. — Ты не то драться со мной удумал, а? — Зависит от твоего ответа, — произнес я, уклоняясь снова и снова. Агрессия без причины веселила меня, ведь я был спокоен. Я вовремя встретил Антона; до того, как что-нибудь бесповоротное успело бы случиться. — То есть тебя ебет судьба этой потеряшки? Да ты спятил, Пятифан! — Шурик рассмеялся, сгибаясь в животе. — Ну и потеха! Дождавшись, когда юноша прекратит корячиться в истерике, я сплюнул собравшуюся во рту слюну и скрестил руки на груди. Ввязываться в конфликт с кулаками я так и не решился. Вид дрожащего Антона не позволял мне применять грубую силу. Его слезящиеся глаза изучали каждый миллиметр моего серьезного лица. — Закончил? — я хмыкнул, окидывая хулигана взглядом, переполненным злостью. — Повторить вопрос? Моя дерзость взбесила Шурика еще пуще прежнего. Уворачиваться опять я не видел никакого смысла и на очередную попытку свалить меня с ног ответил блокировкой удара захватом запястья. — Ты, сучка, че вытворяешь? — Шуря подался вперед, налегая на меня всем весом. — Защищать пидораса — удел пидораса. — Ты, Шурик, мудила, конечно. Неплохо быть горой и издеваться над теми, кто слабее, — я отскочил в сторону, от чего парень пошатнулся, цепляясь ботинками друг о друга. — Не тебе, Пятифан, про это задвигать. Этот белобрысик на тебя так влияет, что ты свои же устои подзабыл? Так ты не еби мозг! Я напомню, — старшак расплылся в ядовитой улыбке, толкая меня на дорогу. Слова о «собственных порядках» меня взбаламутили, и я потерялся. Антон сильно изменил меня, и не одному мне это известно. Многие в окружении заметили, что я стал по-другому себя вести. «Брат за брата» не оказало воздействия, когда моим товарищем было предложено наказать Петрова. Я без разборок защищал того, к кому чувствую симпатию. А если бы на месте Шурика был Бяша? Нет. Быть бы такого не могло. Бяша наш общий друг. Зачем ему бить Антона? К тому же, явным лидером нашей труппы являюсь я: бурятенок меня боится не меньше Черного гаража, а в каких-то случаях даже больше. Осмелился бы он полезть на моего «любимчика»? Оправившись, я приподнялся в локтях, замечая Антона в руках старшеклассника. Тот беспощадно душил блондина, будто давил больную животинку. Сколько ненависти искрами разлеталось по сторонам от небрежной попытки выбить сознание из мальчишки. Злость взыграла во мне, и я рывком бросился на Шурика. Отпихнув парня от Антона, я без зазрения совести стал наносить удар за ударом, забыв негласное обещание не вникать в драку. — Перестаньте! Хватит! — хрипло прокричал Петров, стараясь поймать меня за рукав куртки, но перед моими глазами будто пелена встала. Я не мог себя одернуть и в последствие остановить. Сердце подсказывало: единственный способ вразумить меня — ответный ход Шурика, но тот лишь громко, раскатисто смеялся, защищая, как мог, свою гадкую физиономию. С верхней губы побежала алая кровь по подбородку задиры, но улыбка продолжала камнем держаться, словно парень не чувствовал боли. Антон задрожал от ужаса происходящего и почти что свалился передо мной на колени, умоляя прекратить. Шлепок. Я замер. Рукой, что так яростно колотила Шурика, я ударил Петрова. В состоянии аффекта я просто не понял, кого бью. — Я обещал, что напомню, сука, что за тварь сидит у тебя внутри! — старшеклассник пнул меня в живот, сбросив с себя на землю, пока я с шоком от содеянного глазел то на ладони, то на плачущего Антона. — Ты мразь, ублюдок малолетний. Ты не достоин существовать. «Прости, Тох, прости!» — вторил я, взглядом показывая всю ту вину, что принял на душу. Я очень сильно хотел показать, что мне не безразличен этот тихий и скромный мальчишка в круглых очках, но я забылся, упиваясь собственным эгоизмом. Дрянь во мне никогда не исчезнет, но ее можно воспитать. — Съебался, — приказал я, не поднимая глаз на зачинщика стычки. Шурик хотел было что-то возразить, но из-за угла вывернула группа школьников и парочка незнакомых преподавателей, и парня как ветром сдуло. Я боялся говорить и двигаться. Только все смотрел на свои трясущиеся кисти. «Эта гниль… я не способен быть