* * *
– Видятся они нечасто, но Беренильда не жаловалась, – пролепетала тетушка Розелина. Офелия сидела на кухне и разговаривала с ней по проводному телефону, не отходя далеко ввиду его длины. Тетушка звонила раз в неделю и звала ее поговорить самой последней, чтобы им уж точно никто не помешал своим нытьем. Так и сейчас: семья, побеседовав с тетушкой Розелиной, ушла из дома с чувством выполненного долга и дала им с Офелией обсудить дела поважнее, ведь тетушка была единственной, кто хоть чуть-чуть знался в событиях двухлетней давности. – А Виктория как себя чувствует, зная, что отец не может быть рядом? – спросила Офелия, наматывая на запястье спиральный провод. Послышался безразличный ах из трубки – легкость, с которой тетушка обсуждала с ней дела на Полюсе и Офелию выводили из пучины драматизации событий. – По моим наблюдениям, дискомфорта не испытывает, мы с Арчибальдом стараемся ее занимать, – ответила Розелина. Услышав имя Арчибальда, Офелия чуть улыбнулась: еще жив. Она помнила о его грядущей кончине, но не могла предугадать ее точное время, как и никто другой в мире, поэтому всякий раз, когда ее звали к трубке, Офелия слепо надеялась на хорошие новости про Арчибальда. Все же мистеру Драной-Шляпе еще воспитывать и воспитывать дочь Духа Семьи, а это немалый труд, судя по рассказам крестного. Офелия всегда боялась задавать этот вопрос, но из-за чувства вины не могла не держать его в голове все два года. Будет эгоистично игнорировать этот аспект, учитывая ее состояние. – Как Беренильда себя чувствует? – спросила Офелия достаточно мрачно, чтобы тетушка поняла контекст вопроса. – Ничего не предпринимала? Она услышала тяжелый вздох, отчего ее сердце сжалось: у них тоже нет сведений. Нигде не было следов Торна: исчез, пропал, испарился. Словно пройдя через то самое зеркало в тюрьме пять лет назад стер все упоминания о себе. – Если честно, дорогая, ужасно, – ответила Розелина, еще больше расстроив Офелию.– Два года уже ходит потерянная, только при Виктории улыбается. Скучает по нему и тоже не может понять, что нужно сделать, чтобы его найти. У тебя не появилось идей? Офелия закрыла глаза, глупо улыбаясь. У нее нет идей уже два года, о чем вообще может идти речь? Она постепенно, день за днем теряла надежду, пытаясь удержаться за воспоминания о Торне – единственное, что придавало ей сил жить дальше. – Нет, – призналась Офелия. – Ничего, абсолютно. – Жаль, – констатировала Розелина. Из трубки послышался глухой шорох, как когда комкают листы бумаги: она занималась реставрацией книг. Тетушка всегда коротала время за ней, если накатывала тревога, а потому Офелия беспокойно нахмурилась. – Но ты не унывай, – продолжила та, – сейчас у тебя времени с головой хватает, может, идея придет в голову завтра, может, лет через десять, но она придет. Рано или поздно придет. Ты уже так много пережила, его пропажа – сущий пустяк, который когда-нибудь да решится. Как ни странно, слова тетушки Розелины и вправду помогали, давали надежду на возможное развитие событий, давало силы ждать. Офелии часто казалось, будто бы они уже на исходе и вот-вот иссякнут, но Розелина, словно специально, звонила именно в такие моменты, и Офелия продолжала вставать по утрам, надеясь, что когда-нибудь у нее хватит сил начать жить. – Спасибо, – поблагодарила она. – Передайте Беренильде, что она не одна. Торн вернется. Когда-нибудь. – То-то же, – довольно ответила Розелина. Разговаривали они еще минуток двадцать от силы, после чего Офелия была предоставлена сама себе, но ее ждала мастерская крестного. Та располагалась недалеко от рынка пряностей, путь занимал около десяти минут пешей походкой. Офелия выдвинулась в путь, замечая, что все украшения к празднику урожая уже спрятаны в кладовках и ждут своего часа в следующем году, но сам рынок не пустовал и не будет, пока в городе еще осталось много туристов. Офелия с чувством абсолютного комфорта шла по тротуару в окружении иностранцев, ибо экстаз от праздника сошел на нет и они наверняка отдают себе отчет в собственных действиях. Она вздрогнула, когда сбоку от нее появился человек буквально из воздуха и пошел по своим делам как ни в чем не бывало, лишь суетливо оглядывая улицу. Семейное свойство граждан