Три – вариант нормы

Макет театра Небограда был почти закончен, ему оставалось лишь сделать косметический ремонт да украшений побольше поставить. Офелия диву давалась, как они втроем: она, Гектор и Арчибальд сумели воссоздать театр буквально из картона и дощечек в кладовке поместья. Макет полностью соответствовал первообразу: черный занавес, красные кресла партера и амфитеатра, менее освещенный бельэтаж и изысканные балконы. Ловкими пальцами Арчибальд сделал на стенах те самые узоры оттенком бежевого чуть потемнее цвета стены, ковровое покрытие они сотворили из красного вельвета старого платья Беренильды, покромсанного Офелией и тетушкой Розелиной на кусочки. Декорации они оставили напоследок, так как хотели сделать именно ту театральную постановку с Другим, а Офелия видела слишком мало, чтобы по памяти все воспроизвести. Офелия, Гектор, Арчибальд и тетушка Розелина сидели на полу в гостиной и работали над украшениями театра под рассказ Беренильды для Виктории. Беренильда читала сказку ангельским голосом, клонящим в сон даже самых стойких из всех, пока Виктория лежала на удобной подушке и молча слушала. Время близилось к обеду и ее дневному сну, это означало, что Фарук и сегодня не придет. За все время пребывания Офелии на Полюсе монсеньор так ни разу и не наведался к дочери, но ту, казалось, это и не расстраивало. Порой Офелии чудилось, будто бы Виктория и не скучала по нему, не зная о его любви к ней. Хотя Офелия и сама начинала думать, что Фаруку до дочери нет никакого дела. – Дай-ка ножницы, – попросила Офелия Гектора, не отрываясь от занятия повесить занавес на пазы. Гектор, занимающийся подготовкой маленьких кукол – импровизированных актеров, – передал ей ножницы. Шарф Офелии отрезал докучающую нитку и наконец расправил черный занавес во всю сцену. Пазы нужны были для будущего механизма открывания, которым сейчас занималась Гаэль за должок Арчибальда. – Идеально, – прокомментировал Гектор и завязал трехцветный шарф вокруг шеи куклы. – Именно так будет выглядеть актриса в роли Незнакомки, как тебя любят называть. Офелия взяла куклу себя из рук Гектора и с интересом стала ее рассматривать. Короткие пружинистые волосы и бордового цвета очки были ей очень знакомы, а вот ее беспалыми руками пришлось пожертвовать во имя куклы, ведь рубить руки человечку из дорогого фарфора не хотелось даже Гектору с полным отсутствием вещизма в крови. Старое платье, которое Офелия носила постоянно несколько лет подряд, тетушка Розелина передала в мельчайших деталях с поразительной точностью. Кукла была точной копией Офелии, но ни капли не походила на нее сейчас. Отросшие волосы и обрубки вместо рук говорили сами за себя, а очки уже не меняли цвет так часто, как в то время. Самое странное, Офелия и сама не могла понять, нравятся ей изменения в себе или они ей противны. – Кукла потрясающая, – прокомментировала она, передавая ее Гектору. – Думаю, с этим ты точно будешь лучшим. Арчибальд улыбнулся, словно она сказала нечто само собой разумеющееся, и прижал к стенке конструкции новый узор. – Он и без этого будет лучшим, – ответил Арчибальд. – По подсчетам, если начнешь заниматься теорией сейчас, время у тебя останется и на макет Небограда. Времени мало, у нас осталось всего-навсего полтора месяца благодаря Вавилону. Услышав ядовитый тон при назывании территории, Офелия нахмурилась и посмотрела на Арчибальда в непонимании. – О чем вы? – спросила она, пока шарф следовал ее невербальной инструкции в складывании ненужных лоскутков ткани кучкой сбоку. Арчибальд кинул цилиндр на один из диванов с досадой, а после достал из внутреннего кармана жилета сверток бумаги. По виду он напоминал важный документ от не менее важного человека. Офелия не отрывала взгляда от действий Арчибальда, пока тот длинными пальцами раскрывал письмо. Глаза его забегали по всему листу в поисках нужного предложения, он пытался найти то