человеком. Что я такое?». По щекам покатились слезы. Даже маячащие неподалёку люди не стали препятствием моим эмоциям. Никогда не плакал перед кем-то. Всегда страшился потере репутации. Что это за новости? «Ромка Пятифан хнычет, как девчонка»! Эта история перевернула мои прошлые представления о себе. Я думал, что у меня может получиться стать чуть более порядочным. Хотя бы для Антона. И как все хорошо начиналось, но в какой фарс превратилось. Стыдно и мучительно мерзко. — Спасибо, — блондин незаметно подсел ко мне и обхватил мое тело руками. В груди разлилось тепло, обволакивая меня, как молоко стенки стакана. — Если бы не ты… Мальчишка обнимал меня. Так по-детски мило и слегка неуклюже. Я не понимал, почему Тоха делает это. Антон поблагодарил за свое спасение, хотя в первую очередь неплохо было бы сказать про удар. Неумышленный, но ведь случившийся. Петров взял мою руку и вытянул перед собой. — Ударь меня, — блондин слабо усмехнулся. — Ты больной? — я одернулся, поднимаясь в полный рост. — Эта шавка тебя нихуево огрела. Мой взгляд урывками проскальзывал по Антону, внимая его серьезным намерениям без единой капли понимания. — Твой папа… Он бы хотел другой жизни для тебя, — без страха произнес мальчишка, словно знал наверняка — ему ничего за это не будет. Откуда столько уверенности, что я не дам сдачи? Любой разговор, где фигурирует моя семья, заканчивается плохо для обидчика. — Мой папа погиб, когда мне было шесть. Я даже лица его не помню, — спокойно ответил я. От откровений, которые я никогда ранее не заводил в общении с другими людьми, меня бросило в жар. — Может быть, но ты, наверняка, не раз прокручивал последние моменты совместной жизни. Он ведь что-то говорил тебе в напутствие, — не прекращал Антон. Удивительно, но я оставался непоколебимым. Зеваки растворились вдалеке, оставляя улицу пустой для нас двоих. Петров осторожно дотронулся моего плеча. Сердце забилось, стоило мне поймать заинтересованные искрящиеся небеса на себе. «Все ведь не просто так», — думалось мне. — «Я слишком многое позволил узнать о себе». — Ты темная комната с перегоревшей лампочкой. Тебе нужен свет, чтобы все увидели внутреннюю красоту, — Антон ласково усмехнулся, поправляя на мне шапку. — Я, как и все, не могу ее опознать в черни. Но от других меня отличает одно: я осмелился ориентироваться наощупь. — И как? Нашел что-нибудь? Блондин молча опустил ладонь на верхнюю часть моего лица, перекрыв зрение, и мимолетно поцеловал. Это таинство в соприкосновении наших губ, чтобы скрыть от «гопника Ромки» момент первого поцелуя. Антон понимал, что моя «популярная» личность еще не готова принимать влюбленность, а душа уже пела соловьем о чувствах; поэтому он закрыл мои глаза. Если бы я мог видеть, что собирается делать Петров в следующие секунды, непременно бы оттолкнул его, обозвал, снова ударил. Но Антон поступил очень мудро и исполнил все, как должно.***
Сегодня в школе была дискотека. Никогда туда не ходил. Эти неловкие танцы с ужимками; холодные мокрые ладошки, неуклюже блуждающие по талиям девочек; дурная музыка, оглушающая так, что, когда выходишь подышать на улицу, начинает подташнивать. Я бы и сто раз туда не пошел, но утром перед школой Бяша спросил: — Ромка, сходишь со мной на дискотеку? Бурят щурился и принюхивался, словно исследовал территорию. Его темные глаза бегали по моему лицу, ощупывая каждое подергивание губ. Возможность посетить школьный вечер могла бы намекнуть пригласить Антона на вальс, но идея быстро изжила себя, стоило мне вспомнить о целом зале детей. Кружиться в танце с Петровым, когда на тебя глазеют ото всех углов, — дело неприемлемое. Да и двигаться я не умел, ведь никогда не видел, как это делается. — Неужто на танцульки хочешь? — я потрепал Бяшу, опуская руку на его плечи. — А я думал, пива попьем да забор разукрасим. Да, хорошенько подумав, я буду согласен снова пропустить дискотеку. Ловить мне там явно нечего. — Так сходишь или нет, на? — мальчишка настойчиво гнул свою линию, изредка поглядывая на мою улыбку. С другой стороны, есть стеснительный Бяша, готовый сделать