Добро пожаловать в Колледж

Вероника крадёт сигареты Никиты. — Совсем ебанутая? Отдай, блять! — А то что? – смеётся Ника. Никита чувствует, что просто иногда не выдерживает. От этих парт пахнет мелом и грустью, небо по утрам ещё чёрное, что хочется просто с разбегу бухнуться в упругую перину или умереть. По утрам все такие сонные, встопорщенные, расталкивают очередь в ванную, борятся с прыщами и ломкой точно не на жизнь, а на смерть. Колледж истощает, забирает силы, одежда натирает и сидит просто ужасно. А ещё курить хочется. Избить кого-то до полусмерти, заставить ответить за базар, купить алкашку на последние деньги — вот он Никита. Запах сосен поблизости, мокрые газеты и мусорки, вспыхивающие желтеющие пятна фонарей, разбитые дороги и грязь — вот его дом. Его маленький уголок теснящихся гаражей со звуками горящих покрышек. Тогда всё было легче и сложнее. Боль гасил градус, злость — ещё одна окровавленная рожа, пустоту — его приземистые друзья со злыми, как у псов, глазами и протёртыми костяшками. Здесь всё по-другому Кажется, будто прошлое растворилось, перемешалось в этих безмолвных стенах, в ужасной дисциплине и людях. И хоть иногда Никита всё ещё видит во снах те самые неотёсанные дурнопахнущие поля, те самые кирпичные стены и бутылки с весело переливающимися жидкостями, он хочет меняться. Хочет, чтобы счастье с ним было всё время, а не только застывало болтающейся консистенцией на дне очередного пойла. Убегать от ментов, вертеть со знанием дела ножик, стыдливо прятать глаза при матери — вот он Никита. И ему невыносимо противно это Пожать руку товарищу, пойти успокоить, защитить маленькую Машу от опасностей –это ведь тоже Никита. Обнять крепко маму, вести за собой, показать свою добрую, чуткую, а главное умную натуру — это же тоже Никита. Делать всё для того, чтобы раскрываться. Делать всё для того, чтобы победить — вот он Никита. Но даже при всём при этом… Он не выдерживает Любой взрослый, воспитанный улицами, кодексами, давно бы плюнул, а он остаётся. Ради мамы, ради брата, ради семьи, которая ждёт. Которая любит. Он сделает всё ради этого… Только лишь… Вероника. Бестия воплоти, хаус и разруха покоя. В её взгляде погибает порядок, в душе — спокойствие, а руки так и норовят подставить ещё какого-то зазевавшегося ученика. Никита искренне не понимает, что он такого в жизни сделал (конечно понимает), что Бог послал ему такие препятствия. Остаётся лишь ждать, лишь считать минуты-секунды до следующего выгона, надеясь, что в этот раз наконец-то будет она. Бесполезно. Остря, агрясь, делая плевок в сторону учителей своим фирменным взглядом, Никита видел лишь её поистине детское желание выпендриться и очистить дорогу. Довольно простые, но эффективные приёмы. " Настолько гнилых людей я ещё не видел". — говорит как-то Никита, пытаясь чай покурить. Бестолку. " Да уж…" — Энрика кивает головой, зашуганно оборачивается, будто в такие моменты даже эти привычные стены становились врагами, шепча секреты всех и каждого Веронике и её чутким ушам. Он искренне ненавидел её. Что сказать? Каждый в этом месте убивался от недосыпов, от переживания заново травмирующих событий, глубокой тоски, неспособности меняться и тяжёлых, как металл, эмоций. Каждый прел от недостатка внимания, одиночества, кровоточащих ран, скрывающихся за красивыми лицами с улыбками и слепой яростью. И в этой атмосфере уныния, депрессивного давления, они не могли даже запить своё горе. Не могли даже выпустить боль вместе с дымящимися отдышками в эти сиренево-розовые небеса. Поэтому что-то крепкое в комнатах было на вес золота, сигареты — брильянтов. По две затяжки, чтобы руки не дрожали и не бросался на всех подряд, как животное. И всё. Даже силы появляются меняться: натянуть лучезарную улыбку, разгладить форму и идти вперёд — в будущее, брезжущее надеждой — в душную, пропахшую котлетами столовую. Вероника, по-видимому, ловит такой же кайф, держа заветный коробок в руках. Никита по-настоящему желает сейчас задушить её. Но не может — коробок не стоит выгона и разочарованного пустого взгляда мамы. И Вероника хорошо знает это. Поэтому смех так ярко ударяется звоном хрустали об стены комнат вокруг. И Нике кажется, что её сейчас разорвёт изнутри. Вероника не то чтобы была злой. Просто жизнь иногда настолько беспричинно жестока, а люди — твари, что остаётся только дерзить. Остаётся лишь смеяться так, чтобы все оглохли и испугались– не заметили как сияют слёзы в глубинах матовых древесных глаз. Ведь если отбросить всю её эту напыщенность, лицемерность, то мы увидим лишь маленькую хрупкую девочку, опутанную своими же страхами. Лишь махнуть рукой, испепелить взглядом того, откинуть соломенную прядь и улыбнуться надменно, по-дьявольски. Вот она Вероника. Сказать девочке прыгать — вот она Вероника. Плакать каждую