ли доказательство своих слов, то ли причины переноса – понятно не было. В последнее время она заметила, что обязанностей у Арчибальда в качестве посла Полюса стало не просто больше, а в разы больше. Тетушка Розелина упоминала, что с возвращением на должность он по нескольку раз бывал на многих территориях, постоянно ходил на встречи и подписывал документы, когда как до Соединения никто не знал точно, что у него были за обязанности, ибо посол как таковой не был нужен ни одному из ковчегов. Да и вообще, тот факт, что Фарук вернул на столь значимую должность Арчибальда – наверное, самого непредсказуемого человека из всех, – заставил Офелию еще больше усомниться в адекватности Фарука как Представителя, пусть Арчибальд и оказался весьма надежным послом. Однако это он доказал лишь спустя время, поначалу ему не верила даже тетушка Розелина. – Нашел, – сообщил Арчибальд, вернув Офелию в реальность. Она дернула головой в его сторону и, нахмурившись, принялась читать строки письма. Дату дня защиты требуют перенести на месяц раньше(24 января) в связи со смещением даты старта программы "Обратной инверсии!" Дата съезда Сената будет также перенесена на месяц(28 декабря) в связи с систематическими преступлениями в районах Вавилона, норовящие стать не только проблемой вышеуказанной территории. Офелия подняла полные озадаченности глаза на Арчибальда и с подозрением прищурилась, словно не веря протянутым бумагам. – Неужели остальные Представители ради Вавилона так просто согласились поменять свои планы? – задалась вопросом она. – Смещение на срок в целый месяц несет за собой череду корректировок других запланированных мероприятий. Арчибальд кивнул и убрал документ обратно в карман. Сам перенос двух важных событий был крайне непонятен не то что простому люду, но и приближенному к власти обществу. Что будет обговариваться на съезде, известно лишь Представителям и паре их подчиненных, посему Офелия и хотела узнать, кого Фарук назначил своими собственными. Втайне она рассчитывала на свою удачу знать этого человека. – Думаю, это мы узнаем исходя из результатов съезда, – ответил Арчибальд. – Если я узнаю, кто отправиться на Звезду с Фаруком, непременно сообщу. Офелия слегка кивнула в благодарность, глянула разок на прекрасный театр, почти законченный, и поднялась с пола. Сегодня ей предстояло увидеться с Гаэль, что наконец дала о себе знать на одном из предприятий по ремонту старых механизмов. Поскольку матушка Хильдегард исчезла в Изнанке, Гаэль не осталось ничего, кроме как найти себе новое пристанище. А Офелия, помимо долгожданной встречи со старой знакомой, хотела увидеть ее еще и по другой причине: она начинала подозревать, что и у Гаэль мог быть недуг, схожий с недугами Торна и Ренара. Закончив уборку гостиной от продуктов производства, Офелия скрылась в коридорах поместья и нашла высокое зеркало, куда быстренько прыгнула. Иногда она чувствовала вину за то, что начинает по новой отдаляться от семьи и друзей, но цель, с которой она это делала, вынуждала ее продолжать идти и стараться дальше. Однако сейчас она была в тупике. С той размолвки с Торном прошло около недели, полной игнорирования и молчания с обеих сторон, отчего Офелия становилось все более поникшей и опечаленной. Без общества Торна жизнь на Полюсе была ей в тягость. Она почти физически ощущала в себе комок вины и потребность вновь попросить прощения, но знала, что ей не за что его просить: Офелия сказала грубую, но правду. Да и Торну извинения всегда были как пятое колесо, не нужны и излишни. Офелия шла по зеркальному коридору, как в одном из проемов заметила ржавчину и коррозию. Она шагнула туда и вмиг оказалась среди старых металлических листов неприятного оранжевого цвета, в окружении мерзкого запаха машинного масла, слыша шум дрели и молотка, бьющего по железу. Офелия обернулась, изучая помещение: то был тесный домик на задворках