Весперала – становиться облакоподобными. Она пошла быстрее, надеясь не встретить по пути кого-нибудь пострашнее, вроде граждан Титана или того хуже Тотема. Буквально через неделю от такого разнообразия туристов и следа не останется, чего Офелия безумно ждала. Все же жить среди двадцати новых свойств было непривычно и страшновато, но в то же время и интересно, ведь до Соединения воочию наблюдать свойства людей с других ковчегов являлось почти нереальным, да и особо не нужным. Возможность узнать получше мир, в котором живет, было одним из многих преимуществ Соединения для Офелии, а благодаря активному развитию туризма на территориях ее любопытство было уталено. Что интересно, туризм способствовал не только глубокому изучению людьми друг друга, но еще и некому их объединению. После Раскола цивилизации почти никогда не встречались и были словно небо и земля, как и задумывала Евлалия, чтобы война опять не настала. После Соединения человечество встало на путь единства, как и земля, совершив обратную инверсию. Народам предстоит вспомнить былое время, время до Раскола, когда все были едины. Вначале мы были едины. Пока Бог не рассорил нас. Эти слова всплыли у Офелии в уме непроизвольно. Раньше она не могла понять, откуда они пришли и что им предшествовало, но сейчас ей было все предельно ясно и понятно, пусть и знать, что ты живешь на цельной земле и именно такой ее вид изначально правильный, было необычно и доныне незнакомо. Офелия подошла к старому домику, стоящему за павильонами и шатрами, единственному, что не пользовался спросом на рынке. На скрипучем крылечке висел колокольчик, сообщающий владельцу мастерской о приходе человека. Офелия поднялась по ступенькам и отворила дверь, вдыхая знакомый запах – так пахнут лишь экспонаты исторических музеев. Комнатка встретила ее тремя деревянными столами с кучей причудливых глазу инструментов и изобретений, на дощатом полу валялись ржавые арматуры и ведра, ибо после дождя всегда протекала крыша. Слышался звук царапания по бумаге – крестный писал. Офелия, переступив через перевернутый ящик, прошла дальше. Под потолком висели светильники, многие лампочки треснули и лопнули, но у крестного времени убрать не нашлось. Любопытный под стать хозяйке шарф то и дело трогал стекло своими косичками, заставляя лампочки шататься и ударяться друг об друга, создав тихий звон. – Ну конечно это ты, – сказал крестный, усмехаясь действиям шарфа. – Иди сюда, хочу тебе кое-что показать. Офелия обернулась на голос и увидела крестного, сидящего на шатком табурете. Он склонился над белыми листами бумаги с интересными набросками, а подойдя ближе, Офелия поняла, что это были за наброски. На бумаге крестный начертил человеческую кисть с пальцами, а рядом каждый по отдельности, но те не из человеческой плоти были, а состояли из металла. Офелия, нахмурившись, склонилась над чертежом. – Как тебе? – поинтересовался крестный, откидываясь на спинку стула. Она сложил руки на груди и посмотрел на чертеж, раздумывая, нужно ли ему что-то в него добавить. Офелия пораженно рассматривала набросок, сделанный в мельчайших деталях и предусматривающий все. Она не ошиблась: крестный нашел чертеж механических протезов, думая снабдить Офелию не читающими, но все же пальцами. – Это... потрясающе, – пролепетала она, шокировано улыбаясь. – И когда ты успел? Крестный улыбнулся, довольный собой, и снова стал рассматривать наброски пальцев, сделанные черным карандашом. Около каждого пальца он написал числа и материалы, нужные для воплощения схемы в реальность. – С того дня, как увидел тебя без пальцев, – признался он. – Ты думала, я вчера начал этим заниматься? Искать чертежи, дорабатывать технологию? Девочка, подобное за день не делается. – Ты два года с ними возился? – Офелия ткнула запястьем на нарисованную кисть. – Да, – ответил крестный. – Осталось только раздобыть нужные материалы и приступить к нудной работе, но это малое, лишь бы работали. Офелия все еще пребывала в приятном шоке, разглядывая механические пальцы, по виду напоминающие строение ножного аппарата Торна. Такие же тонкие длинные спицы, соединенные шестеренками, что и приводят в действие аппарат, только у крестного их было больше, ибо пальцы – это мелкая моторика, там работенка кропотливее. – Спасибо, – поблагодарила Офелия, повернув голову к крестному. Ее кудри коснулись лампочек, и звон наполнил помещение. – Всегда рад помочь, – улыбнулся крестный.