ночь, захандрить при уже знакомых, но всё ещё травмирующих воспоминаний. Сбрить часть брови, дуть нежные губы. Ненавидеть всех вокруг, не подпустив никого близко. Ненавидеть вокруг всех, включая себя, и искренне не понимать, зачем она это делает — тоже Вероника… Быть одинокой не так плохо, если ты сама себя оттолкнула. Намного хуже, если первый удар нанесла не ты… Вероника не то чтобы была злой. Но смеётся в лицо Никите она коварно. Щёки раскраснелись от истерики, в глазах расцветает боль, но Никита так близко наклоняется, что жар заставляет её смех срываться на колючие хрипы. Любовь – та ещё сука, сестра жизни. Но что поделать, если сердце так грохочет, что поделать, если каждый раз в перерыве между капелью слёз по перламутровой раковине и явной ненавистью во взгляде зеркального двойника видит Вероника бритую голову, мягкие губы и голубые дерзкие глаза, чистые-чистые, цвета неба. Обращённые с такой добротой и любовью явно не в её сторону, явно не туда, где стоит гроза района и одинокая в своей защитной скорлупе сломанная личность. Остаётся только красть почти целый коробок и курить на разбитых лестничных площадках, сотрясаясь плачем. А потом смеяться, смеяться, пока не обожжёшься об этот холодный родной голос. Смеяться, мечтая упасть прямо здесь от своей же губительной истерике и больше никогда не просыпаться. К чёрту колледж, к чёрту эти бантики и платьица, к чёрту эти ровные коридоры и перерождение. Разве никто не понимает, что люди не меняются? Разве хоть раз Веронику кто-то мог по-настоящему крепко обнять и сказать, что всё будет хорошо?.. Нет. Она не верит в сказки. В этих стенах нет дружбы. Они лишь соперники, враги, старающиеся лихорадочно скрыть это, но факт остаётся фактом. Веронике уже настолько осточертело всё, что единственное, чего она желает от жизни стоит прямо перед ней, злобно раздувая ноздри, как огромные паруса, и жар, что исходит сейчас от его дыхания, мешает мыслить здраво, но ей уже всё равно. Осознание, что они никогда не будут вместе давит, но она пытается не думать об этом. Похуй уже на победу, похуй на всех этих лицемерных тварей вокруг. Она даже не понимает зачем ей это. Она просто так устала… От всего… Вероника дёргается. Сейчас нужно пойти в ванную, снова смотреть в зеркало, ненавидеть каждого в этом месте… Но резкое хватание за плечо выбивает из колеи. Никите почти стыдно, что приходится применять грубую силу по отношению к девочке, но по ошарашенному красному лицу Вероники видно, что это сработало. Ему уже настолько надоел этот цирк и драма, что Никита не понимает, что правильно, а что нет. Даже не пытается. Он лишь видит сквозь обтягивающую серую майку набухшие соски Вероники, гибкое тело, блик на губах и в глазах, что ему так внезапно становится нехорошо. Они настолько близко, что Никите кажется, что он ощущает электричество в её волосах. Держаться… Главное держаться… Никита чувствует, что просто иногда не выдерживает. Особенно от факта, что будь Вероника добрее и спокойней, то он бы точно попытался подкатить к ней. Красивая, изящная, ребристая, а ещё хитрая и дерзкая. Ему от таких крышу сносит. Вероника чувствует, как волна возбуждения прокатывается по её телу и тянет вниз… Она будто снова купается во снах, где есть ещё маленькое, но такое солнечное желание быть лучше. Чтобы счастливая и прекрасная жизнь её ждала, чтобы просыпалась с родным запахом в волосах, и радость застывала на её лице солнцем, на радужке глаз, на золоте серёжек и узорах ногтей… Счастье манит её. И когда-нибудь она его получит. Никита видит, как медленно прикрываются глаза Вероники, и возбуждение заставляет вздрогнуть, ощутить пульсацию кажется во всём теле. И самое обидное, что если бы не вся эта ненависть, её агрессивность и гниль, он бы давно ответил, давно бы принял все её чувства и был бы счастлив. И от этого ещё больше злится, когда дёрнув, вырывает давно забытый всеми коробок… *** Вероника подкрашивает губы; Вероника укладывает идеально волосы; Вероника вплетает в косички бантики и подводит глаза так, чтобы взгляд её стал ещё более злым и чёрствым. Даже полоску на брови не делает. Вероника больше не плачет — не хочет даже. Слезами горю не поможешь. Как и не забыть тех ужасных ощущений, когда смотрела то видео, от которого чуть не зарезала себя прямо на месте. Боль и одиночество сливаются, освобождаю дорогу мести и холодному прагматичному расчёту. Победить — её единственная цель. Доказать всем, что она чего-то стоит — вот её счастье. И Никита. Вероника наматывает на палец волосы. Вероника подкрашивает частокол из ресниц, ловя отражение в зеркалах, и улыбается мыслям. Никита станет её. Она знает. Вероника всегда добивается чего хочет, и никакие ограничения её не остановят. Но маленькая девочка, всё ещё плачущая по ночам, знает, что это не так.