Небограда, куда мало кто приходил. Весьма гнилые доски под потолком, выросшие по углам грибы и слой трихит на стекле говорили о возрасте домика и вызывали у Офелии чувство дискомфорта, ибо в заброшенных местах она себя чувствовала интервенткой. Старые здания для нее жили собственной жизнью по типу отдельной экосистемы, куда вторгаться является преступлением против морали, если цель не была великой и значимой. – Гаэль? – позвала Офелия и робко зашла за угол. Само помещение было распланировано нестандартным образом: в центре его располагался вход в кладовку и лестница, отчего первый этаж напоминал кольцо. – Кто там? – послышался нахальный голос знакомой. Добравшись до ее рабочего пространства, Офелия увидела и саму Гаэль: та сидела, скорчившись на шатком табурете, и с усердием занималась проводкой интересной технологии, механизма работы которой Офелия не понимала и не хотела. Она подошла к столу почти вплотную и заглянула Гаэль в разные глаза. – Офелия, – коротко ответила она, ругая себя за излишнюю прямолинейность. Пальцы Гаэль остановились, не закончив работу, а сама она выпрямилась на стуле. Офелия заметила удивление в ее взгляде, но оно скрылось за переполненной радостью пеленой. Офелия не удержалась от счастливой улыбки, уголки ее губ стремительно поползли вверх, а уже в следующую секунду Гаэль стиснула ее в огрубелых объятиях, на какие только была способна. Офелия положила руки ей на спину, чувствуя, что рубашка Гаэль пропиталась запахом масла и сажи, отчего незаметно для нее сморщила нос, но в душе сжимала ее с такой же силой: это бесспорно была Гаэль, и ее отражение в зеркале это подтверждало. – Как давно я тебя не видела! – воскликнула она, рассматривая Офелию со всех сторон и сжимая ее плечи. В какой-то момент глаза Гаэль остановились на руках Офелии, бегая от левой к правой и наоборот, но не с непониманием, как это было у крестного в первый раз, а с сосредоточением. Гаэль рассматривала то левую руку Офелии, поднося к себе ближе, то правую, крутя ее в разные стороны. Она оценивала размеры, и перчатки ей никоим образом не мешали. – Материалов хватит… – улыбнулась она. Офелия растерянно нахмурилась, прижимая оба запястья к груди. – Вы о чем? – спросила она, нервно засунув руки в карманы пальто. – Материалов на что? Гаэль с похабной уверенностью обернулась к столу и раскрыла перед собой чертеж. Офелия также повернулась и заодно поняла, что то была вовсе не незнакомая технология, а маленький механизм и довольно вытянутый. Она наклонила голову и осознала, что видела этот чертеж раньше, в архиве крестного. – Вы связались с Архивариусом? – поинтересовалась она. Гаэль схватила один из пальцев и стала вертеть маленькую шестеренку, не заботясь о ее сохранности. Офелия улыбнулась ее безмолвному ответу, что дал ей понять о многочисленных связях крестного: старый дед способен достать ее и из-под земли, если потребуется. Она прижалась бедром к столешнице и приготовилась начать серьезный разговор, что имел вероятность пролить свет на искомую правду. – Гаэль, я пришла к вам поговорить насчет того, что волнует всех приближенных к истории с Другим, – начала Офелия, глубоко вздыхая. – Феномен Изнанки. Гаэль с долей уныния ухмыльнулась и швырнула металлический палец на стол. Только сейчас Офелия заметила на ее лице пару синяков, свидетельствующих о травме во время работы, да потертости на коже рук, как в самую первую их встречу. – Мы знаем о нем не больше вас, – ответила Гаэль, принимаясь ходить из стороны в сторону. – Я не помню ничего, кроме момента на Вавилоне, когда я туда собственно и попала, и пяти минут в снежной пустыне Полюса. Остальное время заняло недолгое пребывание в больнице и работа здесь. Офелия видела в выражении ее лица горечь от неимения понятия о том, что происходило с ней все два безмолвных, пустых года, и слышала в ее голосе досаду с разочарованием: не такой она представляла свое