Добро пожаловать в Колледж

У Даниэлы в комнате книги. Целая полка, забитая томами, вечно включённый свет и одиночество, в котором комфортно вязнуть. Раньше здесь была Энрика – теперь лишь поющие мошки да режущие уши крики из соседней спальни девочек. У Даниэлы в комнате книги. И ужасный бардак. В голове. Психолог советует ей методы борьбы с её нестабильной психикой и днями, что кажутся с каждым разом всё больше и больше безысходными. Психолог спрашивает как она, и Даниэла только нарочито хлопает длинными очаровательными ресницами и пусто жмёт костлявыми острыми плечами. Эти методы борьбы были больше актуальны когда-то давно. Когда-то – двенадцать гниющих в земле друзей тому назад, дюжины открытых пивных бутылок тому назад, тяжёлых крючковатых железяк, пронзающих всё лицо, в тот день, когда она первый раз положила под язык чёртовое круглое колесо, и мир растворился в сингулярности и прилившего к голове дофамина, которого ей так не хватало. Теперь уже назад пути нет. Притуплённость восприятия и монотонность мира не кажутся ей такими же опасными, как её нервные срывы и регулярные, будто по секундам, анархические приступы боли. Истерика размазывала её по стенке эмоциями, начиная с трясущейся нижней губы, заканчивая пугливыми вскриками и нервным шагам назад, подальше от неё и урагана вещей вокруг. Легче созерцать мир, проживая, кажется, каждую секунду, чем быть изгнанной из-за очередного недержания эмоций. Психолог говорит, что это последствия разъёбанной к чертям собачьим нервной системы пригоршнями таблеток и всякого рода белоснежных дорожек. Уж лучше бы она хлебала водку и дальше плакала. – Ты переживаешь боль утраты. Это очень тяжело, но нельзя впадать в пучину безысходности в такой период. Если тебе очень плохо, то лучше поговори со мной. Ты же знаешь, я всегда рядом и постараюсь помочь, – говорит психолог. Она говорит заученно, но искренне, что Даниэла начинает ей охотно верить и даже делает вдох без спасительной горошины под языком или напыления муки из экстази. Стёпа грызёт заусенец перед тем, как достать из колоды карту. Даниэла в какой-то момент не выдерживает, обхватывает себя руками, вклиниваясь почти лысой головой в колени и задерживает дыхание. Ей не то чтобы сейчас плохо или хорошо. Ей просто никак. Неважная персона и серая мышь, какими железками и что бы она себе не прокалывала. Они сидят в коридоре, на полу, дожидаясь возвращения Никиты – не кто иной, как третий игрок в их бесконечных партиях дурака. Когда Даниела приходит в себя и делает пару тройку дыхательных упражнений, которые дала психолог, Стёпа успевает незаметно подсмотреть карты Никиты и с недовольным лицом дальше смотреть в никуда. Стёпа живёт в пустоте сколько себя помнит. Обнаружение таких же, как он, здесь, помогает, но план по его перевоспитанию слишком невыносимый и невыполнимый. "Если бы мои друзья из родного города узнали о том сколько я держусь без пара и алкашки, то у них бы просто айкосы повыпадали из ртов." Даниэла понимает его: у неё самой жизнь не лучше. У них двоих много общего, как и разногласий, а также проблем из-за их защитного механизма виде пошёл-нахуй-я-не-буду-ничего-тут-делать. – Даниэла, ты как? – Уже нормально. Стёпа устал ворошить и копаться в прошлом, как и все здесь, но почему-то занимается этим каждодневно, будто любимый ритуал с умыванием по утрам. Психолог помогает ему не утонуть в его путешествиях, говорит, что пытаться не обращать внимание на это хуже, потому что не получится – воспоминания лишь приморозятся, покроются слегка инеем, будут колоть сердце острой льдышкой и не покинут, если их не проработать: понять где правильно, а где нет, принять свои, чужие ошибки и простить. У Даниэлы в глазах усталость из-за скорого выгона и подступающая медленно депрессивная фаза. Стёпа хочет отвести её к психологу, но та говорит, что уже была у неё сегодня. У Стёпы в глазах беспокойство, которое он мастерски гасит ресницами, когда кто-то проходит мимо них рядом. Даниэла злиться на него за это, потому что чувствует что-то странное. Точно не то