для меня что угодно. И почему бы мне в виде исключения не порадовать друга? — Только ради тебя, — откликнулся я и прикурился. Уроки закончились и ребята стали расходиться по домам, чтобы подготовиться к вечеру. Наша троица побрела провожать друг друга. Целый день Антон мялся в стороне, кидая мне короткие взгляды. Он почти не говорил со мной, зато успел что-то обсудить с Бяшей. Перед последним занятием к парте Петрова подошла Полина. Девочка шепнула блондину про танцы и, хихикнув, вернулась на свое место. Вероятно, в сегодняшней дискотеке присутствие Морозовой и Смирновой было главной проблемой. Полина будет вертеться подле Антона, а Катя, будто коршун, наблюдать за всеми в актовом зале и искать себе новый источник слухов. — Тоха, — Бяша перебил мои беспорядочные мысли, обращаясь к Петрову, — ты только не забудь, на! Как договаривались. Я удивленно посмотрел на мальчишек. Впервые сталкиваюсь с тем, что у Бяши от меня появились секреты. — Конечно! — Петров поправил очки на переносице. Сегодня мне он казался каким-то не таким, как обычно. Чрезмерно робкий, даже для самого себя. Я выискивал его внимание на моей фигуре в течение дня и все больше убеждался: Антон что-то скрывает. — Ты, Рома, тоже идешь? Я оглянулся на юношу, не зная, что и ответить. Я собирался поддержать друга, а теперь, видимо, буду думать о том, как не допустить «медленный танец» между Петровым и Морозовой. Школа знакома с мнением, что мне давно нравится Полина. Симпатичная девочка высокого полета и неотесанный гопник — вот так парочка. Тема избитая и часто встречающаяся. Неудивительно, что многие уверены в нашей химии. Да и я не без греха: был убежден в своих искренних чувствах. — Иду, — сухо бросил я, выдыхая серый дым на товарищей. Антон закашлялся, стоило табаку дойди до его носа. Хотелось ему насолить, чтобы привлечь внимание. Его холодность и возникшие секреты между парнями злили такого собственника, как я. На перекрестке мы разошлись, более не найдя тем для обсуждения. В голове все вертелась картина возможного вальса Полины и Антона, но лицо девочки на короткие мгновения сменялось моим, от чего сердце заходилось. Как бы и мне хотелось станцевать под светом софитов с Петровым, но такое случится только в мечтах. Вот бы все ослепли, когда мы закружимся, и никто не увидит, что вместо девочки с гуталиновыми волосами Тоха выбрал мальчишку с «бабочкой» в кармане. Дома я никак не мог решить дело с одеждой. Я снимаю олимпийку только в единственном случае — в школе на уроках. Иначе учителя грозно смотрят и выгоняют из класса. Проблем и без того было прилично, так что я покорно выполнял просьбу раздеться. Из-под адидасовской олимпийки показывалась белая рубаха, и все девочки ахали от удивления. «Пятифан носит классику!». Дискотека — событие масштабное. Прийти в спортивном костюме — слишком даже для меня, но и официальных одеяний я не хотел. Из шкафа в руки судьбоносно упала черная рубашка. Уж явно лучше предыдущих вариантов. Я накинул ее на себя и торопливо застегнул под горло. — На педика похож… — шепнул я сам себе. К такой рубашке неплохи были бы черные брюки, но их у меня не было. Я залез шариться по полкам, чтобы найти нечто более-менее приемлемое. Джинсы — отстой, хоть и писк моды. Серые брюки малы. Спортивные штаны — бред. Выбор оказался весьма скудным. Из имеющегося я надел джинсы. Они наиболее подходили под образ. Посмотревшись в зеркало, я понял, что выгляжу не посмешищем, и со спокойной душой пошел на дискотеку. Встретившись у ворот с Бяшей, мы двинулись за школу покурить. Через некоторое время к нам присоединился Петров. Блондин теребил пальцами дужки очков в руках и прищурено глядел на нас. Мне вспомнился день нашего знакомства, когда Семен выкрал у Антона линзы. Тот спутал нас с кедрами, пока мы прикуривались. Как меня позабавил этот факт, и я впервые за очень долгое время, за которое уже успел забыть какого это, ощутил волну приятных мурашек, пробежавшей по спине аж до макушки. — Опана! Тоха, ты зачем очки снял, на? Ты ж слепой без них, аки крот! — Бяша гортанно засмеялся, указывая пальцем на