будущее после всего произошедшего. После длительных поисков Аркантерры с Арчибальдом, после тысяч загадок и тайн, после обвала Мемориала и бесконечных инверсий… Изнанка забрала все, что успела дать, и даже то, чего не давала вовсе… Офелию медленно обуздывал гнев и жажда восстановить справедливость. Никто не имел права отобрать у нее воспоминания! Ни у нее, ни у ее друзей! Изнанка и Другой сами заварили эту кашу, но Офелии предстояло ее расхлебать, за что она и ее близкие теперь расплачивались собственными провалами в памяти… – А вы… помните Ренара? – она ощутила, как ее голос дрожал от злости. Гаэль с отвращением фыркнула. – Кто ж его не знает… Разумеется, бывший слуга бабушки Арчибальда, нахальный, но огромный тип, что сейчас работает в секретариате, – хмуро глянула она на Офелию. – А тебе зачем? Офелия попыталась скрыть обиду, что вонзилась в тело сквозной раной, и лишь формально покачала головой. Она получила главный ответ на свой вопрос, что сформировал некую цепочку взаимосвязи всех вышедших из Изнанки: все связано с памятью, но каким образом Изнанка так точно способна определять нужные воспоминания и стирать их, осталось тайной. Офелию окутала потребность рассказать кому-то о своих догадках. Первым на ум пришел Торн, но для этого надо сначала вывести его на разговор об Изнанке в целом, что априори гарантирует его безграничное доверие к ней, с чем у Офелии в последнее время имелись большие проблемы. С Октавио разговор состоится однозначно, ибо он и некоторые другие вавилоняне занимаются вопросом Раскола и Соединения детально, но… То будет не совсем то, чего она давно ждет. С Торном беседы о мироздании протекали куда комфортнее, она могла часами сидеть, слушать, рассказывать, пока тело не скажет ей идти спать силой. В их разговорах было нечто родное, чего Офелии никто иной не мог дать, вот почему она так сильно и жаждала вернуть себе былые чувства энергии и жизни, что за все время практически исчезли. С Гаэль Офелия не была столь многословна, а потому вышла чуть ли не сразу же после того как зашла, и направилась в нужное ей место немедленно. – Вроде как он сегодня даже открыл для господина интенданта нижний ярус, – сказала ей невзначай Гаэль во время их разговора о Ренаре. – Не знаю, что там может быть, но я думаю бесспорно это тайны и проклятия. Офелию осведомили об обязанностях Ренара в секретариате и она знала, что право на открытие нижнего яруса имеют лишь весьма влиятельные люди, как Арчибальд, покойный барон Мельхиор, при желании могла заиметь право и Беренильда. Неудивительно, что и Торн как суперинтендант обладал такой возможностью, более того, она была ему действительно необходима. И Офелия направлялась именно в секретариат, надеясь застать там Торна, ибо к нему у нее еще остались дела. Тогда в интендантстве она засомневалась в том, что способна вернуть ему память, думала даже оставить Торна на Полюсе и вернуться домой, но вскоре откинула подобную мысль, ведь знала саму себя: она не сможет смириться с тем, что где-то на просторах мира Торн, сам того не понимая, оказался проклят Изнанкой. И все сомнения мигом отошли, на их место встала твердая уверенность, приправленная щепоткой беспокойства, как то было всегда. Пусть Торн и обманывался, мол, не нуждается в Офелии, она не могла примириться с его участью противного старика, которого все ненавидят. Торна никогда никто не ждал. Если он уйдет, погибнет или исчезнет, о нем никогда никто не вспомнит, не прольет скупую слезу, не прижмет к сердцу дорогую ему вещь. На его могиле никогда не будет написано: "Любимый муж, брат и отец". Его жизнь всегда казалась людям пеленой неизвестности, островом тайн, куда он никого не впускал. А Офелию впустил. Поэтому она остается единственной, кто будет его ждать, кто будет о нем помнить, даже когда он сам об этом забудет. Офелия и сама не заметила, как уже несколько минут бродила в межзеркальном