– А теперь, будь добра, не мешай старику работать! Офелия посмеялась и отошла от его стола, без особого интереса разглядывая остальные реликвии и оружие в небольшом домишке. За четыре месяца она успела рассмотреть их в мелочах и знала местоположение любой детали получше крестного. За четыре месяца на Аниме она успела сделать все, что можно и нельзя, а потому в последнее время начинала чувствовать себя бесполезной. Не здесь было ее место, но иного она не имела. Ни на какой другой территории не было ее места, это удручало, ибо быть ненужной – ужаснейшее чувство для любого человека. Офелия знала, что крестный позволяет ей помогать из любви как к крестнице, а не потому что нуждается в ее помощи. Она должна начать двигаться дальше, но не знала, куда именно. И это знание ей предстояло добыть любым способом. Она вышла из мастерской, оглядываясь по сторонам. Рынок стал чуть более людным, Офелия заметила даже пару человек с Полюса по татуировкам на лице. Также прибыли и любимые Гектором граждане Гелиополиса, проходя мимо приборов, они заставляли те зарядиться до максимума. Весьма полезное свойство, заметила Офелия. Теперь ясно, почему Гектор так хотел жену с Гелиополиса – это же бесконечный источник электричества. Офелия глянула в другую сторону, где к ее взору предстала женщина с Циклопа в чудной одежде красного и черного цветов, спешащая до шатра с фирменными булочками анимистов. Кто бы мог подумать, что спустя столько лет существования Анимы жители с других ковчегов будут прилетать сюда ради их дегустации? Нет, с других территорий. Отныне ведь существовал не двадцать один ковчег, а двадцать одна территория. Отрывки земли с четко установленными границами, международное право которых гласило об их неприкосновенности и неподлежании изменению. Поэтому слово "ковчег" по отношению к Аниме, к Вавилону, к Веспералу, Титану, Флоре и другим было некорректно, ибо осколков земли не существует. Да и никогда не существовало. Бог расколол наш мир на куски. Эту фразу она слышала не раз, но она была неверной. Евлалия и Другой не раскололи его, а видоизменили. Часть в инверсии, часть парит в космосе. Парила. Офелия ступила на каменную кладку и отправилась назад домой, наблюдая за любопытством туристов и задаваясь вопросом, исключительно ли на Аниме можно встретить подобное. Скорее всего, такие выражение лиц присутствуют на каждой территории после Соединения.* * *
Сегодня ночью Офелии удалось уснуть раньше обычного, проспав не шесть часов, а все восемь. О Торне она думала уже как о цели нового плана, так как все же единственным вариантом, способным спасти ее от пустого существования, были его новые поиски, но для этого ей требовался иной подход. Если Изнанка была недоступна через зеркало, значит, доступна через что-то еще. А была ли Изнанка теперь как таковая вообще? Если все территории после обратной инверсии оказались на Лицевой Стороне, значит, Изнаночной просто не из чего быть. В таком случае, Торн в состоянии эраргентума сейчас находился где-то среди двадцати одной территории. Тогда ее поиски сочтены. Этого она боялась больше всего. Если Торн и вправду пребывал в состоянии эраргентума, то даже найди его Офелия, без Рога изобилия невозможно превратить его обратно в осязаемого Торна. Данный вариант даже незачем воплощать в жизнь, но другого Офелия не находила. Медленно, но верно ей приходится смиряться с тем фактом, что поиск Торна будет сложнейшей задачей, которая уже не казалась такой уж бесспорно выполнимой. И самое удивительное и одновременно ужасное в ее ситуации то, что любовь за два года ни на миг не угасла. Была одинаково сильна и искренна, отчего время и шло словно с огромной скалой на спине, а заснуть становилось все труднее. О всевозможных развитиях событий и думала Офелия, пока бодрствовала и спала, но ее сон сегодня был вынужден прерваться. Офелия и Гектор вскочили от вопля матери и Агаты внизу. Офелия грохнулась на пол, больно ударившись копчиком. Близоруким взглядом она попыталась осознать себя, свое местоположение