Антона. Мальчишка покраснел и опустил взгляд. Я незаметно одернул бурята, как бы намекая прекратить издевательства и быстрее идти в школу. Мороз стоял кошмарный. Я пожалел, что не накинул поверх рубашки олимпийку. В актовом зале сегодня было особенно людно. Вдоль стенок протягивался ряд девочек в ситцевых платьях с белыми лентами на талиях. Они едва слышно шептались между собой, изредка оглядываясь на противоположный пол. Юноши столпились около диджея, наперебой заказывая композиции. Вот прозвучала просьба поставить «Сиреневый туман» Шуфутинского. Я согласно покачал головой. Дискотека провальная, если нет Михаила Захаровича. Кто-то крикнул про Сектор Газа, и тогда вмиг зал наполнился громкими возгласами одобрения. Ведущий не рискнул доверять школьникам и поставил нестареющую классику американского диско. Наша компания растворилась среди детей. Спиной я намертво приковался к подоконнику, вальяжно отслеживая нелепые дерганья под Майкла Джексона. Куда-то подевались Антон с Бяшей, хоть и шли все время рядом. Опять шушукаются небось. Это злило. Даже очень. Встретился бы я с кем-то из них сейчас, тут же кинулся в разборки. Ребром ладони я вытер мокрый от холода нос и отвернулся на улицу. Снег искрился под одиноким фонарем, и я невольно подумал про Петрова. «Такой ли свет он имел ввиду?». — Пятифан! — послышался голос Катерины около уха. Я рассеянно взглянул на девочку и махнул рукой. — А ты чего Полинку танцевать не зовешь? — Под Джексона? — насмехаясь, откликнулся я. И правда, не пойду же я выплясывать с главной «скрипкой» под новомодную Америку. Катя хитро посмотрела на меня и хмыкнула. Обиделась. Я обвел девочку глазами и сказал: — Пошли, станцуем. Поведение Антона сыграло со мной злую шутку, и я, решив отомстить, пригласил Смирнову на танец. Никогда бы так не поступил, будь в моей голове хоть капля разумности. Вертеть отношениями посредством издевки — дело «так себе». К тому же, я «должен был» звать Полину, но под боком встала Катя. Важности, кто станет моим партнером на этой дискотеке, вовсе не было. В любом случае, я бы хотел провести вечер с Петровым, но не смогу ни при каких обстоятельствах. Тот к тому же куда-то смылся. Я схватил Катерину за руку, не дожидаясь реакции, и повел на середину зала. Музыка оглушала отовсюду. Майкл Джексон сменился Пугачевой. «А знаешь, все еще будет» закружила нас. Катя совсем не сопротивлялась, иногда даже легким движением руки подсказывая вектор танца. Я не был вовлечен в процесс, я искал Антона. Его глубокие воды, манящие алмазы, основание пламени свечи — его глаза, лоскуты неба. — Ах! — Смирнова прижалась ко мне. От нее пахло советскими духами ее матери. Запах, раздражающий обоняние и очень тяжелый для такой юной девочки. Я отстранился, но Катя рывком толкнула меня на себя. — На зло Полине танцевать решился, ха? Я ничего не ответил. Отвечать-то было и нечего. О Полине я не вспоминал, да и зачем? Я зацепил ее взглядом в начале песни. Она танцевала с каким-то мальчишкой из класса старше. Раньше бы я разозлился и испортил вечер очередной дракой, но сейчас меня будоражил только один человек в этом зале — Антон Петров. Когда же Алла Борисовна отпела и зазвучал Губин, я отцепился от Катерины. Желание было единственное и очень ярое — найти Тоху, а с ним и Бяшу. Недаром же эти двое пропали в одночасье. Смирнова что-то крикнула мне вдогонку, но я ее уже не слышал, пробиваясь через толпу школьников. Я выскочил в пустующий коридор и направился к туалетам. Из-за двери я услышал негромкое перешептывание знакомых голосов. — Почему бы тебе не попробовать? Мы же все репетировали! Подойдешь к ней и предложишь станцевать. Если она откажется, не дави. Постарайся в таком случае просто разговорить ее. Того гляди, к середине вечера уже танцевать будете! Антон советовал Бяше пригласить какую-то таинственную для меня незнакомку поплясать. Я выдохнул с нотками пренебрежения. Танцульки… Когда-то нас интересовало только пиво за гаражами, а теперь, что я, что Бяша — оба не прочь поступиться своими принципами. Я снова выдохнул и оперся на створку, отчего та