пространстве, разыскивая нужную дверь. Спасибо всему сущему, оба заведения: лавка Гаэль и секретариат находились в Небограде, отчего Офелия не ощущала ни головной боли, ни температуры, ни давления – лишь любопытную легкость в груди как при взлете дирижабля. Миновав пару зеркал, она наткнулась на то, где прошла в архив секретариата и нырнула в него, взрыхляя посеребренную поверхность. Она вынырнула из зеркала и встала на ковровое покрытие уже знакомого гигантского архива с десятками тысяч документов и протоколов, что обрамлялся дневным светом из окон, поражающих своими размерами. Офелия сделала пару шагов к широкой лестнице, но ее мозг отказывался воспринимать такие большие габариты у окон, да и в принципе у зданий. Мемориал не был столь велик, как архив секретариата. Офелия заметила изменение ландшафта внизу и вытянула шею в попытке посмотреть получше, что же произошло. Увиденное ее изумило, но не удивило: между стеллажами с документами с Весперала и Аль-Андалузии образовалась узкая лестница вниз, под пол. Офелия опасливо обернулась вокруг, убеждаясь, что никого поблизости нет, и подошла к спуску на нижний ярус. Уже перед углублением она заметила прижавшегося спиной к стене Ренара, томящегося от скуки. Услышав Офелию, он улыбнулся и с удивлением принялся разглядывать. – Малыш, что ты здесь делаешь? – спросил он. – Неужто новое задание? Офелия покачала головой. – Нет, я тут по собственной инициативе, – она кивнула на ступеньки. – Слышала, как нижний ярус открывается… Ренар тут же покачал головой, цокая языком. Она замолчала и посмотрела на него, хмуря брови. – Нет, туда я тебя не в силах пустить. И даже не умоляй! – Ренар заметил в выражении лица Офелии крайнее непонимание и вздохнул. – Это не в моей компетенции, – прошептал он, приставляя ладонь к щеке. Офелия уныло глянула на спуск и с небывалым спокойствием перевела взгляд на Ренара. – Скажите администрации, что я ассистентка господина интенданта. Никто не посмеет перечить суперинтенданту, а потому бояться вам нечего. Возможно, сказанное Офелией было довольно опрометчивым и излишне самонадеянным, но у нее не имелось много времени, чтобы придумать отмазку понадежнее. Тем не менее, Ренар поверил и встал в свою прежнюю позу, прижавшись к стене. Офелия мигом поняла, что он делает вид, будто бы никогда с ней не разговаривал и вообще ее не видел, а потому шустро спустилась вниз по ступенькам. Коридор имел вид темного тоннеля, уходящего вниз довольно далеко. Офелия спускалась осторожно, стараясь не скрипеть старыми досками. В ушах звенело от тишины, глаза не различали ни единого силуэта или блеска в непробиваемой темноте, идти приходилось с ориентировкой на алгоритм и интуицию. Если говорить честно, Офелия порядком боялась реакции Торна на ее приход и в плане физического вреда, и в плане неприятного разговора. Только если первое можно было предотвратить, второе походило на лотерею без единой льготы или жульничества, когда у Офелии имелась мизерная вероятность получить желаемый результат. Но она не сдастся. Офелия ступила на пол, замечая желтый свет за поворотом. Звуки все еще не были доступны, кроме тихого скрипа от ее шагов, и она опасливо пошла дальше по коридору. Офелии никогда не доставляли удовольствия прогулки по темным улицам и таинственным подземельям без единого света и звука, а потому и это ее отнюдь не порадовало. Только она зашла за угол, перед ней предстала круглая комната, напоминающая библиотеку. Офелия вышла на втором ярусе помещения с тысячей и одним ящиком с документами, оценивая цокольный этаж под собой. Посредине стоял большой круглый стол с мозаикой по центру, а вокруг рассредоточились все те же шкафы, но с более старыми письменами, краем глаза Офелии даже удалось понять их примерный возраст, ибо бумага была пожелтевшая и сухая, разваливающаяся от одного лишь прикосновения пальцев. Внезапно ей стало жаль, что она