и происходящее прямо сейчас, чувствуя вибрацию в полу от звонкого голоска Агаты и разъяренной матери. Благодаря шарфу их с Гектором комната залилась утренним светом солнца, а Офелия вновь стала видеть мир не мыльными пятнами, а четкими формами. Ее очки тут же окрасились в синий – цвет растерянности. – Что на этот раз? – сонно промямлил Гектор, потирая глаза. Его светлые волосы растрепались из-за прыжка, но по сравнению с Офелией это не выглядело так жалко. Озадаченно хмыкнув, она заставила себя подняться на ноги и вместе с шарфом вышла из комнаты как есть: в мятой пижаме с недовольством на лице. – Проваливайте, вас я знать не знаю! – кричала мать возмущеннее обычного. – И от моей дочери вы ничего не получите! Эти слова заставили Офелию остановиться на середине лестницы и задуматься над тем, кто же мог пожаловать. Надзирательницы больше не обладают былыми полномочиями, мать бы не реагировала подобным образом ни на Октавио, Блэза или Вольфа, навряд ли бы подобным образом общалась с кем-то с Полюса… Офелия отмахнулась от своих догадок и решила лично узнать, кто пришел. Она спустилась вниз и повернула голову в коридор прихожей, где стояли мать, отец, напуганная Агата, а на пороге… – А вот и она! – воскликнул никто иной, как профессор Лазарус. Офелия встала посреди коридора с застывшим ошеломлением на лице, шокировано моргая. Она рассчитывала встретить кого угодно с любой территории, да хоть Викторию с Полюса, это казалось ей более реалистичным, чем путешественник, превратившийся в газ пару лет тому назад вместе с ней прямо у нее на глазах… – Ла… Лаза… Н-не может такого быть, – пролепетала она, споткнувшись о собственные ноги. – Вы же… Но как… Она поспешно забежала в кухню, в недоумении разглядывая гостя, приоткрыв рот. Лазаруса ее удивление забавляло, он улыбнулся до ушей и сцепил руки за спиной. Мать еще больше завелась, увидев поведение Офелии, и ткнула пальцем на дверь, наверняка сломав ноготь. – Проваливайте из моего дома! – ее глаза были полны ярости. – А то еще чего у меня в который раз заберут дочь! – Софи, спокойнее, – сказал отец, мягко опуская ее руку. – Офелия, очевидно, знает его. – Ну разумеется! – горделиво сказал Лазарус, едва заметно стиснув зубы. – Разумеется, она знает. Проблема лишь в том, что только она. Офелия вопросительно выгнула одну бровь и подошла ближе, не теряя бдительность. Ее когти постепенно приходили в боевую готовность, как в прошлую их встречу, чтобы дать стоящий отпор раз и навсегда. – Не понимаю, о чем вы говорите, – ровно произнесла Офелия, останавливаясь на каждом слове. Она скрестила руки на груди.– Лучше расскажите, как и откуда взялись. Помнится, в последнюю нашу встречу вы остались среди эраргентума благодаря искомому Рогу изобилия, что вас и погубил. Как вижу, не до конца. Лазарус со злой доброжелательностью посмеялся, угрозу почувствовали все в гостиной, в том числе и когти Офелии, готовые напасть, стоит Лазарусу сказать фразу более едкую и неясную. Те словно поднимались по ее костям и кожным тканям от рук вверх к мозгу, из-за этого она с трудом контролировала их, сама поддавалась раздражению и гневу, а еще небывалой зависти. Уж кто-кто, а на пороге ее дома должен находится другой мужчина. – Вы правы, – подтвердил Лазарус и стал расхаживать из стороны в сторону, заставляя родителей и Агату отступить на пару шагов. – Какое чудо удачи! – голосом сумасшедшего ученого промолвил Лазарус.– Представьте, Офелия, как на вашем платье сбоку разошелся шов. Представьте шрам от аккуратного пореза ножом. Представили? Отлично! – Лазарус не смотрел на Офелию, занятой монологом, но Офелия всё представила, пристально следя за каждым его движением, не сводя глаз ни на секунду.