заскрипела и распахнулась. Я плюхнулся на кафельный пол в ноги Бяши. — Ромка! — воскликнул бурят, хватаясь за подбородок. Лицо у него скривилось, будто изюм. — А мы тут… — Тихо ты, не кипишуй. Все я слышал, — я поднялся и отряхнул джинсы. Еще недолго мы молчали, переглядываясь между собой. Антон смущенно бегал по мне океанами, посматривая в сторону Бяши. А тот выпучено глазел на меня, словно видит впервые. — Хм, это ваш секрет? И что же такого значимого в танцах, что вы тут втихаря шушукались полвечера? Меня ранило поведение ребят. Мой лучший друг не доверился мне и не осмелился рассказать о переживаниях. Что ж, в чем-то они правы: я бы выбрал насмешку над чувствами, когда она была ни в коем разе не уместна. — Ладно, — прервал я гробовую тишину, — и я дам совет: не бойся быть отвергнутым. Жизнь — штука сложная. Кому-то мы нравимся, а кому-то нет. Но так или иначе, пока ты не попробуешь, никогда не узнаешь. Так что иди и пригласи ее, кто бы там ни был. Бурятенок коротко кивнул и пулей вылетел из уборной, так ничего мне и не сказав. Наверное, испугался. Хуже того, что я гопник самый натуральный, было только то, что меня боялись даже товарищи. Бяша держал язык за зубами, но будь его воля, я бы услышал весь спектр гадких слов обо мне. Когда я наконец решил меняться, оказалось, что гнойная рана глубже, чем думалось. Исправляться оказалось на порядок труднее, и я, в попытке помочь другу, лишь пуще запугал его. Что ж, я ведь сам сказал: «Пока ты не попробуешь, никогда не узнаешь». Я попробовал и узнал, что работа над собой предстоит кропотливая и небыстрая. Первый кирпичик уже заложен — это несомненно радует. — Ром, ты прости, что мы так поступили, — оставшись наедине, Антон наконец заговорил со мной, однако все также растерянно метался очами по помещению. — Да хрен с вами уже, — я усмехнулся, — главное, что я наконец нашел тебя. Петров успокоился слегка и тоже улыбнулся мне. Уголки его губ едва видимо вздрагивали, обнажая белые клыки. — Тебе очень идет эта рубашка, — проговорил блондин, касаясь моего воротника. Я заметил, что Антон так и не надел свои очки. Неужели, прозрел? — Буду считать твою улыбку за благодарность. — Зачем ты линзы снял? — поинтересовался я. Вопрос, наверное, глупый, но оттого не менее меня будоражащий. Как он, ничего толком не видя, провел половину дискотеки? — Ромка! — воскликнул Антон, схватив меня за руку. Мальчишка ловко опустил заданное ему про очки. Когда он звал меня по имени, внутри все переворачивалось. Я забывал, где нахожусь и который час. Мысли путались в сознании. — Это же моя любимая песня! Я прислушался к музыке, доносящейся из актового зала, и понял, что играет Мираж «Наступает ночь». Отказать Петрову в танце было бы сродни греху, но с другой ведь стороны, не пойдем же мы в самый эпицентр? Идея пришла спонтанно, но весьма кстати. Я вытащил Тоху в коридор и прокрутил перед собой. — Ну, зайка, раз заикнулся, давай станцуем. Антон бросил косой взгляд в мою сторону, смутившись прозвищу, что я для него выдумал. Долго размышлять я не позволил и притянул мальчишку к себе. Возможно, не лучшая композиция для танца «в обнимку», но мне хотелось быть как можно ближе. Я все внимал словам песни и думал о том, что, хоть и косвенно, но она будто пелась про нас. В каждой строчке я искал связь с нашими взаимоотношениями.День приносит нам Заботы и дела, Днём нас разлучит Холодная стена, День бросает нас На сотни равнодушных глаз.
Я смотрел на Антона и мечтал, что однажды я и сам смогу поцеловать его. Что мое сердце растает, и больше не будет обид и ненависти. Мир для нас изменится, потому что мы повзрослеем.Ночь нам крылья даст, Чтоб мы могли летать, Ночь позволит мне С тобою ближе стать, Ночь укажет нам Пути, что уведут к мечтам.
Мы были одни в пустом коридоре, принадлежа только друг другу. Нам никто не помешал, никто невзначай не выглянул прогуляться до уборной. Будто судьбой было положено завершить танец. Я бы хотел, чтобы мгновения рядом стали бесконечностью. Здесь, в школьном холле, я загадал единственное: что бы этому вечеру суждено было повториться.