не была способна прочитать хоть один свиток и документ, что отныне история всех предметов будет тайной, видимой лишь другим чтецам. Она угрюмо вздохнула. В эту же секунду к ее взору припал Торн. Офелия нахмурилась и с внезапным удивлением сопроводила его взглядом до самого стола. Он не знал о ее присутствии, и она не спешила давать о себе знать, разглядывая его снизу вверх. Вмиг все слова извинения встали комом в горле, ладошки погарячели от незнания, что же ей делать и сказать. Способность разговаривать у нее как украли, а ноги буквально приросли к древним доскам, на которых она стояла. Очки меняли цвет от одного к другому, наглядно показывая спектр эмоций, охвативших Офелию. Ей хотелось подойти и начать формальный диалог, хотелось подскочить и сказать все сразу, чтобы они вместе смогли продолжить разгадывать тайну Изнанки, и она не могла определиться с выбором. Вся ее сдержанность исчезла как будто ее и не было вовсе. От нервов она бесшумно положила руки в карманы и вновь наткнулась на игральные кости. Глаза Офелии расширились, она повернулась к Торну и застыла, принимая решение. Сейчас ее мало волновала конспирология Торна, мысли о заговоре против него: она чувствовала острую необходимость вернуть ему то, что ей никогда не принадлежало. Офелия все же решилась сдвинуться с места и пошла к лестнице, отмечая ее позолоту и относительную новизну. Только застучали ее каблуки по металлическим ступенькам, как Торн выпрямился во весь рост, чтобы посмотреть на пришедшего. Вероятно, он рассчитывал на Ренара, поэтому стоило Офелии подойти к столу, как она наткнулась на вечно чопорный взгляд, полный недовольства оттого, что его прервали. В иной раз она бы отшатнулась, но на сей была готова к строгому выражению лица, несмотря на то, что Торн смягчил взгляд после опознания гостьи. – Не думал, что это вы заявитесь, – сказал он, возвращаясь к делу. Услышав обыденный тон, Офелия почувствовала облегчение, и плечи ее расслабленно опустились. Она подошла чуть ближе и глянула на документы, что сортировал Торн. Ни один из них не относился ни к съезду, ни к конкурсу, а пару из них он, заметив любопытство Офелии, даже прикрыл другими. Он что-то скрывал. Офелия незаметно приподняла одну бровь в немом вопросе, изучая взглядом остальные, видимые ей документы. История Полюса, физика, метафизика, черная материя – Торн искал что-то не по просьбе Фарука или Арчибальда, то было нечто… личное, но он позволял Офелии наблюдать. Значило ли это, что он начал ей доверять? Она не знала точного ответа, но все равно подошла чуть ближе, стараясь оставаться в поле зрения Торна. Положила локти на стол, что в реалии был ей по уровень талии, и принялась следить за длинными пальцами Торна, методично перекладывавшими бумаги из одной стопки в другую. – Что вы хотите найти? – спросила Офелия.– Фарук вас уже не за интенданта-инспектора, а за интенданта-инспектора-физика держит? Торн мельком взглянул на нее с раздражением из-за неподобающей шутки, но все же достал с начала стопки одну из бумаг и протянул ей. Офелия подвинула листок к себе и пробежалась по подчеркнутым пунктам. – Это не связано с моей работой, но вы уходить без ответа явно не собираетесь, поэтому… – Торн смущенно откашлялся. Фраза была не закончена, но суть дошла до Офелии и нужды договаривать не было. – Разговор Фарука и Бога… – произнесла она и подперла рукой подбородок, ибо на границах сознания произошли мыслительные процессы, а мозг тут же выдал ответ: – Фарук воочию застал Раскол, слышать этот разговор мог лишь он и, собственно, Бог. – Именно, – согласился Торн. – Фарук никогда бы не занялся документацией, ему это не нужно. Офелия подняла взгляд на Торна, окончательно вспомнив события перед бракосочетанием. – Значит, это сделал кто-то, кто услышал диалог после него, – продолжила она, следя за тем, как Торн все меньше и меньше понимает, к чему она клонит. – Фарук