– А теперь перенесите разрыв из ткани на небо! На материю, на ткань мироздания! Офелия нахмурилась, мало понимая то, о чем сейчас вещал Лазарус. – Разрыв в мире? – жмурилась она в попытке понять. – Как это вообще возможно? Разрыв куда? – Именно! – воскликнул Лазарус, сделав пару стремительных шагов к ней. Офелия пошатнулась. – Подумайте сами: когда под обоями на стенах что-то застряло, ее склеенный край рано или поздно разойдется. Так и с миром: все, кто попал в инверсию, рано или поздно разорвут мир! Мама схватилась за сердце, ахая и охая, пока отец, придерживая ее, внимательно следил за действиями Лазаруса. Офелия и Агата смотрели на гостя удивленно, как на сумасшедшего. – Продолжайте, – сказала Офелия. Лазарус лучезарно улыбнулся ей и взмахнул рукой. – Прошли сквозь разрыв материи, а когда все оказались там, где надо, та соединилась вновь в единую ткань, и все! Вот только одно мне до сих пор непонятно, моя дорогая Офелия, – Лазарус уже медленнее подошел к ней почти вплотную, заставляя ее когти чуть ли не разрывать ее изнутри. – Я не понимаю, почему о моих заслугах помните лишь вы! – О каких еще заслугах?! – крикнула мать. – Что за профессор Лазарус вообще?! Я звоню в дурдом! – Повремените с этим, – настояла Офелия и глянула на мать. – Пока он мне не расскажет все, что знает, – она повернулась к Лазарусу, радуясь мимолетному спокойствию когтей. – Что с вашими заслугами? – Меня никто не помнит! – жалостно промолвил он, эпатажно отворачиваясь. – Ни моих изобретений, ни странствий – ничего! Будто бы я, как ваша мать: ничего полезного в наш мир не принес! – А ну закрой свою мерзотную пасть в мой адрес! – оскорбилась мать. – Иначе… – ее прямо душил гнев. – Иначе вылетишь отсюда и след тебя простыл! Офелия прикусила щеку изнутри, оценив едкость Лазаруса в сторону как ее матери, так и ее самой. Она уставилась на свои пальцы на ногах, переваривая информацию, данную Лазарусом. Он не единственный, кто попал на Изнанку через Рог изобилия и не вернулся после Соединения, значит, и все остальные сейчас в мире: Гаэль, Ренар и… Торн. – Вы лжете, – воспротивилась Офелия, поднимая на Лазаруса злостный взгляд. – И вы еще смеете заявляться на порог моего дома с подобными сказками… Проваливайте отсюда. Лазарус обиженно нахмурил брови и подбадривающе улыбнулся. – Офелия, не спешите с заявлениями… – Я ни за что не поверю в историю о разрыве материи, – продолжала Офелия. – А еще в то, что все, кто попал туда через Рог изобилия, вернулись. Вы смеетесь надо мной. Лазарус застыл, смотря перед собой. Казалось, он пытался понять, к чему клонила Офелия, а потому молчал. Офелия и сама удивилась подобной эмоциональности со своей стороны, но знала, что виною всему когти, набирающие обороты каждый раз, когда кто-то даже косвенно упоминает рядом с ней Торна. Мать, отец и Агата с опаской наблюдали за развитием разговора, все трое желали его скорейшего завершения, чтобы выпроводить нежеланного гостя, но Офелия, как бы ей ни хотелось оставить на Лазарусе пару красных пятен, не могла прогнать его, пока он не рассказал обо всех сочиненных им сказках. – Ах, господин Торн, я и забыл! – воскликнул Лазарус довольно. – Прошу прощения, Офелия, но я вещаю вам правду-матушку, и да, предвидя следующий вопрос, – он выставил два указательных пальца вверх. – Ваш муж находится где-то на территориях, к сожалению, точным местоположением господина Торна я не владею, но смело уверяю вас, он обрел физическое тело, к моему сожалению. Офелия была в ярости, всей душой ненавидела этот приторно пафосный голос, который смеет произносить имя Торна в ее присутствии, да еще и манипулировать ее эмоциями ради импульсивного согласия на новую авантюру Лазаруса, ведь иного объяснения ему в ее доме она не находила. Когти готовились напасть, и она дала им волю, оставив на щеке Лазаруса большую красную гематому. Почувствовав фантомный удар, Лазарус резко наклонился вправо под его воздействием. Офелия почувствовала облегчение, как после реального удара о дверь. Мать, отец и Агата подпрыгнули, в страхе закричав, однако Офелия была предельно спокойна. – Мне вам нечего сказать, лишь то, что вы – наглый лжец, – отчеканила она каждое слово. – Проваливайте. Лазарус, сплюнув кровь в ладонь, смерил Офелию взглядом, в котором застыл немой вопрос. Однако она была непреклонна и кивнула на дверь. Мать постучала по ней и распахнула, рукой указывая на улицу. – Вы всё слышали. Лазарус, вскинув рукой, тяжелыми шагами вышел из дома, словно это Офелия его обманула, а не он ее. Мать захлопнула дверь с громким стуком и сопроводила профессора взглядом в окно, думая, что он способен учудить чего-то да похуже, а учитывая паничность матери, так и вовсе убить. – Что это был за человек? – спросила