что чувствуют к другу другу лижущиеся по углам голодные от любви Аня и Валера. Ей даже внешне Стёпа не нравится, но долгие разговоры, совместные испытания и похожие истории сделали своё дело. Стёпа хочет откат. Откат до прошлых в не орбите колледжа лиц, моря пивных бутылок и истекающих усталостью глаз мамы. Но это также – воздушные пустоты из-за непонимания, ненавистный до воспалённых бессоницей глаз храп отчима и крики, тающие утром, в оглушённое спиртами лицо. Стёпа ловит себя на мысли, что внутри него всё ещё сидит тот самый уязвлённый избитый кулаками мальчик, и крик его царапает и царапает истерзанное слабое нутро. Хочется затолкать его глубже, чтобы не вспоминать, хочется перерезать ему кислород, чтобы тот перестал кричать, но Стёпа прошёл слишком длинный путь, чтобы в итоге сдаться и остаться ни с чем. Даниэла бесконечно твердит про финал, суля победу. Степан отшучивается от слов, как от мошек, но внутри отчаянно жаждешь именно этого – сертификата, признание, гордость и любовь в глазах матери... Даниэла отходит от приступа тревоги, начинает говорить, берёт карту, случайно дотрагиваясь до Стёпы руками... Руки у неё холодные. Стёпа резко говорит, что ей нужно выпить успокоительные или поговорить опять с психологом. Стёпа злится на неё, потому что слишком сильно волнуется. Волнуется как-то странно: иногда стресс настигает Стёпу там, где его точно не должно быть. Кажется похожее волнение он испытывал, когда случайно видел, гуляя, в плетистых школьных коридорах свою первую любовь или сталкивался с ней и её подругами взглядами. Перевозбуждение от разговоров, очень откровенные темы, навязчивые мысли – всё ясно и свято, как день. Всё непонятно и тайно, будто Стёпа бредёт сквозь тёмные закоулки своей души и не может выбраться. Они прячутся и теряются в разговорах, растворяются в шутках и дружбах. Сходят с ума, веселятся, играют в карты и покер, пока не захотят спать. Даниела огрызается на слова Стёпы и извиняется сразу же: уже восьмая неделя – срываться на такую мелочь просто нелепо. Даниэле стыдно, потому что Стёпа сейчас слишком спокоен даже для себя. Куда же подевались истерики и вспышки гнева? Куда же подевался ребёнок, протестующий на каждом божьем испытании и задании? Даниэле кажется, что её личностный рост ему даже в подмётки не годится. Даниела просто уверена, что Стёпа победит. Никита возвращается, вытирая рука об штаны. Они продолжают. Беседа льётся сквозь тела в коридор, сквозь комнаты и классы – в бархат небес, но внутри они молчат. И молчание это настолько рокочуще громкое, что в какой-то момент даже становится осязаемым. Никита и Стёпа желают Даниэле спокойной ночи, и им всем даже кажется, что так будет всегда. Всегда – до ярких всполохов ламп на потолках, до бело-жёлтых шариков на стенах и до момента, когда директриса объявит того, кто поедет со счастливым миллионов в кармане. *** – Наконец-то мы набухаемся, – говорит Никита, звеня бутылками, – блять, я так ждал этого! Состояние всех несомненно улучшилось с момента, как они все освободились от оков проекта и запретов. Глаза Даниэлы блестят; она смотрит на краснеющее в бокалах вино и ждёт своей очереди. Стёпа колеблется, когда ему наливают бокал, но осушает его почти сразу и полностью с глупым животным наслаждением. Стёпе страшно. Потому что внезапно становится так хорошо, как никогда не было за эти девять недель. А может и жизнь. Стёпа боится. Совершить ошибку или снова откат до точки сбора вещей и отправления поезда. Стёпе не по себе и тогда, когда Даниэла беспечно кладёт голову ему на плечо, потому что все ещё чувствует к ней что-то странное. Точно не то, что испытывают друг другу помешанные друг на друге влюблённые Аня и Валера. А с каждой новой рюмкой Даниэла в его глазах становится всё красивее и красивее. Но Стёпа уверен, что ему ничего из этого не светит. И сам не до конца убеждён, что хочет в этой жизни что-то сейчас менять. Но вино пенится в его животе. И с каждым бокалом ноги Даниэлы становятся к нему всё ближе. Её глаза сияют. Но только дело здесь не в алкоголе