в деталях не расскажет, поэтому никто иной не мог задокументировать диалог, кроме чтецов с Анимы. Офелии на секунду показалось, будто бы брови Торна поползли вверх, создавая рельеф на лбу, но она не подала виду. Разговор сейчас имел большую значимость, как для нее, так и для него. – У Книги Фарука сзади имелась металлическая деталь, что и содержала этот диалог. Ее и читали все, кому выпадала такая возможность, – продолжала Офелия. – В том числе и я, – сомневаясь, прошептала она. – Вы чтица? – поразился Торн, остановив свою деятельность. Офелия ощутила на себе его острый взгляд и замолчала, позволяя ему осмотреть ее с ног до головы, вдоль и поперек, пока математический ум формировал нужный вопрос. – И как давно без способностей? Офелия со скепсисом посмотрела на руки, что легли поверх листа. – Два года, – ответила она. Слов от Торна не последовало, вновь зашелестели бумаги. Из-за молчания и недосказанностей Офелия ощутила неловкость и сильное желание вылезти из тела, будто бы нахождение в нем щекотало кожу изнутри. Извинения никогда не были ее сильной стороной, каждое признание вины давалось сложнее запутанного расследования, так еще и во время извинений тело выставляло ее в самом конфузном свете, какой только существовал. Офелия пристыженно отвела взгляд от документов к безынтересному краю стола, собираясь с мыслями. Ее голосу нужна мягкость, а не дрожь, словам – лаконичность, движениям – размеренность, но идеальный план разговора прозвучал лишь у нее в голове. – В интендантстве я сказала весьма неприятные и бестактные вещи, – начала Офелия, прочистив горло. – Мне не стоило оценивать ваш образ жизни столь строго и непреклонно, да и лезть туда в принципе, – вздохнула она, чувствуя предательскую дрожь, которую так старательно избегала. – В общем… я не должна была говорить об этом, но по-другому показать, что я не преследую цели подставить вас, не нашла. Стало тихо. Бумаги не шелестели. Торн с удивлением уставился на нее. Ему нечасто удавалось слышать в свою сторону искренние признания, да и вообще, он не мог вспомнить ни одного. В голову выстрелила мысль, что все его задачи на нижнем ярусе секретариата можно отложить на несколько минут ради их разговора, он ощущал потребность в том, чтобы услышать из ее уст эти слова, не в силах понять, почему же только Офелия вызывала у него желание отменить все свои планы. – Я… – неуверенно продолжала она. – За это я прошу у вас прощения. Офелия заметила, как в глазах Торна произошли небольшие взрывы, будто бы она сказала что-то, что он уже слышал. Торн, безвольно приоткрыв рот, глядел куда-то в сторону и обрабатывал сказанные Офелией слова, пока та тщетно пыталась вспомнить, что же такого шокирующего выдал ее рот. Ситуацию, и без того чересчур странную, нужно было исправить. Офелия вытянула шею в сторону с намерением поймать взгляд Торна, что у нее получилось. Прежняя, присущая ему мягкость взгляда осталась, но теперь тот наполнился небывалым подозрением. Торн смотрел на Офелию так, как будто бы она была искомым сокровищем, кладом, неотмеченным на карте. Она постаралась не обращать на это внимания, растерянная столь яркой переменой настроения, и сунула руку в карман, нащупывая игральные кости. Торн и Офелия непрерывно смотрели друг другу в глаза, Офелия замечала, как ей становилось жутко неуютно от пронзительного взгляда, возникало желание вжаться в собственное пальто и не высовываться. Позади Торна стена будто стала ближе, а потолок – ниже. Но виду она старалась не подавать. Хотя что там: красного цвета очки выдали ее с потрохами. Офелия старательно делала вид, что ее это не беспокоило, и достала руку из кармана с двумя игральными костяшками в ладошке. Прочитать их уже не являлось реальным, все воспоминания, связанные с детством Торна, остались лишь в его памяти да в памяти Офелии, от которых на душе кошки скребли. Торн перевел стальной взгляд