Агата, повернувшись к Офелии. Она уставилась на дощатый пол, не в силах ответить. Лазарус был известен не только как изобретатель и тот, кто смог увидеть Ядро Мира, а еще как лжец, предатель и хитрый подлец, поэтому верить ему – нерационально и глупо, ведь учитывая исчезновение всех упоминаний о нем, он мог счесть виновной этому Офелию и желать расправы. К тому же, Лазарус мог выбраться из Изнанки, ибо никто много о нем не знал, чтобы сказать, не придумал ли он и там способ выкрутиться. Его явка в ее дом предельно ясно дала понять, что таки да – придумал. Офелия взглянула на дверь с четырьмя красными пятнами и осознала, что ее Когти успокоились, а очки сменили черный цвет на серый. – Профессор Лазарус, – ответила Офелия. – Изобретатель, исследователь и мерзавец, конкретно запутавший нас с Торном на Вавилоне. Подлый, лживый, действующий лишь ради собственной цели, при этом будучи якобы бесконечно верным Евлалии. – Больше он сюда и шагу не сделает! – сказала мать. – Возомнил себя поди знай кем, и командует в моем доме! Офелия не слушала возмущения, так и не понимая, верить Лазарусу или нет. С одной стороны, будет глупо в очередной раз довериться ему, а с другой, у нее не было иного разумного ответа на факт его возвращения из Изнанки. – Думаю, стоит присесть, – успокаивал мать отец, мягко положив руки на ее плечи и усаживая на стул. – Если он придет, его снова ударит… кто-то. Офелия криво улыбнулась. Отец был единственным в семье, кто знал о когтях, и по просьбе сохранял конфиденциальность ее секрета при матери и сестрах. Офелия присела на стул напротив и положила локти на стол, слыша шорох шарфа. Они молчали, не зная, как начать разговор. Появления в их мире Лазаруса сильно ударило по собранности Офелии, отчего крупицам ее наивности вновь дали основания полагать, что Торн жив и теперь уж точно в одном с ней пространстве. Все, включая ее, Генеалогистов и Медиану, исчезли на Вавилоне, но в Изнанке передвигались. Кто знает, где они сейчас могли оказаться, где располагался так называемый разрыв и как до него добраться. Лазарус оставил множество загадок и завуалированных подсказок, которые, к тому же, не стоили и капли доверия. – Насколько правдивыми могут быть его слова? – спросил отец, поддаваясь вперед к столу. Он опустил голову и попытался заглянуть Офелии в глаза. – И можно ли этому Лазарусу вообще доверять? Офелия сделала глубокий вдох и подняла глаза на отца. Обсуждать с семьей расследование насчет Евлалии и Другого она не намеревалась, ибо за ее рассказом последует куча вопросов, а ей и без того было трудновато собрать все знания в одну большую схему и разъяснить ситуацию. Однако и оставлять теперь родню без ответа нельзя. – Я бы не советовала, – ответила Офелия, переведя взгляд на Агату. – Любое слово Лазаруса необходимо поддавать сомнению, ибо его нрав переменчив, а действует он, как я уже сказала, для удовлетворения своих желаний, – она покачала головой. – Тем не менее, в его словах может быть доля правды. Соединение произошло, когда была произведена обратная инверсия, то бишь выворачивание мира с изнанки на лицевую сторону. Под этим миром, технически, могли остаться люди в газообразном состоянии, а потому своим объемом, разорвать мир, но… – Офелия, хмурясь, покачала головой. – Это истинный сюр, не может быть такого… – Почему нет? – поинтересовался отец. – Любой газ занимает объем, а если, как ты говоришь, этот объем под стенками мира, вполне возможно, что мир разошелся. Вот только тут назревает один важный вопрос… Настойчивый и грубый стук в дверь прервал отца. Все четверо подпрыгнули от его громкости и внезапности, что мать аж вновь за сердце схватилась. – Чертов мерзавец! – рявкнула она на дверь. – Я же ясно выразилась насчет твоего… Дверь распахнулась и в дом вошел запыхавшийся крестный с абсолютным шоком, застывшим на лице, судорожно оглядывая всех присутствующих. – Во-первых, ты ничего мне не говорила, – сказал он, указав пальцем на мать. – А во-вторых… хух… ну и далеко же живешь, девочка… – крестный расправил плечи и посмотрел на Офелию уже более серьезно, заставив ту выпрямиться и уставиться в ответ. Неужто Лазарус и до него добрался?– У меня для тебя хорошие новости от Розелины. Торн на Полюсе.