на кости, уже не в состоянии удивляться. Офелия знала о Книге Фарука слишком много для уроженки с Анимы, была чтицей большую часть своей жизни, да и, как оказалось, ничего Торн о ней толком не знал. Игральные кости, оставшиеся у него с детства, оказались в его ладони моментально, цвет дерева по сравнению со снежно-белой кожей Торна казался удивительно темным, пусть и был также белым. Торн глядел на кости как на нечто обычное, не имеющее особого значения, будто бы Офелия передала ему не кладезь детских воспоминаний, а простую автоматическую ручку. Офелия нахмурилась, ничего не понимая, и как только наткнулась на выражение лица Торна, олицетворяющее усталость от шокирующих новостей и буквально кричащее вопросом: "Интересно, а что будет дальше?", все же решилась закончить прерывистый разговор: – Кроме вас ведь никто не знает об этом, так? Торн сжал руку в кулак, перебирая кости пальцами, будто бы проверяя на подлинность. Сосуды на тыльной стороне ладони набухли от напряжения, и ей показалось, Торн прямо сейчас потеряет над собой контроль, но вместо этого он убрал кости в карман мундира и выдохнул через нос. – Полагаю, вы? – допытывался он, плотно сжимая зубы. Офелия подняла брови, соглашаясь. – И вы знаете, что никто мне о них сказать не мог, кроме вас, так? – спросила она, намекая Торну как только можно. – На самом деле Изнанка это механизм куда сложнее, чем вам кажется, и его я хочу разгадать не меньше вас, а потому не вижу смысла нам с вами действовать порознь, – Офелия отвела от себя бумаги. – Однако если вы хотите работать со мной вместе, я не потерплю малейшего неверия, уж тем более на Полюсе – рассаднике сплетен. Она прочистила горло, немного стыдясь своего самоуверенного тона, словно рассчитывала на беспрекословное согласие Торна. Однако слова были сказаны, суть их предельно ясна, и Офелия имела основания полагать, что Торн согласиться действовать сообща, ибо его тяге знать и контролировать все происходящее в мире мало кто мог противостоять. – Я уже дал согласие, – сказал он, посмотрел на бумаги на столе и одним махом руки собрал все в одну ровную стопку. – Да и вы вряд ли останетесь довольны неугодным вам ответом. Зная вас… Торн схватил стопку и постучал ею о стол три раза, ровняя листы, как до него внезапно дошел смысл сказанных им слов. Он остановился, застыв столбом, и стал прокручивать в голове последнюю фразу снова и снова. Зная вас. Офелия была удивлена не меньше Торна, уставившись на него в полнейшем недоумении. В глубине души у нее постепенно зарождалась надежда и медленно окутывала все тело вплоть до несуществующих кончиков пальцев. Что бы Изнанка с ним ни сделала, Торн запомнит сказанное. Друг на друга они смотрели, не зная, как реагировать, пока все за них не решили обстоятельства… Нижний ярус архива сотряс стремительный спуск увесистого тела по шатким ступенькам, Офелия подпрыгнула от неожиданности такому звуку, а Торн со скоростью молнии обернулся к лестнице, понимая, что не все имеющие доступ к ярусу доброжелательны к ним с Офелией и их намерениям. Офелия заметила высокий силуэт в коридоре, а в следующую секунду на втором этаже оказался Гектор. Она распахнула глаза и рот, не в силах сказать ни слова и только наблюдая, как брат радостно пляшет на мостике. Мало того, что его впустил Ренар, так еще и был загадкой его путь из как-никак замка Беренильды в секретариат Небограда. – Ты не поверишь! – говорил Гектор. Очки Офелии оказались яркого желтого цвета, показывая ее сильнейшее смятение и шок, но она все же решила взять себя в руки и скачущим голосом спросила: – Что ты тут делаешь?! Торн молча наблюдал за сценкой, переводя глуповатый взгляд то на Офелию, то на Гектора, но вмешиваться не решался. Гектор улыбался во весь рот, готовый запрыгать вновь, но успел вовремя оценить прочность досок, а потому широко развел руками и прокричал: – Я тоже проходящий сквозь зеркала!